Глава VI кавказ Становление и развитие системы управления в Закавказье и на Северном Кавказе (XVIII — начало XX в.)

Разновременность присоединения территорий Кавказа к Рос­сии, а также формы, в которых оно осуществлялось, предо­пределили и многообразие моделей управления на Кавказе. Од­нако столь же важным фактором в процессе формирования местной административно-политической системы следует считать особенности самого края — его полиэтничность и многоукладность.

Внешнеполитическая ситуация, включавшая постоянные войны России с Ираном и Турцией, политика царизма на присоединенных территориях требовали создания иных, нежели в центральных губерниях, методов управления, а следовательно, и их органи­зации.

В Закавказье в процессе его присоединения к России сложилось несколько форм управления: комендантская (военно-народная), гу­бернская, областная, совмещавшиеся с более мелкими и локаль­ными административно-территориальными — округами, магалами и пр. Однако, рассматривая каждую из существовавших форм, необходимо вернуться к истокам формирования системы управле­ния в Закавказье.

В 80-х гг. XVIII в. приоритетное место во внешней политике России занимал восточный вопрос. Особое значение в процессе утверждения России на Черном море, в Крыму и на Северном Кавказе приобретало военно-стратегическое положение Закавка­зья, служившего ареной соперничества трех держав — России, Ирана и Турции. В этой связи для России чрезвычайно важны были взаимоотношения с одним из самых сильных государственных образований в Закавказье — Картли-Кахетинским царством. Пос­леднее в условиях сложного внутреннего и внешнеполитического положения стояло перед необходимостью выбора между сосед­ними государствами-соперниками. Перед лицом постоянной ирано-турецкой агрессии, грозившей национальной независимости Грузии, Ираклий II делает выбор в пользу более могущественной и единоверной России.

24 июня (4 июля) 1783 г. был заключен Георгиевский трактат, названный так по месту его подписания — в одноименной крепости на Северном Кавказе¹. Это был "дружественный договор" о "по­кровительстве" — именно так охарактеризовали свои взаимо­отношения договаривавшиеся стороны, решившие прежде всего обменяться постоянными дипломатическими представителями.

Царь Картли и Кахети отказывался от всякой зависимости от Персии или иной державы (имелась в виду Турция), а признавал над собой верховную власть и покровительство России, которая, в свою очередь, ручалась за целостность и сохранение не только настоящих владений царя Ираклия II, но даже тех, что со временем будут приобретены и "прочным образом за ним утверждены".

Гарантируя Картли-Кахетинскому царству защиту от врагов, Россия ограничивала его внешнеполитическую функцию. Это вы­разилось в обязательстве не иметь никаких сношений с соседями "без предварительного соглашения" с главным пограничным нача­льником и аккредитованным при нем российским "министром".

Более благоприятными оказались условия договора о внутрен­нем положении Грузии — за ней закреплялась полная автономия. Сохраняя наследственные права на престол как самого Ираклия, так и его наследников, Россия предоставляла им управление своим народом "вполне независимым способом" и запрещала вмеши­ваться в грузинские дела тамошнему военному и гражданскому начальству.

Однако вопрос о наследственных правах грузинского царству­ющего дома содержал в себе существенный нюанс — российским императором предоставлялось право инвеституры грузинских ца­рей, занимавших престол по праву наследования².

В договоре обозначилась также тенденция к инкорпорированию грузинской церкви: католикос (или начальствующий в Грузии ар­хиепископ) был включен в число "русских архиереев в восьмой степени, после Тобольского", и ему "навсегда жаловался титул члена Святейшего Синода".

Трактат содержал и четыре секретных пункта-артикула: 1) на­стоятельная рекомендация российского правительства о прекраще­нии в Грузии междоусобиц и сохранении ее единства; 2) обязатель­ство России держать в Картли-Кахетинском царстве два батальона пехоты; 3) в случае войны командование русскими войсками на Северном Кавказе было обязано согласовывать с царем Картли и Кахети действия по защите Восточной Грузии. Екатерина II дала обещание оказать военную помощь, а в случае мира способ­ствовать возврату земель, издавна принадлежавших Картли-Кахетинскому царству.

Георгиевский трактат был составлен в соответствии с толкова­нием термина "протекторат", принятым в правоведении второй половины XVIII в. В нем употреблен не латинский термин "протек­торат", а его русское значение — "покровительство".

Каков же был характер взаимоотношений между Россией и Грузией, заключивших дружественный договор?

Подразумевавшаяся под протекторатом форма зависимости одного государства от другого в Георгиевском трактате не была реализована полностью, поскольку Россия не ставила под свой контроль внутренние дела Картли-Кахетинского царства, которое, несмотря на определенные ограничения, продолжало сохранять черты суверенного государства. Однако в поисках покровительства Грузия отказывалась в пользу России-протектора от своих весьма существенных внешнеполитических прерогатив.

Необходимо отметить, что юридическая природа договора бы­ла такова, что он никогда не имел однозначной интерпретации. Рискуя углубиться в специально-правоведческий аспект оценки Георгиевского трактата, укажем лишь на наиболее распространен­ные мнения.

Договор 1783 г. рассматривается рядом авторов как акт, ус­тановивший протекторат России над Грузией³. Согласно другой точке зрения, договор носил одновременно форму вассалитета и протектората⁴. В современной грузинской историографии трак­тат считается "дружественным договором о союзе и покровительстве". Подобная трактовка была дана и сравнительно недавно, причем особо выделен факт добровольного вступления малого государства — Картли-Кахетинского царства — под покровитель­ство большого и сильного государства — России⁵.

Следует также указать на определение международно-правовой природы трактата грузинскими правоведами, квалифицирующими положение Грузии после заключения договора как "зависимой страны с ограниченным суверенитетом"⁶ В пользу этого мнения говорит то, что договор о протекторате создавал реальную воз­можность для усиления со стороны России тенденции к инко­рпорации Восточной Грузии, что и осуществилось в 1801 г. с упразднением Картли-Кахетинского царства и присоединением его к России.

В соответствии с договором Грузия дважды была вынуждена обращаться с просьбой о военной помощи, но оба раза войска практически так и не дошли до места назначения. Со смертью Екатерины русские войска были отозваны в Россию. Более того, Павел I, получив известие о смерти иранского правителя Ага-Мохаммед-хана, счел бесполезным дальнейшее пребывание войск в Грузии и приказал вывести оттуда 2 батальона, отправленные по просьбе посольства князя Герсевана Чавчавадзе. Это решение, по-видимому, диктовалось и позицией русского императора, кото­рый, как полагают, был противником присоединения Грузии к Рос­сии⁷, что, впрочем, не подтвердилось последующим развитием событий.

В 1798 г. умирает Ираклий II, и вновь внутриполитическая ситуация в Грузии осложняется династическими распрями. Поэ­тому, желая предотвратить смуту, Георгий XII стремится зару­читься покровительством России, "искать более тесного соедине­ния с Россией", — как писали тогда. Тем более что по Георгиев­скому договору ему необходимо было получить инвеституру. Воспользовавшись этим, он стал одновременно домогаться при­знания наследником своего сына Давида⁸, что и было сделано Павлом I в виде так называемой "утвердительной" грамоты⁹. Снаряженному в Санкт-Петербург посольству предписывалось ру­ководствоваться грамотой Георгия, содержание которой позволя­ет понять мотивы дальнейших действий России. "Царство и владение мое, — убеждал грузинский царь, — отдайте непреложно и по христианской правде и поставьте его не под покровительство Императорского Всероссийского престола, но отдайте в полную его власть и на полное его попечение так, чтобы отныне царство Грузинское было в империи Российской на том же положении, каким пользуются прочие провинции России. Затем, нижайше представьте императору Всероссийскому, чтобы, принимая царст­во Грузинское в полную свою власть, он обнадежил бы меня Всемилостивейшим письменным обещанием, что достоинство цар­ское не будет отнято у дома моего, но что оно будет передаваться из рода в род, как при предках моих"¹⁰.

Среди 16 пунктов, представленных на "высочайшее" усмотре­ние, следует обратить особое внимание на пункт, формулировав­ший династические права Багратионов: "...чтобы Георгий XII был оставлен, а по нем и наследники его на престоле с титулом царей, добровольно подвергши себя и царство подданству Всероссийской империи и иметь им, царям, главное в своем царстве правление по тем законам, как от Всевысочайшего двора даны быть имеют. От себя же им без особого повеления никаких узаконении не вво­дить"=11.

Рассмотренное в Государственной коллегии иностранных дел прошение грузинских посланников было одобрено Павлом I 19 ноября 1800 г. Коль скоро сам грузинский царь просил о включе­нии царства на правах одной из "прочих провинций", то император решил принять Грузию в подданство России с преобразованием царства в губернию и с назначением в ней губернатором одного из царевичей — с титулом грузинского царя¹². Однако весть не успела застать Георгия в живых. А тем временем Павел I, не дождавшись утверждения грузинской стороной переданной ей ноты, круто ме­няет свое решение¹³: 18 декабря 1800 г. он подписывает манифест "О присоединении Грузинского царства к России"¹⁴, который умал­чивал о династических правах Багратионов. Таким образом Картли-Кахетинское царство окончательно утратило последние атрибу­ты своей независимости. Была принята во внимание лишь первая половина ходатайства грузинского царя — превращение Грузии в одну из административно-территориальных единиц Российского государства. Оценивая поступок императора, росчерком пера нару­шившего данное им слово о сохранении прав членов царствующего дома во главе с губернской администрацией, надо заметить следу­ющее: трудно представить себе возможность подобного прецеден­та в административно-политическом устройстве государства, ког­да в одной из губерний сохранялось бы наследственное право преемственности административной должности.

Представим себе состояние грузинской стороны, в частности ложное положение царя Давида, в которое он был поставлен манифестом. Однако срочно доставленная грузинским посольст­вом в столицу нота не застала в живых самого Павла I. Император Александр I, только что переживший ужас цареубийства, испыты­вал известные колебания при мысли о лишении прав на царствование законных наследников грузинского престола. Кроме того, мо­лодой государь считал принятие Грузией подданства России "не­справедливым присвоением чужой земли"¹⁵

Государственный совет, на котором решалась судьба Грузин­ского царства, оказался перед сложными вопросами: может ли быть оно независимым, способным противостоять врагам, смутам и т.п. и действительно ли просьба о принятии в подданство опира­ется на единственное желание всею народа? По мнению Государственного совета, в решении этой проблемы была возможна аль­тернатива: или устраниться, предоставив Грузию самой себе, или — полная инкорпорация. Однако в данном случае важно понять значение этой проблемы для российских государственных интере­сов. Ибо неприсоединение Грузии грозило России большими ос­ложнениями в случае захвата ее Турцией или Ираном¹⁶. Необ­ходимо обратить внимание на позицию Негласного комитета — неофициального совещательного органа при молодом импера­торе, выраженную в докладе А. Воронцова и В. Кочубея, высказав­шихся против присоединения Грузии. Один из аргументов это провозглашенный Александром I основной принцип его политики — заботиться не о распространении пределов и без того обширно­го государства, а о его внутреннем благоустройстве. Главное же в том, что присоединение Грузии невыгодно России и не имеет правовой основы¹⁷. Однако в конце концов верх взяла имперская концепция, и Александр I утвердил решение Государственною совета о признании манифеста 18 января 1801 г.

Грузинскому народу был адресован новый манифест от 12 сентября 1801 г. "О учреждении внутреннего в Грузии управления", поставивший точку в проблеме присоединения Восточной Грузии к России¹⁸. Грузия получила желаемый статус в качестве одной из административных единиц в числе "прочих провинций" в России, но... без грузинских царей. Собственно, реализовалось то, что символически существовало уже со времен Федора Ивановича (1584—1598), когда в конце территориальной части титула русских царей прибавлялось: "государь Иверские земли Грузиньских царей и Кабардинские земли, черкасских и горских князей и иных многих государств государь и обладатель"¹⁹. В приложенной к манифесту от 18 января 1801 г. форме императорского титула касательно Грузии вносилось уточнение: "Государь Иверские, Карталинские, Грузинские... земли". Вот что писал известный исследователь З. Авалов: "Проследите историю грузино-русских сношений за ряд веков, и вы увидите, что основная идея грузинских просьб — это идея подданства у России... Россия же приняла эту просьбу, но в ее русской редакции: как просьбу о подданстве полном. Отсюда произошло присоединение безусловное"²⁰.

Каждое из государств, желавших обосноваться в Грузии, при­меняло для достижения этой цели те средства, которыми рас­полагало. И естественно, что при несовершенстве этих средств,, например, у Ирана, его власть в Грузии при жесточайших послед­ствиях опустошительных походов не могла быть прочной. Другое дело Россия, обладавшая мощной армией, а главное — отработан­ной системой управления. "Она не могла дать Грузии ни ханов, ни резидентов на английский лад, — она присылала генерал-губер­наторов, генералов и капитан-исправников"²¹, справедливо замечаег тот же автор.