2.2. Экономическая система и проблемы отчуждения
Альфред Маршалл в своей книге «Принципы экономической науки»50 так очерчивал ее предмет [91, С. 113]:
«…экономическая наука — это, с одной стороны, наука о богатстве, а с другой – та часть общественной науки о действиях человека в обществе, которая относится к предпринимаемым им усилиям для удовлетворения своих потребностей в тех пределах, в каких эти усилия и потребности поддаются измерению в единицах богатства или его всеобщего представителя, т.е. денег».
Выраженная этим определением ограниченность предмета экономической отражает диалектическое противоречие социальной и экономической систем общества: с одной стороны – богатство, создаваемое в рамках экономической системы; с другой стороны – измеряемая его единицами деятельность человека по удовлетворению своих потребностей. Действительно, рантье не предпринимает усилий для удовлетворения своих потребностей; по крайней мере, подобные «усилия» не поддаются измерению в единицах богатства. Таким образом, «усилия» и «богатство» оказываются «по разные стороны баррикады».
А. Маршалл не относит к богатству такие важные компоненты человеческого благополучия, как дружба, привязанность и т.п.; всю совокупность потребностей человека, в его трактовке, удовлетворяют блага, совокупность которых А. Маршалл не считает идентичной богатству ввиду их более широкого (внеэкономического) содержания.
Это подводит нас к пониманию того, что экономическая система, целью которой является удовлетворение потребностей, заведомо не способна удовлетворить их в полном объеме, поскольку не продуцирует внеэкономических благ. Изначальная ограниченность экономической системы ставит ее в подчиненное положение по отношению к социальной, т.е. положение, не допускающее доминирования ее целей и автономности ее функционирования и развития. Отсюда автоматически следует, что любые теории «усовершенствования» экономической системы без учета их влияния на социум являются грубейшей ошибкой; развивать экономику ради экономики – занятие столь же бессмысленное, как стимулирование роста отдельно взятого органа человека (например, руки, которая, достигнув определенного размера и веса, станет неподъемной и лишит человека возможности свободно передвигаться). Вторичность экономической системы означает обязательность подчинения ее развития целям социума; в противном случае кухонный комбайн начнет управлять жизнью хозяев [117, С. 17]:
«…поскольку организация труда – всего лишь другое название формы жизни простого народа, то это означает, что развитие рыночной системы неизбежно сопровождается изменениями самой социальной организации. В соответствии с этим все человеческое сообщество постепенно превратилось в придаток экономической системы».
Карл Поланьи в своем выдающемся труде «Великая трансформация» [116] отмечает ограниченность экономического детерминизма как в теоретическом аспекте, так и в историческом плане. Человек, подчиненный двум машинам – рынку и государству – перестает быть существом социальным, поскольку уже не социальные институты как исторически сложившиеся рамки общественного бытия, а бюрократическая машина и рыночный механизм определяют его возможности, его настоящее и будущее.
Методология, основанная на признании экономической машины определяющей бытие социума, приводит сегодня к опасному вытеснению социальных взаимодействий рыночными трансакциями: даже институт семьи вытесняется сегодня брачным контрактом.
Поланьи отмечает специфическую особенность рыночной экономики – превращение в товар того, что не производилось на продажу, т.е. природных факторов и труда [117, С. 13]:
…труд и земля – это не что иное, как сами человеческие существа, из которых состоит любое общество, и естественное окружение, в котором оно существует. Включение их в рыночный механизм в качестве составных элементов означает подчинение субстанции самого общества законам рынка».
Разрывая исторически сложившиеся социальные отношения путем принудительного превращения системы социальных взаимодействий в систему рыночных трансакций, рынок сводит человеческую сущность до уровня рабочего вола или жадного хищника.
Манхейм также отмечает, что [89, С. 585]:
«В патриархальном или феодальном мире …человек считается …членом органической общности. В обществе, основанном на товарном производстве, он51 …становится товаром»
Если вернуться к творческой природе труда, превращенного рыночной системой в товар, то времена дикости были гораздо более творческими по сравнению с нашим просвещенным веком: от личных способностей индивида зависел его успех, его статус в общине; он сам выбирал способ действий и не стремился получить за это плату; только достигнутый результат был мерилом его социальной ценности. Защита племени от внешних врагов и опасностей не являлась оплачиваемой работой; это была социальная функция наиболее приспособленных для этого индивидов. Каждый член общины чувствовал необходимость в социальных связях с другими; община была системой с высокой степенью интеграции индивидов при полном отсутствии экономической подсистемы.
Экономическая система как продукт «коллективного разума» социальной системы не может существовать отдельно от своего творца; именно творческие способности человека обуславливают ее появление и развитие; если же эти способности оборачиваются против социума как агрегатного носителя творческого (трудового) потенциала, то налицо «умственное расстройство» коллективного разума, его неспособность обеспечить здоровое функционирование социального организма [117, С. 13]:
«…ни одно общество не может обойтись без какой-нибудь системы, обеспечивающей порядок в сфере производства и распределения благ. Однако это еще не означает, что во всяком обществе существуют самостоятельные экономические институты, независимые от институтов социальных: экономический порядок обычно является функцией от социального, причем второй обеспечивает первый.
Эффективность как ключевое понятие экономической сферы жизнедеятельности общества перманентно «выпадает из контекста» социальной эффективности; в процессе развития экономической подсистемы общества, ориентированной на удовлетворение потребностей, происходит вытеснение целей социального прогресса [117, С. 13]:
«…Рыночная экономика может существовать только в рыночном обществе…»
Порожденная система, включающая только произведенные и непроизведенные активы и хозяйственный механизм, не обладает «памятью» своего происхождения, поскольку лишена сознания; она механически функционирует, «потребляя» энергию и способности к труду субъектов социальной системы; без этой энергии экономическая машина не может функционировать.
Какую же роль в этой системе играет «предпринимательская способность»? Как способность индивида к творческой самореализации, она продуцируется социальной системой; как способность находить наиболее эффективное сочетание факторов она превращается в элемент хозяйственного механизма, лишенный «сознания» настолько, насколько эта способность отчуждена от целей социума и ориентирована на цели экономической подсистемы. Это наводит на мысль о том, что в равной степени «обесчеловеченные» экономической системой факторы – труд и предпринимательская способность – различаются по признаку их участия в процессе отчуждения человека: если отчужденный труд был, есть и будет только ресурсом, то предпринимательская способность, превращаясь в элемент хозяйственного механизма, способствует все большему отчуждению труда, вступая в антагонизм с целями продуцирующей ее социальной системы.
Таким образом, как это ни парадоксально, именно отчужденная предпринимательская способность поворачивает экономическую подсистему общества против человека, подменяя социальный прогресс ростом богатства (накоплением капитала), а человека – совокупностью его потребностей и способностей к труду. Думается, что корень проблемы – в приведенном выше определении богатства как совокупности продуцируемых экономической системой благ. Этот «водораздел» предпринимает попытки преодолеть теория «человеческого капитала», рассматривающая человека как составную часть богатства; однако даже этот подход не разрешает противоречия целей социальной и экономической систем общества52, поскольку только расширяет круг потребностей, оцениваемых, опять-таки, экономически, т.е. в единицах богатства по определению А. Маршалла.
Игнорируемые в этом процессе внеэкономические потребности человека являются, тем не менее, основой существования социума; их удовлетворение и есть необходимое условие его существования. Утрата социального контроля над процессами функционирования экономической системы гарантированно приводит к дезинтеграции общества, что создает угрозу существованию не только социальной, но и порожденной ею экономической системы.
Социальный контроль как связующий принцип обеспечивает соблюдение базовых принципов системной интеграции, в первую очередь – сохранение целостности системы; он в равной степени обеспечивает нормальное функционирование как социальной, так и экономической подсистем. Преодоление «водораздела» между ними возможно только путем ограничения степени отчуждения предпринимательской способности от социума; это обеспечивает связующий принцип социальной ответственности – элемент «социального сознания», неотделимый от социального контроля; чем больше «степеней свободы» предпринимателей, тем выше вероятность полного отчуждения этого фактора от социума.
В контексте диалектического противоречия целей социальной и экономической систем общества логично возникает вопрос о базовом отношении, обусловившим возникновение всей системы отношений. Таким базовым отношением является отчуждение (рис. 2.8).
Рис. 2.8. Базовое отношение отчуждения
Эрих Фромм отмечает, что отчуждение происходит не только в общественном производстве, но и в потреблении как процессе удовлетворения отчужденных потребностей; более того, человек отчуждается от социальных сил, управляющих его жизнью [155].
Внутренне присущее социально-экономической системе диалектическое противоречие связано с этим фундаментальным отношением (рис. 2.9), поскольку отчуждение как разрыв внутреннего единства человека и его функций приводит к обеднению личности, но при этом является непременным условием развития.
Таким образом, социальная динамика обусловлена отчуждением, порождающим систему отношений, а институциональная матрица – способ самоорганизации этой первично неустойчивой системы, т.е. ее функцией является снижение энтропии. Иными словами, порожденной отчуждением системе отношений присущи центробежные тенденции, а институциональная матрица как «коллективный разум» должна обеспечивать противоположную им центростремительную динамику.
Рис. 2.9. Формирование экономической и социальной систем как результат отчуждения