Другой исследователь так говорит о современных кооперативах: ''Это организации не массовые. Это союзы индивидуалов, более схожие с миниатюрными акционерными обществами, чем с кооперацией. Они проникнуты духом делячества и вызывают острую неприязнь населения'' (Кабанов В.В. Кооперация, революция, социализм. С.200).

205

прорабы ''перестройки'', открыв путь кооперативам. Они стремились сформировать слой частных предпринимателей и создать благоприятные условия для их обогащения, чтобы потом, опираясь на таких бизнесменов, продолжить осуществление своего разрушительного плана. Но это не все.

Создание кооперативов позволяло приступить к отмыванию ''грязных денег'', масса которых заметно увеличилась в годы антиалкогольной кампании. Едва ли стоит сомневаться в том, что творцы ''перестройки'' это хорошо разумели. Кооперативы, следовательно, вводились и для того, чтобы стать каналом легализации капиталов теневого и криминального мира.

Исследователи резонно замечают, что ''кооперативы -весьма удобная форма для "отмывания" капитала''.1 Особенно удобны для такого дела торговые кооперативы. Понятно, почему кооператорам были даны права ''в посреднической деятельности, т.е. в перекупке, а проще - в спекуляции''.2 Ясно и то, почему кооперация занималась не столько производством, сколько торговлей, или, по терминологии Н.И. Рыжкова, спекуляцией.3 Ведь торговля, особенно в условиях дефицита, который тогда был налицо, - наиболее простое, быстрое и эффективное средство ''отмывания'' и приращения капитала. По средним оценкам сумма ''отмываемых'' денег была огромной, достигая 70-90 млрд руб. в год.4 Но и это опять-таки не все.

Многие директора госпредприятий, почуявшие запах собственности и сообразившие, какая перед ними открывается перспектива, ''стали на своих заводах создавать кооперативы, которые использовали средства производства, принадлежащие

Читать полностью: http://readr.ru/i-froyanov-pogrughenie-v-bezdnu-rossiya-na-ishode-xx-veka.html?page=49##ixzz1uavAeXe7

Другой исследователь так говорит о современных кооперативах: ''Это организации не массовые. Это союзы индивидуалов, более схожие с миниатюрными акционерными обществами, чем с кооперацией. Они проникнуты духом делячества и вызывают острую неприязнь населения'' (Кабанов В.В. Кооперация, революция, социализм. С.200).

205

прорабы ''перестройки'', открыв путь кооперативам. Они стремились сформировать слой частных предпринимателей и создать благоприятные условия для их обогащения, чтобы потом, опираясь на таких бизнесменов, продолжить осуществление своего разрушительного плана. Но это не все.

Создание кооперативов позволяло приступить к отмыванию ''грязных денег'', масса которых заметно увеличилась в годы антиалкогольной кампании. Едва ли стоит сомневаться в том, что творцы ''перестройки'' это хорошо разумели. Кооперативы, следовательно, вводились и для того, чтобы стать каналом легализации капиталов теневого и криминального мира.

Исследователи резонно замечают, что ''кооперативы -весьма удобная форма для "отмывания" капитала''.1 Особенно удобны для такого дела торговые кооперативы. Понятно, почему кооператорам были даны права ''в посреднической деятельности, т.е. в перекупке, а проще - в спекуляции''.2 Ясно и то, почему кооперация занималась не столько производством, сколько торговлей, или, по терминологии Н.И. Рыжкова, спекуляцией.3 Ведь торговля, особенно в условиях дефицита, который тогда был налицо, - наиболее простое, быстрое и эффективное средство ''отмывания'' и приращения капитала. По средним оценкам сумма ''отмываемых'' денег была огромной, достигая 70-90 млрд руб. в год.4 Но и это опять-таки не все.

Многие директора госпредприятий, почуявшие запах собственности и сообразившие, какая перед ними открывается перспектива, ''стали на своих заводах создавать кооперативы, которые использовали средства производства, принадлежащие

Читать полностью: http://readr.ru/i-froyanov-pogrughenie-v-bezdnu-rossiya-na-ishode-xx-veka.html?page=49##ixzz1uavAeXe7

В своём практическом осуществлении социализм ХХ века воплощался в политической форме диктатуры одного лица или группы лиц (олигархии). Очевидно, это закономерность. Однако она никоим образом не выделяет социализм в худшую сторону по сравнению с капитализмом. Ведь формой закрепления победы буржуазной революции также, как правило, была диктатура. Кромвель, Наполеон Бонапарт – вот классические образцы, с которых начинался путь к буржуазной демократии. В условиях Америки с почти полным отсутствием внешней угрозы можно было сразу перейти к формально демократическим методам правления. Но и там избирательным правом вплоть до 30-х гг. XIX века (президентство Джексона) обладало лишь меньшинство взрослого мужского населения. А полномочия президента США изначально превышали полномочия британского короля. И отцы американской конституции, не стесняясь, говорили, что под видом учреждения поста президента они на самом деле воздвигают трон некоронованному монарху.

Тот же Маркс писал о диктатуре пролетариата как о закономерной форме власти в период перехода к социализму. А Сталин обосновал практическое осуществление этой диктатуры в виде диктатуры авангарда пролетариата, то есть его партии, а в конечном итоге – её руководящего слоя. В работе «К вопросам ленинизма» (1926 г.) он писал: «Без партии, как основной руководящей силы, невозможна сколько-нибудь длительная и прочная диктатура пролетариата… Высшим выражением руководящей роли партии, напр., у нас, в Советском Союзе, в стране диктатуры пролетариата, следует признать тот факт, что ни один важный политический или организационный вопрос не решается у нас нашими советскими и другими массовыми организациями без руководящих указаний партии. В этом смысле можно было бы сказать, что диктатура пролетариата есть, по существу, «диктатура» его авангарда, «диктатура» его партии, как основной руководящей силы пролетариата» (И.В. Сталин. Вопросы ленинизма. 11-е изд. М., 1947. С. 121).

С течением времени политическая эволюция социализма привела к довольно либеральному брежневскому режиму. Главное направление этой эволюции Сталин предвидел ещё в 1930-е гг. Уже тогда, как мы теперь знаем, он пытался заложить основы новой политической системы, не замкнутой на партию, более свободной, с альтернативными выборами в органы власти. Эта попытка недоучла силу инерции в том самом «авангарде пролетариата».

Анализ объективных причин сталинской неудачи – дело совершенно особое. Здесь мы лишь подчеркнём, что даже капитализм только на ранней стадии мог позволить себе роскошь стихийной конкуренции не только в экономике, но и в политике. В современном капитализме контроль над политическим процессом – гораздо более всесторонний и всеобъемлющий, чем в любые времена советского социализма. Причём этот контроль приобрёл глобальный характер. Успешное строительство социализма вообще, судя по всему, немыслимо без научного управления политическим процессом. Причём сложность и значение точного прогноза и точных рекомендаций в этой сфере, очевидно, будут только возрастать на каждом новом этапе этого строительства.

То, что произошло в России на рубеже веков, многие пытаются объяснить тем, что на самом деле вместо социализма у нас-де был «государственный капитализм». Это продолжение старого спора «сталинистов» с «троцкистами» о возможности построения социализма в отдельно взятой стране. Причём в последнее время «троцкисты» приобрели себе авторитетного сторонника в лице президента Венесуэлы Уго Чавеса, открыто объявившего себя троцкистом и заявившего, что в СССР не было социализма.Спрашивается, если Чавес – марксист, то как он считает: какая общественно-экономическая формация существовала в Советском Союзе? Капитализм? Мы сами по собственному опыту знаем, что капитализма в СССР не было до конца 80-х годов. Даже государственного. Ибо государственный капитализм представляет собой уклад в рамках капитализма, когда он, в конечном итоге, служит тому же классу частных собственников, реализующих своё право собственности на паях благодаря обладанию государственной властью. Такой государственный капитализм возник у нас в недрах социализма, утвердился в годы горбачёвской перестройки и стал плацдармом для отката к капиталистической формации. Вот возможности перерождения социализма в государственный капитализм основоположники как раз и не могли предвидеть.

Да и вообще, как можно считать каким-то «отступлением от марксизма-ленинизма», тем более его «извращением», две наиболее успешные из известных в истории попыток строительства социализма?! Одна из них осуществлялась – шутка ли! – на протяжении семидесяти с лишним лет в нашей стране. И благодаря ей наша страна выдвинулась в самые экономически передовые державы мира. Другая уже начала отсчитывать свой седьмой десяток лет и пока не проявляет признаков кризиса. Это китайская модель социализма.

В регрессе от социализма к капитализму нет ничего удивительного и невозможного, согласно марксистской теории. Ещё Ленин писал: «Представлять себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперёд, без гигантских иногда скачков назад, недиалектично, ненаучно, теоретически неверно» (ПСС. Т. 30. С. 6). Ближайшую аналогию отступления к более низкой формации мы находим в судьбе первых ростков капитализма и самых ранних буржуазных революций. В Италии ещё в XIII–XIV вв. возникли островки капиталистического уклада в море феодализма, но они не получили устойчивого политического оформления, хотя и оставили свой значительный след в культуре. Первая буржуазная революция, победившая на короткий срок, произошла в Чехии в начале XV столетия. Это всем известное Гуситское движение.

Основоположники, конечно, не могли признать, что почин в движении средневековой Европы к капиталистической формации принадлежал романской или славянской нации.

Поэтому они объявили первой буржуазной революцией Реформацию и Крестьянскую войну в Германии начала XVI века. Та революция, как мы знаем, тоже не привела к смене формации, оказалась неудачной.

Сколько времени прошло между гуситами и окончательной победой буржуазной революции в Англии, с которой мы теперь начинаем отсчёт Нового времени? Почти триста лет. А Октябрьская революция совершалась меньше ста лет назад. Слишком маленький срок для того, чтобы делать окончательные выводы об исторической несостоятельности социализма.

Два главнейших факта всемирной новейшей истории – решение в рамках социализма ряда важнейших национальных исторических задач России и успешное строительство социализма в самой многолюдной стране мира – наглядно подтверждают правоту «сталинистов» в давнем споре. Безусловно, окончательная победа социализма, как и предшествующих ему формаций, возможна только в масштабе всей человеческой цивилизации. Но путь к этому неизбежно лежит через социализм в отдельно взятой стране. Причём только стране достаточно крупной, имперски сильной и самодостаточной. равильно ло бы сказать, что имперский социализм есть единственный, из известных на сегодняшний день, конкурентоспособный на одной мировой арене с капитализмомвариант социализма. В этом нет ничего противоречащего марксизму. Основоположники считали государство как главнейшим средством, так и целью социалистических преобразований. Причём централизованное государство. Это уже было указанием на изменение функций государства при социализме – вместо орудия угнетения большинства меньшинством оно должно превратиться в орудие планомерного развития производительных сил в интересах всего гражданского коллектива.

Совершенно очевидно, что по мере строительства социализма роль надстройки над базисом, именуемой государством, должна только возрастать. Ибо кто, как не государство, сможет успешно руководить таким сложным процессом? Под «отмиранием» государства следует понимать коренное изменение как его функций, так и методов действий. Причём функции эти будут всё возрастать и усложняться по мере развития и усложнения общественных процессов. А преобладающими методами станут, вместо многовекового насилия, научное предвидение, комплексное побудительное стимулирование и профилактика предсказуемых кризисных ситуаций. В конечном итоге это будет не самоликвидация государства, как примитивно понимали это многие марксисты ещё в недавнем прошлом, а переход его на качественно более высокий уровень.

Понятно также, что в наиболее благоприятных конкурентных условиях здесь находятся страны, где государственный аппарат и интеллектуальная элита традиционно смыкались друг с другом. Кстати, одно из первых теоретических обоснований такой модели мы находим не где-нибудь, а в традиционалистской утопии «государства философов» Платона! Неудивительно, что в авангарде движения человечества к социализму ныне находится Китай с его развитой ещё в древности этикой образованного чиновничества. Россия, где в течение трёх столетий государственный аппарат культивировал технократов и во многом опирался на них, также может и должна предпринять попытку нового движения к социализму,учтя ошибки прошлого. Признание имперского социализма единственным перспективным варианто формационного перехода заставляет по-новому взглянуть на изъезженный термин «пролетарского интернационализма». В принципе, представлять социалиста обязательно и всегда интернационалистом – совсем даже не по-марксистски.

Основоположники сами были весьма последовательными немецкими националистами. История даёт нам множество примеров вполне пролетарского национализма. Ибо какой ещё, кроме как окрашенной в национальные цвета, может быть идеология угнетённого класса, когда большинство его угнетателей принадлежит к другим нациям, чем он сам? Пролетарский интернационализм не «предписан» социалисту изначально, а диалектически сочетается с возможностью и даже обязанностью для социалиста быть в известных случаях пролетарским националистом.

Из изложенного уже ясен ответ на вопрос об отношении к современной глобализации. Вообще-то, глобализация как интенсификация и углубление контактов между различными локальными группами человечества, усиление их взаимовлияния, рост культурных заимствований – закономерное явление всей человеческой истории. Но от этой глобализации следует отличать сознательное стремление транснациональных элитных групп к мировому господству в своих узкоклассовых интересах. Создание мирового капиталистического сверхгосударства скорее замедлит, чем ускорит, движение к социализму. Правда, закономерным результатом развития социализма, по-видимому, тоже будет создание всемирного государства (как мимоходом подметил в своей книге «Упущенный шанс Сталина» историк М. Мельтюхов, «на основе русской советской традиции всеединства и равенства разных народов»). Но путь к этому, очевидно, лежит через наиболее полное раскрытие национальных особенностей, а не через их нивелирование, характерное для глобального капитализма.

Итак, имперский социализм как универсальная (для определённой категории стран) модель развития и прообраз будущего всей цивилизации характеризуется следующими основными чертами:

1) Первоначальная победа социалистической революции в одной или нескольких немногих, но крупных странах;

2) Централизованное  развитие социалистического строя;

3) Неуклонное возрастание роли государства и усложнение его функций;

4) Смыкание и слияние государственного аппарата и интеллектуальной элиты;

5) Возрастание роли научных методов руководства обществом;

6) Планомерное развитие в интересах целого, а не отдельных групп общества, хотя бы даже и его большинства.

Здесь я попытался определить лишь некоторые общие принципы, на которых могли бы сойтись правые антикапиталисты и левые государственники государство как стержневой.

Так, по данным статистики (справочник Томского областного статистического управления за 1991 год), в 1989 году годовое потребление основных продуктов питания на душу населения в среднем по РСФСР составляло: мясопродукты — 75 кг (более 200 граммов в день), молоко — 396 кг, яйцо — 309 штук, рыбопродукты — 21 кг, сахар — 45 кг, картофель — 104 кг, овощи — 81 кг. По потреблению всех видов продовольствия, за исключением мяса, страна занимала лидирующее положение в мире.

Нетрудно предвидеть, что это утверждение вызовет сегодня у многих людей патриотического умонастроения решительный и даже негодующий протест, ибо очень широко распространилось мнение, согласно которому даже и сама идея социализма-коммунизма, исповедуемая большевиками, была “пересажена” с Запада и полностью чужда России, — и, значит, ни о какой “правоте” большевистской власти не может быть и речи.

В действительности все обстоит сложнее. Во-первых, идея социализма-коммунизма и определенные опыты практического ее осуществления характерны для всей истории человечества, начиная с древнейших цивилизаций Европы, Азии, Африки и Америки (до ее “открытия” европейцами). Это убедительно, с опорой на многочисленные и многообразные исторические факты, было показано в труде И.Р.Шафаревича “Социализм как явление мировой истории” ⁶ . К сожалению, Игорь Ростиславович уделил очень мало внимания истории этой идеи в России, ограничившись ее “торжеством” здесь в XX веке. Это не упрек (ибо вообще не очень уж корректно судить об исследовании не на основе того, что в нем есть, а исходя из того, чего в нем нет...), но именно сожаление.

Термины “коммунизм” и “социализм” в их современном значении сложились сравнительно недавно (как считается, термин “социализм” ввел французский мыслитель Пьер Леру в 1834 году, а “коммунизм” — француз же Этьен Кабе в 1840-м), и почти сразу оба эти термина были освоены русской мыслью; притом — что весьма многозначительно — о них стали рассуждать не только так называемые западники (хотя эта ошибочная точка зрения широко распространена), но в равной мере и славянофилы. Правда, А.С.Хомяков, К.С.Аксаков, Ю.Ф.Самарин отнеслись к западным толкованиям социализма-коммунизма сугубо критически — как они относились к современной им идеологии Запада вообще; тем не менее они видели в самой этой проблеме глубокий смысл.

Хомяков писал, например, в 1846 году, что социализм (имелось в виду западное понимание социализма) “есть не что иное как вывод... из общего воспитания человеческого духа”, хотя, как на тут же оговаривал, “вывод односторонний” и “по сущности мысли своей мы... выше социализма” ⁷ (разумеется западного). Еще более определенно высказался в 1848 году Юрий Самарин: “...коммунизм (опять-таки — западный. — В.К.) есть только карикатура мысли прекрасной и плодотворной. Коммунизм относится к учению об ассоциации, об организации промышленности и земледелия, о приобщении рабочего класса к выгодам производительности, как тирания к монархии” ⁸ .

Итак, в основе социализма и коммунизма — “мысль прекрасная и плодотворная”, “вывод из общего воспитания человеческого духа”, но искаженные западными толкователями так же, как тиран искажает истинную суть монархического правления...

Корень проблемы в том, что для славянофилов — при всех возможных оговорках — была неприемлема частная собственность, и прежде всего частная собственность на землю (с их точки зрения земля в конечном счете должна быть государственной собственностью и всенародным владением). И, утверждая, что содержание славянофильской мысли “выше” западного социализма. Хомяков исходил прежде всего из реального существования в тогдашней России крестьянской общины, могущей стать, по его убеждению, основой плодотворного бытия страны в целом.

“Община промышленная, — писал в 1848 году Хомяков, — есть или будет развитием общины земледельческой. Учреждение артелей в России... имеет круг действий шире всех подобных учреждений в других землях. Отчего? Оттого, что в артель собираются люди, которые с малых лет уже жили по своим деревням жизнию общинною... Конечно, я не знаю ни одного примера совершенно промышленной общины в России, так сказать, фалянстера (имеются в виду опыты — впрочем, тщетные — устройства в 1830—1840-х годах “островков” социализма на Западе. — В.К.), но много есть похожего... Все это не развито; да у нас вся промышленность не развита. Народ не познакомился с машинами... Когда... устроится наш общий быт, все начала разовьются и... промышленная община образуется сама собой”. Хомяков противопоставлял положение в России ситуации на Западе, где, как он писал, “стремление всеобщее и разумное встречает везде неудачу”, поскольку господствующие там во всех слоях населения “нравы... на допускают ничего истинно общего, ибо не хотят уступить ничего из прав личного произвола” ⁹ (курсив в цитатах здесь и далее мой. — В.К.).

Итак, с точки зрения славянофилов Россия, в отличие от Запада, способна осуществить ту “прекрасную и плодотворную” мысль, которая лежит в основе социалистических и коммунистических учений (Хомяков говорит в связи с этим и о “всеобщем и разумном стремлении”, которое тем не менее на Западе неосуществимо). И это убеждение славянофилов, как показано в ряде новейших исследований историков, позднее во многом определило— несмотря на все разногласия — социалистические программы Герцена и даже Чернышевского ¹⁰ .

Герцен, ставя вопрос о взаимоотношениях своего “лагеря” со славянофильством, недвусмысленно писал в 1850 году:“... социализм, который так решительно, так глубоко разделяет Европу на два враждебных лагеря, — разве не признан он славянофилами так же, как нами? Это мост, на котором мы можем подать друг другу руку”. “Мост”, о котором говорил Герцен, был вообще-то шатким. Но Герцен прав в том, что в России — в отличие от Запада — не было сильной и высокоразвитой собственно буржуазной (то есть, в частности, индивидуалистической) идеологии.

Необходимо сказать и еще об одном. Из вышеизложенного вовсе не следует вывод (хотя его нередко делают), что славянофилы заимствовали “мысль” социалистически-коммунистического характера у Запада; речь может идти лишь об использовании ими западной терминологии. Ибо славянофилы черпали свои основные идеи из изучения и осмысления истории самой России — прежде всего “нравов” русских крестьян, а также устремлений и образа жизни русских духовных подвижников. Позднее продолжатель славянофильской традиции О. Павел Флоренский так писал об этом:

“Идея общежития как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве, — назовется ли она погречески киновией или по латыни — коммунизмом, всегда столь близкая русской душе и сияющая в ней как вожделеннейшая заповедь жизни, была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой Лавре преподобным Сергием и распространялась отсюда, от Дома Троицы...” ¹¹ .

Ясно, что тот социализм-коммунизм, который стал реальностью после 1917 года, несовместим ни с учением славянофилов, ни, тем более, с заветами Сергия Радонежского. Но в то же время едва ли есть основания утверждать, что “мысль”, лежащая в основе социализма-коммунизма вообще, была чужда России. Многие виднейшие русские идеологи, начиная с середины XIX века, так или иначе предрекали, что Россия пойдет именно по “социалистическому” пути, хотя подчас вовсе не считали его благодатным...

Так, основоположник новой русской философии Чаадаев, которого, кстати сказать, совершенно необоснованно зачислили в “западники”—о чем я не раз писал ¹² , — уже незадолго до кончины, в 1852 году, ставил вопрос, “что можно противопоставить грозному шествию идеи века, каким бы именем мы ее ни назвали: социализм, демагогия?” И отвечал: “Что до меня касается, я ничего не могу придумать”. Говоря об уничтожении феодальных привилегий в ходе Французской революции, Чаадаев выражал своего рода недоумение: “Странное дело! В конце концов признали справедливым возмущение против привилегий рождения; между тем происхождение — в конце концов — закон природы... между тем все еще находят несправедливым возмущение против наглых притязаний капитала, в тысячу раз более стеснительных и грубых, нежели когда-либо были притязания происхождения”. И многозначительное чаадаевское предвидение: “Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что неправы его противники” ¹³ .

Русская мысль не только предвидела, что впереди — социализм, но и сумела с поражающей верностью предвидеть его реальную суть и характер. Лучше всего это осуществил один из очень немногих наиболее глубоких мыслителей XIX века Константин Леонтьев:

“Я того мнения, что социализм в XX и XXI веках начнет на почве государственно экономической играть ту роль, которую играло христианство на почве религиозно государственной... Теперь социализм еще находится в периоде мучеников и первых общин, там и сям разбросанных... то, что теперь — крайняя революция, станет тогда охранением, орудием строгого принуждения, дисциплиной, отчасти даже и рабством... Социализм есть феодализм будущего”, который будет идти “попеременным путем — и крови, и мирных реформ...” ¹⁴ .

Вглядываясь в грядущее, Леонтьев утверждал в 1880 году, что “тот слишком подвижный (выделено самим Леонтьевым. — В.К.) строй”, к которому привел “эгалитарный и эмансипационный (то есть “уравнивающий” и “освобождающий”. — В.К.) прогресс XIX века... должен привести или ко всеобщей катастрофе”, или же к обществу, основанному “на совершенно новых и вовсе уже не либеральных, а, напротив того, крайне стеснительных и принудительных началах. Быть может, явится рабство своего рода, рабство в новой форме, вероятно, — в виде жесточайшего подчинения лиц мелким и крупным общинам, а общин — государству”. (Стоит отметить, что один из крупнейших представителей западноевропейской историософии XX века, Арнольд Тойнби, в 1971 году — то есть через 90 лет после Леонтьева, — пришел к такому же выводу: “Я предполагаю, что человечество согласится на жесткую диктатуру ленинского типа как на зло меньшее, чем самоуничтожение или постоянная анархия, которая может закончиться только самоуничтожением”. ¹⁵ )

В той же статье Леонтьев высказал истинное понимание так называемого прогресса: “В прогресс верить надо, но не как в улучшение непременное, а только как в новое перерождение тягостей жизни, в новые виды страданий и стеснений... Правильная вера в прогресс должна быть пессимистическая, а не благодушная, все ожидающая какой-то весны... (мне представляется, что речь должна идти все же не о “пессимизме”, а о беспристрастной объективности. — В.К.). В этом смысле, я считаю себя, например, гораздо большим настоящим прогрессистом, чем наших либералов. И вот почему. Они видят только завтрашний день, то есть какую-нибудь конституционную мелочь и т.п. Они заботятся только о том, как бы сделать еще несколько шагов на пути того равенства и той свободы, которые должны... довести их, шаг за шагом, до такой точки насыщения, за которой эмансипировать будет уже некого и нечего (что и получилось после Февральской революции 1917 года. — В. К. ), и начнется опять постепенное подвинчивание и сколачивание в формах еще невиданных воочию...” (выделено Леонтьевым).

И Леонтьев напоминает о “благодушной” вере славянофилов в общинное будущее России; это будущее, предрекает он, “примет вовсе не тот вид, в котором оно представлялось московскому (выделено Леонтьевым. — В.К.) воображению Хомяковых и Аксаковых ...новая культура будет очень тяжела для многих, и замесят ее люди столь близкого уже XX века никак не на сахаре и розовой воде равномерной свободы и гуманности, а на чем-то ином, даже страшном для непривычных...” ¹⁶ .

В другой статье Леонтьев, утверждая, что “социализм ( т. e. глубокий и отчасти насильственный экономический и бытовой переворот) теперь, видимо, неотвратим” (((отчасти насильственный” — конечно, смягченная характеристика; но Леонтьев писал это еще в 1880 году, когда “эмансипация”, которую должен будет “подвинчивать” социализм, не зашла столь далеко, как в 191 7-м), находил своего рода “прообраз” грядущего бытия людей в сложившемся в Древней Руси монастырском образе жизни

Продукция металлургии по годам (млн.Тонн)

Год	Чугун	Сталь	Прокат
1913	4,6 [19]	4,9 [19]	4,0 [19]
1928	3,3	4,8	3,2
1940	14,9	18,3	13,1
1950	19,2	27,3	18,0
1958	39,6	54,9	43,1
1960	46,8	65,3	43,7
1961	50,9	70,8	—
1965	66,2	91,0	70,9
1970	85,9	116	80,6
1975	103	141	99
1980	107	148	103
1986	114	161	112
1988	115	163	116

Статистика
ВВП по ППС	$2 659 500 млн. (1990)[1]
Место по ВВП по ППС	по объёму: 2-е[1] (1990, до распада СССР в 1991)[2]
Рост ВВП	от −2,4 до −5,0 % (1990 est.)[3]
ВВП на душу населения по ППС	$9211 (28-е) (1990 est.)[4]
Инфляция (ИПЦ)	14 % (43rd) (1991)[5]
Экономически активное население	152.3 млн (3-е) (1990 est.)[6]
Уровень безработицы	1-2 %[3]
Основные отрасли	нефтегазодобывающая, металлургическая, пищевая, автомобильная, химическая, электронная, авиационная, связь
Внешняя торговля
Экспорт	$110,7 млрд $ (9-я) (1990 est.)[7]
Партнёры по экспорту	Страны СЭВ 49 %, ЕС 14 %, Куба 5 %, США, Афганистан (1988)[3]
Импорт	114,700 миллиард $ (10-е) (1990 est.)[8]
Партнёры по импорту	Страны СЭВ 54 %, ЕС 11 %, Куба, КНР, США (1988 est.)[

Производство тракторов

Годы	Объёмы (тыс.шт.)
1940	31,6
1950	116,7
1958	220
1960	238,5
1965	355
1970	458,5
1975	550
1980	555
1988	559