1682 Г. Государь созвал торжественное собрание духовенства, думы и выборных

придворных чинов для обсуждения челобитья и уничтожения "мест". Может

показаться странным с первого раза, почему в заседании участвовала не

служилая комиссия, а только выборные высших чинов, но дело в том, что,

во-первых, государь знал из самого челобитья мнение комиссии относительно

этого вопроса, а, во-вторых, именно в высших слоях местничество и было

крепко; высшие слои преимущественно практиковали его и были наиболее

заинтересованы в вопросе об уничтожении этого обычая. На вопрос царя

духовенству о местничестве патриарх отвечал: "Аз же и со всем освященным

собором не имеем никоея достойныя похвалы принести великому вашему царскому

намерению за премудрое ваше царское благоволение". Бояре же и придворное

дворянство сами просили уничтожить "места" -- "для того: в прошлые годы во

многих ратных посольствах и всяких делах чинились от тех случаев великия

пакости, нестроения, разрушения, неприятелям радование, а между нами

(служилыми) богопротивное дело -- великия, продолжительныя вражды".

Руководствуясь подобными ответами, царь указал сжечь разрядные книги, в

которых записывались местнические дела, и отныне всем быть без мест. На это

собрание единодушно отвечало: "Да погибнет в огне оное богоненавистное,

враждотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее местничество и впредь --

во веки". Так передает "Соборное уложение" 1682 г. об уничтожении

местничества. Но еще за 70--80 лет перед тем боярство очень крепко держалось

за право местничества, а бояре говорили: "То им смерть, что им без мест

быть". По какой же причине нарушился старый обычай без малейшего

сопротивления со стороны тех, которые шли когда-то под опалу и в тюрьму,

отстаивая родовую честь? Дело в том, что места были относительны; само по

себе низкое место не бесчестило родовитого человека, если только такие же

места занимали с ним одинаково родовитые люди. Поэтому, чтобы считаться

местами, надо было помнить относительную честь стародавних честных родов. Но

в XVII в, родовитое боярство или повымерло (одними из знатнейших в то время

считались князья Одоевские, которые в XVI в. далеко не были такими), или же

упало экономически (у некоторых из тех же Одоевских не было ни поместий, ни

вотчин). Вследствие этого при частных пробелах в рядах боярства и при многих

захудалых линиях считаться местами было очень трудно. Далее, в счеты

родовитой знати в XVII в. впутывается постоянно неродовитое дворянство,

поднявшееся по службе благодаря упадку старого боярства. (В 1668 г.,

например, из 62 бояр и думных людей только 28 принадлежали к тем старым

родам, которых предки в XVI в. были в думе). Но хотя это новое дворянство и

местничалось, однако оно вряд ли могло дорожить этим обычаем: для него было

выгоднее заменить повышение помощью местничества началом выслуги. Старое же

боярство, затрудненное в своих счетах убылью и понижением своих членов,

проигравшее на службе при столкновении с новыми передовыми чинами московской

администрации, равнодушно смотрело на частые отмены "мест", которые

постоянно были в XVII в. Местничество практически становилось неудобным

вследствие распадения старого боярства и именно поэтому теряло свою ценность

для этого боярства, не приобретая живого смысла для новой служебной

аристократии. Проф. Ключевский по этому поводу справедливо отмечает, что "не

боярство умерло, потому что осталось без мест, чего оно боялось в XVI в., а

места исчезли, потому что умерло боярство, и некому стало сидеть на них". В

связи с уничтожением местничества тот же ученый ставит возникший при Федоре

так называемый "Проект устава о служебном старшинстве бояр". Этот проект

впервые ясно выразил необычную в Московском государстве мысль о полном

разделении гражданских и военных властей. С другой стороны, этот проект

предлагал учреждение постоянных наместничеств (Владимирского, Новгородского

и др.) и устанавливал строго старшинство одного наместника над другим.

Однако все эти предначертания не были осуществлены, и замены родового

старшинства (в местничестве) старшинством служебным (по должности) не

последовало.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Взгляды науки и русского общества на Петра Великого. -- Положение

московской политики и жизни в конце XVII века. -- Время Петра Великого. --

Время от смерти Петра Великого до вступления на престол Елизаветы. -- Время

Елизаветы Петровны. -- Петр III и переворот 1762 года. -- Время Екатерины

II. -- Время Павла I. -- Время Александра I. -- Время Николая I. -- Краткий

обзор времени императора Александра II великих реформ.

Взгляды науки и русского общества на Петра Великого

В научных трудах очень часто XVIII и XIX вв. представляются особым

периодом в историческом развитии нашей государственной жизни. Этому периоду

усвоено несколько названий: одни зовут его "Императорским", другие

"Петербургским", третьи просто называют это время новой русской историей.

Новую русскую историю обыкновенно начинают с так называемой эпохи

преобразований нашего общественного быта. Главным деятелем этих

преобразований был Петр Великий. Поэтому время его царствования

представляется нашему сознанию той гранью, которая отделяет старую Русь от

преобразованной России. С этой грани нам и должно начать свое изучение

последней и прежде всего, стало быть, познакомиться с сущностью

преобразований и с преобразовательной деятельностью Петра.

Но деятельность Петра до сих пор не имеет в нашем общественном сознании

одной твердо установленной оценки. На преобразования Петра смотрели разно

его современники, смотрим разно и мы, люди XIX и начала XX в. Одни старались

объяснить себе значение реформы для последующей русской жизни, другие

занимались вопросом об отношении этой реформы к явлениям предшествовавшей

эпохи, третьи судили личность и деятельность Петра с нравственной точки

зрения.

Ведению историка подлежат, строго говоря, только две первые категории

мнений, как исторические по своему существу. Знакомясь с ними, мы замечаем,

что эти мнения иногда резко противоречат друг другу. Происходят такие

несогласия от многих причин: во-первых, преобразования Петра, захватывая в

большей или меньшей степени все стороны древнерусской жизни, представляют

собой такой сложный исторический факт, что всестороннее понимание его трудно

дается отдельному уму. Во-вторых, не все мнения о реформах Петра выходят из

одинаковых оснований. В то время как одни исследователи изучают время Петра

с целью достичь объективного исторического вывода о его значении в развитии

народной жизни, другие стремятся в преобразовательной деятельности начала