Планы сторон на дальнейшее ведение войны.

Коренным образом изменившаяся обстановка вынуждала поли­тическое и военное руководство фашистской Германии и милитари­стской Японии пересмотреть планы ведения войны.

Германия по оценке начальника штаба ОКВ В. Кеителя, после поражения в 1943 г. не могла вести наступательных операций боль­шого масштаба на Востоке и должна была перейти к обороне, чтобы выиграть время для восполнения потерь. Сознавая, что на Востоке обстановка по-прежнему крайне напряжённая, Верховное главноко­мандование вермахта не могло не принимать во внимание нарас­тав­шую опасность с Запада, а следовательно, и грозную для Герма­нии перспективу войны на два фронта. Как докладывал 25 октября 1943 г. на совещании у фюрера представитель министерства ино­странных дел, сведения о Московской конференции “позволяют предполагать, что Советский Союз, используя свои успехи на Ук­раине, а также го­товность страны и армии к решительному ведению войны, вынуж­дает англо-американцев уже сейчас, несмотря на не­благоприятную погоду, предпринять десантную операцию для соз­дания второго фронта на Западе. Последнее, очевидно, уступают этому нажиму, чтобы сохранить возможность участия в европейских делах”¹.

В сложившейся обстановке гитлеровцы стремились затянуть войну, выиграть время для того, чтобы восстановить силы и вызвать раскол в антифашистской коалиции.

Планы Японии на дальнейшее ведение войны были утверждены

30 сентября 1943 г. на императорской конференции. В решении кон­ференции об основных принципах ведения войны в будущем говори­лось, что в текущем и новом году Япония “должна сорвать наступа­тельные планы США и Англии, без промедления обеспечить страте­гическую готовность, срочно усилить военное могущество для ре­ши­тельной победы... и захватить инициативу в войне против Со­еди­нённых Штатов и Англии”. Суть нового стратегического курса со­стояла в том, чтобы создать “непосредственную сферу националь­ной обороны”, подготовить несокрушимые в стратегическом отно­шении позиции, направить все силы страны на пополнение военного потен­циала, улучшить вооружение и оснащение армии и флота, осо­бенно усилить боеспособность авиации, и организованно встретить амери­кано-английское контрнаступление. Ставка делалась на веде­ние за­тяжной войны.

Планы СССР, США и Англии на дальнейшее ведение войны но­сили наступательный характер. Военно-политические цели Совет­ского государства и его вооружённых сил заключались в том, чтобы завершить освобождение своей территории, освободить вместе с со­юзниками народы Европы, одержать окончательную победу над на­цистской Германией. “Война вступила в ту стадию, - говорил в док­ладе председатель Государственного Комитета Обороны И. В. Ста­лин 6 ноября 1943 г., - когда дело идёт о полном изгнании окку­пан­тов с советской земли и ликвидации “нового порядка в Европе”. Не­далеко время, когда мы завершим очищение от врага Украины и Бе­лоруссии, Ленинградской и Калининградской областей, освободим от немецких захватчиков народы Крыма, Литвы, Латвии, Эстонии, Молдавии и Карело-Финской республики”. Вместе с союзниками, указывал Сталин, нам нужно будет освободить от фашистских пора­ботителей народы Европы, оказать им содействие в воссоздании своих национальных государств, предоставить им полное право и свободу самим решать вопрос об их государственном устройстве².

Под влиянием побед Советских вооружённых сил и все возрас­тавшей освободительной борьбы народов Европы существенно из­менились стратегические установки США и Англии. От политики выжидания, действий малыми силами на второстепенных театрах правящие круги западных держав стали склоняться в сторону акти­визации действий на Европейском континенте. Видя, что Советская Армия, громя немецко-фашистские войска, успешно продвигается на запад, политические и военные руководители США и Англии начали понимать, что “Россия, - как отметил бывший генеральный директор английского исполнительного комитета по ведению политической войны Р. Локкарт, - имеет реальную возможность одержать победу

в войне без нас и вовсе без нашей помощи”. Встревоженные такой перспективой, они начали опасаться, как бы не опоздать с вторжени­ем на Европейский континент. В марте 1943 г. в Вашингтоне на со­вещании государственных деятелей США и министром иностранных дел Великобритании А. Иденом специальный помощник президента Г. Гопкинс выразил опасение: “...если только мы не будем действо­вать быстро и наверняка, может произойти одно из двух: либо Гер­мания станет коммунистической, либо там наступит полная анар­хия... фактически то же самое может произойти в любом европей­ском государстве... Дело, конечно, будет обстоять гораздо проще, если в момент краха Германии серьёзные силы английских и амери­канских войск будут находиться во Франции или в Германии, но мы должны разработать план на тот случай, если Германия падёт до того, как мы окажемся во Франции”.

Однако наряду с определившейся тенденцией “как бы не опо­здать” в политике правящих кругов западных держав сохранялась тенденция “как бы не поспешить”, наиболее чётко проявившаяся в затягивании открытия второго фронта. Ведь широкое развёртывание военных действий на Европейском континенте неизбежно должно было привести к отвлечению части германских сил с восточного фронта и, следовательно, к сохранению сил Советской Армии. А это противоречило стремлению американцев и англичан максимально ослабить не только Германию, но и СССР¹.

Планы дальнейшего ведения войны западными союзниками оп­ределялись решениями конференции глав правительства США и Англии в Квебеке в августе 1943 г. Общая стратегическая установка была сформулированна следующим образом: “В сотрудничестве с Россией и другими союзниками добиться в возможно кратчайший срок безоговорочной капитуляции европейских стран оси. Одновре­менно в сотрудничестве с заинтересованными дальневосточными государствами продолжать и расширять неослабное давление на Японию... После разгрома европейских стран оси в сотрудничестве с другими тихоокеанскими государствами и, если возможно, с Россией направить все ресурсы Соединённых Штатов и Великобритании для достижения в максимально кратчайший срок безоговорочной капи­туляции Японии”.

В Европе на конец 1943 и на 1944 г. союзники планировали продолжить воздушные бомбардировки с целью подрыва и дезорга­низации военно-экономической мощи Германии. Главным америка­но-англиским наступлением на суше считалась операция “Оверлорд” (вторжение в Северо-Западную Францию), начало которой было на­мечено на 1 мая 1944 г. После того как крупные союзные силы укрепятся во Франции, предполагалось нанести удар по Германии. Были предусмотрены наступательные действия на Апеннинском по­луострове и вторжение в Южную Францию².

Но всё же, не смотря на это, в конце 1943 г. у политического и военного руководства США и Англии не было единства взглядов на дальнейшее ведение войны в Европе.

Основные страны антигитлеровской коалиции, договорившись о главной цели - “ускорении конца войны”, не имели согласованных планов действий своих вооружённых сил для достижения этой цели. Успех же во многом зависел от того, насколько решительно и согла­сованно по месту и времени будут действовать все участники коали­ции, чего давно добивался Советский Союз. Военно-политическая обстановка заставила понять это и правящие круги США и Англии. К тому же с приближением конца войны важно было согласовать проблемы послевоенного устройства. Назрела необходимость встречи руководства трёх великих держав.

Поздней осенью 1942 г. образовалась система связи и консультации между союзниками, которой было суждено просуществовать до конца войны. В течение следующего года, когда руководителям государств коалиции пришлось совершать вояжи из Северной Африки в Москву, затем в Вашингтон, Квебек и Тегеран, низ лежащие административные звенья наделялись все новыми и новыми функциями. Усовершенствовались линии межсоюзнической связи, устранялись разрывы и небрежно соединенные узлы, которые порой вызывали замыкания, когда по ним неслись "горячие" сообщения между Лондоном, Москвой и Вашингтоном. Ярким примером могли бы служить недоразумения и непонимания на встрече Рузвельта и Черчилля в январе 1943 г. (кодовое название "Символ"), где шла речь о перенесении на более позднее время сроков открытия второго фронта, о конкретных обещаниях относительно возмещения Великобритании потерь от резкого сокращения импорта, а также к местах размещения десантных плавсредств¹. На этой встрече обозначились границы существующих возможностей для трехстороннего сотрудничества и стало очевидным, сколь узко — даже на двустороннем уровне — американцы и англичане оценивают потребности друг друга.

Преимущества и пределы такого сотрудничества со всей очевидностью проявились во время дискуссии Рузвельта и Черчилля, а также их советников в Касабланке, По удачному выражению Уоррена Кимболла. на встрече присутствовал "призрак" Сталина, отказавшегося участвовать в этих переговорах. Интригующий вопрос; привело ли бы его присутствие к выработке твердых и незыблемых обязательств вторгнуться в 1943 г. не на Сицилию, а в Северо-Западную Европу?²

Великобритания, во всяком случае, была представлена в нужном составе, полная решимости ограничить наземные боевые действия басенном Средиземного моря. Англичане буквально подавили плохо подготовленную и не имевшую крепкой поддержки американскую делегацию. "Мы пришли, выслушали и сдались", — признался один из американских участников. Когда остыл пыл, ОКНШ поставил в качестве первоочередной задачи ликвидацию угрозы со стороны германского подводного флота и обеспечение безопасной доставки грузов Советскому Союзу. Затем на повестку дня выдвигались следующие задачи: очи стить Северную Африку от войск держав "оси", высадить десант Hi Сицилии (операция "Хаски"), организовать совместные бомбардировки воздуха Германии (операция "Пойнтблэнк"). Согласовали также модифицированный план "Болеро" и вопрос о создании объединенного штаб1 планирования вторжения в 1943 г. через Ла-Манш. Однако Маршал заявил, что осуществление плана "Хаски" делает подобную операции чрезвычайно "трудной, если не невозможной". Участники конференции договорились сообщить премьеру Сталину, что союзники России пере секут Ла-Манш "как только это станет практически возможным Кремль совершенно справедливо нашел эти объяснения не стоящими на горизонте замаячил кризис.

На встрече английского и американского лидеров в мае 1943 г. ("Трайдент") ОКНШ доложил о схватке в живой силе и в материально-техническом снабжении и исключил возможность вторжения в Северо-Западную Европу в 1943 г*. Кумулятивный эффект распыления усилий и просчеты предварительного планирования военных действий свели на нет преимущества, полученные в результате успешных военных операций. Но даже и этот шок не способствовал выработке единой стратегии. Британские начальники штабов настаивали на расширении военных действий в Средиземноморском регионе и возражали против любого существенного выделения дополнительных войск и техники для Тихоокеанского театра войны. Как и следовало ожидать, американские начальники штабов заняли прямо противоположную позицию³. В итоге длительных многодневных дискуссий был достигнут компромисс: договорились выделить достаточно войск, чтобы вывести Италию из войны, сохранить за собой инициативу в бассейне Тихого океана и сформировать ударную группу из 29 дивизий для вторжения через Ла-Манш весной 1944 г.

Успехи на фронте, казалось, соотносились в обратной пропорции духом сотрудничества. После Сталинграда Максим Литвинов-, проповедник советского сближения с Западом, был отозван с поста посла в Вашингтоне. В тот же самый период Великобритания ужесточила правила обмена разведывательной информацией. Знаменитая вспышка раздражения американского посла в СССР Уильяма Г.Стэндли, который на импровизированной пресс-конференции 8 марта 1943 г. обвинил Кремль в сознательном замалчивании размеров помощи по ленд-лизу, нз какое-то время нарушила советско-американскую гармонию. Тот факт, что западные союзники не сдержали слова и не открыли второго фронта, внесло раздор в коалицию. В июне 1943 г. Сталин выразил резкий протест Рузвельту и Черчиллю по поводу тяжелых последствий; связанных с нарушением обязательств относительно дальнейшего ведения войны и принятых без участия советского правительства решений. Поползли слухи о возможности заключения сепаратного мира.¹

Как неоднократно заявлял Маршалл, только благодаря тому, что вопреки всем ожиданиям СССР устоял, а западные участники союзнической коалиции вели оборонительные операции, они были в состоянии вести войну, не имея "четкого плана борьбы с державами оси". Размеры советского вклада, задокументированного с помощью "Ультра"{системы дешифровки англичанами немецких кодов.' — Ред.), все в большей степени оказывали влияние на планирование США и Великобритании и на распределение ценных ресурсов. Летом 1943 г. Кент Роберте Гринфилд после беседы с начальником штаба сухопутных войск генералом Джеймсом Кристиансеном записал: "Я заметил, что, как мне казалось ...принятое решение заморозить численность армии на уровне 7 млн 700 тыс. человек, из которых самых лучших 3 млн 200 тыс. направить в авиацию, было, пожалуй, роковым. При этом, по-видимому, исходили из предположения, что мы ставим на карту будущее нашей нации... Генерал Кристиансеном сказал, что, по его мнению, это соответствует действительности". К ноября 1943 г. генерал Джон Р.Дин телеграфировал из Москвы: "Здесь распространено мнение, что форсирование Пролива связано с такими же проблемами, что и форсирование обыкновенной реки. Сонеты действительно считают, что преодолеть Ла-Манш не труднее, чем преодолеть' Днепр". Неспособность понять трудности другой стороны была обоюдной.²

Осознание своей зависимости от действий Красной Армии и, видимо, возросшая политическая и стратегическая зрелость заставили предпринять конкретные шаги по выработке согласованной стратегии. В августе на конференции в Квебеке (кодовое название "Квадрант") представители ОКНШ и их политические руководители определили в качестве первоочередной задачи на 1944 год вторжение через Ла-Манш. Получивший соответствующие заверения Сталин согласился на встречу в Москве в октябре министров иностранных дел трех держав, а также на участие и трехсторонней конференции на высшем уровне в Тегеране в ноябре.³

Лето и осень 1943 г. стали свидетелями победы в войне с подводными лодками, вторжения в Италию и ее капитуляции в сентябре, разгрома вермахта Красной Армией в ходе операции "Цитадель" (гигантских танковых сражений на Курской дуге). К концу года в результате крупных наступательных операций немцев изгнали с огромной части советской территории.

В Тегеране стало ясно, насколько успехи на полях сражений и во много раз возросшая советская и американская военная мощь изменили отношения между тремя партнерами. Когда в Каире британцы предложили отложить переброску воинских контингентов и десантных судов из Средиземного моря и отодвинуть срок операции "Оверлорд", Рузвельт отказался обсуждать данную тему в отсутствие Сталина.

В Тегеране, впервые советские представители играли одну из ключевых ролей в определении общей стратегии. Настаивая на непременном соблюдении принятых сроков для операции "Оверлорд", Сталин прямо высказался против перемещения центра тяжести военных действий в Средиземноморье и потребовал, чтобы англо-американские войска в Италии поддержали "Оверлорд" вторжением в Южную Францию (операция "Энвил"), как это и предлагали прежде специалисты планирования ОКНШ. Одновременно Сталин пообещал начать крупномасштабное наступление, с тем чтобы не дать немцам возможности снять часть своих сил с Восточного фронта. Он также подтвердил взятое на Московской конференции министров иностранных дел обязательство объявить войну Японии-после поражения Германии¹.

Черчилль протестовал, но остался в меньшинстве: против него проголосовали Рузвельт и Сталин. И хотя британская стратегия непрямых действий была в целом отвергнута на самом высшем уровне, она в действительности продолжала осуществляться, ибо было практически невозможно вывести союзные воинские части из бесчисленных пунктов их дислокации на периферии огромной территории, которую всё еще контролировали страны "оси". Оттягивали ли эти бесконечные дискуссии по вопросам стратегии окончательную победу, продолжает оставаться темой жарких споров.

Англо-советско-американские отношения отличало отсутствие глубокого понимания проблем друг 'Друга и самой основной информации. Признав в Тегеране наличие подобной проблемы (а также необходимость планирования и обстоятельных дискуссий на более низких уровнях), три государства увеличили свои военные миссии. В определенном смысле наиболее важной "военной миссией" и символом союзнического сотрудничества являлся командующий операцией "Оверлорд". После Тегерана на этот пост назначили генерала Дуайта Д.Эйзенхауэра в качестве Верховного главнокомандующего экспедиционными поисками союзников. Работа через военные миссии порождала большие и малые проблемы. Например, существовали по формальным признакам серьезные трудности с включением советских требований к числу вопросов, обсуждавшихся в Объединенном совете по транспорту, что негативно сказывалось на протяжении всей войны. Военные миссии выступали в роли посредников при обмене некоторой технической и разведывательной информацией. Между августом и декабрем 1943 г. советские представители 52 раза посещали английские учреждения, учебные центры, базы, в большинстве случаев за пределами Лондона. Они осмотрели завод по производству торпед, присутствовали при демонстрации методов дегазации, наблюдали за подготовкой к вылету на боевое задание тяжелых бомбардировщиков королевской авиации из Окингтона. Подобная открытость была типичной для англичан и американцев по отношению к гостям. Умеренный прогресс был достигнут в обмене информацией по таким вопросам, как боевой состав и дислокация войск противника. Более широкий англо-советский и советско-американский обмен сведениями касался расшифрованных телеграмм стран "оси" и технических данных на образцы вооружений, но все это не шло ни в какое сравнение с уровнем англо-американского сотрудничества в области разведки. Рузвельт Черчилль постоянно категорически отвергали саму идею о том. Чтобы познакомить русских с фактом работы над атомной бомбой или какими-либо техническими сведениями, касающимися ее создания. По иронии судьбы, советский шпионаж времен войны сделал бы эти усилия бесполезными.

Готовность раскрыть информацию о собственных вооруженных силах, размещении отдельных частей, вооружении и потерях зависит от обстоятельств и национальной чувствительности. 'На протяжении всего 1942 г. и большей части 1943 г. американские и британские представители горько сетовали на нежелание советских властей представлять полные свежие данные по отдельным участкам фронта и открыть доступ к ним. В быстро улучшающейся ситуации после Сталинграда русские сделались более уступчивыми. Посещение генерал-лейтенантом Гиффордом Мартелем в мае 1943 г. Юго-Западного фронта и длительная поездка по фронту его приемника явились свидетельствами новой открытости¹.

Попытки утаить информацию, чтобы заставить пойти на уступки, все же продолжали иметь место. И хотя англичане традиционно были более замкнутыми, тем не менее и американская, и британская военные миссии снабжали довольно широким спектром сведений и друг друга и своих русских партнеров. И здесь вновь больше открытости проявлялось в англо-американских отношениях. В одной из работ о войне говорилось: "К 1944 г. британские офицеры работали во всех важных американских научных учреждениях и учебных центрах, британские студенты посещали американские институты, и в обоих направлениях шли потоки неограниченной информации. Параллельной попыткой получить данные о советской военной технологии стали переговоры о заключении "Соглашения об обмене технической информацией" и организация поездки британской военной миссии во главе с сэром Генри Тизардом и феврале 1943 г. в Москву. Из-за болезни Тизарда сроки временно перенесли, а затем по настоянию военного кабинета и вовсе отложили на неопределенное время. Это был, вероятно, зенит советского сотрудничества с Западом в неполитической сфере.

Период от весны 1944 г. и до конца войны стал свидетелем и полного расцвета коалиционных гибридов, посаженных в мрачные 1941-1942 гг., и их сжатия под холодными порывами вновь возрождавшегося шовинизма. В месяцы, предшествовавшие высадке союзных войск в Европе, сотрудничество союзников в военной области развивалось по многим уровням. С баз в Великобритании англо-американская авиация усиливала бомбардировки Германии (операция "Пойнтблэнк"). Одновременно Соединенные Штаты начали так называемые "челночные бомбежки" с использованием итальянских и советских аэродромов (операция "Франтик"'). Споры загубили обе программы. Британские и американские стратеги постоянно полемизировали по поводу выбора целей и тактик для "Пойнтблэнк". О потенциальных преимуществах бомбардировок объектов стран "оси" с территории СССР шел разговор еще с начала войны, и американцы вместе с русскими в конце концов весной 1944 г, разработали программы для трех аэродромов (Полтава, Миргород, Пирятин). По мнению одного ученого, эти планы преследовали политические цели64. Однако операция "Франтик" не дала желаемых результатов и лишь вызвала разочарование. Американские летчики столкнулись с трудностями языкового и культурного порядка, с различиями в методах работы, с общей гнетущей атмосферой. Кроме того, проблемы снабжения и технического обеспечения, связанные с огромными расстояниями, сделали "Франтик" предметом последующего изучения трудностей совместных операций².

По мере Подготовки операции "Оверлорд" в рамках ОКНШ развернулись деликатные дебаты о том, в каком объеме и когда следует сообщить Советскому Союзу о намеченном конкретном плане. Чтобы опровергнуть утверждение русских о якобы сосредоточенных в Великобритании огромных союзных воинских контингентах, Антони Идеи предложил сказать послу Майскому, сколько в тот момент в Соединенном Королевстве было дислоцировано дивизий. Комитет начальников штабов Великобритании с неохотой согласился, признав, что "к решению по "Оверлорду" русские проявляют особый интерес. В конце октября 1943 г. военная миссия США в Москве стала ежедневно проводить информативные совещания по операции "Оверлорд''. Однако против этого возразили начальники штабов Великобритании, заявив, что, поскольку за эту операцию "англичане и американцы отвечают вместе, то из принципиальных соображений необходимо, чтобы всякая выдаваемая русским информация исходила бы от ОКНШ". В конце концов пришли к компромиссу: сообщать сведений "самого общего характера".

Тесное взаимодействие союзников — самая замечательная характерная черта вторжения через Ла-Манш 6 июня 1944 г. Перечень успехов открывало превращение штаба Верховного главнокомандующего экспедиционными войсками союзников в Лондоне по существу в единый многонациональный штаб. Как в период подготовки, так и во время вторжения в Нормандию — да и впоследствии — столкновения военных лидеров, взрывы неприязни к лицам другой национальности, разногласия по вопросам тактики постоянно испытывали на прочность англо-американскую связь. Однако сдерживаемые дружбой и обоюдным уважением на более низких уровнях единого штаба эти негативные явления никогда серьезно не угрожали лидерству Эйзенхауэра. Несмотря на растущие потери и утрату надежды на немедленную капитуляцию

Германии, широкая поддержка идеи коалиции оставалась по-прежнему твердой¹.