1.2.3. Сравнительное исследование трансформации институтов рынка и государственного регулирования

Что же касается институтов рынка и регулирования, то здесь достаточно четко выделяются три вида экономических систем (подчеркнем, что под институтами мы понимаем не столько формальные организационные структуры, сколько совокупность реально действующих правил и норм социально-экономической жизни) при наличии еще одной крайне аморфной и разнообразной по своим внутренним параметрам группы систем, которые существенно отличаются друг от друга, но при этом явно не входят ни в одну из первых трех групп.

Первый – с традиционно стабильными и постепенно реформируемыми государственными институтами, относительно низкая диффузия которых и относительно высокая способность поддерживать заданные «правила» экономической жизни объясняются сохранением инерции прошлого. В этих странах (Китай, Вьетнам) не произошло радикального разрушения прежних государственно-бюрократических структур, притом, что за годы реформ удалось несколько повысить эффективность их деятельности, в частности, за счет частичной коммерциализации и создания элементов предпринимательского поведения. Существенно, что в этих странах сохранились и не были подорваны традиционные механизмы регулирования поведения экономических агентов. На наш взгляд, именно эта относительная стабильность институтов оказалась одной из важнейших причин высокой и устойчивой экономической динамики этих стран. В тоже время, в рамках данных традиционных и государственно-бюрократических институтов сохраняются глубинные (и доныне не разрешенные) противоречия, обусловившие кризис большей части бывшей «мировой социалистической системы».

Второй вид – это экономические системы с рыночными традициями и сохраняющейся относительной стабильностью реформируемых институтов. В их недрах, с одной стороны, всегда сохранялись традиции рыночной модели жизнедеятельности, что сближало их с западной рыночной системой (прежде всего – по менталитету населения, господствующей системе ценностей, отчасти – практике деятельности государственных органов и коммерческих предприятий в прошлом, в рамках модели так называемого «гуляш-социализма»); с другой стороны, трансформация институтов, регулирующих отношения координации, в этих странах проводилась относительно “мягко” и с большими элементами демократизма, без абсолютного доминирования корпоративно-номенклатурных структур. Это прежде всего страны так называемой «Вышеградской группы» (Чехия, Венгрия и Польша), где присутствовали и диффузия институтов, и глубокий социально-экономический кризис, но и то, и другое не превратилось в общенациональную катастрофу. На определенном этапе стали возможны стабилизация и экономический рост.

Наконец, третий вид – это экономики с радикально изменяющимися институтами. Здесь соединились три взаимоотрицающие негативные тенденции смены институтов: с одной стороны – глубокие нерыночные традиции жизнедеятельности на всех уровнях (государства, предприятий, граждан); с другой – укрепление власти корпоративно-номенклатурных и корпоративно-мафиозных групп; с третьей – попытки радикального рыночного переустройства институциональной системы, причем главным образом не путем создания новых, а за счет одномоментной ломки старых организаций, «правил игры» в экономике и т.п.

Этот вариант оказался наиболее типичен для России, Украины и ряда других государств СНГ. Естественно, что реакцией на эти шаги стало резко негативное влияние изменений в области институтов, регулирующих аллокацию ресурсов, пропорции, хозяйственные связи и т.п. на все макроэкономические и социальные результаты. Такая перестройка институтов не могла не стать и стала мощным дополнительным (если не ключевым) фактором углубляющегося социально-экономического кризиса как характерной черты первого этапа трансформации в этих системах.

Наконец, крайне специфическими являются институциональные системы стран, в которых, с одной стороны, постоянно продолжаются внутренние или пограничные вооруженные конфликты (Закавказье, Молдова, некоторые государства экс-СФРЮ), с другой – сохраняются сильные специфические и весьма далекие от рыночных стандартов национальные и религиозно-культурные традиции (среднеазиатские страны СНГ, особенно Таджикистан), а так же действует масса других неэкономических факторов, явно перевешивающих по своему значению собственно экономические.

Характеризуя соотношение рыночных и плановых регуляторов в различных типах трансформационных экономик, следует подчеркнуть, что для двухсекторного типа экономики (мы рассматриваем в качестве примера КНР) было характерно постепенное снижение роли плановых и возрастание роли рыночных способов координации. Эти данные отражены в приводимых ниже таблицах, показывающих, что к настоящему времени лишь незначительная часть продукции в Китае производится в рамках плановых заданий, а ее доля продолжает постоянно снижаться (См. таблицы 6.3, 6.4).

Таблица 6.3.

Доля промышленной продукции, производимой в КНР на основе плановых заданий

	Количество видов промышленной продукции, производимых на основе плановых заданий	Доля стоимости промышленной продукции, производимой на основе плановых заданий, в общем промышленном выпуске (процентов)
1980	120	40
1985	60	20
1992	59	11.7
1993	36	6.8

Таблица 6.4.

Доля централизованно распределяемых материалов (%)

	Сталь	Лесоматериалы	Цемент	Уголь
1979	77.1	85.0	35.7	58.9
1984	62.3	44.4	24.1	49.0
1990	41.6	30.7	13.1	50.4
1991	40.7	25.9	11.0	52.5
1992	34.3	19.5	6.9	49.5
1993	19.9	9.9	4.5	49.2

Источники: China’s Economic Transformation over 20 Years. Chief Editor: Wang Mengkui. Beijing: Foreign Languages Press, 2000, с. 397, 398

В то же время, остается стабильно растущим находящийся под жестким контролем сектор отраслей, непосредственно работающих на ВПК Китая.

Кроме того, в Китае действует сложная система механизмов косвенного селективного регулирования экономики.

Что же касается экономик, в которых осуществлялась односекторная радикальная рыночно-капиталистическая трансформация, то в них сложилось два подвида государственного регулирования.

Первый тяготеет к неолиберальной модели минимизации государственного вмешательства, которая предполагает, что функции государства должны быть ограничены (мы пока оставляем в стороне отношения собственности и социальные проблемы и рассматриваем лишь способы координации) регулированием денежного обращения и институциональной системы (включая антимонопольное регулирование).

Второй – тяготеющий к современным разновидностям социал-демократической модели – предполагает достаточно широкое использование таких функций государства как программирование и селективное регулирование экономического развития, поддержка низкорентабельных и убыточных предприятий в важнейших отраслях, активное государственное финансирование «секторов роста» и т.п.

Существенно, что доминирование того или иного типов государственного регулирования существенно зависит от экономической политики, которая не раз изменялась в разных экономических системах за последнее время.

С некоторой долей условности можно отметить, что в странах с относительно неглубоким кризисом и устойчивыми, традиционно рыночно ориентированными институтами (Чехия, Венгрия) несмотря на провозглашавшуюся лидерами неолиберальную ориентацию реальный курс был умеренным компромиссом между названными выше двумя линиями.

В ряде стран курс радикально изменялся при смене власти (типичный пример здесь – Белоруссия, где первые глубоко кризисные годы государство пыталось идти по первому пути, а с приходом Лукашенко – по второму).

Весьма специфическими были попытки следовать первой модели в России, на Украине и в ряде других стран СНГ, где монетаристская ориентация реформ сталкивалась с мощным противодействием нерыночной среды и традициями государственного патернализма и протекционизма.

Наконец, в глубоко кризисных экономиках Закавказья и ряда других стран экономическая политика государства находилась во многом под влиянием внеэкономических факторов.