КОНСПЕКТЫ Выполнил Георгий Алексеев.

Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. (2й семинар)

Синтаксис – это раздел науки о языке, изучающей законы организации связной речи, способы соединения слов в речи, т.е. коммуникации.

Существуют разные уровни синтаксиса:

-синтаксис словосочетания – проявляет синтаксические свойства отдельных слов и устанавливает правила их сочетаемости с другими словами

-синтаксис предложения – определяет языковую сущность, коммуникативно-функциональную значимость языка, изучает единицы коммуникативного плана с точки зрения их строения, грамматических свойств и типов

-синтаксис сложного целого, синтаксис связной речи – изучает единицы, большие, чем отдельное предложение, единицы, имеющие свои правила и законы построения

Существуют разные подходы к изучению предложения

семантический – изучает содержание (что передается)

структурный – изучает форму (как передается)

коммуникативный – назначение (для чего передается)

Основные единицы синтаксиса:

-предложение

-простое

-сложное

Словосочетания:

-Именные

- Субстантивные – стакан воды.

- Адъективные – вредный для здоровья.

- с числительным в главной роли – две книги.

- с местоимением в главной роли – что-нибудь интересное.

-Глагольные

-Адвербиальные

-Словосочетания с категорией состояния.

Синтаксические отношения:

-Объектные.

-Определительные (в их состав входят обстоятельственные)

- собственно-определительные.

- обстоятельственно-определительные.

- субъектно-определительные.

-Восполняющие (Зависимое слово содержательно дополняет главное, образуя минимально информативно достаточное словосочетание) (присутствует при информационно недостаточных

словах – «сделаться», «состоять» - эти слова реализуют себя только в сочетании с другими словами)

Бодуэн де Куртенэ И.А. О задачах языкознания (2й семинар)

Понятие синтагмы появляется в трудах Бодуэна де Куртенэ значительно позже других аналогичных понятий. До 1908 года он в предложениях выделяет слова и постоянные выражения, равносильные словам. Слова же состоят из морфем. Однако в дальнейшем он дает определение синтагме, которая представляет собой наименьшую, неделимую единицу синтаксиса. Синтагма – это слово с синтаксической точки зрения. Бодуэн не переносит понятия синтагмы в морфологию, Ге самыми крупными единицами остаются слова. Позже ученый дополняет понятие синтагмы, уточняя, что это не только слово, но также и неразложимое, постоянное выражение.

Термин «синтагма», подобно морфеме, введен Бодуэном де Куртенэ. На этот факт первым обратил внимание В.В. Виноградов: «…термин синтагма появился почти одновременно в нашем отечественном языкознании и в буржуазной западноевропейской лингвистике.

Синтагма у Бодуэна не имеет того значения, в каком этот термин употребляется в современном языкознании. По самому распространенному пониманию, синтагма обозначает словосочетание, соединение двух слов. А согласно Бодуэну, синтагма в первую очередь – слово, только слово в его отношении к другим словам, слово как синтаксическая единица. Но Бодуэн синтагмой считает и постоянное, устоявшееся словосочетание, играющее в предложении роль отдельного слова. Следует признать, что, объединив в синтагме гетерогенные единицы – слова и словосочетания, он сделал это понятие неясным, расплывчатым. Сама идея выделить наименьшую единицу синтаксиса наподобие морфемы на морфологическом уровне и фонемы на фонологическом, безусловно, является плодотворной.

Слово рассматривается Бодуэном с морфологической и синтаксической точек зрения. Слово с синтаксической точки зрения причисляется к синтагме. Следовательно, предложения делятся на неразложимые синтаксически единицы – синтагмы. Вместе с тем, оставаясь наибольшей единицей морфологии, слово, со своей стороны, делится на морфемы. Это создает неясность во взаимоотношении синтагмы и слова. Эти термины, пересекаясь, не являются синонимами, так как к синтагмам относятся и постоянные словосочетания. Тем не менее, синтагма как единица, соотносимая с другими единицами бодуэновской системы, вытесняет слово, вследствие чего получается следующая схема языковых единиц: предложение – синтагма – морфема – фонема – кинема, акусма. Таким образом, синтагма переносится и в морфологию.

Все языковые единицы, представленные в трудах Бодуэна, образуют систему. Автор предпринял серьезную попытку создать целостную концепцию, определить место каждой единицы по отношению к другим, установить иерархию между ними. На сегодняшний день нам неизвестна другая теория, которая охватывала бы все основные единицы различных уровней языка и пыталась бы упорядочить их на основе общих исходных принципов.

Иерархия языковых единиц дана в трудах Бодуэна по нисходящей линии. По современной терминологии выделены три уровня: фонетико-фонологический, морфологическо-семантический и синтаксический. На каждом уровне рассматриваются единицы двух рядов: с одной стороны, сложные единицы, которые разлагаются на данном уровне, с другой стороны, простые единицы, которые получены путем разложения сложных единиц и в дальнейшем не делятся, по крайней мере, на данном уровне. Единицы, неделимые на высшем уровне, могут делиться на более низком. Таковы, например, слова, представляющие собой неделимые единицы на синтаксическом уровне, но разлагающиеся на морфологическом уровне на морфемы. Такая систематизация языковых единиц в принципе вполне оправдана и соответствует современному уровню лингвистического анализа.

Павлов И.П. Полное Собрание Сочинений (2й семинар)

И.П.Павлов оставил нам прекрасный надежный метод изучения реакций животного на стимулы в лабораторных условиях. Однако, глубоко исследовав процесс формирования реакций и закрепления их в виде автоматизмов (условный рефлекс), нейрофизиологи не ставили перед собой задачу изучения поведения во всей его полноте и выяснения роли рефлексов в сложном поведении.

Итак, в «классической» зоопсихологии изучаются (в отрыве друг от друга) три аспекта психики и поведения животных: наследуемое поведение в биологически обусловленных ситуациях — этология;

способы формирования желательного поведения животных — бихевиоризм; физиологические основы психической деятельности — нейрофизиология. Очевидно, что индивидуальное поведение животного сочетает в себе все перечисленные аспекты, но не исчерпывается даже самой изощренной их комбинацией. За пределами возможностей «классической» зоопсихологии остаются такие проблемы, как оценка животным конкретной ситуации, определение эффективности той или иной стратегии поведения и способов ее реализации (с точки зрения вероятности достижения цели и затрат), роль партнера, активно или пассивно влияющего на принятие решений, и многие другие аспекты наблюдаемого поведения животных. Очевидно, что именно эти вопросы во многом определяют собой успех использования животных человеком. В конце XX века зоопсихология начала развиваться как комплексная дисциплина, сочетающая изучение места животных в мире с другими подходами к исследованию природы. Так, например, в Московском Государственном Университете в настоящее время развивается такой подход, как «экологическая этология». Представители этого направления, по существу, продолжают работы этологов, но стремятся при этом более полно учесть возможные метаморфозы среды и разные варианты приспособления к ней в рамках целых биоценозов.

С начала 1990-х годов в Санкт-Петербурге начала развиваться принципиально новая отрасль зоопсихологии, изучающая собственно психическую деятельность — то есть, внутренние процессы, обуславливающие формирование тех или иных форм поведения. Направление, названное психоморфологией, опирается на формальные методы, позволяющие моделировать, восстанавливать и воспроизводить психические процессы. Поскольку любая психическая деятельность по сути своей является совокупностью процессов восприятия, преобразования и генерации информации, только эта уникальная концепция предоставляет основу для сведения воедино всех частных направлений зоопсихологии. Метод информационного моделирования психики, используемый в психоморфологии, универсален по отношению к биологическому виду (включая изучение психики человека) и дает основу для разработки прикладной психологии каждого вида. На этой теоретической основе базируются и такие практические применения, как коррекция психики животных и ветеринарная психоневрология.

Выготский Л.С. Избранные психологические исследования (2й семинар)

С точки зрения развитой нами гипотезы основные линии развития детского мышления располагаются в ином направлении и только что изложенная нами точка зрения представляет важнейшие генетические отношения в этом процессе развития в извращенном виде. Нам думается, что, помимо приведенных выше сравнительно ограниченных фактических данных, в пользу этого говорит все огромное множество фактов, известных нам о развитии детской речи, все без исключения, что мы знаем об этом недостаточно еще изученном процессе. Если наша гипотеза не обманывает нас, то ход развития, который приводит к тому пункту, где исследователь отмечает богатый расцвет эгоцентрической речи ребенка, должен быть представлен в совершенно ином виде, чем это обрисовано нами выше при изложении взгляда Пиаже. Больше того, в известном смысле путь, приводящий к возникновению эгоцентрической речи, является прямо противоположным тому, который обрисован в исследованиях Пиаже. Иными словами, мы сумеем проверить закономерности, найденные нами для данного отрезка, вставив их в контекст тех закономерностей, которым подчинен весь путь развития в целом. Таков будет метод нашей проверки. Эта тенденция ребенка применять по отношению к себе те же формы поведения, которые прежде являлись социальными формами поведения, прекрасно известна Пиаже и хорошо им использована в настоящей книге при объяснении возникновения детского размышления из спора. Пиаже показал достаточно убедительно, как детское размышление возникает после того, как в детском коллективе возникает спор в истинном смысле этого слова, как только в споре, в дискуссии проявляются те функциональные моменты, которые дают начало развитию размышления. Нечто подобное происходит, по нашему мнению, и тогда, когда ребенок начинает разговаривать сам с собой совершенно так же, как он прежде разговаривал с другими, когда он начинает, разговаривая сам с собой, думать вслух там, где ситуация вынуждает его к тому. На основе эгоцентрической речи ребенка, отщепившейся от социальной речи, возникает затем внутренняя речь ребенка, являющаяся основой его мышления, как артистического, так и логического. Следовательно, в эгоцентризме детской речи, описанном Пиаже, мы склонны видеть важнейший в генетическом отношении момент перехода от внешней речи к внутренней. Речь внешняя переходит в речь внутреннюю.Эгоцентрическая речь и есть переходная форма от речи внешней к речи внутренней; вот почему она представляет такой огромный теоретический интерес. Вся схема в целом принимает, следовательно, такой вид: социальная речь - эгоцентрическая речь - внутренняя речь.С точки зрения последовательности образующих ее моментов мы можем противопоставить, с одной стороны, традиционной теории образования внутренней речи, которая намечает такую последовательность моментов: внешняя речь - шепот - внутренняя речь, а с другой - схема Пиаже намечает следующую генетическую последовательность основных моментов в развитии речевого логического мышления:внеречевое аутистическое мышление - эгоцентрическая речь и эгоцентрическое мышление - социализированная речь и логическое мышление.

Будагов Р.А. Что такое общественная природа языка? (2й семинар)

В спорах, которые ведутся на протяжении многих столетий о том, насколько могут люди воздействовать на свой родной язык, выделяются две основные точки зрения. Одна из них получила наиболее ясное выражение в 70-80-х годах минувшего столетия у младограмматиков, другая (противоположная) - у тех представителей структуралистической лингвистики, которые занимаются разработкой искусственных языков. Согласно первой концепции (если сформулировать ее в нескольких словах), язык развивается независимо от людей, говорящих на нем, согласно второй - язык почти целиком подвержен «разумному регулированию», так как представляет собой чисто формальную конструкцию, которая может создаваться или разрушаться, как и всякие другие конструкции, изобретенные человеком. Каждый естественный язык, - говорят сторонники этой новой постановки вопроса,- развивается не по строгим и непротиворечивым логико-математическим программам, а стихийно на протяжении многих столетий.. Дифференциацию типа «литературный язык - диалект» можно назвать экстенсивной, а дифференциацию типа, например, «литературный язык - просторечье» или «разговорный стиль языка - письменный стиль языка» - интенсивной. Терминологическое разграничение должно показать качественное несходство многообразных «форм существования» и функционирования одного и того же языка. И здесь обнаруживаются не только экстралингвистические (внешние) расхождения, но и расхождения чисто лингвистические (внутренние). Их нетрудно показать на конкретном материале различных языков. Всегда приходится слышать: подобные различия относятся к людям, а не к их языку. Но возражения такого рода бьют мимо цели, ибо, действительно относясь к людям, несходства упомянутого типа относятся и к языку. Говорящие по-разному используют ресурсы языка, следовательно и их позиция в сфере литературного языка оказывается несходной. Лингвист имеет полное право интересоваться не только языком, но и отношением человека к этому языку. Дело не в том, разумеется, что люди просто «не любят» говорить правильно. Проблема гораздо сложнее. В каждом конкретном случае следует разыскать свою причину подобной «не-любви».

Приведу здесь лишь один пример, относящийся к лексике. Д. С. Лихачев, обобщая свои наблюдения над некоторыми видами русского арго 20-х - начала 30-х годов, подчеркивал, что арготические наименования часто возникают в силу определенных социальных причин. Так, в частности, если та или иная работа выполняется иногда плохо, то ее перестают называть работой и находят для нее другие, обычно быстро сменяющие друг друга наименования. Отсюда и чисто социологический вывод исследователя: там, где бытуют арготические наименования работы или ее продуктов, там сама работа обычно выполняется недостаточно добросовестно. Ее как-то даже неловко называть ответственным словом работа.

Панфилов в.З. О некоторых аспектах социальной природы языка

(2й семинар)

Язык является одной из важнейших семиотических систем, используемых в человеческом обществе. Он представляет собой естественно возникшую (на определённой стадии развития человеческого общества) и закономерно развивающуюся полифункциональную (по мнению подавляющего большинства специалистов, занимающихся исследованием этого вопроса) знаковую систему. Осознание важности выяснения и изучения функций языка для исследования его как в теоретическом, так и в прикладном аспектах особенно ярко проявляется в лингвистическом функционализме – широко распространённом в языкознании XX в. Необходимо отметить, что понятие функции

употребляется в языкознании как по отношению к языку в целом, обозначая его роль (употребление, назначение) в человеческом обществе, так и применительно к единицам языка, означая детерминированное соответствие (зависимость) единиц одного множества единицам другого множества . В контексте данной статьи, однако, термин «функция» представляет интерес именно в первом из вышеназванных значений, в котором и будет использоваться ниже. Не будет учитываться также существующее в некоторых концепциях разграничение функций языка и речи. Существует также тенденция к разграничению базовых (основных) функций языка, как первичных и частных функций, согласующихся с ними как вторичные, производные. Общепризнанными в качестве базовых в настоящее время являются когнитивная и коммуникативная функции. Многие исследователи вполне обоснованно относят к ним также функцию оформления (выражения) мысли (экспрессивную). В качестве четвёртой к основным функциям языка, как представляется, следует добавить номинативную, так как результатом познания и осмысления вещей и явлений окружающей действительности является их репрезентация в языке, т.е. Именование. Интересно отметить, что существует широкое понимание когнитивной функции языка – как орудия познания и средства овладения знаниями и общественно-историческим опытом, как функции организации, хранения и передачи из поколения впоколение знаний о мире и как функции языка быть средством отражения, моделирования внеязыковой действительности. Согласно Г.В. Колшанскому, «когнитивный мир языка, т.е. общественное сознание, в своей форме объективно отражает исходный мир и поэтому служит средством дальнейшего его познания, правильной ориентацией человека в природе и в конечном итоге способом теоретического овладения закономерностями мира…». В другой концепции, однако, когнитивная функция языка определяется более узко – как его функция быть средством получениянового знания о действительности. То же, что язык является основной общественно значимой (опосредованной мышлением) формой отражения окружающей человека действительности и самого себя, т.е. формой хранения знаний о действительности, трактуется как другая функция языка – эпистемическая. При этом считается, что данная функция связывает язык с действительностью, а когнитивная – с мыслительной деятельностью человека.

Поливанов Е.Д. Историческое языкознание и языковая политика (1й семинар)

Нам пора, однако, вернуться к основному вопросу насчет исторического языкознания (или компаративной лингвистики), — к вопросу, в какой мере может эта дисциплина представлять ценность для нас, ставящих в число первых задач не изучение прошлого, а обследование настоящего состояния языков и возможный прогноз языкового будущего, т.е. то именно, что служит материалом для активных мероприятий языковой политики. Итак, главный вопрос сводится здесь исключительно к следующему: насколько бесспорно, насколько несомненно доказано то, что является выщеуказанным материалом компаративистики (или исторического языкознания), так что мы не только можем, но раз с уверенностью можем, то и должны считаться с данными фактами языковой истории (т. е. с тем, напр., что латинские звуки f и d в определенных словах восходят к одному и тому же древнему звуку, устанавливаемому вышеприведенной формулой «bh // ph // f-/-d //b//б и т. д.»; или с тем, что в исходном для эволюции каждого из данных языков состоя нии было слово со значением «овца», звучавшее в виде owi-s, и т. п.). Мы занимаемся настоящим, т. е. современным этапом языка, не как трамплином только для скачков в глоттогонические эпохи, а как самым важным, утилитарно-важным лингвистическим материалом — нашей оперативной базой, изучить которую необходимо для строительства языковых культур. Но тут мы наталкиваемся на необходимость общего учения об эволюции языка (без него мы не можем сделать шага от настоящего к будущему языковой жизни). Иначе говоря, мы нуждаемся в лингвистической историологии. Но вполне ясно, что для историологии нужна история — изучение прошлых этапов языка (точнее — отдельных конкретных языков и языковых семейств). Вот — первая и, пожалуй, важнейшая точка приложения материала исторического языкознания. Но прошлые этапы языкового развития кроме того представляют для нас известный, интерес и сами по себе. Языковое прошлое для нас, — история культуры (наравне с памятниками материальной культуры и литературы) и в этом — «филологическом» — направлении наших интересов мы — историки. Лингвист, таким образом, слагается: 1) из реального строителя (и эксперта в строительстве) современных языковых (и графических) культур, для чего требуется изучение языковой современной действительности, самодовлеющий интерес к ней — скажу более — любовь к ней; 2) из языкового политика, владеющего (хоть и в ограниченных, пусть, размерах) прогнозом языкового будущего — опять-таки в интересах утилитарного языкового строительства (одной из разновидностей «социальной инженерии» будущего); 3) из «общего лингвиста» и в частности лингвистического историолога (здесь — в «общей лингвистике» и лежит философское значение нашей науки); 4) из историка, культуры и конкретных этнических культур. Но все вышесказанное, поскольку оно затрагивает вопрос об историческом языкознании и его реальной для нас значимости, касалось, в сущности, лишь одной стороны этого вопроса: того, как можно было бы использовать накопленные ценности исторического (компаративного) языкознания в том случае, если они действительно оказываются ценностями. А остается еще ответить, следовательно, на сомнения по поводу этой ценности «материалов буржуазной науки» и, говоря прямо, — на сомнения в верности установленных компаративистикой фактов и положений.

Абаев В.И. Языкознание описательное и объяснительное в классификации наук. (1й семинар)

Вопрос о разграничении синхронии и диахронии в изучении языка, и связанный с ним вопрос об историзме в описательном языкознании чрезвычайно важный теоретический вопрос, от решения которого во многом зависят пути дальнейшего развития советского теоретического языкознания.

Историзм может оказаться той основной водораздельной линией, по которой пройдет размежевание между двумя главнейшими направлениями в развитии общественных наук вообще и языкознания в частности. Отход от историзма характерен для большинства "модернистических" течений в зарубежной науке. Представители этих течений склонны третировать историзм как устарелый пережиток XIX столетия. Верно, что историзм - порождение XIX в. Марксизм - тоже детище XIX в. и, однако, не видно, чтобы он сколько-нибудь устарел. Геология Лайеля, биология Дарвина, историческое языкознание - это лишь разные потоки одного могучего движения идей, знаменовавшего небывалый в истории скачок науки, небывалое торжество познающего разума человека. Наука XIX в. - это наука прогрессивного, полного жизненных сил общества, сделавшая историзм своим знаменем. Будучи величайшим завоеванием науки XIX в., эволюционная геология подняла на новую ступень физическую географию; эволюционная биология подняла на новую ступень ботанику и зоологию; марксистская социология подняла на новую ступень все описательные общественные науки. Торжество принципа историзма в естественных и общественных науках имело между прочим, тот огромный положительный результат, что оно подняло на новую, более высокую ступень соответствующие описательные науки. Эволюционная геология подняла на новую ступень физическую географию; эволюционная биология подняла на новую ступень ботанику и зоологию; марксистская социология подняла на новую ступень все описательные общественные науки.

Описание, освещенное светом истории, было в познавательном отношении неизмеримо выше прежнего, чуждого историзму описания, потому что такое описание включало в себя и элементы объяснения - оно было описанием познающим, а не только прагматическим и констатирующим. Принцип историзма означал, что между описательными и объяснительными науками нет никакой пропасти, что, напротив, они между собой связаны, и чем теснее эта связь, тем больше выигрывают и те, и другие. Языкознание не осталось в стороне от общего движения. В первой половине XIX века трудами Р.Раска, Ф.Боппа, Я.Гримма, В.Гумбольдта, А.Шлейхера и других было создано историко-сравнительное языкознание, и с этого момента языкознание стало подлинной, т.е. познающей наукой.

Создание исторического языкознание коренным образом изменило также задачи и методы описательного языкознания. Основанная на "разуме", т.е. на умозрительных предпосылках, "рациональная" грамматика XVII века с естественной необходимостью и без всякого сопротивления уступила место новому типу описания языка - на фоне истории и с учетом истории.

Пильх Г. Язык или языки? (1й семинар)

Существующа научно-исследовательска парадигм изучени свойств языка сложилась в определенную эпоху, по влияние определенны социально-исторически условий. К середине XX века пришли к пониманию того, что парадигма, сложившаяся в европейской науке, отнюд не универсальна; он не в состояни охватить всё многообразие языковых явлений, хотя при этом может подметить наиболее существенные стороны изучаемого явления. Ещё в начале XX века Л. В. Щерб отметил: «Хотя, подводы отдельных слов по той или иной категори (части речи), мы получаем своего рода классификацию слов, однако, само различение "частей речи" едва ли можно

считать результатом "научной" классификаци слов». эта проблема существовала в двух точках зрения. Одни лингвисты считали, что «традиционная» классификация достаточна и не требует лишней корректировки. Другие (наиболее отчетливо это выражено в позиции М. И. Стеблина —Каменского), исходил из того, что не следует искать системности там, где её и не может быть. Позиция М. И. Стеблина — Каменског вряд ли

можно назвать плодотворной, хотя несомненно, что резкость его суждений связана с принципиальным требованием исходить из наличного языкового материала. Необходимость критического подхода к определению частей речи связана с тем, что сам эти понятия сложились в эпоху, когда о лингвистике не могло быть и речи. Как отмечает А. С. Чикобава: «Филологическа грамматика, в представлении греков, не считалась наукой, а рассматривалась как искусство» Утверждая наличие в современном английском языке категории качества, лингвисты предполагают, что любому прилагательному обязательно соответствует существительное на ness и наоборот, если в языке имеется существительное на ness, то должно быть и прилагательное, от которого оно образовано, т.к. общее понятие качества в данном языке регулярно реализуется именно в этих двух разных категориальных формах.Аналогично была поставлена проблема действия - действователя, которая реализуется противопоставлением двух категориальных форм: глагольной и субстантивной репрезентации. Проанализированный в работе материал подтвердил, что говорить о полной реализации лексических морфологических категорий можно только в том случае, если нет никаких языковых ограничений, препятствующих регулярному воспроизведению производного члена оппозиции, конституирующей данную категорию. Иными словами, свою полную реализацию (имея ввиду не абстрактно-морфологический уровень языка, а уровень речи, уровень ее фактического функционирования) выявленные лексические морфологические категории находят именно в рамках словесных - художественного творчества.