XVII в. Чиновниками французского военного министерства. В довершение

всего было установлено, что Бюлонд умер в 1709 г., то есть значительно

позднее, чем "маска".

Впрочем, фиаско, которое потерпела теория Бюрго, не помешало немецкому

исследователю Ф. Шейхлю издать в 1914 г. работу, в которой "маской"

объявлялся еще один генерал-Жак Бретель, шевалье де Гремонвиль, родился в

Руане в дворянской семье. Он был младшим сыном и, не рассчитывая на

наследство, как это было нередко в ту пору, стал священником. Духовное

звание послужило ему лишь трамплином для дипломатической карьеры. В 1664 г.

Гремонвиль был назначен французским послом в Вену. Любезный француз сумел

очаровать стареющую императрицу Элеонору, мать императора Леопольда. Посол

стал любовником императрицы и получил значительное влияние на ее сына. 19

января 1668 г. ему удалось подписать тайный договор о разделе владений

Испании между Францией и австрийскими Габсбургами в случае смерти бездетного

испанского короля Карла II. Весной 1669 г. содержание этого договора

сделалось известным иностранным дворам. Чтобы сохранить французское влияние

в Вене, Гремонвилю было поручено добиться заключения союзного договора с

императором. Посол окунулся с головой в вихрь придворных интриг. Ему удалось

получить лишь обязательства Леопольда не воевать против Франции, если не

будут затронуты границы габсбургских владений в Испании. Но и это было

большим успехом. Вскоре последовали неудачи, и Гремонвиль растерял свое

влияние при венском дворе. Император все более склонялся к союзу с врагами

Людовика XIV, стремившегося к европейской гегемонии и уже начавшего войну

против Голландии. В конечном счете Леопольд заключил союзный договор с

Испанией и Голландией против Франции. Гремонвиль проиграл. Французскому

послу были вручены паспорта, но он все еще не терял надежды отыграться и не

спешил покидать Вену. Тогда его выслали под военным конвоем. Хотя Гремонвиль

вряд ли нес главную долю вины за такой ход событий, бывших прямым следствием

агрессивных действий Людовика XIV, гнев короля обратился против злополучного

дипломата. Гремонвиль прибыл в Париж 12 ноября 1673 г. - после этого о нем

ничего не было слышно. Утверждали, будто он умер от огорчения (об этом

сообщалось в изданной в 1696 г. в Аугсбурге "Истории императора Леопольда").

Датой смерти считали 1683 г. или 1686 г. Таковы факты, на основе которых Ф.

Шейхль построил гипотезу о том, что "железной маской" был Жак Бретель,

шевалье де Гремонвиль.

Один из новейших авторов обратил внимание на то, что кое-кто из ею

предшественников при выборе кандидата на роль "маски" вольно или невольно

следовал своим симпатиям. Юнг и Базри, будучи офицерами, "нашли" "маску"

среди военных чинов, католический епископ Бэрнс заключил, что "маска" -

духовное лицо. Некоторые из авторов работ о "маске", количество которых

определяется уже четырехзначными цифрами, тенденциозны до наивности, отбирая

документы, говорящие в пользу своей концепции, и игнорируя все остальные,

иногда даже при цитировании источников пропуская "неудобные" места,

замалчивая аргументы сторонников других гипотез.

Вольтер сообщал существенную деталь: Шамийяр в ответ на настойчивые

вопросы Лафейяда и де Комартена (покровители Вольтера в его молодые годы)

отвечал иногда, что "это был человек, посвященный во все секреты Фуке". Он

признал этим, следовательно, по меньшей мере то, что неизвестный был схвачен

некоторое время спустя после смерти кардинала Мазарини. К чему же тогда

столь неслыханные предосторожности в отношении доверенного человека Фуке,

если считается, что "в это время не исчез ни один значительный человек".

Повторяя в последней фразе уже ранее отмеченный им факт, не намекает ли

Вольтер снова, что она содержит - если содержит - ключ к разгадке? Быть

может, поэтому Вольтер добавлял: "Следовательно, ясно, что это был

чрезвычайно важный узник, судьба которого все время оставалась тайной".

Вольтер приводит еще свидетельство некоего Пальто, который, надо добавить,

был сыном племянника Сен-Мара. В нем, между прочим, указывалось, что узника

часто называли "башней", рассказывалось о том, какие предосторожности

принимались Сен-Маром при его содержании, подчеркивалось, что он говорил без

всякого иностранного акцента.

Эрколе Маттиоли или Эсташ Доже?

Чтобы приблизиться к разгадке, нужно, отбросив вымыслы и фантазии,

обратиться к немногим известным, точно установленным и могущим быть легко

проверенными фактам, к сохранившимся, не вызывающим сомнения подлинным

документам, которые исходили от непосредственных участников событий.