Литературная критика журнала «Современник» в 1863-1866 годах

Последние годы издания «Современника» после возобновления с января 1863 года и до окончательного запрещения в мае 1866 года представляют собой особый период его истории, трудный и в какой-то мере кризисный. Потерявший таких сотрудников, как Добролюбов и Чернышевский, преследуемый властями «Современник» уже не смог вновь подняться до того авторитетного уровня, на котором он находился в конце 1850х годов. Этот факт, а также начавшийся в связи с польским восстанием разгул редакции привели к постепенной утрате популярности журнала, к значительному сокращению его тиража. Публикации «Современника» последнего периода показательны для понимания некоторых закономерностей в развитии русской литературной критики середины и второй половины 19 века. Литературную позицию журнала последних лет его существования определяли, кроме Салтыкова-Щедрина и Антоновича, Пыпин и в какой-то степени Елисеев и Головачев. Поскольку литературно-критические принципы Салтыкова–Щедрина изучены основательно, коснёмся их лишь в той мере, в какой это будет необходимо для выяснения общей позиции журнала.

Отдел критики с публицистики в «Современнике»²⁹ занимал значительное место, как правило, около половины общего листажа в каждом номере. Это было показателем того, какое внимание редакция журнала уделяла непосредственному анализу повседневной жизни, пропаганде передовых идей и характеристики литературного процесса. По опубликованным в журнале материалам довольно трудно судить о положительной литературной программе последних лет существования «Современника», потому что в статьях, критических обзорах часто преобладали негативные оценки тех или иных литературных явлений. Это объясняется, по-видимому, тем, что сама литература давала мало возможностей для положительной ее оценки, часто не отвечала требованиям, предъявляемым ей со стороны демократической критики. Поэтому оценивать критическую позицию журнала приходиться преимущественно по принципу «от противного», выясняя, что именно и почему не устраивает критика в том или ином литературном явлении.

Одним из ведущих критиков возобновленного в 1863 году «Современника» оставался М.А. Антонович. Уже в первом номере была опубликована его большая статья «Литературный кризис», имевшая характер программы и в какой-то мере показательная для литературно-критической позиции журнала. Под «Литературным кризисом» Антонович подразумевал идейное размежевание среди прежних «прогрессистов», объясняющееся историческими условиями, когда вместо прежних прекраснодушных фраз потребовались дела. Показателем этого кризиса критик считал распространившиеся с легкой руки Тургенева нападки на нигилизм – явление, охарактеризованное Антоновичем как «скептицизм или критицизм». У антинигилистов нет единства, нет положительной программы, утверждает критик, а раскол, образовавшийся в литературе, явился, по его мнению, «следствием или выражением развития»³⁰ и свидетельствует об укреплении положительных начал в жизни и в литературе. Таким образом, вывод Антоновича относительно историко-литературного процесса оптимистичен. В этом проявилась общая тенденция редакции «Современника» поддерживать у читателей веру в неотвратимость прогресса, в жизненность общественно-литературной программы, выдвинутой идеологами революционной демократии. Основные полемические положения статьи «Литературный кризис» были подкреплены в других критических статьях и рецензиях, как самого Антоновича, так и сотрудников журнала, прежде всего Салтыкова-Щедрина, которому принадлежала значительная часть рецензий, опубликованных в первых номерах возобновленного «Современника».

Рецензии Щедрина, как правило, тоже публицистичны, имеют острую полемическую направленность против литературных противников, подчас довольно резкую. Вот, например, его выпад в адрес Базарова: Тургенев «писал свою повесть на тему о том, как некоторый хвастунишка и болтунишка, да вдобавок еще и проходимец, вздумал приударить за важною барыней, и что из этого произошло…»³¹. Как отмечает современный исследователь, в щедринской критике «последовательность и радикальная бескомпромиссность суждений нередко приводила к чрезмерной нормативности общих выводов и приговоров…»³².

Полемичность, идейная острота, как отличительный признак критической позиции, характерна и для других рецензентов журнала: Елисеева, Головачева, Слепцова и даже Пыпина, общественно-литературная программа которого обычно представляется более умеренной. Роль А.Н. Пыпина в «Современнике» до сих пор остается недостаточно выясненной и оцененной. В исследовательских работах, посвященных ему, речь идет преимущественно о научных заслугах ученого, относящихся, как правило, к более позднему времени. Между тем, в последние годы существования «Современника» Пыпин был не только ведущим сотрудником, но и одним из руководителей журнала. Об этом можно судить как по формальным признакам³³, так и по уровню и направленности его рецензий и статей, опубликованных в этот период в «Современнике».

Большая часть статей и рецензий Пыпина касается научных работ по истории и филологии, но они не лишены общественно-публицистического элемента. Он пытался по-своему поддержать традиции Чернышевского и Добролюбова в оценке историко-литературного процесса, в частности полемизирует с Галаховым, Буслаевым³⁴ в понимании народности литературы, в осмыслении сатиры 18 века³⁵. Пыпин открыто порицает объективизм и кажущуюся беспристрастность либеральной науки, а в современной художественной литературе выше всего ценит общественно-этнографическое направление, представленное творчеством писателей демократов (С. Максимовым, Н. Успенским, В. Слепцовым, Н. Помяловским и др.).

Одна из принципиальных статей Пыпина – рецензия на сочинения Помяловского, в которой в духе Чернышевского говорится о постановке народной темы в литературе дворянской и демократической. Достоинство Помяловского критик видит в том, что писатель « становится на новую дорогу», далек от прежней литературной школы 40-50х годов, опиравшейся на отвлеченные идеи. Современная литература добивается успеха, по мнению Пыпина, постольку, поскольку она опирается на науку, причем не прежнюю, трансцендентную: «это была прямая противоположность ее, наука положительная, верившая только фактам и наблюдениям, цифре и строгому выводу, исследовавшая не фантастические отвлеченности, а действительную природу и общественную жизнь»³⁶. Мы видим, что Пыпин проявляет явную склонность к позитивизму, ставшему впоследствии философской основой его научного метода. Впрочем, позитивизму в это время отдавали дань уважения практически все прогрессивные мыслители и общественные деятели в России, включая Герцена, Чернышевского и Писарева, видевших в позитивизме силу, противостоявшую религиозно-идеалистическому миросозерцанию. В той же рецензии на книгу Помяловского Пыпин пишет: «В литературе бывают эпохи, когда ближайшая общественная идея приобретает особую важность, - таково и нынешнее положение нашей литературы»³⁷. В целом в творчестве Помяловского критик ценит суровую простоту и правду, не опускающуюся до натурализма, нравственную самостоятельность и свободу.

В одной из последних критических статей, опубликованных в «Современнике» - «Литература переводов» - Пыпин продолжал развивать мысли о необходимости дальнейшей демократизации литературы, о значительных успехах народной темы в освещении молодых писателей-шестидесятников и, в то же время, об использовании в литературном творчестве новейших достижений науки, главным образом западной.³⁸ Идея неотвратимости прогресса в русской литературе на примере 1840-60х годов обосновывается Пыпиным развитием общественной мысли в России. Тем самым критик утверждает очень важный для понимания литературного процесса принцип историзма.

В «Современнике» интересующего нас периода по отношению к творчеству писателей-демократов высказывались мысли, близкие щедринским. За несколько месяцев до публикации статьи Пыпина о Помяловском, в том же 1864 году, игравший тогда значительную роль в редакции журнала А.Ф. Головачев поместил статью «Рассказы Н.В. Успенского». Она известна тем, что в ней как будто переоценивались идеи Чернышевского о народной теме в литературе, в частности о творчестве Н. Успеского, поскольку этот писатель объявлялся несостоятельным, лишенным каких-либо позитивных начал в изображении народной жизни. В целом идею Чернышевского о трансформации народной темы в литературе Головачев полностью поддерживает, его переоценка касается лишь творчества самого Успенского, не оправдавшего надежд, которые на него возлагала прогрессивная литература.

Вообще вопрос о следовании традициям и заветам Чернышевского Добролюбова новой редакцией «Современника» остается одним из самых сложных и важных при характеристике литературной позиции журнала в 1863-1866 годах. С одной стороны, в полемике с другими журналами, в частности с «Русским словом» и «Эпохой», Антонов и другие сотрудники «Современника» стремились показать верность этим традициям, защищали их от критических выпадов своих оппонентов. В то же время в ряде статей и рецензий «Современника» проявлялись если не прямые, то скрытые попытки пересмотреть или, во всяком случае, уточнить некоторые положения революционно-демократической эстетики и критики. Даже самый, казалось бы, верный последователь Чернышевского и Добролюбова – Антонович, которого иногда называют эх эпигоном, в полемике с Писаревым и Зайцевым подчас оказывался вынужденным в чем-то им уступать. Так, Антонович, полемизируя с Писаревым в сатьях «промахи» и «Лжереалисты» по поводу характеров Базарова и Катерины, несколько сместил акценты в объяснении сути конфликта Катерины с «темным царством». По мнению современного исследователя, Антонович доводит антропологически абстрактный взгляд Добролюбова на «естественные стремления здоровой натуры» простого человека до своеобразного панегирика первозданной «неиспорченности» этого самого «простого человека», до панегирика интеллектуальной косности, «темноте» - до ……антиинтеллектуализма»³⁹. Антонович, окончательно ликвидировав всякие границы между критикой и публицистикой, по существу отказался от анализа литературных произведений как таковых. В постоянной полемике с подлинными и мнимыми противниками он утратил многие достоинства «реальной» критики Чернышевского и Добролюбова, свел литературную критику к позитивистскому комментированию общесственной позиции писателя.

Неспособность к творческому развитию основных положений революционно-демократической эстетики и критики в той или иной мере была свойственна и другим критикам «Современника» в последние годы его издания. В какой-то мере это относится и Салтыкову-Щедрину, в особенности к его оценкам творчества поэтов, враждебных гражданскому направлению, но более всего грешили упрощенным, недиалектическим подходом к анализу литературных явлений Головачев и Елисеев.

Своеобразным завещанием «Современника» демократической литературе стала последняя критическая статья, опубликованная в журнале, - анонимная рецензия на «Степные очерки» А. Левитова. Подобно тому, как ранее Чернышевский в статье «Не начало ли перемены?» указывал на излишнюю сентиментальность в изображении народа дворянскими писателями, автор этой рецензии предостерегает от слащавого сентиментализма, начавшего проникать и в демократическую литературу, в частности в творчество Левитова, и ратует за трезвый и глубокий подход к народной теме.⁴⁰ Именно борьба за глубокую демократизацию литературы составила основу литературно-критической концепции «современника» последних его лет. Идея народности объединяла всех сотрудников журнала, при наличии некоторых расхождений в понимании сути самой народной темы в литературе, и демонстрировала стремление редакции «Современника» сохранить верность принципам Чернышевского и Добролюбова. Однако метод литературной критики в журнале, в которой стало преобладать публицистической начало или стремление к научному анализу, свидетельствовал о неспособности большинства сотрудников «Современника» творчески развивать завещанное их учителями.

Новая редакция журнала по-своему приспосабливалась к потребностям времени, времени более острого идейного размежевания, требовавшего большей категоричности в критических суждениях. В целом литературно-критическая позиция «Современника» в 1863-1866 годах представляется по ряду факторов, и прежде всего по характеристике народной темы в русской литературе и отношению к дворянской литературе, переходной от революционно-демократической критике 60х годов к народнической 70х. Такой вывод напрашивается , например, уже при беглом сопоставлении некоторых критических высказываний Головачева или Елисеева с оценками дворянской и демократической литературы, которые были даны несколько позже Шелгуновым, Ткачевым, Скабичевским и другими «семидесятниками».