21 Апреля 1797 г. Солдаты французской армии Рейна и Мозеля захватили у

австрийцев фургон, в котором перевозили корреспонденцию генерала Клинглина

Зашифрованную переписку поручили прочесть главе армейской разведки

лейтенанту Бранде, который быстро разобрался в том, что в бумагах речь идет

об измене Пишегрю. Моро, который в конце апреля узнал о содержании бумаг,

решил выждать. Пишегрю был его другом и как раз в это время готовил захват

власти роялистами после успешных для них выборов. Лишь узнав 19 фрюктидора о

победе Директории над ее врагами, Моро отправил бумаги в Париж, датировав

свое сопроводительное письмо задним числом (17 фрюктидора). Хитрость не

удалась вполне, Моро был смещен с занимаемого поста, хотя его не предали

суду. А присланная им корреспонденция была немедля напечатана для оправдания

действий Директории.

Надо лишь прибавить, что наведшим французские власти на след Фош-Бореля

был, вероятнее всего, не кто иной, как Монгайяр. Он рассчитывал вначале, что

Фош-Борель будет поддерживать связь с Лондоном исключительно через него,

Монгайяра, и ему перепадет немалая толика тех денег, которые правительство

Питта выделило на подкуп Пишегрю. Но Фош-Борель рассудил, что этим деньгам

куда более место в его собственном кармане, и завязал прямую переписку с

английским посланником в Швейцарии Уикхемом. Со своей стороны, англичане,

хотя и с опозданием, сообразили, что деньги, щедро отпускаемые ими

Монгайяру, не обязательно шли на свержение правительства Французской

республики, что граф считал целесообразным тратить их на более неотложные

нужды, к которым он относил преимущественно личные расходы, и, главное, что

от Монгайяра можно было ожидать всего. Монгайяр предлагал вручить генералу

Бонапарту взятку в 36 тыс. ливров. Англичане раскошелиться не пожелали.

Дрейк писал, что Монгайяр - это шулер, выманивающий деньги. В ноябре 1797 г.

от Дрейка было направлено в Лондон на имя Джорджа Каннинга тревожное

предупреждение: "Лорду Мэлмезбе-ри (одному из крупных дипломатов того

времени. - Е. Ч.) будет небесполезным принять к сведению, что Монгайяр

обладает талантом к точному подделыванию любого почерка. Зная это, я обращал

особое внимание на то, чтобы он не заполучил образца моей подписи. Всякий

раз, когда я имел случай отвечать на его письма, мой секретарь писал ему

записку, формально обращенную к третьему лицу". Дрейк, правда, немного

ошибся "талантом" обладал не сам Монгайяр, а его столь же достойный соратник

аббат Монте. Но английской разведке не было от этого, разумеется, легче.

Однако и графу стало утомительно выносить столь обидное недоверие.

Что же оставалось делать оскорбленному в своих лучших чувствах

руководителю секретной службы эмигрантов, как не вознаградить себя продажей

Директории сведений о Фош-Бореле и его переговорах с Пишегрю? Для этого

Монгайяр специально съездил в Венецию, повидался с французским послом

Лальманом и рассказал ему о попытке подкупа Пишегрю. После отъезда из

Венеции Монгайяр был арестован австрийцами. Его допрашивали эрцгерцог Карл и

сам "король эмигрантов" Людовик XVIII. Показания графа, которому было уже

нечего терять в глазах роялистов и австрийского правительства, были столь

красочными, что сильно пошатнули доверие к графу д'Антрегу Конечно, после

такой поездки возвращение в армию Конде становилось делом рискованным.

Вместо этого Монгайяр написал принцу убедительное письмо о том, что

собирается порвать с политикой и поселиться мирно во Франции. Вот только он,

Монгайяр, не знает, что делать с хранящейся у него секретной

корреспонденцией Конде - не передавать же ее Директории? Принц понял намек,

если это можно назвать намеком, и выслал ему чек на 20 тыс. франков.

Монгайяр чек принял с удовольствием. Можно было бы даже сказать - с

благодарностью, если бы мошенник не усвоил так хорошо английскую поговорку,

что "благодарность - это живое предвкушение будущих благодеяний". Ждать их

от Конде более не приходилось, и Монгайяр, сочтя посему излишним продолжать

ставшую бесполезной переписку с принцем, отправился со всеми секретными

документами во Францию. Правда, во время поездки не обошлось без досадной

неприятности. Фош-Борель настиг Монгайяра в одной швейцарской гостинице.

Неблаговоспитанный гость поднял путешественника со сна в 6 часов утра.

Бывший книготорговец имел крепкие мускулы и, кроме того, для верности

прихватил с собой двоюродного брата...

Что произошло потом, мы знаем главным образом из "Мемуаров",

опубликованных впоследствии обоими участниками потасовки. И тот и другой, не

сговариваясь, опускают в своем рассказе неприятные для них подробности (они

всплыли при изучении писем Фош-Бореля, написанных по свежим следам событий).

Однако оба рассказа вместе с тем мало походят один на другой. Каждый

авантюрист пытался представить себя в ореоле благородного рыцаря без страха

и упрека, поливая ушатами грязи своего противника.

Как бы то ни было, Фош-Борель силой вырвал у Монгайяра его портфель.

Однако в портфеле не оказалось никаких важных документов. Тогда невшателец

заставил Монгайяра, очень уважительно относившегося к кулачному праву,

сознаться, что бумаги спрятаны в потайном месте в Базеле. Узнав о месте

нахождения бумаг, Фош-Борель наконец отпустил своего вороватого сообщника и

поспешил в Базель. Там его ждало горькое разочарование. В тайнике

действительно находились немаловажные бумаги, но самые секретные и опасные

для роялистов документы Монгайяр благоразумно припрятал в другом убежище,

сохранив их как удобное орудие шантажа.

Вскоре после этого печального происшествия французские войска заняли

Венецию, и Бонапарт овладел бумагами д'Антрега, часть из которых, в том

чисче и материалы о Пишегрю, переслал в Париж. Пишегрю был арестован и

обвинен в измене, но сумел бежать. А граф Монгайяр сделался рьяным

республиканцем, а потом - столь же ярым бонапартистом. В 1810 г. графа

посадили было в долговую тюрьму, но Наполеон выплатил его долги и назначил

солидное ежегодное жалованье в 14 тыс. франков, используя Монгайяра для

различных шпионских заданий. После реставрации Бурбонов Монгайяр, конечно,

всюду разъяснял, что всегда был и оставался в душе роялистом, но уверения

эти уже не имели успеха.

Роман при пирамидах и взрыв на улице Сен-Никез

Еще до переворота 18 брюмера, приведшего Наполеона к власти, он стал

объектом ряда заговоров, организованных против него стараниями английской

разведки.

Шел 1798 год. Молодого генерала Бонапарта, одержавшего ряд блестящих

побед в Италии, Директория мечтает отослать куда-нибудь подальше от Франции.

Бонапарт делается слишком популярным. Честолюбивый генерал становится все

более грозным соперником для непрочного и не внушающего уважения

правительства. И вот во главе Армии Востока Бонапарта направляют в Египет и

в тайне вздыхают с облегчением, когда английский адмирал Нельсон при Абукире

уничтожает французский флот. Теперь для французской армии и ее генерала путь

на родину прочно отрезан английской морской блокадой. В битве при пирамидах

Наполеон одержал победу над мамлюками - феодальным войском правителей

Египта, но так и не смог подавить сопротивление народа завоевателям. Многие

месяцы Франция не имеет никаких достоверных сообщений о победах и поражениях

своей Армии Востока.

Зато британская разведка получает их в изобилии. Египет и Сирия

буквально кишели ее агентами. Английская разведывательная паутина окутывает

всю французскую армию. Для наблюдения за портами, захваченными французской

армией, выделены специальные сторожевые фрегаты английского флота. На

военном корабле "Лайон" находилась штаб-квартира разведки. Здесь у одного из

ее руководителей, Джона Барнета, и зародилась идея обезглавить вражескую

армию, убив Наполеона. Конечно, шансы проникнуть к хорошо охраняемому

генералу могли быть только у какого-нибудь офицера его армии, желательно -

лично известного командующему. Барнет решил, что наилучшим образом эту роль

сможет сыграть французский офицер, от которого Бонапарт как раз хотел

поскорее избавиться.

Это был молодой человек по фамилии Фуре. Его жена Полина в мужском

платье проникла на военный транспорт и вместе с Армией Востока добралась до

Египта. Белокурая красавица вскоре привлекла внимание Бонапарта и стала его

любовницей.

Не удивительно, что у услужливого начальника штаба Армии Востока

генерала Бертье возникла мысль: Фуре - идеальный курьер для доставки в Париж

известий о действиях французских войск в Египте! Конечно, учитывая

английскую блокаду, предстояло опасное путешествие, и молодому офицеру

нечего было и думать брать с собой жену, отправляясь выполнять возложенную

на него важную миссию. Итак, Полина Фуре, которую солдаты-республиканцы

именовали "нашей восточной королевой" и "Клеопатрой", осталась в Египте, а

ее муж с депешами сел на корабль, чтобы попытаться прорваться через блокаду.

Вскоре, однако, он очутился не во Франции, а у плену на английском

корабле "Лайон", и Джон Барнет, отлично осведомленный обо всем, открыл глаза

обманутому супругу. (Опытный разведчик умолчал лишь о том, что вначале

попытался было превратить в своего агента саму мадам Фуре и лишь потом,

когда дело сорвалось, решил прибегнуть к услугам ее мужа.) Хорошо

разыгранный на английском корабле спектакль, когда Барнет внешне очень

тактично и ненавязчиво дал понять Фуре, какую роль ему отвели Наполеон и

Бертье, почти подготовил француза к той роли, для которой его предназначал

английский разведчик. Пылая гневом, оскорбленный офицер решил вернуться,

чтобы отомстить генералу. Он пробрался в расположение Армии Востока, однако

здравый смысл и солдатская честь побудили его отказаться от того, чтобы

стать орудием неприятельской разведки. Фуре вышел в отставку и сумел

добраться до Франции.

Аппарат французской разведки, вернее - тайной политической полиции,

выполнявшей ее функции во Франции, был немаловажным фактором во время

переворота 18 брюмера, приведшего к свержению Директории и установлению

режима Консульства во главе с Наполеоном Бонапартом. Министр полиции

Директории Жозеф Фуше, в прошлом "ультрареволюционер", а потом активный

участник свержения якобинской диктатуры, сразу нашел общий язык с генералом

Бонапартом, оставившим свою армию в Египте и спешно прибывшим в Париж.

Участие Фуше в намечавшемся перевороте должно было сводиться к тому, что его

вездесущая полиция на этот раз обязана была показать себя глухой и слепой.

Впрочем, сторонники Бонапарта не очень доверяли профессиональному

предателю Фуше. (От него даже пытались скрыть точную дату намеченного

выступления.) А Фуше, со своей стороны, стремился не связывать себе рук,

чтобы в случае неудачи переворота сыграть роль верного слуги Директории,

разоблачившего опасный заговор. Он, кажется, даже наслаждался двойной ролью,

позволявшей ему не только обезопасить себя на случай неудачи попытки

переворота, но чувствовать в эти решающие -дни, что именно в его руках

судьбы страны. Фуше не мог даже отказать себе в удовольствии дать понять

заговорщикам, насколько они в его власти. Министр полиции воспользовался

тем, что Бонапарт в конспиративных целях не сообщил своим сторонникам об

участии Фуше в заговоре.

Однажды вечером, за несколько дней до переворота, Фуше принимал у себя

видных участников заговора, в том числе Редерера, Реаля, адмирала Брюи.

Улыбающийся хозяин подвел к ним позже других приехавшего Наполеона и заметил

генералу:

- Я хочу представить вам наиболее приятных для вас особ. Заговорщикам

показалось, что они попали в западню. В другой раз на светском приеме,

беседуя с членом Директории Гойе, Фуше приблизился к Жозефине, жене

Наполеона.

- Какие новости, гражданин министр? - допытывался Гойе.

- Новости? - отвечал Фуше. - Да никаких.

- Ну, а все же?

- Все время та же болтовня!

- О чем?

- О заговорах.

- О заговорах? - воскликнула встревоженная Жозефина.

- Да, о заговорах, - спокойно отвечал Фуше. - Но я-то знаю, как к этому

относиться. Поверьте мне, я их хорошо умею различить, гражданин директор. Я

не принадлежу к тем, кто дает на себя напасть. Если бы существовал заговор,

вы получили бы тому доказательство на площади Революции.

После этого уже сам Гойе успокаивал Жозефину: она может спать спокойно,

министр полиции - человек, знающий свое дело. А до 18 брюмера оставалось

всего несколько дней...

После переворота Бонапарт - правитель Франции с неограниченной властью.

Понятно, что в таких условиях желание Лондона "убрать" Наполеона отнюдь не

пошло на убыль. И осуществить это желание британская разведка попыталась

руками роялистов.

Еще весной 1800 г. шуаны (вооруженные сторонники Бурбонов, которые

продолжали свою партизанскую войну) предполагали напасть на конвой,

сопровождавший карету первого консула, и похитить Наполеона на пути из

Парижа в Мальмезон, где находился дворец Жозефины.

...3 нивоза VIII года республики (24 декабря 1800 г.) в Парижской опере

было назначено первое исполнение оратории Гайдна "Сотворение мира". Участие