89 Вопрос. Коварство и военная хитрость.
слово это, встречающееся и в греческом и в осском языках, в латинском vox média и поэтому до 5 в. по основании Рима соединяется с эпитетами bonus и malus. Начиная с этого времени оно употребляется в смысле хитрости, коварства, которое, однако, в точном юридическому языке обозначалось выражением dolus malus, пока и сюда не проникло менее тщательное обозначение. Сульпиций Руф, по свидетельству Ульпиана (Dig. 4, 3, 1. § 2), определяет понятие dolus следующим образом: machinatio quaedam alterius decipiendi causa, cum aliud Simulator, et aliud agitur, a Лабеон: est omnis calliditas, fallacia, machinatio ad circumveniendum, fallendum, decipiendum alterum adhibita. Понятие dolus расширилось, когда стали противопоставлять ему bona fides и обозначать им все, что противоречит требованиям гражданских правил честности и верности. Нынешние юристы разумеют под словом dolus обман; неточно, потому что понятие обмана слишком узко. Учение о dolus важно в отношении к законным обязательствам, потому что dolus обязывает к вознаграждению за понесенный другим убыток. В уголовном праве dolus malus обозначает скорее противозаконное намерение и дурной замысел, нежели само действие. При разбирательстве большей части преступлений весьма важно, совершены ли они с dolus или без dolus, т. е. был ли умысел совершить дурное дело, или же случилось оно culpa и casu; наказание соразмерялось с намерением виновного при совершении преступления.
Военная хитрость, применяется в случаях, когда желают ввести в заблуждение неприятеля относительно численности вооруженных сил и предполагаемых действий. Способы В. хитрости весьма разнообразны; сюда относятся так называемые демонстрации (см.).
90 Вопрос. Международный конфликт международного характера.
Последнее десятилетие ХХ века было ознаменовано всплеском вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера. В связи с чем мировая общественность стала уделять повышенное внимание выработке наиболее эффективных мер упреждения и нейтрализации подобных актов проявления, в том числе правовых. Гуманизация вооруженных конфликтов породила необходимость дальнейшей кодификации норм и принципов международного права. На этом фоне обретает заметную актуальность и действие норм национального уголовного законодательства сформулированных с учетом требований международных договоров, (в частности глава VIII УК Республики Узбекистан “Преступления против мира и безопасности человечества”). Для того чтобы улучшить механизм имплементации норм международного права о вооруженных конфликтах, которые в современных условиях, по сути, вытеснили понятие “война” из бытующего лексикона, в национальную правовую систему важно осмыслить всю совокупность международно-правовых актов, регулирующие вооруженные конфликты.
Прежде необходимо определиться относительно понятия “вооруженный конфликт”, который в международном праве означает любой конфликт между государствами или во внутри одного государства, который происходит посредством применения военного насилия или вооруженного противоборства. К таковым Женевская Конвенция 1937г. о предупреждении терроризма фактически относит и “террористические акты” как “преступные действия, направленные против государства, или имеющие целью терроризировать определенных лиц или группы лиц или население в целом”.
Однако, сводя суть терроризма к действиям направленным против безопасности государства, вероятно, упускается с виду ряд особенностей современного явления терроризма. Прежде всего, надо выделить, что терроризм- это тяжкое общественно опасное преступление. Он совершается путем применения насилия и посягательства на жизни людей. Его основным стимулирующим мотивом следует считать преследование преступниками определенных политических целей.
Терроризм – это такой преступный метод, которого используют организованные группы лиц в соответствии с заранее подготовленным планом.
Совершение террористических актов запрещается не только в мирное время, но и в период вооруженного конфликта. В частности, запрет на террористические акты, совершаемых во время военных операций, предусмотрен в п. 2 ст. 51 Дополнительного Протокола I 1977г. к Женевским Конвенциям 1949г.:
“Гражданское население как таковое, а также отдельные гражданские лица не должны являться объектом нападений. Запрещаются акты насилия или угрозы насилия, имеющие основной целью терроризировать гражданское население”.
Более того, запрещено намеренное использование террора в качестве средства ведения войны.
В вышеупомянутом Протоколе не дозволено нападение на гражданские и иные объекты с целью нагнетания страха у населения. При этом запрещается нападение на установки и сооружение, содержащие опасные силы, такие объекты как дамбы, плотины и атомные электростанции (ст. 56).
Уголовной ответственности подлежать лица также за такие акты, последствием которых станет разрушение культурных ценностей и мест отправления культа (ст.53).
Вышеперечисленные акты террора рассматриваются как военные преступления. Преступники предстоят перед судом той страны, во власти которой они находятся. Государство, рассматривающее судебное дело преступника, не обязательно должно быть стороной конфликта. Главное, чтобы оно было участником Женевских Конвенций 1949г. и Дополнительных Протоколов 1977г. к ним, или же иных международных соглашений, регламентирующих вооруженные конфликты. В этой связи обязательство преследовать или выдать подозреваемого в преступлении считается особым аспектом международного уголовного права.
Женевские Конвенции 1949г. и соответствующие международные договоры обязывают государств и любых иных участников вооруженного конфликта 1) воздерживаться от применения террора и 2) делать все, от них зависящее, для предотвращения актов террора, совершаемых отдельными лицами или же на территории, находящейся под юрисдикцией этих государств.
Как известно, международные договоры о вооруженных конфликтах, с одной стороны, устанавливают определенные рамки ведения вооруженных конфликтов и войн, и, с другой, ограничивают методы и средства ведения войны, а также не допускают нарушения прав человека или угрозу им. Если в действительности имеет место нарушение принципов и норм международного уголовного права, то это начинает затрагивать также внутригосударственное право. В этой связи соблюдение законов и обычаев войны и упреждение преступлений, совершаемых во время вооруженного конфликта, обусловлены применимостью действующих международно-правовых актов, регулирующих вооруженные конфликты.
Первоочередной задачей для рассмотрения вопроса применимости соответствующей системы международных договоров выступает выяснение временных рамок действия данных международно-правовых актов. Надо указать, что известны “право Женевы” и “право Гааги”.
В спектр “права Женевы”, запрещающего попрания прав, следовательно, преступлений против жертв войны, попавших в руки противной стороны, например, военнопленных или интернированных гражданских лиц, относятся следующие международно-правовые акты: Женевская конвенция об улучшении участи раненых, больных в действующих армиях, 12 августа 1949г.; Женевская конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море, 12 августа 1949 г.; Женевская конвенция об обращении с военнопленными, 12 августа 1949 года; Женевская конвенция о защите гражданского населения во время войны, 12 августа 1949 г; Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся, защиты жертв международных вооруженных конфликтов, 8 июня 1977 г.; Дополнительный протокол II к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера, 8 июня 1977 г.
Конвенции и Дополнительный протокол I применяются в случаях войны или любого другого вооруженного конфликта между двумя или более сторонами, подписавшими эти документы, с начала возникновения конфликта, даже если одна из этих сторон не признает состояние войны.1
Эти международно-правовые акты применяются также и в случаях иностранной оккупации, а также против репрессивных режимов в осуществлении своего права на самоопределение.
Применение Конвенций и Протокола I прекращается после общего окончания военных действий, а на оккупированных территориях – по окончании оккупации, но не в отношении тех категорий лиц, чье окончательное освобождение, репатриация или устройство будут иметь место после указанных сроков. Эти лица должны находиться под защитой соответствующих положений Конвенций и Протокола I до окончательного освобождения, репатриации или устройства.2
В отличии от Женевских Конвенций и Дополнительного Протокола I, особым образом следует рассматривать временные рамки действия Дополнительного Протокола II, касающийся защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера, хотя некоторые его положения идентичны положениям Протокола I. В частности, “настоящий Протокол вступит в силу во время такого вооруженного конфликта, не подпадающего под действие статьи 1 Дополнительного протокола к Женевским Конвенциям от 12 августа 1949 года, касающегося защиты жертв международных вооруженных конфликтов, и происходящего на территории какой-либо Высокой Договаривающейся Стороны между её вооруженными силами и антиправительственными вооруженными силами или другими организованными вооруженными группами, которые находясь под ответственным командованием, осуществляют такой контроль над частью её территории, который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные военные действия и применять настоящий Протокол”.3
В спектр “права Гааги” входят нижеследующие международно-правовые акты:
Декларация об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль, 29 ноября (II декабря) 1868г; Декларация о неупотреблении снарядов, имеющих единственным назначением распространять удушающее или вредоносные газы, 17(29) июля 1899 г; Декларация о неупотреблении легко разворачивающихся или сплющивающихся пуль, 17 (29) июля 1899 г.
Гаагские договоры применяются во время войны и вооруженных конфликтов в отличии от обстановки напряженности, отдельных и спорадических актов военного насилия и иных актов аналогичного характера, поскольку таковые не являются вооруженными конфликтами. Применение этих международных договоров обусловлено следующими положениями:
Первое - если участниками войны и вооруженного конфликта являются только участники данных деклараций;
Второе - декларация утрачивает обязательную силу, как только во время войны между договаривающимися Державами к одной из воюющих Сторон присоединится Держава, не участвующая в настоящем соглашении.
Второй задачей рассмотрения вопроса применимости системы международных договоров, регулирующих вооруженные конфликты, является раскрытие тех положений, которые необходимы для классификации определенного действия или бездействия как уголовное преступление, совершаемое во время вооруженного конфликта. Они имеют большое значение для соблюдения законов и обычаев войны. Не соблюдение соответствующих положений относятся к тем серьезным нарушениям которые подпадают под действие международного уголовного права, квалифицирующее их как международное преступление. Особо тяжкие преступления, совершаемые во время войны или вооруженного конфликта и обозначаемые как “тяжкие военные преступления”, входят в состав преступлений против мира и безопасности человечества как серьезные нарушения законов и обычаев войны.
К серьезным относятся нарушения, связанные с одним из следующих действий, если они направлены против лиц или имущества, пользующихся покровительством Женевских Конвенций и Дополнительного Протокола I: преднамеренное убийство, пытки и бесчеловечное обращение, включая биологические эксперименты, преднамеренное причинение тяжелых страданий или серьезного увечья, преднамеренное упущение, которое серьезно угрожает физическому или психическому состоянию или неприкосновенности любого лица, находящегося во власти стороны в конфликте, к которой оно не подлежит; взятие заложников; принуждение покровительствуемого лица служить в вооруженных силах неприятельской Державы или лишение его права на беспристрастное и нормальное судопроизводство, предусмотренные соответствующими международно-правовыми актами; незаконное произвольное и проводимое в большом масштабе разрушение и присвоение имущества, не вызванное военной необходимостью.4
Следующие поручения признаются как серьезные, если они являются причиной смерти, серьезного увечья или ущерба здоровью: нападение на гражданское население или отдельных гражданских лиц и гражданское имущество, нападение неизбирательного характера или нападение на установки и сооружения, содержащие опасные силы, когда известно, что их разрушение явится причиной гибели и увечий людей, нанесет ущерб гражданским объектам в таких масштабах, которые никак не могут быть оправданы с точки зрения ожидаемого военного преимущества, нападение на не обороняемые местности и демилитаризованные зоны; нападение на лиц, о которых известно, что они прекратили участие в военных действиях.
Применение во время вооруженного конфликта практики апартеида, геноцида, этнической чистки и другие действия, основанные на расовой дискриминации и сегрегации, также рассматриваются как уголовное преступление.5
В соответствии с Женевскими Конвенциями и Дополнительным Протоколом I правительства обязаны ввести в действие законодательство, необходимое для обеспечения эффективных уголовных наказаний для лиц, совершивших или приказавших совершить те или иные серьезные нарушения; они обязаны разыскивать лиц, обвиняемых в том, что они совершили или приказали совершить упомянутые нарушения, включая и те, которые явились результатом непринятия мер, которые должны были быть приняты. Преступления против мира и безопасности человечества в качестве нарушения законов и обычаев войны рассматриваются в Женевских Конвенциях особенно подробно, поскольку в отношении таковых Конвенциями предусматриваются уголовная ответственность по законодательству каждой из сторон, подписавших Конвенции. Обвиняемый может предстать перед Международным Уголовным Трибуналом.6
В несколько ином порядке находятся законы и обычаи войны в рамках “права Гааги”, потому что оно определяет методы и средства ведения войны или вооруженного конфликта. Уголовной ответственности привлекаются те лица, которые нарушали требования соответствующих статьей Положения о законах и обычаях сухопутной войны. Особенно важным представляется выяснение того, кто признается комбатантом, для которого применяются военные законы, его права и обязанности. Комбатантами признаются не только регулярные армейские формирования, но также ополчение и добровольческие отряды, если они удовлетворяют всем нижеследующим условиям:
имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных;
имеют определенный и явственно видимый издали отличительный знак;
открыто носят оружие;
соблюдают в своих действиях законы и обычаи войны.7
Не соблюдающие упомянутых требований участники вооруженных столкновений считаются преступниками, поскольку они не могут быть признаны как одна из воюющих сторон.
Уголовными преступлениями считаются также негуманное обращение с военнопленными со стороны лиц или отрядов, взявших их в плен, по причине того, что военнопленные находятся во власти не этих лиц или отрядов, а неприятельского Правительства.
Дискриминация военнопленных на религиозной основе классифицируется как уголовное преступление.
К числу нарушений законов и обычаев войны относятся и применение нижеследующих средств:
употреблять яд или отравленное оружие;
употреблять оружие, снаряды или вещества, способные причинить излишние страдания;
и методов:
предательски убивать или ранит лиц, принадлежащих к населению или войскам неприятеля ;
объявлять, что никому не будет дано пощады;
незаконно пользоваться парламентерским или национальным флагом, военными знаками и форменной одеждой неприятеля, равно как и отличительными знаками, установленными Женевской Конвенцией;
истреблять или захватывать неприятельскую собственность, кроме случаев, когда подобное истребление или захват настоятельно вызывается военною необходимостью;
объявлять потерявшими силу, приостановленными или лишенными судебной защиты права и требования поданных противной стороны;
атаковать или бомбардировать каким то ни было способом незащищенные города, селения, жилища и строения.
Серьезные нарушения законов и обычаев войны приводят к уголовному преследованию преступников. Третьей задачей рассмотрения вопроса применимости системы международных договоров, регулирующих вооруженные конфликты, является выяснение тех положений, которые необходимы для процедуры уголовного преследования преступников. Женевские Конвенции 1949г. и Дополнительные Протоколы 1977г. предусматривают порядок уголовного преследования. Участники этих международно-правовых актов оказывают друг другу максимальное содействие в связи с уголовным преследованием, возбуждаемым в случае серьезных нарушений законов и обычаев войны. Без ущерба взаимных прав, стороны сотрудничают в том, что касается:
- обязательства ввести в действие законодательство, необходимое для обеспечения эффективных уголовных наказаний преступников, серьезно нарушивших законов и обычаев войны или вооруженного конфликта;
розыска лиц, обвиняемых в том, что они совершили или приказали совершить то или иное из упомянутых серьезных нарушений;
передачи таких преступников своему национальному уголовному суду, или выдачи преступника тому государству, на территории которого якобы было совершено данное уголовное правонарушение, или другой заинтересованной стороне – государству, которое имеет доказательства, дающие основания для обвинения этих лиц, или Международному уголовному трибуналу.8
Последнему передается дело по судопроизводству в том случае, если национальное законодательство данного государства не предусматривает должного наказания преступника за серьезное нарушение законов и обычаев войны, или же в отношении такого преступника, являющегося гражданином данного государства, просто не возбуждается уголовное дело.
Судебное преследование и наказание за уголовные правонарушения, связанные с внутригосударственным вооруженным конфликтом осуществляется только в рамках национальной судебной системы при условии, если во время такого вооруженного конфликта не имели место преступления против мира и безопасности человечества, преследование которых подпадает под юрисдикцию Международного уголовного трибунала. Ст. 6 Дополнительного Протокола к Женевским Конвенциям от 12 августа 1949г. , касающийся защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера воплотила в себе ряд положений уголовно-процессуального права. В частности, в пункте 2 данной статьи предусматривается, что “ни одно лицо не может быть осуждено за правонарушение, кроме как на основе личной уголовной ответственности”; в пункте 2 d – “каждый, кому предъявляется обвинение в правонарушение, считается, не виновным до тех пор, пока его вина не будет доказана по закону ”; в пункте 2f- “ни одно лицо не может быть принуждено к даче показаний против самого себя или к признанию себя виновным ”.
Гаагские конвенции о методах и средствах ведения войны не предусматривают положения об уголовном преследовании преступников, совершивших нарушения данных законов и обычаев. Женевские Конвенции и Дополнительные Протоколы дают ответ возникшим вопросам касательно уголовного преследования серьезных нарушителей Гаагских конвенций.
Итоги процесса кодификации норм международного права, применяемых во время вооруженных конфликтов, носящих международный характер, создает определенную основу для дальнейшей разработки всего комплекса проблем, порождаемых указанными конфликтами.
Начиная с принятия в 1949 году Женевских конвенций о защите жертв войны, в международном праве было введено понятие вооруженного конфликта, не носящего международного характера.
Однако, до сегодняшнего дня в международно-правовой литературе не встречается единого мнения по поводу того, что такое немеждународный вооруженный конфликт.
Свое согласие с тем, что термин “немеждународный вооруженный конфликт” используется в качестве синонима термина “гражданская война” высказывает юрист М.Мбатна.9 Мнение о том, что под немеждународный вооруженный конфликт подпадает прежде всего ситуация гражданской войны, высказывают некоторые российские ученые.10
Кроме того, в литературе встречаются и противоположные взгляды. Например, чилийский юрист Э.Монтеалегре полагает, что неразумно связывать термин “война” с такими ситуациями, которые исключают применение права войны, а именно на это значение указывает использование этого термина. Он придерживается понятия “вооруженного конфликта, не наносящего международного характера”, под которым понимается внутренняя ситуация коллективного использования силы. По значению эта ситуация превосходит внутренние беспорядки, сталкивающиеся в ней стороны представлены вооруженными группами, не имеющими статуса воюющей стороны.
Показательно, что сам Э.Монтеалегре отдает отчет в том, что это определение носит скорее описательный характер, чем содержит качественную оценку данного события.
Кроме прочих высказываний, встречается мнение как бы в международном гуманитарном праве есть два не совпадающих определения: в ст. 3, общей для Женевских Конвенций 1949 г. и в п. 3 ст. 1 Дополнительного Протокола II.11
Наконец, встречаются определения немеждународного вооруженного конфликта, воспроизводящие почти дословно дефиницию, данную в ст. 1 Дополнительного Протокола II.12
Своеобразную позицию занимает Д.Шиндлер. Он отказывается от обобщающих определений, а выделяет те виды немеждународных вооруженных конфликтов, которые, по его мнению, признает современное международное право. Д.Шиндлер различает следующие виды немеждународных вооруженных конфликтов: а) гражданскую войну в классическом смысле международного права как немеждународный вооруженный конфликт высокой интенсивности, в котором за вновь созданным правительством третьи государства могут признать статус воюющей стороны; б) немеждународный вооруженный конфликт по смыслу ст. 3 общей для Женевских конвенций о защите жертв войны 1949г. и в международном вооруженном конфликте по смыслу Дополнительного Протокола II.13
Понятие гражданской войны, предложенное Д.Шиндлером, соответствует той ситуации, когда гражданская война преобразовывается из конфликта, имеющего внутренний характер, в конфликт, имеющий международный характер, т.е. налицо, национально-освободительная война, подпадающая под действие Дополнительного Протокола I 1977 года.
Один из самых сложных вопросов, возникших при формулировании ст. 1 Протокола II, был вопрос о критериях вооруженного конфликта, не носящего международного характера.
Были выделены два основных требования в качестве критерия вооруженного конфликта:
первый - повстанцы должны осуществлять контроль над частью государственной территории.
В данном случае требование именно о постоянном контроле определенной части территории может оказаться трудным, иногда даже невозможным. Однако, это не уменьшает значение контроля территории как одного из главных критериев определения внутреннего вооруженного конфликта.
Второй - продолжительность конфликта, интенсивность боевых действий, поддержка населением той или иной противоборствующей стороны и политическая цель борьбы.
Говоря о немеждународном вооруженном конфликте, разумеется речь не может идти о каких-либо изолированных или разовых случаях вооруженных столкновений. Речь идет о ситуациях, когда военные действия носят продолжительный и интенсивный характер.
Рассуждая о политической цели или борьбе противоборствующих сторон в немеждународном вооруженном конфликте следует полагать, что этот критерий сам собой разумеется, ибо нет такой стороны, которая боролась бы без этой цели. Другое дело, что эта цель должна соответствовать интересам широких народных масс, от имени которых очень часто ведется эта вооруженная борьба, нормам и принципам современного международного права, таким как принципы самоопределения народов и наций, включая свободу определения своего внутреннего и внешнего политического статуса, без вмешательства извне и осуществлять по своему усмотрению свое политическое, экономическое, социальное и культурное развитие. Политическая цель борьбы должна также соответствовать ранее принятым на себя обязательствам в области прав человека, например, обязательствам по Конвенции о предупреждении геноцида и наказания за него (1948г.), Конвенции о пресечении преступления апартеида и наказания за него (1973г.), Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1966г.) и другим. Следовательно, та сторона, которая ведет войну и при этом нарушает выше указанные обстоятельства, должна нести ответственность как за совершение ею международных преступлений.
Из смысла определения, содержащегося в Протоколе II, можно заключить что первым признаком понятия выступает вооруженный характер конфликта. Но, в отличие от ст. 3, общей для Женевских конвенций о защите жертв войны 1949г. в Дополнительном Протоколе II проводится различие между немеждународными вооруженными конфликтами и внутренними беспорядками.
Второй признак, указывающий на внутреннее происхождение конфликта, сформулирован более четко, чем в ст. 3, общей для четырех конвенций. Здесь использован метод исключения. Дополнительный Протокол II действует в отношении всех конфликтов, которые не подпадают под действие Дополнительного Протокола I, т.е. он не распространяется на международные вооруженные конфликты. Таким образом, в этом определении указан верхний и нижний пределы данной разновидности вооруженных конфликтов. Верхним выступает международный вооруженный конфликт, нижним – внутренние беспорядки.
Далее, третий признак как бы дополняет второй, а для его формулировки подобраны более точные выражения. Здесь (ст. 1 Дополнительного Протокола II) такие конфликты будут проходить на территории одного из государств, а не только возникать, как это установлено в ст. 3 общей Женевской конвенции о защите жертв войны 1949 г.
Четвертый признак относится к характеристике восставшей стороны. Отмечается ее организованный характер, состоящий в том, что воруженные группы должны находиться под ответственным командованием и осуществлять контроль над частью территории государства. Данный контроль должен позволить или проводить непрерывные и согласованные военный действия и применять данный Протокол.
Наряду с такой формой внутреннего вооруженного конфликта как гражданская война, в доктрине международного права нередко можно встретить и такие понятия, как “мятеж”, “восстание”.
Термин “восстание” применяется в отношении мятежа более широких масштабов, который обычно представляет собой войну между законным правительством страны и отдельными частями или провинциями этой страны, причем восставшие стремятся бросить с себя подчинение этому правительству и образовать свое собственное правительство.
В отличие от межгосударственных отношений, в сфере которых, как известно, применение силы или угрозы ее применения запрещены современным международным правом ( п. 4 ст. 2 Устава Организации Объединенных Наций) во внутригосударственном праве в такой степени, в какой государство запрещает применение силы для всех, кроме самого себя, преобладает иная ситуация. Другими словами, государство пользуется правом применения своих войск. полиции, и т.п. с целью предотвращения или пересечения внутренних беспорядков и напряженности.
Между тем, в отличие от ст. 3 Женевских конвенций о защите жертв войны 1949 г. в Дополнительном Протоколе II проводится различие между международными конфликтами и внутренними беспорядками. Такое положение дел нашло свое отражение в п. 2 ст. 1 Дополнительного Протокола II, согласно которому юридические нормы данного документа не применяются “к случаям нарушения внутреннего порядка и возникновения остановки внутренней напряженности, таким, как беспорядки, отдельные и спорадические акты насилия и иные акты аналогичного характера, поскольку таковые не являются вооруженными конфликтами ”.
В свою очередь статья 4 Дополнительного Протокола II содержит ограничения, которые должны соблюдаться сторонами в конфликте в отношении лиц, находящихся в их власти. Ее цель – защита всего населения в пределах той территории, на которой происходит вооруженный конфликт. Содержание статьи составляют положения ст. 3, общей для всех четырех Женевских конвенций, ст. 33 четвертой Женевской конвенции 1949 года (запрещение терроризма и грабежа), а также ст. 8 Пакта о гражданских и политических правах 1966 года (запрещение рабства и работорговли во всех их формах). Особое внимание уделяется детям, которые должны обеспечиваться необходимой заботой и помощью. Они, в частности, должны получать образование и нравственное воспитание, согласно положению их родителей. Дети, не достигшие пятнадцатилетнего возраста, не подлежат вербовке в вооруженные силы или группы и им не разрешается принимать участие в военных действиях. Особая защита, предусмотренная статьей 4 в отношении детей, не достигших пятнадцатилетнего возраста, продолжает применяться к ним, если они принимают непосредственное участие в военных действиях вопреки вышеприведенному положению и попадают в плен (запрещается отдавать приказ не оставлять никого в живых).
Статья 5 Дополнительного Протокола II содержит минимальные стандарты обращения с лицами, свобода которых была ограничена. В п. 1 ст. 5 закреплены нормы, которые должны соблюдаться при любых обстоятельствах. Так, лица, лишенные свободы по причинам, связанным с вооруженным конфликтом, независимо от того, интернированы они или задержаны, в такой мере, как и местное гражданское население, снабжаются продовольствием и питьевой водой. Им обеспечиваются условия для сохранения здоровья и соблюдения гигиены, а также предоставляется защита от суровых климатических условий и опасностей вооруженного конфликта.
Дополнительные гарантии, изложенные в п. 2 ст. 5, не носят столь абсолютного характера, как в первом случае. Об этом свидетельствует п. 2: “Те, кто несет ответственность за интернирование или задержание лиц, о которых говорится в п. 1, соблюдают также, в пределах своих возможностей, следующие положения, касающиеся таких лиц”. Таким образом, реализация упомянутой группой лиц, например, права на медицинское обслуживание (ст. 5 п.2) поставлена в зависимость от произвольной субъективной оценки стороны в конфликте своих соответствующих возможностей.
Важным вопросом, который закономерно возникает в связи с этим, является вопрос о контроле обращения с лицами, чья свобода была ограничена. Например, для случаев с военнопленными ст. 126 Третьей Женевской конвенции 1949 года предусматривает специальный механизм, в соответствии с которым представителям или делегатам держав-покровительниц должно быть разрешено посещение всех мест, где находятся военнопленные. Они могут беседовать с пленными без свидетелей. Аналогичным образом, в соответствии со ст. 143 Четвертой Женевской конвенции 1949 года, представители держав-покровительниц могут посещать все места, где находятся покровительствуемые лица, т.е. места интернирования, заключения и места их работ. Им должен быть разрешен доступ во все помещения, используемые покровительствуемыми лицами, и беседы с ними без свидетелей.
Что касается ст. 5 Дополнительного Протокола II, то в ней вообще ничего не говорится о возможности упомянутых выше посещений представителями независимых учреждений. Поэтому, очевидно, нельзя считать нарушением ст.5 задерживающей стороной установление ее режима секретности относительно порядка содержания и характера обращения с лицами, лишенными свободы по причинам, связанным с вооруженным конфликтом.
В соответствии с Дополнительным Протоколом II, все раненые и больные, а также лица, потерпевшие кораблекрушение, независимо от того, принимали ли они участие в вооруженном конфликте или нет, пользуется уважением и защитой. С ними при всех обстоятельствах должны обращаться гуманно и предоставлять им в максимально возможной мере и в кратчайшие сроки медицинскую помощь и уход, которых требует их состояние. Между ними не должно проводиться никакого различия, по каким бы то ни было соображениям, кроме медицинских. Во всех случаях, когда это позволяют обстоятельства, и в особенности после боя, необходимо принимать все меры к тому, чтобы разыскать и подобрать раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, и оградить их от ограбления и дурного обращения.
Определенной гарантией реализации этих весьма важных с гуманной точки зрения требований Протокола служат меры по защите лиц, выполняющих медицинские функции, которые в известной мере восполняют пробел ст.3 , общей для всех четырех Женевских конвенций 1949 года. Так, ст.9 Дополнительного Протокола II предписывает, что медицинский и духовный персонал пользуется уважением и защитой, ему оказывается вся возможная помощь для выполнения ими своих обязанностей. При этом нельзя требовать, чтобы при выполнении своих функций медицинский персонал отдавал предпочтение какому-либо лицу, кроме как по соображениям медицинского характера. Ни при каких обстоятельствах ни одно лицо не может быть подвергнуто наказанию за выполнение им медицинских функций, совместимых с медицинской этикой, независимо от того, в интересах какого лица выполняются эти функции. Отражая специфику внутреннего вооруженного конфликта, п.4 ст.10 устанавливает, что с учетом национального законодательства ни одно лицо, выполняющее медицинские функции, никоим образом не может быть подвергнуто наказанию за отказ предоставить информацию или за непредоставление информации относительно раненых и больных, которые находятся или находились на его попечении.
Хотя вопрос об обеспечении надежной защиты гражданского населения, впрочем как и проблема применения других соответствующих норм международного права, во внутренних вооруженных конфликтах, неоднократно рассматривались международным обществом, в частности, на международных конференциях Красного Креста, однако вплоть до принятия Женевских конвенций 1949 года эта весьма острая и важная проблематика оставалась вне сферы международно-правового регулирования.
Так, что касается норм Дополнительного Протокола II к Женевским конвенциям 1949 года , не определяющих правового положения гражданского населения во время внутреннего вооруженного конфликта, то наиболее важное значение имеет ст. 13 этого документа. Содержание этой статьи дословно производит текст первых трех пунктов ст. 51 Дополнительного Протокола I. Подтверждая действие принципа защиты гражданского населения в условиях внутреннего вооруженного конфликта (“гражданское население и отдельные гражданские лица пользуются общей защитой от опасностей, возникающих в связи с военными операциями”), указанная статья запрещает нападения на гражданское как таковое, равно как и на отдельных гражданских лиц. Как и во время международного вооруженного конфликта, единственным основанием для прекращения предоставления защиты ( при этом речь идет о защите отдельных гражданских лиц, а не всего гражданского населения в целом) является только непосредственное участие этих лиц в вооруженной борьбе.
Согласно ст. 17 запрещается насильственное перемещение гражданских лиц за исключением тех случаев, когда это продиктовано соображениями обеспечения безопасности этих лиц или же “настоятельными причинами военного характера”. При этом в Протоколе не раскрывается содержание приведенного выше условия, которые отличаются (во всяком случае редакционно) от ссылок на военную необходимость, содержащихся в других соответствующих международно-правовых актах. Запрещается также принуждать гражданских лиц покидать собственную территорию по причинам, связанным с вооруженным конфликтом.
Приведенными нормами фактически и определяется правовое положение гражданского населения и отдельных гражданских лиц в условиях вооруженного конфликта, не наносящего международного характера.
Насущная потребность укрепления правового режима защиты гражданских объектов в период внутренних вооруженных конфликтов обусловлена, прежде всего необходимостью обеспечения безопасности и нормальных условия жизни гражданского населения.
В конце 60-х – начале 70-х годов XX века Генеральная Ассамблея ООН, выражая глубокую обеспокоенность международного сообщества огромными страданиями, которые вооруженные конфликты продолжают причинять комбатантам и гражданскому населению, а также все возрастающими масштабами материального ущерба в особенности в результате использования жестоких средств и методов ведения войны, приняла ряд резолюций.
Рекомендации, изложенные в резолюциях Генеральной Ассамблеи ООН были в известной мере учтены участниками Дипломатической конференции по гуманитарному праву и при выработке соответствующих положений Дополнительных Протоколов к Женевским конвенциям 1949 года. Работа конференции привела к конвенционному закреплению одного из важнейших принципов права вооруженных конфликтов, согласно которому в целях обеспечения жизненно важных интересов мирного населения стороны в конфликте должны всегда проводить различие между гражданскими и военными объектами и соответственно направлять свои действия только против военных объектов (ст. 48 Протокола I). Согласно п.2 ст.52 этого Протокола, “нападения должны строго ограничиваться военными объектами. Что касается объектов, то военные объекты ограничиваются теми объектами, которые в силу своего характера, расположения, назначения или использования вносят эффективный вклад в военные действия и полное или частичное разрушение, захват или нейтрализация которых при существующих в данный момент обстоятельствах дает явное военное преимущество”. В соответствии с п.1 ст.52, “гражданскими объектами являются все те объекты, которые не являются военными объектами, как они определены в пункте 2”. Пункт 3 ст.52 устанавливает, что в случае сомнения в том, используется ли объект, который обычно предназначен для гражданских целей ( например, место отправления культа, жилой дом, школа или другие постройки), для эффективной поддержки военных действий, предполагается, что такой объект используется в гражданских целях. Дополнительный Протокол I относит к гражданских объектам, против которых не допускается нападения: жилища, сооружения и средства транспорта, используемые гражданским населением; места и районы, используемые исключительно гражданским населением (убежища, больницы и т.п.); районы производства продуктов питания, источника воды; сооружения, содержащие опасные силы (плотины, дамбы и атомные электростанции); объекты, представляющие собой культурную ценность и места отправления культа. Определение немеждународного вооруженного конфликта является более или менее общепринятым, несмотря на то, что в некоторых случаях оно все еще зависит от ряда обстоятельств, политической и юридической интерпретации случаев возникновения вооруженного конфликта.