1793 И 1794 гг. У агентства были информаторы в правительственных сферах,

причем имевшие какой-то доступ к секретным документам. Ведь в донесениях

д'Антрега фигурируют, иногда, правда, искаженные до неузнаваемости,

документы Комитета общественного спасения. Шпион (или шпионы) агентства,

занимавший незначительный пост в канцелярии, имел возможность лишь бегло

просмотреть депешу перед ее отсылкой по адресу, а потом "по памяти"

восстанавливал содержание этого донесения, нередко при этом путая имена и

просто присочиняя то, что не удалось прочесть. Иногда он мог узнать

содержание приказов комитета, дебатов, которые происходили во время его

заседаний. Что было правдой, что вымыслом, историки теперь в состоянии

определить более точно, чем это было возможно тогда, когда писал свои работы

А. Матьез. Но и ныне такое отделение правды от вымысла возможно лишь в

отдельных случаях. Многие известия не находят опоры в надежных документах,

не допускают проверки, вместе с тем не являются столь неправдоподобными,

чтобы их можно было отбросить без колебаний.

Одним из лазутчиков "Парижского агентства", вероятно, был некий Жан

Жозеф Дерше. В 1793 г. он издал "Исторические заметки о поведении

правительства Великобритании по отношению к Франции", позднее, в 1796 г.,

участвовал в публикации материалов, призванных обосновать аннексию левого

берега Рейна. В период якобинской диктатуры Дерше находился в числе служащих

Комитета общественного спасения, а в 1795 г., перейдя в министерство

иностранных дел, стал главой его 3-го управления, а потом и близким

сотрудником Талейрана. Прямых свидетельств связи Дерше с роялистским

подпольем в 1793-1794 гг. нет, ее можно предполагать, поскольку впоследствии

он как будто стал агентом д'Антрега, что, впрочем, тоже нельзя считать

вполне доказанным. Эта версия базируется, по сути дела, на утверждении

агента д'Антрега, подписывавшегося "Ваннеле", что его "племянник" является

главой 3-го управления министерства иностранных дел. Но ведь переписка

д'Антрега и его агентов содержит немало сознательной дезинформации, понятной

для адресатов, но способной ввести в заблуждение французские власти, в руки

которых могли попасть разведывательные депеши. Напомним, что сам д'Антрег не

раз сообщал своим нанимателям ложные данные о том, кто являлся его

информатором.

Вдобавок, если проанализировать сведения, будто бы исходившие от Дерше

в 1797-1800 гг., выясняется, что он, несмотря на свое положение, был

довольно плохо осведомлен о многих вещах, непосредственно относящихся к

сфере его деятельности. Это заставляет предположить, что либо не он был

"племянником Ваннеле", либо сообщал "дядюшке" лишь часть того, что ему было

известно.

Если принять бюллетени д'Антрега за чистую монету, то пришлось бы

совершенно по-иному представить историю революционного правительства.

Интригующей загадкой остается, почему роялистское подполье, имевшее, как мы

убедились, свои источники информации о том, что происходило в верхних

эшелонах революционной власти, настойчиво представляло бывшего аббата

Эммануэля Жозефа Сиейеса в качестве закулисного вдохновителя Комитета

общественного спасения. Здесь не стоит останавливаться подробно на

характеристике Сиейеса, получившего известность накануне революции как

автора брошюры "Что такое третье сословие?". Он избирался депутатом

Учредительного и Законодательного собраний, Конвента, занимал важные посты в

годы Директории и Консульства, пережил реставрацию, июльскую революцию и

окончил жизненный путь в 1836 г., немного не дотянув до 90 лет, "Аббат

Сиейес, - писал осведомленный современник М. А. Бодо, - не любил ни королей,

ни народ, ни мужчин, ни женщин, он не любил никого, кроме самого себя... и

денег. Некоторые говорят: денег и самого себя". Бодо именовал Сиейеса

"робким атлетом, который должен был принуждать себя к молчанию". Умение

Сиейеса безмолвно выжидать исхода политических бурь, сохраняя при этом

репутацию мудрого государственного деятеля, стало почти легендарным.

Известно, что во время террора едва ли не главной побудительной причиной

действий Сиейеса, примкнувшего к Болоту в Конвенте, был страх. Известен

ответ на вопрос, что он делал в то бурное время: "Я жил" (точнее по

смыслу-выжил). Он был вполне искренним, что не так уж часто случалось с

бывшим аббатом. Недаром через 40 с лишним лет, после свержения якобинской

диктатуры, в угасающем сознании Сиейеса порой всплывало пережитое им чувство

ужаса и он заклинал близких: "Если придет месье Робеспьер, скажите,

что меня нет дома". Так вот этот самый Сиейес, если верить д'Антрегу,

был, оказывается, душой робеспьеристского Комитета общественного спасения, в

состав которого он, кстати, не входил. Именно Сиейес, согласно д'Антрегу,

вселил уверенность в упавших духом Робеспьера и Кутона, собиравшихся в марте