II в январе 1669 г. "вводить" де ла Клоша в уже провалившийся заговор? Да и

вообще, если Карл II действительно вовлек "Мартина" в заговор, вряд ли в его

интересах было выдавать его Людовику XIV, а не заставить просто исчезнуть

(навсегда или на время - другой вопрос). Не проще ли объяснить

процитированное место из письма Карла II к сестре, даже считая его

обращенным к де ла Клошу (что отнюдь не доказано), таким образом: "От Вас

прибыл посланец, выдающий себя за моего сына, но я не намерен "узнавать", то

есть признавать, его"?

Паньоль приводит, как уже указывалось, 13 "совпадений" между Мартеном и

Доже, призванных доказать, что это одно и то же лицо - брат Людовика XIV.

Многие из этих совпадений кажутся весьма натянутыми. В этой связи отметим

еще одну несообразность. Клош говорил отцу Олива в 1668 г., что ему 24 года.

Паньоль считает, что де ла Клош лгал, чтобы сойти за сына английского

короля: в 1668 г. Карлу, родившемуся в 1630 г., было 38 лет, и он не мог

иметь 30-летнего сына (если де ла Клош - близнец, то он родился в 1638 г.).

Но Паньоль как будто не замечает выводов, напрашивающихся из этих фактов.

Во-первых, если де ла Клошу было действительно 30 лет, он не мог не

понимать, что он не является сыном Карла II и что, следовательно, абсурдно и

не безопасно пытаться добиться "признания" со стороны короля. С другой

стороны, он не должен был бы в этом случае стремиться к встречам с Карлом II

ни до, ни после поездки в Рим, поскольку не мог предполагать, что при

свидании король раскроет ему тайну его происхождения. Отпадает и

предположение Паньоля, что предстоящий приезд в Рим шведской королевы

Христины испугал не де ла Клоша, а Карла II, опасавшегося разоблачения

собственных планов (каких?) и поэтому действительно вызвавшего своего

мнимого бастарда в Лондон. Число недоуменных вопросов можно было бы

значительно умножить. Важнее, что само основание гипотезы Паньоля -

допущение существования двух Мартинов, подлинного и мнимого, - ничем не

подтверждено и поэтому произвольно. Иными словами, гипотеза существования

брата-близнеца у Людовика XIV обосновывается догадкой о наличии двойника у

"подходящего" персонажа. Нетрудно заметить, что на основании такого

предположения можно с равным успехом выдвинуть и многие другие кандидатуры

на роль "маски", например уже отвергнутого аббата Преньяни. Пусть известно,

что он в Риме в 1679 г. "сгнил от дурной болезни". Если это был не он, а

подставное лицо, сам Преньяни под именем Доже сидел в темнице в Пинероле?

Вдобавок в случае с Преньяни нужно предположить одну подмену, а в гипотезе

Паньоля - две (Мартин - Мартен - "принц Стюардо"), В конце концов "маской"

могло оказаться и лицо, о связи которого с событиями 1669 г. ничего не было

известно. Находка какого-то нового документа может опрокинуть все прежние

построения и гипотезы.

По мнению Паньоля, если не признать, что "Мартен" был арестован и под

именем Доже отослан в Пинероль, и отрицать, что под этой двойной маской

скрывался брат короля, становится совсем непонятно, зачем "маску" столь

тщательно охраняли в течение трех с половиной десятилетий, содержали в

хороших условиях, не жалея связанных с этим немалых затрат. Немыслимо, что

все это делалось для какого-то рядового участника протестантского заговора,

которому в этом случае, вероятно, была бы уготована участь Ру, подвергнутого

публично колесованию в Париже. Для концепции М. Паньоля очень важно

подыскать правдоподобные объяснения тем местам в переписке Сен-Мара и Лувуа,

которые как будто прямо противоречат тому, что Доже был заключенным в маске.

Поэтому с самого начала все такие места объявляются попыткой замести следы,

сбить с толку тех, в чьи руки может в будущем попасть переписка. Отвергнутые

все вместе, они потом соответствующим образом истолковываются каждое в

отдельности. Сен-Мар в 1674 г. предложил, чтобы Доже был приставлен взамен

умершего лакея к Фуке, король согласился. Однако Лувуа в письме от 30 января