IX. Подозрительная история с завещанием александра I

Скоропостижная смерть Императора Александра в Таганроге вызвала

разные подозрения у современников: одни подозревали, что Император

Александр I покончил с собой, другие - что его отравили участники заговора

декабристов, третьи считали, что Александр I не умер, а уехал на английском

корабле в Палестину, вернувшись из которой поселился в Сибири под именем

старца Феодора Кузмича.

Какая из этих версий отвечает истине - утверждать трудно.

Александр I, зная, что Константин не имеет прав на престол из-за

своего неравного брака с польской графиней, да и сам не хочет быть царем,

дал 16 августа 1823 г. манифест об отречении Константина и назначении

Наследником престола Николая. Но и это дело Александр не провел нормально.

Он почему-то не пожелал огласить; манифест и повелел Московскому

Архиепископу Филарету хранить манифест секретно в Московском Успенском

Соборе. Копии манифеста также отданы были на секретное хранение в

Государственном Совете, в Сенате и в Синоде. Для чего было необходимо

делать тайну из такого совершенно не секретного дела - непонятно. Самое же

странное было то, что о содержании манифеста ничего не знал сам Наследник

русского престола - Великий Князь Николай Павлович. Николай Павлович мог

только догадываться о том, что ему возможно придется царствовать. Однажды,

обедая у него, Александр Первый сказал, что он думает отречься от престола

и что царствовать придется Николаю, так как Константин не может быть царем

из за женитьбы на графине Грудзинской. На этом разговоре все закончилось.

После скоропостижной смерти Александра I в Таганроге, адъютант

Александра I Дибич сообщение о смерти Императора отправил Императрице Марии

Федоровне и в Варшаву Великому Князю Константину, которого он считал

будущим Императором. Константин принял присягу Николаю и в Варшаве стали

считать Императором Николая, а в Петербурге настоящий наследник престола

присягнул Константину и в Петербурге был объявлен Императором Константин.

Весьма показательно, что первым присягу Константину принес корпус

военных поселений. Он оправдал возлагавшиеся на него Императором

Александром надежды. 3 декабря Великий Князь Николай Павлович писал

Императору Константину:

"Донесение о выполнении присяги поступило сначала от Корпуса военных

поселений..."

И в следующем письме:

"Граф Аракчеев, - писал 3 декабря своему брату Константину, -

вступил в исправление своих обязанностей: он и его Корпус также выполнили

свой долг.

Ваш покорный Николай".

"Таким образом, в те тревожные дни, наполненные растерянностью,

сомнениями, ложными слухами и паникой, в дни предшествовавшие бунту

декабристов, поселенные войска во главе с Аракчеевым, первыми в России

принесли присягу, подведя этим под колеблющееся здание монархии, прочную

базу, находившейся в крепких руках, спокойной, надежной и прекрасно

дисциплинированной воинской силы. И уже только этим, кроме всего

остального, поселенные войска блестяще оправдали свое существование и

вызвавший их к жизни замысел Императора Александра I.

В тревожный и опасный для Императора день 14 декабря 1825 года -

день военного бунта декабристов - граф Аракчеев находился безотлучно в

Зимнем Дворце, в непосредственной близости к Государю.

Факт нахождения Алексея Андреевича в этот день в Зимнем Дворце

"историографы" объяснили его боязливостью! Не будь графа в этот день в

Зимнем Дворце - "историографы" выдали бы ему аттестат в трусости за то, что

его не было в такой момент около Императора. Такова природа клеветы и

зависти". (5)

Вся эта сумятица в значительной степени создалась благодаря

странному поведению Государственного Совета, члены которого после вскрытия

конверта с манифестом Александра I о назначении Наследником престола

Николая I, сделали вид, что они не поняли, "как поступить" "в данном случае

и в полном составе отправились к Николаю I", "желая узнать его мнение", то

есть переложить всю ответственность за принятое решение на него.

История с завещанием Александра I носит настолько странный характер,

что можно предполагать, что к ней приложили руку масоны из числа высших

придворных, заинтересованные в успехе заговора декабристов.

"Цесаревич Константин, - указывает В. Иванов, - бросает упрек членам

Совета (Государственного Совета) в их глупости, но к сожалению здесь была

не глупость, а измена, темная масонская измена, определенное намерение

создать сумятицу и замешательство и совершить кровавый Государственный

переворот". (6)

Х. КАК "РЫЦАРИ СВОБОДЫ" ПОДГОТАВЛИВАЛИ БУНТ НА СЕНАТСКОЙ ПЛОЩАДИ

Император Николай вступил на престол с тревогой в душе. Только

накануне им было получено из Таганрога донесение о существовании заговора в

войсках. Военный генерал-губернатор граф Милорадович уверял правда его, что

в столице все пройдет спокойно, но Николай плохо верил в это.

"В ночь с 13 на 14 декабря Николай I предстал перед собранными

командирами военных частей и сказал им: "Господа, не думайте, что утро

пройдет без шума: возможно, что и Дворец будет под угрозой и я не могу

заранее принять нужные меры; я знаю, что есть волнения в некоторых полках,

но лишь в решающий момент я смогу решить на какие части я могу

рассчитывать: до того времени я не смогу измерить размер зла. Но я спокоен,

потому что моя совесть чиста. Вы знаете, господа, что не я искал короны; я

не нашел в себе ни нужных талантов, ни опыта, чтобы нести этот тяжелый

груз; но если Господь его на меня возложил, также как воля моих братьев и

законы Государства, я сумею ее защитить и никто во всем свете не сможет ее

у меня вырвать. Я знаю свои обязанности и знаю как их защитить; Император

Всероссийский в случае нужды доложен умереть с мечем в руке. Во всяком

случае, не зная как мы переживем этот кризис, я поручаю вам моего сына. Что

же касается меня, будь я императором лишь на час, я сумею доказать, что я

достоин этого звания". (7)

И Николай Первый оправдал звание Императора в первые трагические

минуты своего царствования. Когда ганноверский посланник Дернберг попросил

Императора разрешения присоединиться к его свите, Царь ответил: "Это

событие, дело семейное в котором Европе нечего вмешиваться".

В 1825 году было невозможно двинуть русского солдата иначе, как

взывая к его преданности царю: лишь подлогом удалось поднять войска утром