Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

ch2

.pdf
Скачиваний:
2
Добавлен:
22.08.2019
Размер:
164.22 Кб
Скачать

II.ФИЛОСОФИЯ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

1.Общая характеристика социума и культуры

Россия XVIII в. представляла собой уникальный историкокультурный феномен, суть которого заключалась в том, что естественное традиционное развитие было резко прервано, и общество одной культуры, религии, идеологии оказалось перед необходимостью освоения иной культуры, идеологии, науки, принадлежавших более развитому Западу. Не все слои русского общества равно были открыты новым реалиям. Не могло произойти и простой смены культур. Легкость внешней европеизации не снимала, а, скорее, увеличивала многотрудность преодоления средневековых основ бытия. Отсюда отличительная черта эпохи – амбивалентность и высокая интенсивность развития общественного сознания.

Специфичность развития общественного сознания в России в XVIII в. определялась наложением и взаимовлиянием минимум трех различных типов культуры. Во-первых, традиционной православной, в формах и категориях которой проживало и мыслило себя подавляющее большинство населения. Во-вторых, гуманистической, поворачивавшей к «естеству» в образе жизни, общественном мнении и даже идеологии, что определяло светскую жизнь широких кругов дворянства и частично среднего сословия, горожан. Наконец, просветительской, имевшей сравнительно небольшую сферу влияния исключительно на интеллектуальную верхушку общества, оставаясь при этом осознанно чужой, «французской» теорией.

44

Интенсивная европеизация послужила своего рода катали-

затором переломных процессов в сознании русского общества. В начале XVIII в. оно вступило в полосу кризиса религиозного

мировоззрения, который первой своей фазой имел кризис цер-

ковного сознания, сопровождавшийся падением авторитета церкви, формализацией религиозного культа, распространением ан-

тиклерикальных настроений. Народ, среди которого были наи-

более распространены старая вера и сектантство, пережил этот процесс в рамках традиционной культуры и традиционного ми-

ропонимания. Все увеличивавшееся культурное расхождение

просвещенной части общества и народа, вдруг оказавшегося носителем не общенациональной, но лишь «крестьянской» куль-

туры, на время вывело народ из сознательных участников исто-

рического процесса, из возможных субъектов самосознания общества, отдав это преимущество просвещенному слою.

Просвещенное общество – приобретение XVIII в. В течение

столетия русское общество именно просвещалось, то есть овладевало языками, наукой, культурой, литературой и т.д. Относи-

тельно философии это был период вхождения в философскую

культуру Запада, когда отечественная мысль существовала не как рациональное знание или дискурсивная наука, но в виде

морали, мировоззрения, проповеди, нравоучения. Это не есть

ее недостаток, это следствие особого исторического развития России. И главное здесь то, что Россия не имела развитой тра-

диции светского философствования. Философская культура

Древней и Московской Руси развивалась в пределах православной религиозной догматики, где элементы западноевропейской

философии использовались чаще по принципу второстепенной

и случайной выборки. Когда в XVIII веке встала проблема перевода сочинений Платона на русский язык, то главную трудность

составила неразработанность русского философского лексико-

на, слишком многим понятиям западной философии на русском языке в XVIII в. еще не было названия. Соответственно

ученичество, эклектизм, вторичность, периферийность были

неизбежны на первых этапах вхождения общества в философскую культуру рационалистического западного типа.

Итак, просвещенное общество приняло на себя мощный

поток новых реалий культуры, науки, идеологии, быта, хлынувших в разреженное русское пространство из того самого «окна в

Европу». Что же это были за реалии и каково их значение в истории формирования философии в России?

45

Первое – это достижения европейской науки Нового вре-

мени, с которыми связывались технико-экономические успехи стран Западной Европы. В Петровское время преобладало сугу-

бо утилитарное отношение к науке, выразителем которого стал

историк и общественный деятель, один из участников «Ученой дружины» Петра I В.Н.Татищев. В начале XVIII в. в России были

созданы благоприятные условия для развития наук естествен-

ных, военно-технических и т.п., непосредственно работавших на практические нужды государства в экономической, военной

и инженерной сферах.

Соответственно, сложившееся в обществе скептическое отношение к гуманитарным наукам, практическая польза которых

была не столь явной, не могло не отразиться на условиях быто-

вания философии. «Произвол в отношении к науке правительства усугублялся особым пристрастием к философии со сторо-

ны духовенства, следившего, чтобы философские курсы не со-

держали ничего противного православию, нравственности и правительству», – заметил Г.Г.Шпет. Отсутствие школ и тради-

ций, замкнутость академических курсов на себе при отсутствии

общественного резонанса – таковы начальные формы существования новоевропейской философии в России. Причем связь

между состоянием общества и уровнем развития философии была

непосредственная. Мнение Шпета интересно как крайнее выражение скепсиса: «Исключительное невежество не позволяло

русскому духу углубить в себе до всеобщего сознания европейс-

кую философскую рефлексию. Утилитарное отношение к знанию обличает некоторую примитивность культуры и духа. Оно

необходимо исчезает с развитием их».

Заметим, что речь идет об обществе начала XVIII в., обществе, только начинавшем преодолевать средневековые формы

бытия и способы миропонимания, обществе, не имевшем раз-

витой традиции светского философствования. Поэтому, предъявляя русской философии начала XVIII в. претензии подобного

рода и не учитывая специфики русского развития, легко впасть

в скептический, но ошибочный тон. Однако, правда и то, что пристрастная опека правительства и церкви связывала развитие

отечественной философии не только в XVIII, но и в XIX вв.

Второе. Практический ум Петра I прельстило и решение ре- лигиозно-церковных дел в протестантских странах. Последова-

тельная политика Петра в плане концентрации верховной власти привела к окончательному подчинению церкви государству. Тео-

46

ретическое обоснование цезарепапистских претензий Петра дал

его соратник и главный идеолог петровских преобразований, также член «Ученой дружины», Феофан Прокопович. К тому времени

моральный авторитет церкви понизился, а встречавшиеся приме-

ры невежества, стяжательства и нравственного падения части духовенства привели к тому, что просвещенная часть общества, сто-

ронники «естественной религии», положительно восприняли факт

отмены патриаршества и введение церкви в систему государственных учреждений образованием Священного Синода. С другой сто-

роны, такое «падение» церкви оттолкнуло от нее наиболее беском-

промиссных ее приверженцев, усилило отчасти антиклерикальные настроения в обществе. По ряду параметров церковная политика

Петра I имела далеко идущие последствия.

Во-первых, она стимулировала процессы религиозного самоопределения русского общества, ибо кризис церковного созна-

ния непременным следствием имел усиление религиозности.

Кризис церкви в XVIII столетии еще не мог вызвать атеистических настроений – общество мыслило в пределах религиозного

мировоззрения. Тот религиозный нигилизм, который пришел в

Россию как составная часть просветительской идеологии Запада, также не был воспринят, период увлечения «вольтерьянством»

довольно быстро прошел, но выявил глубокую религиозную не-

удовлетворенность, которую не могла уже заполнить идеология официальной церкви. Здесь причина интенсивных религиозных

исканий русского общества и едва ли не основная причина обра-

щения к масонству как независимой, внецерковной, но, в том понимании, христианской религии. Именно в силу религиозной

неудовлетворенности на фоне антиклерикальных настроений воз-

никло массовое увлечение мистическими культами, обращение к сектантству и магии во всех слоях русского общества в XVIII и

начале XIX вв. В этом плане Шпет был прав, когда говорил, что

«теософические и квази-мистические настроения среди масонствующих и немасонствующих представителей полуобразованного

дворянства рождались не в порядке движения идей, а составляли

скорее явление порядка социально-психологического». Возражая лишь тону, но не существу замечаний Шпета, за-

метим, что из «порядка социально-психологического», может

быть, и возникло то, что зовется русской философией. Что, как не социально-психологические настроения лежат в основе «Фи-

лософического письма» П.Я.Чаадаева, а ведь именно с него некоторые исследователи ведут отсчет самостоятельной русской

47

философии. С другой стороны, в наиболее авторитетных на се-

годняшний день историко-философских курсах В.В.Зеньковского, Н.О.Лосского, Г.Г.Шпета не упоминается об академической

философии или о русских просветителях XVIII в., то есть тех,

кого мы бы могли назвать профессиональными философами, но говорится об ученом-энциклопедисте М.В.Ломоносове, морали-

сте М.М.Щербатове, гуманисте-просветителе Н.И.Новикове, ре-

лигиозно-этическом учении масонства и т.д. Западноевропейская философия как интеллектуальный факт иного и более разви-

того общества, до поры не совпадала с интеллектуальными

запросами русского общества, что, очевидно, и обусловило ее замкнутое, сугубо академическое бытование в России XVIII в.

Общество переходного периода, каким и было русское общество

XVIII в., более всего занимали проблемы религиозно-этического свойства, отсюда основной религиозно-этический пафос русско-

го философствования XVIII в.

Во-вторых, формальное и реальное изменение статуса официальной церкви в ее отношении к государству привело к необ-

ходимости внутреннего церковного самоопределения уже на иных

принципах. Здесь начало идейного обоснования мистической роли православной церкви в мире, вернее, в миру, отказ от цер-

ковно-государственной идеологии, здесь же начало собственно

религиозной философии в России.

Наконец, третье. Европеизация России всецело перевернула основы бытия. Законы новой светской жизни отвергали ста-

рые традиции, моральные нормы, сакрализованный быт, определяя процессы секуляризации культуры, которые в наимень-

шей мере затронули народ, низшие слои общества. Если раньше

общество было едино в традиционном миропонимании, «отли- чалось цельностью своего нравственного состава», «представля-

ло однородную нравственную массу» (В.О.Ключевский), то пре-

образования начала XVIII в. несли «нравственное раздвоение», вели к расколу в обществе, по сути фатальному, так как между

народом и просвещенной частью общества, воспринявшей ев-

ропейскую культуру, с этих пор образовалась пропасть – взаимная отстраненность и непонимание, недоверие и враждебность

с одной стороны и высокомерие – с другой. Раскол общества по

культурному признаку, совершившийся в XVIII в., станет нервом историософии России в XIX в., породит сугубо российс-

кую проблему – интеллигенция и народ, станет краеугольным камнем нравственных исканий русской интеллигенции.

48

ÂXVIII в. новая культура вводила в общественное сознание понятия самодостаточности личности, человеческого достоинства, способствовала формированию гуманистического взгляда на человека, по сути ренессанского. Гуманизм – это основной знак многоликого XVIII в., в общественном сознании которого преобладали еще не политико-правовые критерии мировосприятия, но религиозно-этические, в культуре которого шел процесс секуляризации, образования светской науки, литературы, искусства, в философии которого господство теоцентричности постепенно сменялось на антропоцентризм.

2.Славяно-греко-латинская академия

ÂXVIII столетии продолжалась деятельность этого первого Российского учебного заведения, где, помимо богословского, давалось и высшее гуманитарное образование.

История академии разделяется на три последовательных этапа: 1. Эллино-славянская школа Софрония и Иоанникия Ли-

худов (1687–1699); 2. Славяно-латинская академия (1700–1775);

3. Славяно-греко-латинская академия (1776–1814). Митрополит Платон (Левшин) преобразовал Славяно-гре-

ко-латинскую академию в Духовную академию, которая в 1814 г. была переведена в Троице-Сергиевскую лавру, где существует и поныне.

Âначале XVIII века перед академией ставились следующие задачи: подготовка богословски образованных священников, свободно владевших древними и новыми языками, обучение лиц, предполагавшихся быть использованными в деле церковного управления и народного образования; элементарное обучение студентов, переходивших затем в государственную службу переводчиками, врачами, юристами, горными инженерами и т.д.

Первоначально сословный состав учащихся не регламентировался, так что в петровскую эпоху академию можно рассматривать как место формирования разночинной интеллигенции. Число учащихся колебалось от 200 до 600.

Âакадемии преподавались следующие дисциплины: языки – древнегреческий, латинский, церковнославянский, немецкий, французский, итальянский, древнееврейский (последние – нерегулярно), поэтика (правила стихосложения и синтаксиса),

риторика, история, философия, богословие.

49

Философский курс читался в течение двух лет (четырех се-

местров). За это время студент-»философ» должен был освоить «Диалектику», èëè «Малую логику» (аристотелевская силлогис-

òèêà), «Большую логику» (теория познания, семиотика, принци-

пы научного доказательства), натурфилософию (перипатетическая физика, астрономия, сведения по химии), «Пневматику»

(психология), математику è метафизику (учение о принципах

бытия, доказательства существования Бога).

До середины XVIII в. преподавание велось на латинском языке. Помимо Лихудов философию преподавали такие извест-

ные просветители как Феофилакт ЛОПАТИНСКИЙ, Стефан

ПРИБЫЛОВИЧ, Феофил КРОЛИК, Гавриил БУЖИНСКИЙ, Стефан КАЛИНОВСКИЙ, Кирилл ФЛОРИНСКИЙ, Владимир КАЛЛИГРАФ, Антоний ГЕРАСИМОВ-ЗАБЕЛИН è äð.

Ректор академии, как правило, читал курс богословия, а префект (второе по важности лицо) – философию. Московская

академия существовала на средства, отпускаемые государством; студенты получали стипендию. Впрочем, деньги выплачивались

нерегулярно, так что материальное положение академии нельзя

было считать блестящим.

Преподаванию философии в стенах академии уделялось много времени и внимания. Ученики заучивали наизусть по

несколько страниц латинского текста и, кроме того, должны были уметь дискутировать на произвольно заданные темы, сле-

дуя практике средневековых университетов. Однако же реаль-

ные достижения академических профессоров в области чисто «академической науки» выглядят довольно-таки скромными, а

с открытием в Санкт-Петербурге Академии Наук Московская

академия навсегда теряет первостепенное значение, превращаясь постепенно в центр конфессионального образования. Фиас-

ко латинской учености, вместе с тем, не следует рассматривать

как лишенное важности звено в общей цепи филиации идей, приведшей к расцвету русского идеализма в конце XIX – нача-

ле XX вв. Многие профессора академии (в частности Ф.Лопа-

тинский) мыслили для своего времени оригинально, не отступали перед сложнейшими философскими вопросами и даже стре-

мились создать универсальный свод философского знания.

Причины неуспеха были объективными.

Во-первых, сами петровские преобразования, определившие «дух эпохи», не благоприятствовали развитию спекулятивных систем. Государство, вступая на путь, общий для передовых стран

50

Европы, поощряло развитие прикладных наук. Соображения «государственной пользы» постоянно превалировали, так что профессорам академии приходилось отвлекаться от тончайших дистинкций, скажем, понятия «материи», и приступать к переводу пособий географических или же инженерных.

Во-вторых, в первой четверти XVIII в. профессора академии продолжали сохранять верность так называемой «второй схоластике», что само по себе не было каким-то явным анахронизмом, так как этого направления придерживались тогда еще многие учебные заведения Европы. Тем не менее, битву за умы в XVIII в. последовательно выигрывали иные направления (картезианство, вольфианство и т.д.). Факт этот академическим руководством был осознан лишь к 60 гг. XVIII столетия, когда курсы начали читать по системе Вольфа (с соответствующими модификациями).

В-третьих, философия еще не окончательно отделилась от теологии, хотя процесс этот в академических стенах шел более интенсивно, чем принято считать в курсах русской философии. К примеру, логическое учение о постановке терминов силлогизма иллюстрировалось ссылкой на догмат Св. Троицы, при- чем правильное проведение логической операции должно было, по замыслам профессоров академии, опровергнуть мнения сторонников арианства.

В-четвертых, уровень образования в русском обществе еще не достиг той отметки, когда академии перестают заботиться о пополнении кадров. Учеников приходилось затаскивать в классы чуть ли не под конвоем, а сама учеба воспринималась как своеобразный род государственной повинности. Здесь мы, впро- чем, не сталкиваемся с проявлением бескультурного варварства. Система образования Древней Руси отличалась законченностью и продуманностью, разными оказались цели. Если ранее упор делался на совершенствование «внутреннего человека», то теперь боролись за блеск европейской учености, причем нравственный уровень оставался тем же, что и в древности, если не ниже. Соединить преимущества древнего и нового образования не удалось в России никому: ни правительству, ни церкви, ни сословиям. Только к концу XVIII века, трудами митрополита Платона, образование в академии начало принимать органичные формы и законченное совершенство.

51

Что касается объема содержания и структуры философских

дисциплин, то следует заметить следующее. В перечислении на современные нормы общий объем среднего философского кур-

са составляет около 60 п.л. Некоторые лекции киевских про-

фессоров переведены на украинский язык, в частности, вышедший в 1990 г. курс Георгия КОНИССКОГО занимает собой два

объемистых тома.

 «Логике» речь шла о трех операциях интеллекта, попросту же говоря, давалось учение о понятии, суждении и умозаключе-

нии (силлогизме). Сведения об этих операциях ученик получал в предварительном курсе под названием «Диалектика». Ранее считали, что подобные трактаты были перегружены излишним схоластическим балластом, однако изучение текста говорит о

том, что профессора академии, напротив, стремились упростить изложение материала. Лопатинский, например, рассказывает о

том, что в своих странствиях по академиям Европы он видел

множество учеников, силящихся запомнить многомудрые мнемонические стихи (упрощавшие запоминание логических опе-

раций) и, тем не менее, никто из преуспевших в этом ни разу в

жизни подобными подспорьями не пользовался. Кстати говоря, одно из таких средств, так называемый «ослиный мост» отвер-

галось почти во всех курсах.

Наиболее интересные разделы «Логики» сохраняют актуальность и для современных исследований в области истории фило-

софии. Учение об универсалиях – наиболее общих понятиях –

представляло собой целый трактат, в котором рассматривались кардинальные вопросы философии. Несмотря на то, что ответы

на эти вопросы давались с позиций объективного идеализма (при-

нималось внетемпоральное существование универсалий в божественном разуме), некоторые профессора не считали подобное

решение вопроса для себя обязательным, они соединяли обще-

принятое воззрение с крайностями субъективного идеализма, раздумывали над сигнификативной функцией термина, одним

словом, не ограничивались пересказом курсов своих учителей.

«Физика» преподавалась в духе перипатетизма. Однако перипатетизм этот не тождественен системам Средних веков. От

Аристотеля берется скорее метод, точнее, порядок изложения

материала, от средневековой традиции то, что по мнению профессора в наибольшей мере соответствует разделяемым им кон-

цепциям, ненужное безжалостно отбрасывается. Лопатинский, в частности, прекрасно знает труды Декарта, иной раз остроум-

52

но с ним полемизирует. Достижения современного естествознания также не сокрыты от проницательного взора преподавателей, они охотно обсуждаются, а согласные с христианством истины науки находят радостное одобрение. Проблема бессмертия решается не столь однозначно, как о том можно было бы думать: в высшей православной школе подробно рассматривались возражения по этому предмету, деление же души на растительную, животную и рациональную еще более запутывало вопрос. В частности, можно было признавать смертность растительной и животной души, оставляя бессмертие лишь за рациональной, иначе получалась явная ересь. При изложении теорий строения космоса преимущество отдавалось системе Тихо-де-Браге.

«Метафизика» служила промежуточным звеном между философией и теологией, поэтому ее часто сокращали, а метафизические вопросы изучали в курсе «Логики».

Образование в целом получалось довольно-таки элитарное. Если в первых классах училось до 200 человек, то до богословия доходили единицы. Замкнутость не способствовала развитию, освоение философского курса большинством воспринималось в качестве необходимой ступеньки в карьере православного иерарха, и лишь немногие профессора раздумывали над вопросами философии в течение всей своей жизни. Отмечая эти особенности преподавания и усвоения философского знания в стенах академии, не следует преуменьшать позитивное значение и ту колоссальную роль, которую сыграло первое высшее учебное заведение России в образовании и просвещении ее граждан.

Среди знаменитых учеников, помимо Ломоносова, были такие деятели отечественной культуры как Ф.П.ПоликарповОрлов, кн.А.Д.Кантемир, П.В.Постников (первый русский доктор наук), Л.Ф.Магницкий, С.П.Крашенинников, С.Г.Забелин, Н.Н.Бантыш-Каменский, Н.Н.Поповский, в.С.Петров, в.Г.Руба- н, в.И.Баженов и другие.

Рукописные академические курсы сохранились до нашего времени, но на русский язык они пока не переведены.

3. «Ученая дружина»

«Ученой дружиной» (букв. studiosa cohors) традиционно называется группа ученых и государственных деятелей, объединившихся к концу царствования Петра I вокруг Феофана Прокоповича. В «Дружину» входили В.Татищев, А.Кантемир, А.Чер-

53

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]