Гавриил мясников

Среди самых ярких деятелей РКП(б) первых лет Советской власти можно назвать имя Гавриила Ивановича Мясникова. Рабочий-слесарь по профес­сии, он принадлежал к числу «старых большевиков» — в партию вступил в 1906 г. Более семи лет находился в за­ключении за «политику», при этом два с половиной месяца проводил голо­довки протеста. В 1917 г. 28-летний Г. Мясников возглавил рабочий Совет города Мотовилихи. Год спустя он стал главным организатором убийства ве­ликого князя Михаила Александрови­ча (см. сюжет к ст. «Николай II»).

В мае 1921 г. Гавриил Мясников на­правил в UK партии «Докладную запис­ку». В ней он высказывал совершенно необычные предложения. «После того как мы подавили сопротивление экс­плуататоров, — писал он, — мы долж­ны провозгласить свободу слова и пе­чати, которую в мире не видел ещё никто: от монархистов до анархистов включительно. Этой мерой мы закре­пим за нами влияние в массах города и деревни, а равно во всемирном мас­штабе. Надо сделать, чтобы весь мир видел, что мы пропаганды и агитации белогвардейцев всех сортов и оттен­ков не боимся». Правда, свобода пе­чати «от монархистов до анархистов» должна была действовать только для рабочих и крестьян. «Никаких рассуж­дений с кадетом-буржуа, адвокатом, доктором, профессором, — замечал Мясников, — здесь одно лекарство — мордобитие». Кроме того, автор запис­ки предлагал вернуть рабочим Советам их былое значение на предприятиях.

«Докладная записка» наделала немало шуму в высшем руководстве партии. Отвечал на неё сам В. Ленин. Предсе­датель Совнаркома писал: «Буржуазия (во всём мире) ещё сильнее нас, и во много раз... Она не умерла. Она жива. Она стоит рядом и караулит». «Дать ей такое оружие, — продолжал Владимир Ильич, — как свобода политической организации (= свободу печати), зна­чит облегчать дело врагу... Мы само­убийством кончать не желаем и пото­му этого не сделаем».

Г. Мясников с Лениным не согласился и в открытом письме отвечал ему так:

немцы перешли в наступление по всему фронту. Вечером того же дня после бурного заседания ЦК партии (большинством в семь голосов против пяти при одном воздержавшемся) принял герман­ские условия. «Против» голосовали «левые коммунисты».

Но последующие события превзошли все самые худшие ожидания. Германия предъявила новый тяжелейший ультиматум. По его условиям территория, которую теряла Россия, увеличи­валась более чем в пять раз. Тем не менее В. Ленин, не колеблясь, говорил: «Товарищи, условия, которые предложили нам предста­вители германского империализма, неслыханно тяжелы, безмер­но угнетательские, условия хищнические. Германские империа­листы, пользуясь слабостью России, наступают нам коленом на грудь. И при таком положении... иного выхода, как подписать эти условия, у нас нет...».

23 февраля состоялось решающее заседание ЦК. Всем было ясно, что на повестке дня — вопрос о жизни и смерти Советской республики. Но германские условия произвели ошеломляющее впечатление, их принятие выглядело равносильным полной капи­туляции.

«Политика революционной фразы окончена!» — категори­чески заявил на этом заседании В. Ленин. Он выступал пять раз, доказывая, убеждая, наконец даже угрожая. Он пригрозил, что оставит все свои посты, если германские условия не будут при­няты. «Некоторые упрекали меня за ультиматум, — сказал он. — Я его ставлю в крайнем случае... Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишете, то вы подпишете смертный приговор Со­ветской власти... Я ставлю ультиматум не для того, чтобы его сни­мать». «Левый коммунист» Г. Ломов тем не менее произнёс: «Если Ленин грозит отставкой, то напрасно пугаются. Надо брать власть без Ленина...». Однако общее настроение ультиматумом Ленина было сломлено. Семью голосами против четырёх при четырёх воздержавшихся ЦК принял германские условия.

Второе «сражение за мир» разыгралось в ночь на 24 февра­ля на заседании «советского парламента» — ВЦИК. Здесь против мира выступали меньшевики, эсеры и левые эсеры. Решение было утверждено: за него проголосовали 11б человек, против — 85, а 26 воздержались.

В заявлении «левых коммунистов», принятом на следующий день, говорилось: «В интересах международной революции мы считаем целесообразным идти на возможность утраты Совет­ской власти, становящейся теперь чисто формальной». Ленин назвал эти слова «странными и чудовищными». 3 марта 1918 г. Брест-Литовский мирный договор был подписан.

6—8 марта состоялся VII экстренный съезд РСДРП(б). Глав­ным вопросом на нём, конечно, также был вопрос о мире. В. Ле­нин выступал на съезде 18 раз, остро дискутируя с «левыми ком­мунистами». Большинством голосов делегаты съезда приняли резолюцию: «Съезд признаёт необходимым утвердить подписан­ный Советской властью тягчайший, унизительнейший мирный договор с Германией ввиду неимения нами армии...». Кроме того,

332

съезд переименовал правящую партию в РКП(б) — Российскую коммунистическую партию (большевиков). Таким образом, большевики окончательно разрывали с социал-демократией.

Брестский мир стал переломным моментом в истории пар­тии большевиков. Она сделала выбор между идеализмом, «чисто­той принципов» и требованиями жизни. Позднее, чтобы выжить, сохранить Советскую республику, большевикам ещё неодно­кратно приходилось совершать крутые политические поворо­ты. Часто новый курс противоречил всем их прежним представ­лениям и принципам. Теперь эти резкие повороты давались уже легче, но почти каждый раз при этом в партии возникала мощ­ная идейная оппозиция. В марте 1919 г. В. Ленин замечал: «По­литическая деятельность ЦК... всецело определялась абсолют­ными требованиями неотложной насущной потребности. Мы должны были сплошь и рядом идти ощупью. Этот факт сугубо подчеркнёт всякий историк. Этот факт более всего бросается в глаза, когда мы пытаемся охватить одним взглядом пережитое...».

«РАБОЧАЯ ОППОЗИЦИЯ»

В марте 1921 г. в Кронштадте вспыхнуло восстание матросов и солдат под лозунгом: «Вся власть Советам, а не партиям!» (см. ст. «Кронштадтское восстание»). Особенно тревожным для властей признаком было то, что к повстанцам добровольно примкнули многие кронштадтские коммунисты. Так поступила примерно треть местных партийцев, а 40% объявили себя «нейтральными».

В разгар этих бурных событий, 8 марта, в Петрограде со­брался X съезд РКП(б). В нём участвовало 990 делегатов от 733 тыс. членов партии. На съезде выступила «рабочая оппози­ция» во главе с Александрой Коллонтай и Александром Шляп­никовым.

Накануне съезда А. Коллонтай выпустила брошюру «Рабо­чая оппозиция», в которой излагались взгляды сторонников это­го партийного течения. В ней Александра Михайловна выража­ла сожаление, что партийные «верхи» оторвались от рабочих. Причину она видела в том, что было сделано слишком много уступок другим классам — крестьянству, «спецам», бывшей бур­жуазии... «Былой тип идейного работника у нас исчез, — писала Коллонтай, — появились управляющие и управляемые, стоящие одни — наверху, другие — внизу». Она приводила рассуждения рабочих: «Верхи одно, мы другое. Свои-то они свои, да только попал в главк и ушёл от нас... По-иному живёт. Наше горе ему что?.. Не своё горе стало!».

«В первоначальный период революции, — продолжала А. Коллонтай, — кто стал бы говорить о „верхах" и „низах"? Ра­бочие массы и партийные руководящие центры слились воеди­но. Противоположения верхов и низов не было и быть не мог­ло. Сейчас оно есть... И никакими мерами „запугивания" не из­гонишь из сознания широких масс образования характерного нового „социального слоя" советско-партийных верхов».

«Когда дробите скулы мировой бур­жуазии, это хорошо, но вот беда: Вы замахиваетесь на буржуа, а бьёте ра­бочего... Не верите Вы в силу рабоче­го класса, не верите в его классовую политику, а верите в чиновников — это Ваша беда... Вы разве не знаете, что за такой разговор, какой веду я, не одна сотня и тысяча пролетариев сидит в тюрьме и ни одного буржуа не сидит, который так вопроса ставить не будет? Если я хожу на воле, то потому, что я коммунист 15 лет, который свои ком­мунистические взгляды омыл страда­ниями, а если бы этого не было, а был бы я просто слесарь-коммунист... то где бы я был? В Чека или больше того: меня бы „бежали", как некогда я „бе­жал" Михаила Романова...».

В декабре В. Ленин уже обеспокоен но писал членам Политбюро: «Надо уси­лить внимание к агитации Мясникова и два раза в месяц докладывать о нём в Политбюро». 20 февраля 1922 г. Г. Мясникова исключили из партии.

После этого он перешёл к подпольной деятельности и создал в Петрограде нелегальную «Рабочую группу РКП(б)». В её манифесте правящий слой назы­вался «зарвавшейся кучкой интелли­гентов». Теперь эта прослойка, пола­гал Г. Мясников, «полным ходом пере­рождается в монархическую касту». Позднее власти утверждали, что к «Ра­бочей группе» примкнуло до 200 че­ловек. Среди знавших о ней был и А. Шляпников, в прошлом руководи­тель «рабочей оппозиции».

В июне 1923 г. в Москве состоялось первое совещание «Рабочей группы». А уже в сентябре среди её участников прошли аресты. Арестовали свыше 20 руководителей группы. Г. Мясникова осудили на три года заключения. Ко­гда он отбыл свой срок, его отправили в ссылку в Армению. В 1928 г. он тай­но пересёк границу, переплыв через реку Аракс на иранский берег... Нахо­дясь в эмиграции во Франции, Гаври­ил Иванович, видимо, тосковал по ро­дине и после Второй мировой войны вернулся в Советский Союз. Как толь­ко самолёт приземлился в Москве, Мясникова арестовали и отправили в Бутырскую тюрьму. Здесь в 1946 г. Гав­риил Мясников был расстрелян.

333