Альтеркапитализм

Современный антикапитализм – это не поверхностное явление и не продукт СМИ, но социальное движение полное речи, т.е. выражающее и мобилизующее требования крупных секторов общества. В то же время оно не способно понять переход капитализма к новому циклу развития.

Прошло уже тридцать лет с тех пор, как система фордизма-кейнсианства вошла в кризис, но не преодолела его. Это не означает, что капиталистическая система не способна на это: мы не верим в загнивание. В двух словах, появляется новая система производства, которой ещё далеко до достижения своей зрелости (15). Капитализму всё ещё легче разрушать, чем реструктурировать.

Капитализм не является ни экономикой, ни борьбой, ни их симбиозом, капитализм – это динамика, воспроизводимая этими двумя фундаментальными классами (16). Капиталистическая реформа должна артикулироваться на двух уровнях: глубокая пролетарская критика, но также её капиталистическая интеграция. Класс, управляющий капиталом, нуждается в расширенной базе накопления, в классе, продающем свой труд из-за потребности в социальном пространстве, позволившем бы ему делать что-то ещё, не только терпеть. Ни та, ни другая потребности сегодня не удовлетворены. Оттягивание выплаты задолженностей лишь ухудшает ситуацию с ними. До сих пор именно капитал навязывает своё содержание радикальным реформистам, а не наоборот.

Никакой реформизм не выходит за рамки противоречий класса, которыми он питается и которые помогают ему смягчать реальность, чтобы управлять ей. Современные реформисты не избежали этого качества.

Лишь побеждённое (силой, но также интеграцией своих самых реформистских аспектов, как это произошло с синдикализмом в конце XIX века или после 1930-х) широкое социальное движение (не революционное) сможет разблокировать ситуацию. Для того чтобы Новая Сделка приобрела своё новаторское содержание, понадобились крупные американские забастовки: без КПО Рузвельт принял бы лишь ещё одну программу. (Ничего, впрочем, ещё не достигнуто: нельзя исключить возможность яростных, хотя и бесперспективных, бунтов, как в Аргентине).

Капиталистическая реальность (т.е., повторимся, ансамбль отношений между капиталом и наёмным трудом) ещё не создала категорию пролетариата, которая была бы в сердце динамики и, соответственно, противоречий капитала. Новые третьи сектора т.н. нематериальной экономики, сервиса, информационных технологий, считающиеся центральными в сегодняшнем т.н. пост-индустриальном, не находятся в центре, обладающем решительным значением, придающем новую организацию производству стоимости, как в другие времена всё то, что символизируется именами Тейлора, Форда и Кейнса. Существуют элементы нового цикла (17), но не то, что структурировало бы его. Реставрации продуктивности труда недостаточно. Он сильно увеличилась за последние 20 лет: на этом этапе, классовая борьба 1960-80 гг. была преодолена. Ставку теперь делают на прибыльность совокупности капитала. До сих пор, технологические инновации и «информационная революция» создавали избыток инвестиций, который на глобальном уровне утяжелял создание стоимости. Капитал выйдет из этой ситуации не при помощи более высоких технологий или посредством десятикратных увольнений, но через социальную реорганизацию. Эта система напрасно пытается заставить рабочих работать больше, чтобы потом продавать им их продукт, выход из кризиса не сводится лишь к увеличению зарплаты и соответственно спроса. Труду всё ещё предстоит придать позитивную роль, место в обществе, признание, как капитал должен был и смог сделать в конце XIX века, и в иной манере после 1945.

Именно воля к возможной иной жизни придаёт мощь повседневной борьбе. 40-часовая неделя и оплачиваемые отпуска были воплощением этой иной жизни для рабочих: две недели отпуска, в этом было что-то от «социализма», деградированного, конечно, но ощутимого. В пустоте ничего не требуют. Борьба, добившаяся сокращения рабочего времени содержит не более чем само требование. Для того чтобы быть эффективным, реформизм предполагает социальное напряжение, выражение распространённых и спутанных потребностей. Скорбь о подобной возможности превращает борьбу в поток символических и моральных жестов.

Радикальный реформизм выражает бессилие своей эпохи. Придание абсолютной первостепенной важности социальному движению приговаривает его к роли гаечного ключа, постоянно регулирующего разваливающийся буржуазный баланс, не вызывая при этом структурных изменений. Оно само подтверждает это смехотворным образом тем фактом, что Европейский Социальный Форум, прошедший в Париже в ноябре 2003-го, был на 9/10 профинансирован бюджетными деньгами. Какая сила капиталистического обновления родится при поддержке официальных властей?

Чем более явным становится пролетарское поражение, тем большим пространством обладает радикальный реформизм, тем больше также автономизируется центр тяжести в обществе, обходя проблемы и усиливая общее поражение.

Нынешняя борьба обрела своё существование и формы из тридцати лет исчезновения коммунизма, как исторической перспективы.

Но растущие сомнения и разочарования будут в равной степени сопровождать её.