8 Вопрос. Историческая социология мо

Историческая социология - раздел социологии, сосредоточенный на изучении прошлых обществ или использовании исторических источников. Историческая социология во снова стала популярной в последние десятилетия в результате работ таких авторов, как Мур и Валлерстайн в США, Андерсон, Манн и Элиас в Великобритании, подтвердивших, что все общие теории социального изменения являются исторической социологией.

Одна из типологий теорий МО выстраивается на основе степени общности рассматриваемых теорий, различая, например, глобальные экспликативные теории и частные гипотезы и методы. В рамках подобной типологии швейцар­ский автор Филипп Брайар относит к общим теориям политичес­кий реализм, историческую социологию и марксистско-ленинскую концепцию международных отношений.

Историческая социология МО рассматривает влияние институтов общества премодерна на современную ситуацию в МО.

Какое бы социальное явление мы ни рассматривали, следует точно локализовать его в парадигмах исторического процесса по линии «премодерн» («традиционное общество») – «модерн» (Новое время) – «постмодерн».

Премодерн знает следующие основные идентичности: империя; этнос; религия; иерархия каста, сословие).

Империя объединяет в общий рациональный проект несколько этнических групп, универсализируя определенный культурный тип, который ложится в основу выработки системы особой имперской рациональности, всегда подчиненной высшей, сверхрациональной, трансцендентной цели. Империи, как правило, открыты к ассимиляции определенных культурных элементов различных охваченных ею этносов, что делает имперский механизм чаще всего надэтническим.

Этнос – это данность. Это матрица культурной, языковой, психологической, родовой, кровной, но и социальной природы человека. Рождаясь в премодерне, человек попадает в этнос и чаще всего остается в нем до самой смерти. Этнос – это непосредственная идентичность человека традиционного общества, откуда он черпает все – язык, обычаи, психологические и культурные установки, жизненную программу, систему возрастных и социальных идентификаций. Этнос также обладает рациональностью, но эта рациональность, в отличие от имперской, локальна, имеет ограниченный ареал применения. Этническое мышление неразрывно связано с языком. Через язык человек интегрируется в этнос, получает имя, определяет свое место в мире. Эта органичная идентичность в традиционном обществе намного превосходит индивидуальное начало: человек этнический есть элемент единого целого, понятого (холистски) как неразделимое единство, главный и непоколебимый диспозитив онтологии. Человек в «традиционном обществе» есть в той мере, в какой он есть русский, грек, татарин, германец и т. д.

Религия – особая форма идентичности премодерна. В некоторых случаях она совпадает с этносом (иудаизм). В других случаях она опирается на стратегический потенциал империи (римское язычество, позже христианство в Византии). Иногда религия сама способна консолидировать различные этносы, превращая их в единое стратегическое целое (исламский халифат). И наконец, религия может формировать общую надэтническую идентичность в отрыве и от этноса, и от империи (буддизм в Китае, Японии и т. д.) Религия является также диспозитивом идентичности и онтологии, который, однако, сообщает свое качество иначе, нежели естественная этническая среда или жесткие силовые императивы империи. Религия обращается к индивидууму непосредственно, возводя его к соучастию в особом уровне существования, где он становится элементом особого духовного процесса, определяемого в разных религиях по-разному (спасение в христианстве, освобождение в индуизме, нирвана в буддизме и т. д.).

Модерн сознательно нацелен на то, чтобы сокрушить и ниспровергнуть идентичности премодерна. Его программа состоит в последовательном опрокидывании пропорций «традиционного общества». Модерн предлагает свою систему идентичностей:  государство (йtat-nation) – вместо империи;  нацию – вместо этноса;  светскость – вместо религии;  равенство индивидуумов, граждан (права человека) – вместо иерархии. Государство мыслится модерном как антиимперия. Это особенно очевидно в теориях Маккиавелли, Бодена, Гоббса. В империи ими критикуется принцип трансцендентности, особой сверхрациональной телеологии, линия великой судьбы. Государство, в современном понимании, рассматривается как чисто рациональный аппарат, имеющий не столько позитивную (мессианскую) нагрузку, сколько механическую задачу не допустить «войны всех против всех» (Гоббс), сбалансировать эгоистические, хаотические и противоречивые импульсы «автономных индивидуумов». На место органического кровно-культурного родства в модерне приходит нация как искусственно организованный конгломерат граждан конкретного государства. Создание наций и государств уничтожает этносы, переверстывает их под единый формальный шаблон. В нации органические кровно-родственные и культурные связи распадаются, заменяясь механически выстроенной формализованной системой. Происходит унификация граждан под шаблон Государства.

Институт традиционных религий маргинализируется, модерн утверждает идеал «светскости», секуляризма. Религиям отводится место на периферии общества, они превращаются из действенного фактора организации коллективной идентичности в личное дело каждого, никак не влияющее на структуру общественного целого. Иерархическая модель модерном также отвергается, индивидуумы считаются принципиально равными, разделенными на классы лишь произвольностью личной судьбы. Связь власти с онтологией отрицается, власть десакрализируется.

Идентичности модерна являют собой антитезу идентичностям «традиционного общества». Переход от системы старых идентичностей к новым и составляет основное содержание современной европейской истории.

Так складывается в нашем мире сложная мозаичная система идентичностей. Сегодня мы легко можем обнаружить – причем на одной и той же плоскости – следы всех перечисленных нами парадигмальных эпох. Часть человечества живет в постмодерне, часть – в модерне, часть – в премодерне, причем эти эпохи в пространстве локализуются недостаточно четко: элементы модерна и премодерна встречаются и на постмодернистическом Западе, а сам постмодернизм проникает в толщи архаических социальных зон Востока и Третьего мира. В этом заключается уникальность нашей эпохи: переход от модерна к постмодерну позволяет проявляться любым, логически не связанным и концептуально конфликтующим друг с другом идентичностям. Именно так, совершенно неожиданно для многих, в современном политологическом дискурсе вновь появилось понятие «империя».

В результате этих процессов происходит смена акторов МО.