§4. Заговор пажей и участие в нем Каллисфена. К вопросу о наличии

поздней оппозиции в окружении царя.

Существует тенденция рассматривать заговор пажей вместе с событиями, касающимися попытки введения Александром проскинесиса⁵⁵, но нам кажется более правильным изучить этот эпизод подробно в главе о греческой оппозиции Александру и сосредоточиться в данном параграфе именно на заговоре.

Подробные сообщения по интересующему нас вопросу мы встречаем только у Курция (Curt. VII. 6) и Арриана (Arr. An. IV. 13). Юстин (Just. XII. 7) и Плутарх (Plut. Alex. 55) пишут гораздо более кратко.

После завоевания сатрапии Оксиарта в 327 г. до н.э., Александр дает войску небольшую передышку. Во время охоты один из пажей⁵⁶, по имени Гермолай, занимавшийся философией и близкий по этой причине к Каллисфену (Arr. An. IV. 13. 2), случайно убил вепря, предназначавшегося Александру (Curt. VIII. 6. 7; Arr. An. IV. 13. 2). За эту оплошность, по приказу царя, он был наказан розгами (Там же). Обидевшись на царя, юноша рассказал о нанесенном ему оскорблении своему любовнику Сострату (Curt. VIII. 6. 7; Arr. An. IV. 13. 3), который мог быть враждебен Александру и по другой причине (Curt. VIII. 6. 8). Сговорившись, юноши решают составить заговор, имевший целью убить царя (Curt. VIII. 6. 8; Arr. An. IV. 13. 3). Они «повели дело без юношеской горячности» (Curt. VIII. 6. 9), уговорили участвовать в их мероприятии и других юношей из своей когорты, и решили убить Александра, когда они и их друзья окажутся в карауле (Curt. VIII. 6. 10; Arr. An. IV. 13. 4). На подготовку задуманного было затрачено 32 дня (Curt. VIII. 6. 11). Однако царь пьянствовал практически до утра (Curt. VIII. 6. 16; Arr. An. IV. 13. 5), а когда он вышел из шатра, к нему навстречу кинулась женщина, о которой все знали, что она обладает неким подобием экстрасенсорных способностей (Curt. VIII. 6. 16; Arr. An. IV. 13. 6), и заставила царя вернуться обратно на пир. Все расчеты заговорщиков провалились, а на следующий день один из них, по имени Эпимен, рассказал все своему брату Эврилоху (Curt. VIII. 6. 20; Arr. An. IV. 13. 7), который, в свою очередь, донес Птолемею (Curt. VIII. 6. 22; Arr. An. IV. 13. 7), а тот доложил царю (Curt. VIII. 6. 23; Arr. An. IV. 13. 7). Хотя имя Каллисфена ни разу не было упомянуто (Curt. VIII. 6. 24), царь приказал схватить и его, и всех причастных к заговору молодых людей.

Известно, что Каллисфен слушал речи молодых людей, поносивших и осуждавших царя, а потом посоветовал им помнить, что они уже взрослые (Curt. VIII. 6. 24). Несмотря на все обвинения, возводимые на Каллисфена клеветниками (Plut. Alex. 55), никто из юношей так и не выдал его (Curt. VIII. 7. 9; Arr. An. IV. 14. 2), но Александр легко поверил всем наветам, поскольку давно испытывал к нему ненависть (Arr. An. IV. 14. 1).

Замечательна оправдательная речь Гермолая, полностью приведенная у Курция (Curt. VIII. 7), а в кратком изложении у Арриана: «Гермолай, когда его поставили перед собранием македонцев, заявил, что он действительно составил заговор — свободному человеку невозможно терпеть дерзостное самомнение Александра — и он перечислил все: несправедливую казнь Филоты и уже совсем беззаконное уничтожение заодно с ним и его отца, Пармениона, и других людей; убийство Клита, совершенное в пьяном виде; мидийскую одежду; непрекращающееся обсуждение того, как ввести в обиход земные поклоны; попойки Александра, сменяющиеся сном. Он не в силах был переносить это и захотел освободить и остальных македонцев.» (Arr. An. IV. 14. 2). Эта речь, как отмечал С.И. Ковалев⁵⁷, выдумана она или нет, является программой всей македонской оппозиции.

В ответ Александр приводит свою речь (Curt. VIII. 8), квинтэссенцией которой являются следующие слова: «Действительно, я прививаю их⁵⁸ обычаи македонцам! Я и у многих народов вижу то, чему нам не стыдно подражать. Столь большим государством нельзя управлять иначе, как передавая кое-что этим народам и учась у них.» (Curt. VIII. 8. 13). И здесь, даже если считать эту речь опять же выдуманной, можно сделать вывод, что авторы, уже во времена Курция Руфа, прекрасно понимали всю суть политики, проводимой Александром⁵⁹.

Воинская сходка постановила казнить Гермолая и его сообщников, их убили люди из своей же когорты (Curt. VIII. 8. 20; Arr. An. IV. 14. 3; Just. XII. 7. 2; Plut. Alex. 55), а Каллисфен либо тоже был запытан (Curt. VIII. 8. 21), либо умер от болезни в оковах (Arr. An. IV. 14. 3), либо повешен (Там же), либо его заели вши (Plut. Alex. 55). Несомненно только одно – Александр держал зло на Каллисфена еще со времен истории с проскинесисом (Curt. VIII. 5. 13; Arr. An. IV. 14. 1; Plut. Alex. 55), и, наконец, избавился от него.

После заговора пажей мы не видим явных выступлений оппозиции знати. Нашего внимания достойны только два эпизода, обычно выделяемые как оппозиционные – отказ переправы войска через Ганг для дальнейшего похода в Индию и деятельность Антипатра, по повелению которого, как иногда думают, был отравлен Александр.

В конце 327 г. до н.э. царь, прошедший победным шествием через всю Индию остановился около Ганга, желая покорить воинственное племя, проживавшее за рекой. Однако его замыслам не дано было исполниться: его войско, уставшее от многотрудных походов и постоянных сражений уже не хотело идти дальше (Curt. IX. 2. 11; Arr. An. V. 25. 2; Just. XII. 8. 10; Plut. Alex. 62). Курций и Арриан приводят длиннейшую речь Александра, убеждающую воинов покориться его воле (Curt. IX. 2. 12; Arr. An. V. 25. 3), однако она не производит должного впечатления, и от имени собравшихся говорит Кен (Curt. IX. 3. 5; Arr. An. V. 27. 2). Он просит царя не вести в поход воинов, которые и до сих пор готовы идти за ним везде, но уже утомлены и лишены сил. От имени всего войска, Кен умоляет Александра дойти до Океана другим путем и вернуться в Македонию (Curt. VIII. 3. 14; Arr. An. V. 27. 7). В итоге царь уступает, и, велев поставить палатки, в которых якобы обитали герои, уходит вглубь Индии (Curt. VIII. 3. 19; Arr. An. V. 28. 5; Just. XII. 8. 16; Plut. Alex. 62).

Многие зарубежные исследователи, точки зрения которых упоминает С.И. Ковалев⁶⁰, склонны видеть в речи Кена очередное выступление оппозиции знати. В качестве аргументации они приводят собственно само высокое положение Кена в армии и при дворе, а так же странную, по их мнению, его смерть через несколько дней после отказа переправы через Ганг. Однако Арриан, приводя речь Кена, упоминает его слова о том, что он лишь «говорит от лица большей части войска» (Arr. An. V. 27. 2). Явно, что знать не могла являться «большей частью войска». А что касается «таинственной смерти Кена», то о ней упоминает только Курций (Curt. VIII. 3. 20), и в этом упоминании отнюдь нет речи о тех репрессивных мерах против знати, которые по логике вещей, должны были последовать за его (Кена) выступлением. Этот инцидент вообще остался без последствий, что дает нам полное право говорить о том, что в отказе от продолжения индийского похода не стоит усматривать никаких оппозиционных проявлений в окружении царя.

Что касается оппозиционных замыслов Антипатра, македонского наместника Александра, то мы не будем упоминать об этом вопросе в данной работе главным образом потому, что Антипатр во время похода не принадлежал к непосредственному окружению царя, и его действия никак Александра не коснулись. Нам кажется неправдоподобной и версия об отравлении, которое якобы произвел Антипатр вместе с Аристотелем, поскольку, говоря об этом, наши источники крайне противоречивы – от категорического принятия указанного мнения (Just. XII. 14. 1) до упоминания отравления исключительно как версии «других людей» (Curt. X. 10. 14). На наш взгляд, свидетельства об отравлении Александра – не больше чем уловка, придуманная для того, чтобы еще больше выделить и так чрезвычайно романтический образ царя, сложившийся у большинства людей. Не зря же, Арриан, обычно вызывающий у исследователей наибольшее доверие, упоминая бытовавшие по этому поводу разговоры, употребляет слово «говорят» (Arr. An. VII. 27. 1), а Плутарх приводит важное доказательство людей, считающих эти разговоры выдумкой – нетленность трупа в течение недели (Plut. Alex. 77).

Плюс ко всему, вопрос об Антипатре как противнике Александра был подробно исследован А.С. Шофманом⁶¹, и мы согласны с большинством его выводов, за исключением принятия им версии отравления в качестве главной⁶².

Итак, заговор пажей стал последним ярким проявлением македонской оппозиции из придворных кругов Александра времен так и не завершившегося восточного похода. Каллисфен, неприятный царю с еще более ранних пор, сам того не ведая, оказался идеологически в самом центре заговора, поучая юных пажей. Это стало удобным поводом для его устранения, которого, по-видимому, уже некоторое время желал царь. Расправившись с пажами и Каллисфеном, Александр победил македонскую оппозицию в своем окружении⁶³. До его смерти в 323 г. до н.э., она так и не смогла возродиться и угасла как явление, хоть иногда заставлявшее царя задуматься о пользе проводимых им преобразований.