3.4. Сфера повседневного общения
В сфере повседневного общения господствует разговорная речь с ее доминантой – минимумом заботы о форме выражения. Лишь изредка встречаются «минипроявления» художественного (рассказывание анекдотов), публицистического стиля (заздравные тосты) и нечто совсем особое в виде неофициального, но публичного общения – светской беседы, отличающейся как от официальной коммуникации с использованием КЛЯ, так и от типичной разговорной речи из-за рассчитанной риторичности, не свойственной разговорной речи в любых ее проявлениях.
Каждый их видов повседневного общения нуждается в изучении, но в данной книге будет представлено только рассмотрение с точки зрения хорошей речи семейной и светской беседы (см. соответствующие разделы), поскольку анекдот как жанр художественной речи требует особого анализа, а тосты с культурно-речевой точки зрения еще не изучались и в наших материалах современной речи отсутствуют.
Разговорная речь изучена достаточно хорошо (известные многотомные коллективные монографии, огромное количество статей, ряд учебных пособий), поэтому нет необходимости рассматривать ее подробно. Остановимся лишь на одном, существенном с точки зрения определения, хорошая это речь или плохая, моменте: все характеристики разговорной речи как правило строятся на ее отличиях от КЛЯ, даже в тех случаях, когда делается попытка представить систему разговорной речи как самодостаточную (даже как особый язык в коллективной монографии под ред. Е.А. Земской 1973, 1981 и 1983), однако обязательных признаков РР при этом выделить не удается: характерны для РР, но не обязательны сильная редукция, избегание кратких прилагательных, причастий и деепричастий, возможны, но не обязательны «особые синтаксические конструкции» и т. д.
Именно это свойство РР (типичность, возможность, но не обязательность чего-либо) и приводит к выделению в качестве доминанты не какого-то положительного (понятийная точность; точность, не допускающая инотолкования; образность и т. д.), а, на первый взгляд, отрицательного качества – минимума заботы о форме выражения. При этом имеется в виду, что отрицание заботы о форме выражения не означает, ни того, что это отсутствие обязательно (оно только характерно, типично для РР), ни того, что такое отсутствие заботы о форме выражения делает речь хорошей или плохой в условиях повседневного общения.
Что же тогда делает речь в сфере повседневного общения хорошей? Прежде всего ее орфоэпическая, а в письменной форме (дневники, письма) орфографическая и пунктуационная правильность. Неполный стиль произношения с сильной редукцией – норма РР, отличающая ее от любой официальной речи, РР более свободна в соблюдении орфоэпических норм смягчения согласных перед мягким согласным, но в основном все нормы орфоэпии (место ударения, смягченность или твердость согласного перед е и т. д.) должны соблюдаться в хорошей раговорной речи.
Должны соблюдаться и грамматические нормы, и нормы словоупотребления, однако здесь в отличие от любой официальной речи допустима бóльшая свобода, особенно в языковой игре (в ней возможны и намеренные нарушения акцентологических норм). Но грамматические и лексические неправильности появляются в относительно хорошей разговорной речи и в случае непреднамеренных ошибок: из-за свойственного РР синтаксического построения речи путем своеобразного нанизывания добавлений к ранее высказанному: Вчера он приехал / из Москвы / груда вещей / конечно сердце («несоответствие» падежей, неполнота потенциально угадываемого предложения) и из-за неизбежного в РР цейтнота, не позволяющего должным образом продумать форму выражения возникшей в сознании мысли: нередко встречающиеся оговорки (читательский вместо зачетка), замены нужного слова первым попавшимся (скафандр вместо противогаз), родового понятия местоименно-глагольной конструкцией (дай чем стирать, чем писать). В результате появляются и свойственная РР «экспансия» именительного падежа, и слова-диффузы, слова-эрзацы, неожиданные словосочетания (шопотно читать) нелюблю вместе (что означает не просто не люблю, а активно не люблю) и т. д. По причине вынужденного цейтнота при оформлении мысли РР свойственно большое количество различных, казалось бы, лишних, заполнителей пауз (ну, вот, это, это самое, значит и т. д.). Если они не превращаются в слова-паразиты, т. е. достаточно разнообразны, и это не делает разговорную речь плохой.
Качеством хорошей речи считается ее логичность, но в РР с ее меной ролей говорящего и слушающего редко удается выдержать текстовую организацию диалога, логичность проявляется как правило только в монологических фрагментах, да и то выдерживается не всегда. Конечно, нарушения логичности в построении речи делают ее менее хорошей, но в условиях непринужденного общения не переводят ее и в плохую. Они допустимы.
Плохой разговорную речь делает злоупотребление в ней книжными, в том числе иностранными, словами, просторечными и жаргонными словечками, даже если они употреблены ради достижения определенного эффекта, ради экспрессивности речи, но без должного учета личности адресата или находящегося рядом наблюдателя. Подобные примеры студенческой разговорной речи не раз приводились в литературе и в опубликованных разговорных текстах.
Например, в [Живая речь уральского города 1995] приведены разговоры студентов, в одном из них жаргонные прикинь, обалдел, устойчиво (в значении «знаю»), нефиг, жмоты, грубое задница, филонит, вытуриваем, явно нелитературное сильно долго и книжные мероприятия, процесс, проблемы, воззрение, решений, деградировали (с. 88-97), создающие стилистическую мешанину; в другом книжные экзистенциализм, эстетика соцреализма, герменевтика, провозгласил этику любви, абстрактный гуманизм, абсолютно нет, антигуманизм, принцип, аспект, возведут в тотальность, постулаты, искусство истолкования, философский статус, адекватный механизм интерпретации, феноменологически изложенный платонизм сочетаются с жаргонными и просторечными словечками: крутейший герменевтик, герменевтикой достали, а теперь экзистенциалитзмом достают, процветание сволочизма, отмазаться, теоретик хренов, он убоище, он мурло, дерьмовый человек, самое прикольное, херово, бухали, с пьяных шар, башку свернем, пришипился и все время нарочито английское произношение КГБ как Кей-джи-би (с.158-165). В данных разговорах студенты прекрасно понимают друг друга, то есть понятность речи не нарушается, неуважение к собеседнику не проявляется, но такая речь студентов никак не воспринимается как хорошая.
Безусловно, есть разница между плохой, не очень хорошей и прекрасной разговорной речью, но главное отличие хорошей речи от плохой в сфере повседневного общения лежит в области ее литературности и этической нормативности (см. примеры далеко не прекрасной, но хорошей речи в разработанных образцах семейной беседы).
При этом необходимо помнить, что этическая нормативность, уважение к адресату едва ли не важнее ортологической правильности (см. разделы о вежливости и жанрах повседневного общения). Конфликтность речевого поведения, агрессивность, тем более грубость речи всегда делают ее плохой, даже при ортологической безупречности. Нарочитая грубость речи как намеренная борьба с «буржуазным лицемерием», семена которой были посеяны сразу после 1917 года, в середине ХХ века подверглась осуждению, были предприняты попытки возвращения вежливости как принципа цивилизованного и рационального поведения (в детских книжках начали пропагандировать «волшебные слова», обеспечивающие получение желаемого), но до конца побороть «поросль пышным цветом взошедших семян» грубости так и не удалось. Даже в 70-80 годах ХХ века магнитофонные записи разговорной речи в семьях культурных людей показывали не только отсутствие «волшебных слов», но и подчеркнутую ироничность их употребления (здравствуйте не в значении приветствия, извини, пожалуйста не в виде извинения или просьбы, а с явной иронией и т. д.), подробнее об этом см. в [Сиротинина 2000], переносные употребления, огрубляющие вежливые клише (Здравствуйте/ так я и знала/ что ты это попросишь; Ну уж извините в значении «ни за что не выполню твою просьбу» встречаются чаще, чем прямые. В конце ХХ века появилась новая волна грубости.
Если в начале века насаждение грубости шло под флагом «народа» в противовес буржуазной культуре, хотя именно для народно-речевого типа культуры характерно уважение к любому встречному (в деревне здоровались, а иногда и теперь здороваются с любым встречным, обязательно напутствуют работающего пожеланием «Бог в помощь»), проявление повышенного уважения к старшим, то теперь грубость насаждается под флагом борьбы с казенным официозом советского периода, хотя в бытовом-то общении его фактически не было.
Официоз был в средствах массовой информации, и как естественная реакция на него в современных средствах массовой информации и в современном словесном искусстве (особенно кино- и телефильмах) появилась новая волна грубости речи. При этом если в 20-х годах ХХ в. грубость речи состояла в отказе от вежливых формул и в меньшей степени – в использовании грубых слов (неэвфемистичность речи), то теперь она связана с нарочитым огрублением речи за счет использования прежде всего жаргонных слов, в меньшей степени – просторечия и, к сожалению, за счет неограниченных никакими табу дисфемизмов и мата. Такая речь даже при возрождении формул вежливости остается плохой.
Конечно, надо учитывать, что формулы вежливости мало используются в близкородственном и близкодружеском общении из-за принятой в современном обществе их избыточности в этих ситуациях. Возможна в таком общении и некоторая доля нарочитой грубоватости (но не грубости!) речи, особенно в общении молодежи (налет жаргонности, именования типа Сашка, Надька и т. д.).
Нельзя сказать, что такая грубоватость речи желательна, но она допустима между друзьями и родственниками. Однако при общении родителей с маленькими детьми такая грубоватость имеет очень печальные последствия, сказывается на формировании языковой личности, мешает становлению кооперативного типа речевого поведения (см. раздел о жанрах и нормах речевого поведения). Можно высказать предположение, что пренебрежение вежливостью в советский период породило явное преобладание и тогда и теперь не кооперативного, а конфликтных типов речевого поведения, которые всегда были и будут нецелесообразными, очень часто вредными (особенно для здоровья коммуникантов и всего населения России в целом). В современных условиях развития рыночных отношений конфликтные типы речевого поведения препятствуют становлению нормальных, цивилизованных отношений между партнерами и конкурентами.
Именно из-за своих последствий грубоватая речь родителей по отношению к детям (Морду вытри – мамино побуждение, обращенное к маленькой дочке, Ну ты / хулиган / убить тебя мало! – бабушкино обращение к любимому внуку – и все это в благополучных культурных семьях!) никак не может считаться хорошей.
Вместе с тем вряд ли можно считать хорошей и речь близких, изобилующую претенциозными, используемыми без особого чувства к человеку обращениями типа Леночка, Машенька, Ванечка, тем более при заглазном употреблении Ленка, Машка, Ванька, что нередко встречается. Вряд ли красят повседневную коммуникацию слащавые Кушайте, Покушай, тем более если они сопровождаются использованием уменьшительно-ласкательных форм типа супчик, котлетка, кашка, помидорчик, огурчик и пр. Между тем в наших магнитофонных записях в речи некоторых говорящих встречается и Покушай пирожок с капусткой (о большом пироге), Скушай кашку с вареньецем / или сахарком посыпать? – все не по отношению к детям. Порождает подобные формы стремление улучшить свою речь, сделать ее более вежливой, но на деле это не улучшает, а ухудшает речь. Уменьшительно-ласкательные образования не должны превращаться в обычные, регулярные, так как в этом случае они утрачивают свою функцию и придают речи мещанскую слащавость.