III. При Екатерине же дворянство становится не только привилегированным

классом, имеющим правильную внутреннюю организацию, но и классом,

господствующим в уезде (в качестве землевладельческого класса) и в общем

управлении (как бюрократия). Параллельно росту дворянских прав и в

зависимости от него падают гражданские права владельческих крестьян. Расцвет

дворянских привилегий в XVIII в. необходимо соединялся с расцветом

крепостного права. Поэтому время Екатерины II было тем историческим

моментом, когда крепостное право достигло полного и наибольшего своего

развития. Таким образом деятельность Екатерины II в отношении сословий (не

забудем, что административные меры Екатерины II носили характер сословных

мер) была прямым продолжением и завершением тех уклонений от старорусского

строя, какие развивались в XVIII в. Екатерина в своей внутренней политике

действовала по традициям, завещанным ей от ряда ближайших ее

предшественников, и довела до конца то, что они начали.

Напротив, в политике внешней Екатерина, как мы видели, была прямой

последовательницей Петра Великого, а не мелких политиков XVIII в. Она

сумела, как Петр Великий, понять коренные задачи внешней русской политики и

умела завершить то, к чему стремились веками московские государи. И здесь,

как в политике внутренней, она довела до конца свое дело, и после нее

русская дипломатия должна была ставить себе новые задачи, потому что старые

были исчерпаны и упразднены. Если бы в конце царствования Екатерины встал из

гроба московский дипломат XVI или XVII вв., то он бы почувствовал себя

вполне удовлетворенным, так как увидел бы решенными удовлетворительно все

вопросы внешней политики, которые так волновали его современников. Итак,

Екатерина -- традиционный деятель, несмотря на отрицательное ее отношение к

русскому прошлому, несмотря, наконец, на то, что она внесла новые приемы в

управление, новые идеи в общественный оборот. Двойственность тех традиций,

которым она следовала, определяет и двоякое отношение к ней потомков. Если

одни не без основания указывают на то, что внутренняя деятельность Екатерины

узаконила ненормальные последствия темных эпох XVIII в., то другие

преклоняются перед величием результатов ее внешней политики. Как бы то ни

было, историческое значение екатерининской эпохи чрезвычайно велико именно

потому, что в эту эпоху были подведены итоги предыдущей истории, завершились

исторические процессы, раньше развивавшиеся. Эта способность Екатерины

доводить до конца, до полного разрешения те вопросы, какие ей ставила

история, заставляет всех признать в ней первостепенного исторического

деятеля, независимо от ее личных ошибок и слабостей.

Время Павла I (1796-1801)

Лишь с недавнего времени личность и судьба императора Павла получили

надлежащее освещение в исторической литературе. Кроме старого, но не

стареющего труда Д. Ф. Кобеко "Цесаревич Павел Петрович" мы имеем теперь для

общего ознакомления с царствованием Павла труды Е. С. Шумигорского ("Имп.

Мария Федоровна", "Е. И. Нелидова" и "Имп. Павел I"), в которых господствует

благожелательное отношение к Павлу, и затем монографии Н. К. Шильдера ("Имп.

Павел" и "Имп. Александр I") с тенденцией против Павла. Кроме того, ценны по

материалам и по изложению отдельных сторон павловского времени: Панчулидзев

"История кавалергардов", т. II; Брикнер "Смерть Павла I" и сборник

"Цареубийство 11 марта 1801 года" (СПб., 1907). В самое последнее время

(1916) вышел обстоятельный труд проф. М. В. Клочкова "Очерки

правительственной деятельности времени императора Павла I", в котором

сделана попытка научного изучения внутреннего управления России при Павле. С

освобождением павловской эпохи от условий государственной тайны наука

получает возможность не только изучить причины странностей этого государя и

обстоятельств его смерти, но и понять его психологию и истинные мотивы

возмущения против него.

Личность и внутренняя деятельность императора Павла I. Наследовавший

императрице Екатерине ее сын Павел Петрович вступил на престол б ноября 1796

г., уже 42 лет от роду, пережив много тяжелых минут в своей жизни и испортив

свой характер под влиянием холодных, неискренних и даже враждебных

отношений, существовавших между ним и его матерью. Императрица Екатерина не

только не любила своего сына, но даже подозрительно относилась к нему, так

как не могла не видеть в нем претендента на власть, перешедшую к ней помимо

Павла, от его отца, Петра III. Конечно, благодаря этой подозрительности, она

держала Павла вдали отдел, не допуская его ни к участию в своем Совете и в

администрации, ни к командованию войсками. Отсутствие любви к сыну вызывало

в Екатерине небрежность в обращении с ним; такая же небрежность усвоена была

и всеми любимцами императрицы. Павел был в открытой опале при дворе и не был

гарантирован даже от дерзостей со стороны придворных его матери.

Понятно, как должно было все это угнетать и раздражать самолюбивого

Павла, который, при всей своей вынужденной сдержанности, не мог не понимать,

что право на его стороне, что унижения и оскорбления, которым он

подвергался, составляют не просто дерзость и невежливость, а преступление.

Чувство личной обиды соединялось у Павла и с чувством обиды за своего отца

Петра III: судьба Петра оставалась ему в точности неизвестна до самой смерти

Екатерины (когда он узнал, что смерть Петра III была случайной и что

Екатерина в ней нисколько не повинна); не был в точности известен ему и

характер Петра III. Отношение Павла к матери поэтому было очень сложно и не

могло быть беспристрастно.

Находясь в стороне от двора и политики, Павел искусственно ограничивал

свои интересы семьей, личным хозяйством и командой над теми

немногочисленными войсками, которые составляли гарнизон вновь устроенного

Павлом городка Гатчины. На государственное управление и на придворную жизнь

смотрел он со стороны, как чуждый зритель, и поэтому оценивал факты

государственной жизни с полной свободой критики. Несовпадение его личных

идеалов с тем, что совершалось на его глазах, вызывало в нем чувство

глубокого недовольства ходом дел, осуждение и правящих лиц, и самой системы

управления. Он рвался к деятельности, а возможности действовать у него не

было никакой. Силы ума поневоле растрачивались на мелочи и не обогащались

необходимым опытом государственной деятельности.

При таких условиях император Павел, вступая во власть, обнаружил явную

вражду к порядкам, существовавшим при дворе его матери, и к людям, имевшим

влияние на дела при Екатерине. С первых минут его царствования стало ясно,

что новый государь будет действовать с помощью новых людей и совершенно в

новом направлении. Властные фавориты Екатерины потеряли всякое значение;

раньше унижаемый ими Павел теперь высказывал самое высокое представление о

существе своей власти. Исполненный самых лучших намерений, он стремился всей

душой к благу государства, но отсутствие правительственных навыков мешало

ему действовать удачно. Недовольный системой управления, он не мог найти

вокруг себя способных людей, чтобы заменить ими прежнюю администрацию. Желая

водворить порядок при дворе и в администрации, он громко осуждал и искоренял

старое, новое же насаждал с такой строгостью, что оно всем казалось горше

старого. Неподготовленность к делам сказывалась на всем, что делал Павел, и,

соединяясь с неровностью его характера, сообщала всем его мерам колорит

чего-то случайного, болезненного и капризного. С годами горячность и

впечатлительность Павла перешли в тяжелую способность терять самообладание

из-за пустяков; любовь к порядку и законности заменялась пристрастием к

внешним формам подчинения и благочиния; вспыльчивость обратилась в припадки

жестокости. Если бы все эти черты Павла оставались в узких рамках его личной

жизни, они были бы едва заметны для историка, но Павел свои случайные

настроения переносил в законодательство и политику, и они стали неизбежным

материалом для характеристики его как правителя.

А между тем какую симпатию будит в нас личность Павла в детские годы!

Он рос под руководством умного Никиты Ив. Панина. Ни Панин, ни Порошин (один

из младших наставников Павла, день за днем отмечавший в своем известном

дневнике все поступки маленького Павла), и решительно никто не замечал в

мальчике ненормальных психических черт или несимпатичных сторон характера.

Наоборот, читая дневник Порошина, мы видим перед собой Павла живым,

способным мальчиком, интересующимся серьезными для его возраста вещами.

Павел 10-12-ти лет охотно занимался с Порошиным математикой и любил читать.

Во время обеда, когда обыкновенно приходил его воспитатель, Н. И. Панин, за

столом шел интересный и часто серьезный для лет Павла разговор, умело

поддерживаемый Паниным; к сожалению, другие служебные обязанности отвлекали

Панина от воспитательной должности, да и обращался он с Павлом сухо и

несколько свысока, что в значительной степени парализовало влияние

воспитателя на воспитанника. Но в более позднее время Павел ближе сошелся с

Паниным, горячо его любил и горько оплакивал его кончину.

Важнейшие факты внутренней деятельности императора Павла не могут быть

изложены в виде стройной и правильной системы управления именно потому, что

в основе деятельности Павла лежали его личные чувства и взгляды, не всегда

постоянные и определенные. Первым правительственным актом большой важности в

царствование Павла был акт о престолонаследии, обнародованный при

короновании его 5 апреля 1797 г. Порядок наследования определялся

"Учреждением об императорской фамилии" очень подробно по праву

"естественному". Вместо прежнего, установленного Петром Великим в 1722 г.,

порядка произвольного назначения наследника престола лицом царствующим

установлялся неизменный порядок перехода престола по прямой нисходящей линии

от отца к старшему сыну, "дабы государство не было без наследника, дабы

наследник был назначен всегда законом самим, дабы не было ни малейшего

сомнения, кому наследовать". Учреждение императора Павла, как нетрудно

заметить, восстановляло и узаконивало старый допетровский обычай перехода

власти. Нарушение этого обычая Петром дало горькие плоды в XVIII в. и на

самом Павле отразилось тяжелым образом. Под влиянием холодных отношений к

матери у него создалась мысль о возможности лишиться своего законного права;

мысль эта угнетала Павла задолго до смерти Екатерины; самый акт о

престолонаследии составлен был им и его супругой Марией Федоровной

(урожденная София-Доротея Вюртембергская, внучка сестры Фридриха II

Прусского) задолго до обнародования его, еще в 1788 г., в те дни, когда

Павел думал ехать из Петербурга на театр шведской войны.

Менее важны были мероприятия императора Павла в сфере управления и

относительно сословий. Недовольный приемами екатерининской администрации и

беспорядком в делах, Павел перенес свое недовольство от злоупотреблений на

административную систему, при которой эти злоупотребления существовали. Он,

можно сказать, пытался даже изменить эту систему: восстановил упраздненные

при Екатерине коллегии, изменил административное деление Рос-си: уменьшив

число губерний), возвратил прежние формы управления окраинам государства,

тем областям, которые отошли к России от Швеции и Польши, отменил многое в

том местном самоуправлении, на котором была построена при Екатерине местная

администрация. Все эти меры императора Павла, нарушая стройность прежней

системы, ничего нового, однако, взамен не создавали; они мало приносили

пользы, иногда же клонились и ко вреду. Общие формы управления,

действовавшие во всем государстве, были распространены Екатериной на недавно

приобретенные провинции западные и юго-западные, конечно с целями скорейшего

слияния их населения с основным населением государства; реформы Павла

испортили это разумное дело. Восстановление коллегий не вдохнуло новой жизни

в отжившие учреждения, и преемник Павла, император Александр, заменил

коллегии министерствами.

В отношении сословий политика императора Павла проникнута была тем же

духом противоречия политике Екатерины, какой заметен и в его

административных мерах. Ряд привилегий, данных Екатериной дворянству и в

меньшей степени горожанам, не согласовался с личными взглядами Павла на

государственное положение русских сословий. Император не допускал

возможности существования в государстве привилегированных лиц, а тем более

целых групп, и высказал это в очень резких фразах. "В России велик только

тот, с кем я говорю, и только пока я с ним говорю" -- так выразился однажды

Павел в беседе о русских аристократах. Ясно, что не только закрепления, но и

соблюдения сословных прав, созданных Екатериной, от Павла ожидать было

трудно. И действительно, Павел уничтожил некоторые привилегии высших классов

(при нем дворяне и горожане снова подпали телесным наказаниям за уголовные

преступления); Павел ограничил во многом действие Жалованных грамот 1785 г.,

стеснил местное самоуправление. Он установил законом 1797 г. высшую норму

крестьянского труда в пользу помещиков (три дня барщины в неделю) и таким

образом положил первое ограничение помещичьей власти. К тому же ограничению

вело и запрещение продавать дворовых людей и крестьян без земли с молотка.

Такое направление мер Павла в защиту низшего класса и в ущерб интересам

высших классов указывает на начало переворота в правительственной

деятельности, который наступил яснее в эпоху императора Александра I и

позднее повел к падению крепостного права и исключительных сословных

привилегий. Под влиянием распоряжений Павла крестьянство заговорило о

свободе от помещиков, и уже в 1797 г. начались крестьянские волнения во

внутренних губерниях. Однако, отмечая противодворянские тенденции Павла, не

следует придавать им характера сознательной и планомерной деятельности в

пользу простонародья и против крепостничества. Твердо стоя на одном принципе

самовластия, Павел, впрочем, не выдерживал своих настроений и, как во всем,

далек был от строгой последовательности и в сословной политике. При нем в

Новороссии был воспрещен существовавший там свободный переход крестьян, а в

центральных местах масса казенных населенных земель была пожалована в

частное владение, и тем самым крестьяне государственные обращались в

частновладельческих, т.е. крепостных. В 4 года царствования Павел раздал

более полумиллиона крестьян, тогда как Екатерина за 36 лет своего

царствования раздала их 800 000 (обоего пола).

Внешняя политика императора Павла I. В момент смерти Екатерины 11

Россия находилась в формальном союзе с Австрией, Англией и Пруссией против

Франции. А. В. Суворов получил приказание сформировать армию в 60 000

человек для совместного действия с австрийцами. Императрица Екатерина

считала, таким образом, необходимым противодействовать французской революции

и восстановить монархию. Император Павел сначала не признавал этой

необходимости. Вступая на престол, он заявил, что "остается в твердой связи

со своими союзниками", но отказывается от прямой войны с Францией, ибо

Россия, будучи в "непрерывной" войне с 1756 г., ныне нуждается в

отдохновении. Итак, вопреки своей матери, Павел желал держаться политики

невмешательства. Но это желание он не мог исполнить и почти все свое

царствование провел или в войне с Францией, или в приготовлениях к войне с

Англией, довольно случайно меняя свой политический фронт.

Сперва ряд произвольных действий французского правительства на Западе

обнаружил перед Павлом полное неуважение директории к Международному праву и

приличию. Загадочные приготовления Франции к какой-то войне (это была

египетская экспедиция), арест русского консула на Ионических островах,

покровительство польским эмигрантам, слухи о намерении французов напасть на

северный берег Черного моря -- все это заставило Павла примкнуть к коалиции,

образовавшейся (1799) против Франции, из Англии, Австрии, Турции и Неаполя.

Русский флот действовал против французов в Средиземном море и посылал

десанты в Италию на помощь неаполитанскому королю Фердинанду VI. Русская

армия в соединении с австрийскими войсками под начальством Суворова

действовала против французов в северной Италии. Суворов, не только опытный и

отважный боевой генерал, но и самостоятельный тактик, одаренный

замечательным талантом военного творчества, быстро, всего в полтора месяца,

очистил всю северную Италию от французских войск, разбив французов на реке

Адде. Когда же французские армии Моро и Макдональда устремились на него с

целью лишить завоеваний и вытеснить из Италии, Суворов заставил Моро

отступить без боя, а Макдональда разбил в трехдневной битве на берегах

Требии. Назначение нового французского главнокомандующего (вместо Моро),

Жубера, не поправило дела, Жубер был разбит и убит в битве при городе Нови.

С падением крепости Мантуи северная Италия окончательно перешла во власть

Суворова, но в это время Суворов был оттуда отозван для действий в

Швейцарии. Вступив в Швейцарию после упорных битв с французами у

Сен-Готарда, русские войска не были вовремя поддержаны австрийцами и попали

в отчаянное положение, так как были лишены припасов и снарядов и окружены

превосходными силами неприятеля в Мутенской долине. С громадными усилиями

удалось, однако, Суворову одержать несколько блестящих побед, пробиться к

Гларису, а оттуда уйти в южную Германию. Другой же русский корпус

Римского-Корсакова, действовавший в Швейцарии, был разбит французами при

Цюрихе. С полным основанием Суворов приписывал неудачи кампании плохим

распоряжениям австрийского военного совета (гофкригсрата), желавшего из Вены

руководить всеми движениями на театре войны. Император Павел разделил мнение

Суворова и, обвиняя австрийцев в поражении отряда Римского-Корсакова,

отозвал свои войска в Россию и разорвал союз с Австрией, отозвав своего

посла из Вены в 1800 г. В том же году отозван был русский посол из Лондона

по совершенно аналогичным причинам: император Павел был недоволен отношением

англичан к вспомогательному русскому корпусу, действовавшему против

французов в Голландии.

Так совершился разрыв Павла с его союзниками. В 1800 г. вследствие

этого разрыва Россия заключает мир с Францией и готовится к войне с прежними

союзниками. Император Павел заключает союз с Пруссией против Австрии и союз

с Пруссией же, Швецией и Данией против Англии. Особенно деятельно идут

приготовления к военным действиям против Англии: донское казачье войско уже

выступило в поход к Оренбургу с целью нападения на Индию. Но смерть Павла

(11 марта 1801 г.) прекратила эти приготовления.

Итак, принцип невмешательства не был выдержан императором Павлом.

Отвлеченное чувство законности и страх подвергнуться нападениям со стороны

Франции заставили Павла воевать с французами; личное чувство обиды заставило

его отступить от этой войны и готовиться к другой. Элемент случайности так

же силен был в политике внешней, как и в политике внутренней: и там, и здесь

Павел руководился скорее чувством, чем идеей.

Смерть императора Павла. Рано нарушенное духовное равновесие Павла не

восстановилось в пору его царствования; напротив, власть, доставшаяся ему

поздно, кружила ему голову еще сильнее, чем страх перед матерью. Пока он жил

в добрых отношениях со своей женой Марией Федоровной и продолжал свою

платоническую дружбу с фрейлиной Нелидовой, эти обе женщины, дружные одна с

другой, влияли благотворно на Павла, смягчали его настроение, тушили его

гнев, сглаживали его бестактности. Но семейному миру Павла пришел конец в

первой половине 1798 г. После рождения сына Михаила Павел отдалился от Марии

Федоровны и попал под иные влияния: он стал жертвой кружка, в центре

которого находились его брадобрей Кутайсов и Лопухины. Его уверили в том,

что жена желала держать его под своим "игом", и побудили порвать с ней.

Императрица и Нелидова "узнали свою беду" и подверглись гонению. В семье

Павла началась драма, потому что Павел явно увлекся девицей Лопухиной, а к

семье стал резко враждебен. Подчиненный внушениям неизменных угодников и

интриганов, Павел готов был видеть в жене недруга, желавшего будто бы

повторить 28 июня 1762 г., а в старшем сыне Александре -- соперника,

готового захватить престол. Такое настроение государя сказывалось открыто и

грубо и стало для него роковым. Павел переносил опалы с подданных на родных,

угрожал самой династии; и это придавало вид лояльности мятежному против него

движению. Лица, желавшие свергнуть Павла, руководились разными побуждениями:

и чувством личной мести, и злобы, и сословными инстинктами, и видами чужой

(говорят, английской) дипломатии; но напоказ у всех было желание избавить

страну от тирана и спасти императорскую семью от болезненной жестокости

невменяемого отца и мужа.

В первом периоде заговора самую видную роль играл вице-канцлер Никита

Петрович Панин (племянник Никиты Ив. Панина, нам известного). В дружбе с

английским послом Витвортом и Зубовым он составил круг заговорщиков, имевших

целью, ввиду душевной болезни Павла, создать регентство и вручить его

Александру, убедив Павла лечиться. В эти планы, как кажется, Панин вовлек и

самого Александра, который никогда не мог этого простить Панину, считая его

начальным виновником смерти отца. Раньше, чем заговорщики приготовились

действовать, Павел начал подозревать Панина и осенью 1800 г. выслал его в

подмосковную деревню. Дело замедлилось, но ненадолго. Руководство заговором

перешло в руки петербургского военного губернатора, графа Палена, любимца

Павла, который повел его к определенному и решительному концу -- "к

совершенному устранению Павла от престола какою бы то ни было ценою".

Заговор окреп к весне 1801 г. В нем принимало участие петербургское

офицерство, опиравшееся на солдатскую массу, пассивно шедшую за своим

начальством. 11 марта 1801 г. заговорщики к полуночи проникли в новый дворец

Павла, Михайловский замок, построенный на месте старого Летнего дворца. Из