2.1. Образ провинции в творчестве Бориса Михайловича Кустодиева,

Ивана Николаевича Павлова.

Кустодиев Борис Михайлович (1878-1927), выдающийся русский советский живописец, график, театральный художник, скульптор. Как художник русской темы Кустодиев сформировался рано, в первые годы самостоятельного творчества.

Свое творчество Кустодиев посвятил России — купеческой и крестьянской, провинциальной и деревенской, полной сил и душевного здоровья, жизнерадостной и праздничной. «Не знаю,— писал художник накануне своей смерти,— удалось ли мне сделать и выразить в моих вещах то, что я хотел — любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему русскому. Это было всегда единственным «сюжетом» моих картин».

Начиная с первой большой картины «Базар в деревне», написанной в год окончания Академии, и до «Русской Венеры» он оставался верным этому «сюжету». «Ярмарка» (1906), снова «Ярмарка» (1908) и еще «Ярмарка» (1910), «Праздник в деревне» (1907) и «Деревенский праздник» (1910), «Гулянье» (1909), «Провинция» (1910), «Девушки на Волге» (1915), «Московский трактир» (1915), «Балаганы», «Масленица» (1916), «Купчиха за чаем» (1918)—одна за другой появлялись картины Кустодиева, чарующие своей свежестью, оригинальностью, ярким национальным колоритом.

Пестрой, многоголосой, красочной и своеобразной вереницей проходят перед нами провинциальные купцы-старообрядцы в длиннополых сюртуках, поддевках и с бородами лопатами, их дородные, вальяжные, пышнотелые супруги и дочки, завитые приказчики-щеголи, степенные извозчики, до седьмого пота гоняющие чаи в московском трактире за заставой, юркие, ловкие половые с пирамидами чайников, графинчиков и снеди на цветастых подносах, мужики и бабы, старики и дети на воскресных базарах... Шумит ярмарочная толчея у прилавков и перед размалеванными балаганами, играет духовой оркестр в городском саду, разодетые в пух и прах барышни и кавалеры прогуливаются по бульвару на набережной Волги, звенят бубенцы под расписной дугой, да вихрем проносятся быстрые тройки на развеселой масленице. Закружилась Русь в хороводе!

Ясными, незамутненными красками сверкает радуга этого хоровода. Отказываясь от привычных приемов тональной живописи, Кустодиев ищет броской декоративности, простоты и яркости изобразительного языка, звонких сочетаний чистого цвета. Он обращается к народному творчеству, красочной стихии лубочных картин и вывесок, расписных подносов и прялок, фигурных пряников и крестьянских резных игрушек. Активно, творчески претворяя эти впечатления, художник создает свой стиль, точно и полно выражающий его представления о родной стране. Бытует мнение, что Кустодиев поэтизировал патриархальный быт русской провинции, воспевал «кондовую» Россию. Да, художник любил ее и не скрывал этой любви. Своих героев он рисует с добродушной и лукавой улыбкой, но нередко, прощаясь с прошлым, художник разил его иронической усмешкой. Тогда появлялась картина «Купец» — алчный, подозрительный, мелочный, с судорожно искривленной рукой скряги. В картинах Кустодиева, — писал А. Луначарский, — предстает «сонный» мир, как будто и приятный, почти умилительный, и вместе такой смешной и такой... проклятый».

Сосредоточив внимание на художественных традициях русской провинции («Чаепитие», 1913; «Масленица», 1916; и др.), мастер в тот же период создал «Купчиху» (1912), как бы пробуя новый язык живописи, восходящий к живописному примитиву. Среди глубоко прочувствованных Кустодиевым «типов русской жизни» замечательные картины 1915: «Девушка на Волге», «Красавица» - образ молодой купчихи, роскошное бело-розовое тело которой, будто млеет и томится в жаркой, душной атмосфере пуховых перин, подушек, шелковых одеял, пузатых комодов, расписных сундуков и подносов.

В 1912 году Станиславский приглашает его в Художественный театр уже как знатока русской жизни, русской провинции и предлагает ему оформление пьес А. Островского. Но именно в последнее десятилетие жизни Кустодиев создал полотна и графические произведения, где характер русской природы, русского быта выразился так глубоко и слитно, что можно говорить о национальном в его искусстве как целостном понятии. На этом переходе от портретно-достоверного к синтетически-типовому все, что изображает художник, приобретает расширительный смысл, потому что Кустодиев стремится теперь видеть русскую жизнь в ее общественно-исторической перспективе. Наблюдая в течение многих лет русскую деревню и провинцию, стремясь проникнуть в глубины народного самосознания, Кустодиев как бы ставит перед собой главный вопрос своего творчества: «Что такое Россия? Каковы ее возможности, ее будущее?» И дает исполненный веры и надежды ответ — силы и возможности России велики и неисчерпаемы. Залогом этого являются необозримые просторы страны, ее природные богатства, талантливость народа. 

И тогда в искусстве художника вырисовываются контуры большого и величественного целого — русская земля с ее ширью, ее плодоносящей силой и издавна живущий здесь народ со своими традициями, устоями, особенностями национального характера. К середине 1910-х в творчестве Кустодиева появляется тема русских просторов. 

Если в «Гуляньях» 1909—1910-х годов, в «Провинции» (1910), «Купчихах в Кинешме» (1912) художник выгораживает для действия сценическую площадку, ограничивая ее на заднем плане и по бокам, как кулисами, домами, заборами, деревьями, то теперь он убирает все, что задерживает развитие пространства; оно расширяется, бесконечно уходя в глубину, будучи таким громадным, что вмещает в себя город с его улицами, площадями, зданиями и многочисленными церквами («Масленица», 1916); поля, леса, перелески, деревни («Лето», 1920); неохватные глазом разливы Волги («Купчиха», 1915; «Девушка на Волге», 1915; «На Волге», 1922). Все большее место в жанровых полотнах и графических работах Кустодиева занимают панорамные решения, часто с высоты птичьего полета, позволяющие вместить в пейзаж широкие картины сельской природы, городскую архитектуру и большие толпы народа. Обращаясь к опыту русских пейзажистов XIX века — Шишкина, Куинджи, Левитана, — осваивает Кустодиев открытое ими восприятие русского пейзажа как бесконечных пространственных перспектив, втягивающих в себя, уводящих глаз к все удаляющемуся горизонту — «только синь сосет глаза» и сменяется «за далью даль». Русские просторы, русское раздолье— такова кустодиевская Россия.

Имя ещё одного великого художника пользуется авторитетом - Иван Николаевич Павлов, его гравюры на дереве, посвященные архитектурному пейзажу старой Москвы, имеют широкую известность. Павлов своим творчеством во многом способствовал развитию и совершенствованию этого вида графики.

И.Н.Павлов (1872-1951) - пейзажист-лирик, его рисунки передавали исторический колорит, ощущение времени, его неповторимости и ускользания. Они отразили и дух средневековья, и настроение художника, удивительно тонко чувствующего старый город. Выдающийся русский мастер гравюры на дереве и линолеуме Иван Николаевич Павлов одним из первых утвердил новый вид гравюры, в котором мастер-гравер является самостоятельным художником. Основным направлением творчества Павлова стал жанр городского пейзажа.

С конца 1900-х гг. создавал преимущественно станковые тоновые и цветные ксилографии и линогравюры ("Останкино", 1909; серия "Старая Москва", 1944-47), реалистично, точно воссоздававшие пейзажно-архитектурный облик старой Москвы. Награжден орденом Трудового Красного Знамени и медалями. Мастер начинает делать гравюры на линолеуме (с 1909 года), а в 1915 году изобретает акватипию — особый способ печатания акварельными красками. Павлова приглашают преподавать гравюру на дереве в Строгановское училище и привлекают к работе крупнейшие московские издательства Сытина и Ступина. В годы, непосредственно предшествовавшие первой мировой войне, оформляются и вкусы Павлова как самостоятельного профессионального художника. Он выступает на выставках с серией графических пейзажей, посвященных старой Москве и провинциальным городам средней России. Это архитектурные пейзажи, скромные, неброские уголки города.

В первые послереволюционные годы начинается самый интересный этап творчества Павлова. Именно в это время им создаются лучшие листы: гравюры на дереве и линогравюры, посвященные старой Москве. Своей простотой и ясностью графика Павлова заметно отличается от изысканно-строгой и изощренной графики мастеров круга «Мира искусства». Он явно менее артистичен и остер, но часто выигрывает в искренности. Павлов широко разрабатывал не только практические вопросы черно-белой графики, но и проблемы цветной линогравюры. Можно говорить даже о целой школе И. Павлова и В. Фалилеева в нашей цветной линогравюре, традиции которой живы и сегодня. В эти годы художник самое пристальное внимание уделяет и станковым рисункам. Хотя они и не относятся к высшим достижениям творчества Павлова, но, безусловно, такая работа способствовала повышению общей пластической культуры его творчества.

Облику старой Москвы 19-20 века был посвящён цикл "Старая Москва" (1944 г.) и изданные в 1957 году подарочные гравюры.

Серия гравюр "Провинция" охватывает реки - Москву, Волгу, Оку, Кострому, Клязьму, с замечательными старинными городами по ним - Коломной, Рязанью, Касимовым, Муромом, Гороховцом, Нижним Новгородом, Кинешмой, Плесом, Костромой, Ярославлем, Угличем, Василь-Сурском, селами - Коломенским, Павловым - и дивный по красоте Ростов Великий на озере Неро. 

Влюбленный в провинциальный пейзаж, И. Н. Павлов удачно разрешил в своей живописной гравюре ряд красочных эффектов. Овраги, деревеньки, реки, шлюзы, шатровые церкви, весенние разливы, причудливые домики, мужики на Волге, на пароме, дворы с колодцами и телегами, архитектурные группы соборов, Рязанский дворец Олега, башня в Коломне, базары, заставы-въезды, касимовские гробницы, избы Василь-Сурска, меловые горы Жигулей, "беляны", переходы в Белую палату, небо, облака — длинной вереницей, как на огромном свитке, как в бесшумном и медлительном кинематографе, развертываются перед глазами.