Николай гумилев (1886—1921)
Наследие Н. С. Гумилева — поэта редкой индиви¬дуальности — лишь недавно, после долгих лет забвения, пришло к читателю. Его поэзия привлекает новизной и остротой чувств, взволнованной мыслью, графической четкостью и строгостью стихотворного рисунка.
Николай Степанович Гумилев родился 3(15) апреля 1886 года в Кронштадте в семье морского врача. Вскоре отец его вышел в отставку, и семья переехала в Царское Село. Здесь в 1903 году Гумилев поступает в 7-й класс гимназии, директором которой был замечательный поэт и педагог И. Ф. Анненский, оказавший огромное влияние на своего ученика. О роли И. Анненского в его судьбб Гумилев писал в стихотворений 1906 года «Памяти Анненского»:
К таким нежданным и певучим бредням,
Зовя с собой умы людей,
Был Иннокентий Анненский последним
Из царскосельских лебедей.
После окончания гимназии Гумилев уехал в Париж, где слушал лекции по французской литературе в Сорбон-нском университете, изучал живопись. Возвратившись в мае 1908 года в Россию, Гумилев целиком отдается творческой работе, проявив себя как выдающийся поэт и критик, теоретик стиха, автор широко известной ныне книги художественной критики «Письма о русской поэзии».
Писать стихи Гумилев начал еще в гимназическом возрасте. В 1905 году 19-летний поэт выпускает свой первый сборник — «Путь конквистадоров». Вскоре, в 1908 году, последовал и второй — «Романтические щветы», а затем и третий — «Жемчуга» (1910), принесший ему широкую известность.
В самом начале творческого пути Н. Гумилев примыкал к младосимволистам. Однако достаточно рано разочаро¬вался в этом течении и стал основателем акмеизма. При этом он продолжал относиться к символистам с должным почтением, как к достойным учителям и предшественникам, виртуозам художественной формы. В 1913 году в одной из своих программных статей «Наследие символизма и акмеизм» Гумилев, констатируя, что «символизм закончил свой круг развития и теперь падает», добавлял при этом: «Символизм был достойным отцом»1.
В ранних стихотворениях Гумилева господствует апо¬логия волевого начала, романтизированные представления о сильной личности, которая решительно утверждает себя в борьбе с врагами («Помпей у пиратов»), в тропи¬ческих странах, в Африке и Южной Америке.
Герои этих произведений — властные, жестокие, но и мужественные, хотя и бездушные завоеватели, конквиста¬доры, открыватели новых земель, каждый из которых в минуту опасности, колебаний и сомнений
Или, бунт на боргу обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так, что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Процитированные строки взяты из баллады «Капитаны», вошедшей в сборник «Жемчуга». Они очень ярко характе¬ризуют поэтические симпатии Гумилева к людям подобного типа,
Чья не пылью затерянных хартий —
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь.
Свежий ветер настоящего искусства наполняет «паруса» подобных стихотворений, безусловно, связанных с роман¬тической традицией Киплинга и Стивенсона.
Гумилев много путешествовал. Добровольный скиталец и пилигрим, он исколесил и исходил тысячи верст, побывал в непроходимых джунглях Центральной Африки, изнывал от жажды в песках Сахары, увязал в болотах Северной Абиссинии, прикасался руками к развалинам Междуречья... И не случайно экзотика стала не только темой стихотво¬рений Гумилева: ею пропитан сам стиль его произведений. Музой Дальних Странствий называл он свою поэзию, и верность ей сохранил до конца дней. При всем много-
образии тематики и философской глубины позднего Гумилева, стихи о его путешествиях и странствиях бросают | совершенно особый отсвет на все творчество.
Ведущее место в ранней поэзии Гумилева занимает африканская тема. Стихи об Африке, такой далекой и загадочной в представлении читателей начала века, придавали особое своеобразие творчеству Гумилева. Африканские стихи поэта — дань его глубокой любви к этому континенту и его людям. Африка в его поэзии овеяна романтикой и полна притягательной силы: «Сердце Африки пенья полно и пыланья» («Нигер»). Это колдовская страна, полная очарования и неожиданностей («Абиссиния», «Красное море», «Африканская ночь» и др.).
Оглушенная ревом и топотом,
Облаченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шепотом
В небесах говорят серафимы.
Можно только восхищаться любовью русского поэта-путешественника к этому континенту. Он посещал Африку как настоящий друг и исследователь-этнограф. Не случайно в далекой Эфиопии до сих пор хранят добрую память о Н. Гумилеве.
Прославляя открывателей и завоевателей дальних земель, поэт не уходил от изображения судеб покоряемых ими народов. Таково, например, стихотворение «Невольничья» (1911), в котором рабы-невольники мечтают прон¬зить ножом тело угнетателя-европейца. В стихотворении «Египет» симпатию автора вызывают не властители стра¬ны — англичане, а ее истинные хозяева, те,
Кто с сохою или бороною Черных буйволов в поле ведет.
Произведения Гумилева об Африке характеризуются яркой образностью и поэтичностью. Нередко даже простое географическое название («Судан», «Замбези», «Абисси¬ния», «Нигер» и др.) влечет в них за собою целую цепь разнообразных картин и ассоциаций. Полный тайн и экзо¬тики, знойного воздуха и неведомых растений, удивитель¬ных птиц и животных, африканский мир в стихотворениях Гумилева пленяет щедростью звуков и цветов, много¬красочной палитрой:
Целый день над водой, словно стая стрекоз,
Золотые летучие рыбы видны,
У песчаных, серпами изогнутых кос,
Мели, точно цветы, зелены и красны.
(«Красное море»).
Свидетельством глубокой и преданной любви поэта к далекому африканскому континенту явилась и первая поэма Гумилева «Мик», красочно повествующая о малень¬ком абиссинском пленнике по имени Мик, его дружбе со старым павианом и белым мальчиком Луи, их совмест¬ном побеге в город обезьян.
Как лидер акмеизма, Гумилев требовал от поэтов боль¬шого формального мастерства. В своем трактате «Жизнь стиха», он утверждал, что для того, чтобы жить в веках, стихотворение, помимо мысли и чувства, должно иметь «мягкость очертаний юного тела... и четкость статуи, освещенной солнцем; простоту — для нее одной открыто будущее, и — утонченность, как живое признание преем¬ственности от всех радостей и печалей прошлых веков...». Для его собственной поэзии характерна чеканность стиха, стройность композиции, подчеркнутая строгость в отборе и сочетании слов. В стихотворении «Поэту» (1908) Гумилев так выразил свое творческое кредо:
Пусть будет стих твой гибок и упруг,
Как тополь зеленеющей долины,
Как грудь земли, куда вонзился- плуг,
Как девушка, не знавшая мужчины.
Уверенную строгость береги,
Твой стих не должен ни порхать, ни биться.
Хотя у музы легкие шаги
Она богиня, а не танцовщица.
Здесь явно ощущается перекличка с Пушкиным, тоже считавшим искусство высочайшей сферой духовного бы¬тия, святыней, храмом, куда следует входить с глубоким благоговением:
Служенье муз не терпит суеты, Прекрасное должно быть величаво.
Уже первые стихотворения поэта изобилуют яркими срав¬нениями, оригинальными эпитетами и метафорами, под¬черкивающими многообразие мира, его красоту и изменчивость:
И солнце пышное вдали
Мечтало снами изобилья,
И целовала лик земли
В истоме сладкого бессилья.
А вечерами в небесах
Горели алые одежды,
И обагренные, в слезах,
Рыдали Голуби Надежды
(«Осенняя песня»)
Гумилев — преимущественно поэт-эпик, его излюблен¬ный жанр — баллада с ее энергичным ритмом. В то же время экзотическая, патетически приподнятая поэзия раннего Гумилева подчас несколько холодна.
Изменения в его творчестве происходят в 1910-е годы. И связаны они во многом с личными обстоятельствами: со знакомством, а затем и женитьбой на А. Ахматовой (тогда еще Анной Горенко). Познакомился с ней Гумилев еще в 1903 году, на катке, влюбился, несколько раз делал предложения, но согласие на брак получил лишь весной 1910 года. Гумилев об этом напишет так: Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью. А думал — забавницу, Гадал — своенравницу, Веселую птицу-певунью.
Покликаешь — морщится, Обнимешь — топорщится, А выйдет луна — затомится, И смотрит, и стонет, Как будто хоронит Кого-то,— и хочет топиться. («Из логова змиева»»)
После выхода сборника «Жемчуга» за Гумилевым прочно закрепился титул признанного мастера поэзии. По-прежнему от его многих произведений веет экзотикой, необычными и незнакомыми образами милой его сердцу Африки. Но теперь мечты и чувства лирического героя становятся более осязаемыми и земными. (В 1910-е годы в творчестве поэта начинает появляться любовная лирика, поэзия душевных движений, возникает стремление про¬никнуть в прежде задраенный жестким панцирем недо¬ступности и властности внутренний мир своих персонажей и особенно в душу лирического героя. Не всегда это получалось удачно, ибо Гумилев прибегал в некоторых стихотворениях этой тематики к ложноромантическому антуражу, типа:
Я подошел, и вот мгновенный,
Как зверь, в меня вцепился страх:
Я встретил голову гиены
На стройных девичьих плечах.
Но в поэзии Гумилева немало стихотворений, которые по праву можно назвать шедеврами, настолько глубоко и пронзительно звучит в них тема любви. Таково, например, стихотворение «О тебе» (1916), пронизанное глубоким чувством, оно звучит как апофеоз любимой:
О тебе, о тебе, о тебе,
Ничего, ничего обо мне!
В человеческой темной судьбе
Ты — крылатый призыв к вышине.
Благородное сердце твое —
Словно герб отошедших времен.
Освещается им бытие
Всех земных, всех бескрылых племен.
Если звезды, ясны и горды,
Отвернутся от нашей земли,
У нее есть две лучших звезды:
Это — смелые очи твои.
Или вот стихотворение «Девушке» (1911), посвященное 20-летию Маши Кузьминой-Караваевой, двоюродной пле¬мяннице поэта по матери:
Мне не нравится томность
Ваших скрещенных рук,
И спокойная скромность,
И стыдливый испуг.
Героиня романов Тургенева,
Вы надменны, нежны и чисты,
В вас так много безбурно-осеннего
От аллеи, где кружат листы.
Во многих стихотворениях Гумилева отразилось его глубокое чувство к Анне Ахматовой: «Баллада», «Отравленный», «Укротитель зверей», «У камина», «Однажды вечером», «Она» и др. Таков, например, прекрасно создан¬ный поэтом-мастером образ жены и поэта из стихотворения «Она»:
Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.
Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью дальней и отрадной
Высокомерна и глуха.
Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.
К лучшим произведениям гумилевской любовной лирики следует также отнести стихотворения «Когда я был влюб¬лен», «Ты не могла иль не хотела», «Ты пожалела, ты простила», «Все чисто для чистого взора» и другие. Любовь у Гумилева предстает в самых различных проявлениях: то как «нежный друг» и одновременно «беспощадный враг» («Рассыпающая звезды»), то словно «крылатый призыв к вышине» («О тебе»). «Только любовь мне осталась...»,— делает поэт признание в стихотворениях «Канцона первая» и «Канцона вторая», где он приходит к выводу, что всего отрадней на свете «нам дрожание ми¬лых ресниц//И улыбка любимых губ». ',/ В лирике Гумилева представлена богатая галерея жен¬ских характеров и типов: падшие, целомудренные, царственно-недоступные и зовущие к себе, смиренные и гордые. Среди них: страстная восточная царица («Варвары»), загадочная колдунья («Колдунья»), прекрас¬ная Беатриче, покинувшая ради любимого рай («Беатриче»)
^и_-_другае, Поэт любовно рисует благородный облик
женщины, умеющей прощать обиды и щедро дарить ра¬дость, понимать бури и сомнения, теснящиеся в душе ее избранника, исполненного глубокой благодарности «за ослепительное счастье//Хоть иногда побыть с тобой». В поэтизации женщины также проявилось рыцарское на¬чало личности Гумилева.
В лучших стихотворениях сборника «Жемчуга» рисунок гумилевского стиха отчетлив и обдуманно прост. Поэт создает зримые картины:
Смотрю на тающую глыбу,
На отблеск розовых зарниц,
А умный кот мой ловит рыбу
И в сеть заманивает птиц.
(«Маркиз ж Карабм»).
Поэтическая картина мира в стихотворениях Гумилева /привлекает своей конкретикой и осязаемостью образов. Поэт материализует даже музыку. Он видит, например, как
Звуки мчались и кричали Как виденье, как гиганты, И метались в гулкой зале, И роняли бриллианты.
«Бриллианты» слов и звуков лучших стихов Гумилева исключительно красочны и динамичны. Его поэтический мир на редкость живописен, полон экспрессии и жизне¬любия. Четкая и упругая ритмика, яркая, порою избы¬точная образность сочетаются в его поэзии с классической стройностью, выверенностью, продуманностью формы, адекватно воплощающей богатство содержания.
В своем поэтическом изображении жизни и человека Н. Гумилев был способен подниматься до глубин фило¬софских раздумий и обобщений, обнаруживая почти пушкинскую или тютчевскую силу. Он много размышлял ']Л о мире, о Боге, о назначении человека. И эти раздумья нашли рзэнообразное~~6тражение в его творчестве. Поэт был убежден, что во всем и всегда «Господне слово//Лучше хлеба питает нас». Не случайно значительную часть его поэтического наследия составляют стихотворения и поэмы, навеянные евангельскими сюжетами и образами, проник¬нутые любовью к Иисусу Христу. Христос был нравствен¬но-этическим идеалом Гумилева, а Новый Завет — настоль¬ной книгой. Евангельскими сюжетами, притчами, наставле¬ниями навеяны поэма Гумилева «Блудный сын», стихотво¬рения «Христос», «Ворота рая», «Рай», «Рождество в Абиссинии», «Храм твой. Господи, в небесах...» и другие. Читая эти произведения, нельзя не заметить, какая напряженная борьба происходит в душе его лирического героя, как мечется он между противоположными чувствами: гордыней и смирением.
Основы православной веры были заложены в сознании будущего поэта еще в детстве. Он воспитывался в рели¬гиозной семье. Истинно верующей была его мать. Анна Гумилева, жена старшего брата поэта, вспоминает: «Дети воспитывались в строгих правилах православной религии. Мать часто заходила с ними в часовню поставить свечку, что нравилось Коле. Коля любил зайти в церковь, поставить свечку и иногда долго молился перед иконой Спасителя. С детства он был религиозным и таким же остался до конца своих дней — глубоко верующим хри¬стианином»3.
О посещениях Гумилевым церковных богослужений и его убежденной религиозности пишет в своей книге «На берегах Невы» и хорошо знавшая поэта, его ученица Ирина Одоевцева. Религиозность Николая Гумилева помогает многое понять в его характере и творчестве.
Размышления о.Боге неотделимы у Гумилева от раздумий о человеке, его месте в тварном мире. Мировоззрен¬ческая концепция поэта получила предельно ясное выра¬жение в заключительной строфе стихотворной новеллы «Фра Беато Анджелико»:
Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенно и убога.
Но все в себя вмещает человек.
Который любит мир и верит в Бога.
Все творчество поэта и есть прославление человека, возможностей его духа и силы воли. Гумилев был страстно влюблен в жизнь, в ее многообразные проявления. И эту влюбленность он стремился донести до читателя, сделать из него «рыцаря счастья», ибо счастье зависит, убежден он, прежде всего от самого человека/'В стихотворении «Рыцарь счастья» он пишет:
Как в этом мире дышится легко!
Скажите мне, кто жизнью недоволен.
Скажите, кто вздыхает глубоко,
Я каждого счастливым сделать волен.
Пусть он придет, я расскажу ему
Про девушку с зелеными глазами.
Про голубую утреннюю тьму.
Пронзенную лучами и стихами.
Пусть он придет. Я должен рассказать,
Я должен рассказать опять и снова.
Как сладко жить, как сладко побеждать
Моря и девушек, врагов и слово.
А если все-таки он не поймет.
Мою прекрасную не примет веру
И будет жаловаться в свой черед
На мировую скорбь, на боль — к барьеру!
Это был символ веры. Пессимизма, уныния, недоволь¬ства жизнью, «мировой скорби» он категорически не при¬нимал.
Гумилева не зря называли поэтом-воином. Путешествия, испытание себя опасностью были его страстью. О себе он пророчески писал:
Я умру не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели.
Утонувшей в густом плюще («Я и вы).
Когда началась первая мировая война, Гумилев добро¬вольцем пошел на фронт. Его храбрость и презрение к смерти стали легендой. Два солдатских Георгия — высшие для воина награды, служат лучшим подтвержде¬нием его храбрости. Об эпизодах своей боевой жизни Гумилев рассказал в «Записках кавалериста» < 1915) и в ряде стихотворений сборника «Колчан». Как бы подводя итог своей военной судьбы, он писал в стихотворении «Память»:
Знал oнмуки холода и жажды.
Сон тревожный, бесконечный путь.
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь.
Нельзя согласиться с теми, кто считает военные стихи Гумилева шовинистическими, воспевающими «священное дело войны». Поэт видел и осознавал трагедию войны. В одном из своих стихотворений'он писал;
И год второй к концу склоняется. Но также реют знамена. И также буйно издевается Над нашей мудростью война.
Гумилева влекла яркая романтизация подвига, ибо он был человеком рыцарского строя души. Война в его изображении предстает как явление, родственное бунтую¬щей,, разрушительной, гибельной стихни. Поэтому столь часто встречаем мы в его стихотворениях уподобление боя грозе. Лирический герой этих произведений погру¬жается в огневую стихию сражения без страха и уныния, хотя и понимает, что смерть подстерегает его на каждом шагу:
Она везде — и в зареве пожара,
И в темноте, нежданна и близка.
То на коне венгерского гусара,
А то с ружьем тирольского стрелка.
Мужественное преодоление физических трудностей и страданий, страха смерти, торжество духа над телом стали одной из основных тем произведений Н. Гумилева о войне. Победу духа над телом он считал основным условием творческого восприятия бытия. В «Записках кавалериста» Гумилев писал: «Мне с трудом верится, чтобы человек, который каждый день обедает и каждую ночь спит, мог вносить что-либо в сокровищницу культуры духа. Только пост и бдение, даже если они невольные, пробуждают в человеке особые дремавшие прежде силы». Эти же мысли пронизывают и стихотворения поэта:
Расцветает дух, как роза мая.
Как огонь, он разрывает тьму.
Тело, ничего не понимая
Смело подчиняется ему.
Страх смерти, утверждает поэт, преодолевается в душе русских воинов осознанием необходимости защитить независимость Родины.
Тема России проходит красной нитью почти через все творчество Гумилева. Он имел полное право утверждать:
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.
Но особенно интенсивно эта тема проявила себя в цикле стихотворений о войне, участие в которой для героев его произведений — дело праведное и святое. Поэтому
Серафимы, ясны и крылаты.
За плечами воинов видны.
На свои подвиги во имя Родины русские воины благо-славляемы высшими силами. Вот почему столь органично в произведениях Гумилева присутствие подобных христи¬анских образов. В стихотворении «Пятистопные ямбы» он утверждает:
И счастием душа обожжена
С тех самых пор; аеселием паяна
И ясностью, и мудростью; о Боге
Со звездами беседует она,
Глас Бога слышит в воинской тревоге
И Божьими зовет свои дороги.
Герои Гумилева воюют «ради жизни на земле».
Эта мысль с особой настойчивостью утверждается в сти-
хотворении «Новорожденному», проникнутом христиан-
скими мотивами жертвенности во имя счастья будущих
поколений. Автор убежден, что родившийся. под грохот
орудий младенец -
...будет любимец Бога,
Он поймет свое торжество.
Он должен. Мы бились много
И страдали мы за него.
Гумилеве кие стихи о войне — свидетельство дальней¬шего роста его творческого дарования. Поэт по-прежнему любит «великолепье вышных слов», но в то же время он стал разборчивее в выборе лексики и соединяет былое стремление к эмоциональной напряженности и яркости с графической четкостью художественного образа и глу¬биной мысли. Вспомнив знаменитую картину боя из сти¬хотворения «Война», поражающую необычным и удиви¬тельно точным метафорическим -рядом, простотой и яс¬ностью образного слова:
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
Мы найдем в стихотворениях поэта немало точно подмеченных деталей, делающих мир его военных стихов одновременно осязаемо земным и неповторимо лири¬ческим:
Здесь священник в рясе дырявой
Упоенно поет псалом.
Здесь играют напев величавый
Над едва заметным холмом.
В ряде случаев автор дает нам возможность с помощью умело используемых аллитераций не только, зримо пред¬ставить, но к услышать гром «военной грозы»:
И поле, полное врагов могучих. Гудящих грозно бомб и пуль певучих, И небо в молнийных и грозных тучах.
Вышедший в годы первой мировой войны сборник «Колчан» включает в себя не только стихотворения, передающие состояние человека на войне. Не менее важно в эгой книге изображение внутреннего мира лири¬ческого героя, а также стремление запечатлеть самые различные жизненные ситуации и события. Во многих стихотворениях отражены важные этапы жизни самого поэта: прощание с гимназической юностью («Памяти Анненского»), поездка в Италию («Венеция», «Пиза»), воспоминания о былых путешествиях («Африканская ночь»), о доме и семье («Старые усадьбы») и др.
Пробовал себя Гумилев и в драматургии. В 1912— 1913 годах одна за другой появляются три его одноактные пьесы в стихах: «Дон Жуан в Египте», «Игра», «Актеон». В первой из них, воссоздавая классический образ Дон Жуана, автор переносит действие в условия новейшего времени. Дон Жуан предстает в изображении Гумилева духовно богатой личностью, на голову выше его антипода, ученого прагматика Лепорелло.
В пьесе «Игра» перед нами тоже ситуация острого противостояния: юный нищий романтик Граф, пытающий¬ся вернуть себе владение предков, контрастно противо¬поставлен холодному и циничному старому роялисту. Произведение кончается трагически: крушение мечты и на¬дежд приводит Графа к самоубийству. Симпатии автора всецело отданы здесь людям, подобным мечтателю Графу.
В «Актеоне» Гумилев переосмыслил древнегреческие и древнеримские мифы о богине охоты Диане, охотнике Актеоне и легендарном царе Кадме — воине, зодчем, труженике и творце, основателе города Фивы. Умелая контаминация древних мифов позволила автору ярко высветить положительных персонажей — Актеона и Кадма, воссоздать жизненные ситуации, полные драматизма и поэзии чувств.
В годы войны Гумилев пишет драматическую поэму в четырех действиях «Гондла», в которой с симпатией изображен физически слабый, но могучий духом средне¬вековый ирландский скальд Гондла.
Перу Гумилева принадлежит и историческая пьеса «Отравленная туника» (1918) повествующая о жизни византийского императора Юстиниана I. Как и в преды дущих произведениях, основной пафос этой пьесы состоит в идее противостояния благородства и низости, добра и зла.
Последним драматическим опытом Гумилева явилась прозаическая драма «Охота на носорогов» (1920) о жизни первобытного племени. В ярких красках воссоздает автор экзотические образы дикарей-охотников, их полное опасностей существование, первые шаги по осознанию себя и окружающего мира.
Октябрьская революция застала Гумилева за границей, куда он был командирован в мае 1917 года военным ведомством. Он жил в Париже и Лондоне, занимался переводами восточных поэтов. В мае 1918 года он вер¬нулся в революционный Петроград и, несмотря на семей¬ные неурядицы (развод с А. Ахматовой), нужду и голод, работает вместе с Горьким, Блоком, К. Чуковским в издательстве «Всемирная литература», читает лекции в литературных студиях.
В эти годы (1918—1921) выходят три последних при¬жизненных сборника поэта: «Костер» (1918), «Шатер» (1920) и «Огненный столп» (1921). Они свидетельство¬вали о дальнейшей эволюции творчества Гумилева, его стремлении постигать жизнь в ее разнообразных проявле¬ниях. Его волнует тема любви («О тебе», «Сон», «Эзбекие»), отечественная культура и история («Андрей Рублев»), родная природа («Ледоход», «Лес», «Осень»), быт («Рус¬ская усадьба»).
Гумилеву-поэту мила не новая «кричащая Россия», а прежняя, дореволюционная, где «человечья жизнь настоящая», а на базаре «проповедуют слово Божие» («Городок»), Лирическому герою этих стихотворений дорога тихая, размеренная жизнь людей, в которой нет войн и революций, где
Крест над церковью вознесен
Символ власти ясной, отеческой.
И гудит малиновый звон
Речью мудрою, человеческой.
(«Городов»-).
Есть в этих строках с их невыразимой тоской по утраченной России что-то от Бунина, Шмелева, Рахманинова и Левитана.
В «Костре» впервые у Гумилева появляется образ простого человека, русского мужика с его
Взглядом, улыбкою детской,
Речью такой озорной,—
И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.
(«Мулов»).
Название сборника «Огненный столп» взято из Ветхого Завета; «В столпе облачном Ты вел их и в столпе огненном ночью, чтобы освещать им путь, по которому идти им». Обратившись к основам бытия, поэт насытил многие свои произведения библейскими мотивами. Особенно много он пишет о смысле человеческого существования, («Душа и тело», «Когда же слово Бога с высоты...», «Я вежлив с жизнью современной», «Шестое чувство», «Я не прожил, я протомился»). Размышляя о земном пути человека, о вечных ценностях, о душе, о смерти и бессмертии, Гумилев много внимания уделяет проблемам художествен¬ного творчества. Творчество для него — это жертва, само¬очищение, восхождение на Голгофу, божественный акт высшего проявления человеческого «я»:
Но забыли мы. что осцянно Только слово средь земных тревог, И в Евангелии от Иоанна Сказано, что Слово — это Бог.
(«Спок»)
Истинное творчество, утверждает Гумилев, следуя тради¬циям святоотеческой литературы, всегда от Бога, резуль¬тат взаимодействия божественной благодати и свободной воли человека, даже если сам автор не осознает этого. Дарованный свыше «как некий благостный завет» поэти¬ческий талант — это обязанность честного и жертвенного служения людям:
И символ горнего величья.
Как некий благостный завет
Высокое косноязычье
Тебе даруется, поэт.
(«Роим» IWI«I)
Эта же мысль звучит и в сихотворении «Шестое чувство»:
Так, век за веком — скоро ль. Господь?
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогая плоть.
Рождая орган для шестого чувства.
В последних сборниках Гумилев вырос в большого и взыскательного художника. Работу над содержанием и формой произведений Гумилев считал первейшим делом каждого поэта. Недаром одна из его статей, посвященных проблемам художественного творчества, носит название «Анатомия стихотворения».
В стихотворении «Память» Гумилев следующим обра¬зом определяет смысл своей жизни и творческой деятельности:
Я угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле
Я возревновал о славе отчей,
Как на небесах и на земле.
Сердце будет пламенем томимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены нового Иерусалима
На полях моей родной страны.
Не уставая напоминать своим читателям библейскую истину о том, что «вначале было Слово», Гумилев своими стихотворениями поет Слову величественный гимн. Были времена, утверждает поэт, когда «солнце останавливали словом//Словом разрушали города». Он возвышает Слово — Логос над «низкой жизнью», преклоняет перед ним колени как Мастер, всегда готовый к творческой учебе у классиков, к послушанию и подвигу. Эстетический и духовный ориентир Гумилева — пушкинское творчество с его ясностью, точностью, глубиной и гармоничностью художественного образа. Это особенно заметно в его по¬следних сборниках, с подлинно философской глубиной отражающих пеструю и сложную динамику бытия. В во¬шедшем в сборник «Огненный столп» стихотворении-за¬вещании «Моим читателям» (1921) Гумилев полон желания спокойно и мудро
...Сразу припомнить
Всю жестокую, милую жизнь,-
Всю родную, странную землю
И, предстоя перед ликом Бога
С простыми и мудрыми словами.
Ждать спокойно Его суда.
Вместе с тем в ряде стихотворений сборника «Огнен¬ный столп» радость приятия жизни, влюбленность в кра¬соту Божьего мира перемежается с тревожными пред¬чувствиями, связанными с общественной ситуацией в стране и с собственной судьбою.
Как и многие другие выдающиеся русские поэты, Гумилев был наделен даром предвидения своей судьбы. Глубоко потрясает его стихотворение «Рабочий», герой ко¬торого отливает пулю, что принесет поэту смерть:
Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной.
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой,
Невысокий старый человек.
В последние месяцы жизни Гумилева не покидало "ощущение близкой гибели. Об этом пишет в своих воспоми¬наниях И. Одоевцева, воспроизводя эпизоды посещения ими осенью 1920 года Знаменской церкви в Петрограде и последующей беседы на квартире поэта за чашкой чая: «Иногда мне кажется,— говорит он медленно,— что и я не избегну общей участи, что и мой конец будет страшным. Совсем недавно, неделю тому назад я видел сон. Нет, я его не помню. Но когда я проснулся, я по¬чувствовал ясно, что мне жить осталось совсем недолго, несколько месяцев, не больше. И что я очень страшно умру»5. Этот разговор произошел 15 октября 1920 года. А в январе следующего года в первом номере журнала «Дом искусства» было опубликовано стихотворение Н. Гумилева «Заблудившийся трамвай», в котором он иносказательно изображает революционную Россию в виде трамвая, несущегося в безвестность и все сметающего на своем пути.
«Заблудившийся трамвай» — одно из самых загадочных стихотворений, до сих пор не получившее убедительного исполкования. По-своему глубоко и оригинально с пози¬ции христианской эсхатологии поэт разрабатывает здесь вечную тему мирового искусства — тему смерти и бессмертия.
В стихотворении воссоздано то состояние, когда чело¬век, согласно христианскому вероучению, находится между физической смертью и воскресением души. Смерть у Гумилева — конец земного пути и одновре менно начало новой, загробной жизни. В стихотворении ее олицетворяет вагоновожатый, который увозит лири¬ческого героя из земной жизни на странном, фантасти¬ческом катафалке — трамвае, обладающем способностью передвигаться по земле и по воздуху, в пространстве и во времени. Образ трамвая романтизируется, обретает черты космического тела, с колоссальной скоростью не¬сущегося в бесконечное пространство. Это символ судьбы поэта в ее земном и трансцедентальном измерениях.
Для изображения перемещения в загробный мир автор использует традиционный для религиозной литературы мо¬тив путешествия. Время в стихотворении разомкнуто в вечность, соединяет в себе прошлое, настоящее и бу¬дущее. В произведении запечатлено множество биографи¬ческих подробностей жизни лирического героя, дан ретро¬спективный обзор важнейших событий его жизни, пока¬заны трансфизические странствия его духа. Все они пред¬ставлены в аллегорическом и ирреальном освещении. Так, мосты через Неву, Нил, Сену, через которые пере¬носится трамвай, вызывают ассоциации с мостом, ведущим, согласно народным верованиям, в потусторонний мир, а сами реки можно рассматривать как аналог реки забве¬ния, которую душе умершего необходимо преодолеть в загробном путешествии. Путь в Царство Духа, куда стремится душа лирического героя, осложнен блуждания¬ми и метаниями во временных измерениях. Посмертная судьба лирического героя как бы запрограммирована земною жизнью, и заблудившийся «в бездне времен» трамвай, на новом, метафизическом витке как бы повторя¬ет прижизненные блуждания поэта. Совершая напряжен¬ную духовную работу по переоценке прожитой земной жизни, лирический герой надеется на жизнь вечную и беско¬нечную, на обретение царствия Божия, «Индии Духа». Православная панихида в Исаакиевском соборе — важный к тому шаг.
Верной твердынею православья
Врезан Исаакий в вышине.
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.
Панихида уже близилась. В этом же, 1921 году, по инициативе Зиновьева Петроградская ЧК инспирировала так называемое «дело Таганцева», названное по фами¬лии его организатора, профессора В. Н. Таганцева, кото¬рый вместе со своими единомышленниками будто бы за¬мышлял контрреволюционный переворот. Возглавивший дело следователь ВЧК Я. Агранов привлек к уголовной ответственности более 200 человек, среди которых были известные ученые, писатели, художники и общественные деятели.
Третьего августа был арестован и Н. Гумилев, незадолго до этого избранный председателем Петроградского союза поэтов. Гумилеву вменялось в вину то, Что когда один из его старых знакомых предложил ему вступить в эту организацию, он отказался, но не донес об этом предло¬жении властям. Сделать ему это не позволил кодекс чести, а также гражданская позиция: по свидетельству хорошо знавшего его писателя А. Амфитеатрова, Н. Гумилев «был монархист — крепкий. Не крикливый, но и нисколько не скрывающийся. В последней книжке своих стихов, вы¬шедших уже под советским страхом, он не усомнился напечатать маленькую поэму о том, как он, путешествуя в Африке, посетил пророка-полубога «Махди» и —
Я ему подарил пистолет
И портрет моего Государя.
На этом, должно быть, и споткнулся он, уже будучи под арестом». 24 августа Петроградская ЧК приговорила к расстрелу 61 человека, в том числе и Н. Гумилева. Поэт был расстрелян 25 августа 1921 года на одной из станций Ириновской железной дороги под Ленинградом.
Как пишет в своих «Камешках на ладонях» В. Солоухин: «Художник Юрий Павлович Анненков свидетельствует, что Гумилев, офицер, дважды георгиевский кавалер, блестящий поэт, на расстреле улыбался.
Из других источников известно, что Зиновьев на расстреле ползал по полу и слюнявым ртом лизал сапоги чекистам. И эта тварь и мразь убила русского рыцаря Гумилева!».
Жизнь Николая Гумилева оборвалась в 35 лет, в самом расцвете его незаурядного таланта. Сколько прекрасных произведений могли бы еще выйти из-под его талантливого пера!
Н. С. Гумилева можно с полным на то основанием назвать одним из поэтов русского духовного и националь¬ного возрождения. Как исполненное оптимизма проро¬чество звучат строки его стихотворения «Солнце духа»:
Чувствую, что скоро осень будет.
Солнечные кончатся труды,
И от дрена духа снимут люди
Золотые, зрелые плоды.
Этой уверенностью дышит все творчество замечательного поэта, которое завоевывает все большую известность. По справедливому утверждению Г. Адамовича, «имя Гуми¬лева стало славным. Стихи его читаются не одними лите¬ратурными специалистами или поэтами; их читает «рядовой читатель» и приучается любить эти стихи — мужественные, умные, стройные, благородные — в лучшем смысле слова».