- •Театр Петровского времени (типы театров, репертуар).
- •Ода м.В. Ломоносова. Место оды в системе жанров классицизма. Анализ оды «На взятие Хотина».
- •XVIII в. Известны следующие разновидности оды: победно-патриотическая,
- •Филологические труды м.В. Ломоносова. Их значение в развитии русской филологии.
- •1 «Риторика»). В первой части, носившей название «Изобретение», ставился
- •А.П. Сумароков. Личность. Общественно-политические взгляды. Литературно-эстетическая позиция. Эпистола «о стихотворстве».
- •XVII-XVIII вв. — Корнеля, Расина, Вольтера. Но при всем том в трагедиях
- •II. Не посягая на политические устои монархического государства, Сумароков
- •XVIII века. Неизменный герой сумароковских трагедий — правитель, поддавшийся
- •Комедии а.П. Сумарокова. Общая характеристика.
- •Поэзия а.П. Сумарокова. Жанры. Особенности поэтического стиля. Песни Сумарокова.
- •Притчи а.П. Сумарокова. Становление русской поэтической басни.
- •Комедия «Бригадир» д.И. Фонвизина как комедия нравов.
- •Философская поэзия Державина. Анализ оды «На смерть князя Мещерского».
- •Духовная поэзия Державина. Анализ оды «Бог».
- •XVIII в. Его представители в живописи, скульптуре, поэзии любили обращаться к
- •XVIII в. Как и в других литературных направлениях, общность творческого
- •XVII в. Перед нами типичная утопия дворянского просветителя конца XVIII в.,
- •Историческая повесть н.М. Карамзина «Марфа-посадница». Идеи, образы, стиль.
- •1789», В сущности, повторяет тему стихотворения «Осень», созданного в то же
- •Предромантические тенденции в прозе Карамзина («Остров Борнгольм», «Сиерра- Морена»).
- •Пути развития русской художественной прозы
- •Журнал одного автора «Почта духов». Сюжет и композиция
- •Пародийные жанры «ложного панегирика» и «восточной повести»
- •Шутотрагедия «Подщипа»: литературная пародия и политический памфлет
- •Духовная и анакреонтическая ода как лирические жанры
- •Поэтика торжественной оды как ораторского жанра. Понятие одического канона
- •Проблема автора и героя
- •Особенности композиции и сюжетосложения
- •Нормативные акты русского классицизма. Реформа стихосложения в. К. Тредиаковского — м. В. Ломоносова
Проблема автора и героя
Как это водится в жанре записок о путешествии, радищевское «Путешествие из Петербурга в Москву» написано от первого лица. Таким образом, кроме автора — писателя Радищева в его книге есть еще и автор-повествователь, его субъект, личность которого принципиально важна в плане ее соотношения с личностью автора, поскольку форма повествования от первого лица является одним из излюбленных литературных приемов видимого отождествления автора-писателя с автором-повествователем.
И радищевское «Путешествие» отнюдь не является исключением в этом смысле. Долгое время литературоведы уверенно отождествляли личность субъекта повествования с личностью Радищева. Мысль о том, что субъектом повествования в «Путешествии» является не автор-Радищев, а его литературный герой, вымышленный персонаж, впервые высказал Г. П. Макогоненко [10], убедительно мотивировав свою точку зрения анализом чисто фактических несовпадений в биографиях Радищева и путешественника, а также совершенно справедливым указанием на то, что в главе «Тверь» описана встреча путешественника с «новомодным стихотворцем», автором оды «Вольность», то есть именно с Радищевым.
В настоящее время тезис о несовпадении личностей автора и повествователя «Путешествия» можно считать общепринятым [11]. Однако вопрос о степени идеологической и нравственной близости автора и героя до сих пор остается открытым, поэтому представляется необходимым четкое разграничение двух планов повествования радищевской книги: плана автора и плана героя. Тем более это уместно потому, что сам текст «Путешествия» дает для подобной дифференциации совершенно объективные основания, поскольку от имени самого писателя («новомодного стихотворца», автора оды «Вольность») в него введены два его произведения: ода «Вольность» и «Слово о Ломоносове». Таким образом, автор в качестве персонажа «Путешествия» приравнен к безымянным «искреннему другу» путешественника, автору «Проекта в будущем» («Хотилов», «Выдропуск») и «порицателю цензуры», автору «Краткого повествования о происхождении цензуры» («Торжок»).
Весь остальной текст «Путешествия из Петербурга в Москву» не исключая и речи встреченных путешественником лиц, следует относить к сфере сознания и повествования самого героя, поскольку даже чужое слово — рассказ его приятеля Ч. о происшествии на Финском заливе («Чудово»), рассказ Крестьянкина о бунте в крепостной деревне жестокого асессора («Зайцово») и воспитательная речь крестицкого дворянина к своим детям («Крестьцы») — передана словом путешественника в его характерной повествовательной манере. Все эти включения устной речи других людей в ткань повествования, принадлежащего путешественнику, представляют собой типичный образец «чужого слова», адаптированного повествовательной манерой единого рассказчика.
Исключительное положение категории героя-повествователя, как централизующего начала всей книги, заставляет обратить пристальное внимание на его личность: как правило, личностные свойства персонажа, которому автор доверяет повествование, вплотную обусловлены основным авторским замыслом. И здесь принципиальное значение приобретает еще одна фраза радищевского посвящения: «возможно всякому соучастником быть во благодействии себе подобных» (27). В этой связи нельзя не обратить внимания на то, что радищевский герой обладает намеренно стертой индивидуальностью. У него нет имени, основного знака индивидуального облика; неизвестна цель его путешествия из Петербурга в Москву; в «Путешествии» отсутствует так называемая «экспозиция героя» — информация о его внешности, социальном происхождении, круге знакомств и чтения, семейном положении, этапах жизни, которые он уже прошел к моменту начала повествования, наконец, предварительный очерк характера и прочие аналогичные сведения.
Кое-что из этого набора признаков индивидуальной личности постепенно выясняется по ходу повествования Так, в главе «Любани» конкретизируется социальный статус путешественника: служащий беспоместный дворянин, не имеющий крепостных; в цикле глав «Крестьцы» — «Яжелбицы» — «Валдай» внимательный читатель обнаружит сведения о возрасте и семейном положении путешественника — зрелых лет вдовец, имеющий детей, старшему из которых вскоре предстоит вступление в государственную службу. Здесь же находятся глухие намеки на бурную и не совсем нравственную жизнь, которую путешественник вел в молодости. Что же касается внутреннего мира путешественника, то он разнообразно и широко раскрывается в его наблюдениях, эмоциональных реакциях и мыслях в этом отношении можно отметить широкую разностороннюю образованность и начитанность, наблюдательность, общительность, проницательный аналитический ум и т д.
Но все же этих сведений о личности путешественника и свойствах его характера недостаточно для того, чтобы его образ и облик обрели в сознании читателя ярко выраженную индивидуальность. Все, что читатель узнает о путешественнике по ходу повествования, имеет смысл скорее некоей общечеловеческой комбинации интеллектуальных и нравственных свойств, единства «сердца и разума» в обобщенно-абстрактном плане. На фоне эволюции предшествующей радищевской художественно-публицистической прозы, конкретизирующейся от абстрактно-понятийного мирообраза к биографической и автобиографической индивидуальности личности, стертая индивидуальность путешественника выглядела бы странно и неожиданно, если бы не цитированная фраза посвящения. «Всякому возможно» то, что произошло с писателем и происходит на страницах «Путешествия» с его героем. И Радищев, обращаясь к своему читателю — то есть, к любому человеку, который возьмет в руки его книгу, — делает это через посредника, максимально облегчающего контакт индивидуальности читателя с автором своей общечеловеческой усредненностью. Путешественник и его личность — это точка, в которой легче всего могут пересечься индивидуальность читателя и индивидуальность автора. За вычетом своих единичных свойств автор-Радищев, путешественник-повествователь и читатель в равной мере являются «всяким», любым человеком, вооруженным для познания реальности одними и теми же инструментами — глазами и ушами, сердцем и разумом.
Безусловно, подобный тип контакта между автором, героем и читателем Радищев выстраивает с определенной целью. Возможность подстановки читателя на позицию героя важна ему именно для оптимального восприятия смыслов книги. И это вплотную подводит нас к таким уровням поэтики «Путешествия», как сюжетосложение и композиция, своеобразие которых также обусловлено центральностью категории героя-повествователя в системе художественной образности «Путешествия».