Метафизические размышления

ГОСПОДАМ ДЕКАНУ И ДОКТОРАМ СВЯЩЕННОГО БОГОСЛОВСКОГО ФАКУЛЬТЕТА В ПАРИЖЕ

[...] Два вопроса — о боге и душе — всегда считались мною важнейшими среди тех, которые следует доказы­вать скорее посредством доводов философии, чем бого­словия. Ибо хотя нам, верующим, достаточно верить, что бог существует и что душа не умирает с телом, но неверующим, конечно, невозможно внушить ни рели­гию, ни даже нравственную добродетель, если предва­рительно не доказать им этих двух истин естествен­ным разумом. А так как в этой жизни пороки зачас­тую вознаграждаются лучше, чем добродетели, то лишь немногие люди предпочитали бы справедливое полез­ному, если бы их не останавливали страх перед богом и ожидание загробной жизни (стр. 321).

ПРЕДИСЛОВИЕ

[...] Я не жду одобрения толпы и не надеюсь, что моя книга будет прочтена многими. Наоборот, я бы даже никому не посоветовал ее читать, за исключением тех, кто захочет вместе со мной серьезно размышлять, кто в состоянии освободить свой ум' от сообщничества чувств и отрешиться от всевозможных предрассудков; а я знаю, что таких лиц найдется лишь очень ограни­ченное число (стр. 328).

292

РАЗМЫШЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

О вещах, которые могут быть подвергнуты сомнению

[...] Если даже столь общие вещи, как тело, глаза, голова, руки и т. п., могут быть воображаемыми, то все-таки существуют некоторые другие вещи, еще бо­лее простые и всеобщие, которые истинны и реальны и через смешение которых, точно так как через сме­шение истинных цветов, возникли все находящиеся в нашем уме образы вещей, как истинных и реальных, так и ошибочных и фантастических.

К этому роду вещей принадлежит телесная природа вообще и ее протяженность, а также и фигура протя­женных вещей, их количество или величина, их число, место, где они находятся, время, измеряющее их про­должительность, и т. п. Может быть, мы не ошибемся, если заключим отсюда, что физика, астрономия, меди­цина и все другие науки, зависящие от рассмотрения сложных вещей, весьма сомнительны и недостоверны, арифметика же, геометрия и тому подобные науки, трактующие о вещах крайне простых и крайне общих, не заботясь о том, существуют ли они в природе или нет, содержат кое-что несомненное и достоверное. Ибо сплю ли я или бодрствую, два и три, сложенные вме­сте, всегда образуют число пять и квадрат никогда не будет иметь более четырех сторон. Кажется невозмож­ным заподозрить в ложности и недостоверности столь ясные и очевидные истины (стр. 337—338).

РАЗМЫШЛЕНИЕ ВТОРОЕ

О природе человеческого духа и о том, что его легче познать, чем тело

[...] Архимед требовал только одну твердую и непо­движную точку, для того чтобы сдвинуть с места зем­ной ntap; так точно и я буду иметь право питать боль­шие надежды, если мне посчастливится найти хоть одну достоверную и несомненную вещь (стр. 341).

Я, строго говоря, только мыслящая вещь, то есть дух (esprit), или душа, или разум (entendement), или рассудок (raison). Все это — термины, значение кото-

293

рых прежде было мне неизвестно. Итак, я — истин­ная и действительно существующая вещь. Но какая вещь? Вещь, которая мыслит (стр. 344).

РАЗМЫШЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ О БОГЕ, ЧТО ОН СУЩЕСТВУЕТ

Теперь я закрою глаза, заткну уши, отстраню все свои чувства, удалю из своего ума все образы телес­ных вещей или, так как последнее вряд ли возможно, по крайней мере стану считать их пустыми и ложны­ми. Таким образом, беседуя только с самим собой и рассматривая свою внутреннюю жизнь, я постараюсь понемногу познакомиться и освоиться с самим собой. Я — вещь мыслящая, то есть сомневающаяся, утвер­ждающая, отрицающая, знающая весьма немногое и многое не знающая, любящая, ненавидящая, желаю­щая, нежелающая, представляющая и чувствующая. Ибо, как я заметил выше, хотя вещи, которые я ощу­щаю и представляю, может быть, не существуют сами по себе и вне меня, я тем не менее уверен, что виды мышления, называемые мною чувствами и представ­лением, поскольку они виды мышления, несомненно, встречаются и пребывают во мне. В этих немногих словах я, кажется, высказал все, что знаю достоверно, или по крайней мере все, что до сих пор успел подме­тить как достоверно известное мне (стр. 352).

[...] Если бы я рассматривал идеи только как из­вестные виды или модусы моего мышления, не относя их к какой-нибудь другой, внешней, вещи, то едва ли они могли дать мне повод к заблуждению.

Среди этих идей одни кажутся мне рожденными вместе со мной, другие — чуждыми и пришедшими из­вне, третьи же — созданными и выдуманными мнЪю самим. Ибо то, что я обладаю способностью понимать, что такое вообще вещь, или истина, или мысль, про­истекает, как кажется, исключительно из моей собст­венной природы. Но если я слышу теперь какой-то шум, вижу солнце и чувствую тепло, то до сих пор я считал, что эти ощущения происходят от каких-нибудь вещей, существующих вне меня. И наконец, мне кажется, что сирены, гиппогрифы и тому подобные химеры суть фикции и вымыслы моего ума (стр. 355). Под словом «бог» я подразумеваю субстанцию бес­конечную, вечную, неизменную, независимую, всеве­дущую, всемогущую, создавшую и породившую меня и все остальные существующие вещи (если они дей­ствительно существуют). Эти преимущества столь ве­лики и возвышенны, что, чем внимательнее я их рас­сматриваю, тем менее кажется мне вероятным, что эта идея может вести свое происхождение от меня

самого. [...]

И я не должен думать, что постигаю бесконечное не при помощи истинной идеи, а только через отрица­ние того, что конечно, подобно тому как я понимаю покой и мрак через отрицание движения и света. На­оборот, я ясно вижу, что в бесконечной субстанции находится больше реальности, чем в субстанции ко­нечной, и, следовательно, понятие бесконечного в не­котором роде первичнее во мне, чем понятие конечно­го, то есть понятие бога первичнее понятия меня са­мого [...].

РАЗМЫШЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ ОБ ИСТИНЕ И ЛЖИ

За последние дни я привык освобождать свой дух (esprit) от чувств и точно заметил, что нам достоверно известно очень немногое относительно телесных вещей, что гораздо больше познается нами относительно чело­веческого духа, а еще больше — относительно самого бога. [...]