Глава VIII на чужбине

66. После конца: этнические осколки

Как известно, случайности в истории встречаются часто, но большого значения не имеют, потому что их последствия - зигзаги - компенсируются в могучих течениях исторических и природных закономерностей. Но совпадения, или встречи двух-трех потоков закономерностей, влекут за собой либо смещения исторических судеб даже очень крупных народов, либо их аннигиляцию. Так произошло в Центральной Азии в так называемый "темный век" - 860-960 гг. [+389].

В это столетие совпали кризисы трех линий, или, точнее, трех исторических закономерностей, и именно совпадение их оказалось трагичным для культуры Центральной Азии, потому что создался разрыв традиции, и возникло забвение прошлого.

Первое. С разгромом Уйгурии закончилась инерция пассионарного толчка III в. до н.э. Все этносы, возникшие тогда в Великой степи, либо перестали существовать, либо превратились в реликты, либо стали примыкать к соседним могучим суперэтническим целостностям: к Китаю, мусульманскому халифату, к Византии, и даже вступали в контакты с лесными племенами Сибири. Дольше всех продержались тюрки-шато, потомки "малосильных" хуннов, вернувшиеся на древнюю родину - северную границу Китая, карлуки - потомки ветви тюркютов и куманы - смесь среднеазиатских хуннов с алтайскими динлинами.

Поскольку этот грандиозный этногенез с хуннов начался и хуннами кончился, правомерно называть его, пусть условно, хуннским. Но коль скоро так, то он просуществовал 1200 лет и в Х-ХII вв. затухал. Собственные силы его стали малы и не обеспечивали возможности роста. И не случайно, что в том же Х в. (995 г.) прекратилась династия Афригидов, носивших титул "хорезмшах". Этнос хоразмиев был сверстником хуннов.

Короче говоря, инерция пассионарного толчка, всколыхнувшего предков хуннов, сяньбийцев и сарматов, иссякла, и пред степными народами Азии была безотрадная перспектива медленного увядания или быстрого истребления хищными и неутратившими пассионарности соседями. И действительно, окитаенные кидани -Ляо совершали планомерные набеги на Степь, убивали мужчин и стариков, а женщин и детей продавали в рабство на плантации Северного Китая. А на Ближнем Востоке шла планомерная работорговля куманами, гузами и даже туркменами, хотя последние были мусульманами, т.е. единоверцами работорговцев.

Да, видно, сине-зеленая идиллия гомеостаза - бескрайняя степь под куполом ясного неба - находилась рядом с багрово-черной бездной феодальных и работорговых цивилизаций, для носителей коих слова: "жалость", "сострадание" и "милосердие" - были неизвестны. А ведь среди кочевников Х-ХII вв. было много людей смелых, сильных и ловких.

К.Э. Босворт отмечает, и вполне убедительно, что тюрки XI в., попадая в мусульманские земли, сохраняли качества "благородных дикарей": смелость, преданность, выносливость, отсутствие лицемерия, нелюбовь к интригам, невосприимчивость к лести, страсть к грабежу и насилию. Арабы и персы-сунниты определенно предпочитали тюрок дейлемитам и исмаилитам, ценили их "львиноподобные качества": гордость, свободу от противоестественных пороков, отказ выполнять ручную домашнюю работу, "стремление к командным постам" [+390], что толкало их на усердие в боях и походах.

Но это были отдельные люди, имеющие свои личные цели и вкусы, а не идеалы, т.е. далекие прогнозы для потомков и соплеменников.

Тюркские рабы поступали частью из Средней Азии и Сибири:тюргеши, кимаки, карлуки, токуз-огузы, огузы (туркмены), кыргызы и кыпчаки, - а частью с берегов нижней Волги и Дона:"ал-Хазари". Но конечно, среди последних были не только хазары. Этих людей продавали их купеческие цари, при молчании бессильных ханов.

Такой массовый отлив населения из Великой степи в страны Ближнего Востока был возможен только при отсутствии в Степи сильной власти, способной уберечь своих подданных от продажи на чужбину. А власть опирается на пассионарные консорции, которые до IX в. существовали и поддерживали степные каганаты. Но когда тюркютские богатыри погибли, а вольнолюбивые уйгуры поверили соблазнам манихейских учителей и отдали свою жизнь жестоким кыргызам [+391], гомеостаз пришел в Степь как неизбежность, как необратимость эволюции. Угасание пассионарности породило бессилие.

Второе. Ни в Китае, ни в халифате кочевники не обрели покоя. Их не любили, а использовали. В этих обеих империях шла фаза этнического надлома. И там, и тут вероломство и жестокость стали знаменем эпохи, хотя и с различной окраской. В Китае прокатилась волна шовинизма, безотчетной ненависти ко всем чужому и уж больше всего - кочевникам. В халифате тюрок ненавидели шииты и карматы, хотя последние так же ненавидели мусульман. А в Византии в это время в тюрках не нуждались и пренебрегали ими.

Более того, покинув родину, тюрки - так называли всех степняков на Ближнем Востоке - неизбежно попали в зоны активного взаимодействия трех ведущих суперэтносов, византийского, арабомусульманского и молодого западноевропейского, или "христианского мира", и будучи сами представителями четвертого мира - Степного - они не могли не подчиниться объективным закономерностям этнических контактов.

Проблема контактов на уровне этносов относительно проста. Либо этносы сосуществуют рядом, помогая друг другу в ведении натурального или простого товарного хозяйства, - симбиоз; либо небольшая группа чужого этноса внедряется в среду аборигенов и бытует в относительной изоляции - ксения; либо пришлый этнос узурпирует ведущие позиции в местном этносе или захватывает целые профессии - химера. А иногда слабо пассионарный этнос растворяется в соседе путем смешанных браков - ассимиляция. Но это бывает очень редко, и процесс всегда мучителен для обоих компонентов, да и столь слабая пассионарность ассимилируемого этноса знаменует его полную беспомощность, что возможно лишь на субпассионарных уровнях - ниже гомеостаза.

Однако на уровнях суперэтнических все выглядит несравненно сложнее и неожиданнее. Сосуществование становится трудным, особенно при высоких уровнях пассионарности. И тогда возникают контроверзы, что буквально значит "препирательства", которые в Древности и Средневековье разрешались путем войны. Таким образом, в стихийных процессах этногенезов при наличии разных фаз и разных традиций (стереотипов) столкновения и борьба неизбежны даже при симпатиях друг к другу. А тюрки были чужими для всех, греков, арабов, латинян - и потому их ждала участь дальневосточных сверстников - киданей, ставших жертвой китайско-сяньбийской химеры.

Так может, лучше было бы кочевникам не соваться на чужбину, а жить дома? Но тут вмешалось третье. В степной зоне наступил очередной период вековой засухи. Волей-неволей приходилось уходить на окраины степи [+392].

С одной стороны, засуха Х в. была полезна, ибо кыргызы покинули степь, превратившуюся в пустыню, и ушли домой, в Минусинскую котловину. Война их с уйгурами, не кончившись, загасла. Кровь перестала литься на пересохшую землю. Но с другой стороны, кочевники, покидавшие родину и терявшие связь с ландшафтом, невольно упрощали этносистемы и теряли традиции, как это было с гузами и кыпчаками.

Именно поэтому они воспринимались в окрестных странах как "дикари", тем более что в Х-ХII вв. никто из соседей не знал истории хуннов, тюрок и уйгуров. Обывательскому мышлению свойственно считать, что увиденное им теперь было таким всегда, а беду соседа рассматривать как его неполноценность. Так и создалось устойчивое мнение, что кочевники Азии - это дикари, трутни человечества, неспособные воспринимать культуру. Нужно ли говорить, что это неверно и антинаучно?

Поэтому направимся за осколками степных каганатов на Запад, где сложили буйные головы последние тюркские богатыри. Однако здесь нам придется изменить точку отсчета и способ изложения. До сих пор в центре нашего внимания находились сами степняки, и мы проследили закономерность их этногенеза. Но это удалось нам лишь потому, что был строго выдержан уровень приближения -суперэтнический. Но тюрки на чужбине, оторванные от родной степи, уже не представляли собой самостоятельных этнических систем, а образовывали либо отдельные рассеянные консорции (как гулямы), в которых соблюдался общий для всех этнических уровней принцип объединения "своих", либо небольшие популяции (субэтносы), инкорпорированные этносами Ближнего Востока. Поэтому судьба последних тюрок уже не была связана с внутренней закономерностью их собственного этногенеза этногенетическое время тюрок остановилось, - а определялась возрастом вмещавших их суперэтносов и контактами последних между собой. Вот почему мы вынуждены теперь обратиться к Миру ислама и его соседям - Византии и Западной Европе, в препирательствах которых угасали лучи великой тюркской славы.