Образ Родины в лирике поэтессы

Так край меня не уберег, Мой, что…

М.Цветаева

Жизнелюбие Марины воплощалось прежде всего в любви к России и к русской речи. Марина очень сильно любила город, в котором родилась, Москве она посвятила много стихов:

Над городом отвергнутым Петром, перекатился колокольный гром.

Гремучий опрокинулся прибой

Над женщиной отвергнутой тобой.

Царю Петру, и вам, о царь, хвала! Но выше вас, цари: колокола.

Пока они гремят из синевы -

Неоспоримо первенство Москвы.

- И целых сорок сороков церквей

Смеются над гордынею царей!

Сначала была Москва, родившаяся под пером юного, затем молодого поэта. Ее ранние стихи проникнуты нежностью к Москве, где она родилась.

И льется аллилуйя

На смуглые поля.

-Я в грудь тебя целую, Московская земля!

Не забывала она и о Тарусе, где проводила детские и отроческие годы.

Но и с калужского холма Мне открывалася она- Даль - тридевятая земля! Чужбина, родина моя!

Во главе всего и вся царил, конечно, отчий "волшебный" дом в

Тpехпpудном переулке:

Высыхали в небе изумрудном

Капли звезд и пели петухи.

Это было в доме старом, доме чудном... Чудный дом, наш дивный дом в Трѐхпрудном,

Таким он предстал в этом уцелевшем отрывке отроческого стихотворения. Дом был одушевлен: его зала становилась участницей всех событий, встречала гостей; столовая, напротив, являла собою некое пространство для вынужденных четырехкратных равнодушных встреч с "домашними", - столовая осиротевшего дома, в котором уже не было матери. Мы не узнаем их стихов Цветаевой, как выглядела зала или столовая, вообще сам дом, - "на это есть архитектура, дающая". Но мы знаем, что рядом с домом стоял тополь, который так и остался перед глазами поэта всю жизнь:

Этот тополь! Под ним ютятся

Наши детские вечера

Этот тополь среди акаций, Цвета пепла и серебра...

Стихи эмиграции – важный этап творчества Марины Цветаевой.

В это время в Цветаевой все более растет и укрепляется живой интерес к тому, что происходит на покинутой Родине. За границей поэтесса следит за

событиями, происходящими в России. Она пишет «стихи к Чехии», полные гражданского негодования в связи с отторжением от Чехословакии Судетской области, пишет стихи о челюскинцах, гордится, что они - русские.

За вас каждым мускулом Держусь - и горжусь: Челюскинцы - русские!

"Родина не есть условность территории, а принадлежность памяти и крови, - писала она. - Не быть в России, забыть Россию - может бояться только тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри - тот теряет ее лишь вместе с жизнью". С течением времени понятие "Родина" для нее наполняется новым содержанием. Поэт начинает понимать размах русской революции ("лавина из лавин"), она начинает чутко прислушиваться к "новому звучанию воздуха".

Тоска по России, сказывается в таких лирических стихотворениях, как "Рассвет на рельсах", "Лучина", "Русской ржи от меня поклон", "О неподатливый язык ...", сплетается с думой о новой Родине, которую поэт еще не видел и не знает, - о Советском Союзе, о его жизни, культуре и

поэзии.

Покамест день не встал

С его страстями стравленными, Из сырости и шпал

Россию восстанавливаю.

Из сырости - и свай,

Из сырости - и серости. Пока мест день не встал

И не вмешался стрелочник.

.........................

Из сырости - и стай... Еще вестями шалыми Лжет вороная сталь

Еще Москва за шпалами! Цветаева с тоской и надеждой вопрошает:

«Россия моя, Россия, Зачем так ярко горишь?»

Русь для Цветаевой - достояние предков, Россия - не более как горестное воспоминание "отцов", которые потеряли Родину, и у которых нет надежды обрести ее вновь, а "детям" остается один путь - домой, на единственную Родину, в СССР. Столь же твердо Цветаева смотрела и на свое будущее. Она понимала, что ее судьба - разделить участь "отцов". У нее не хватало мужества признать историческую правоту тех, против которых она так безрассудно восставала. Родина видится Цветаевой ―Россией масс‖, страной

―без нас‖, которая ―нас не позовет‖. Для неѐ новое название СССР никак не вяжется с Русью, Россией:

Русь - прадедам, Россия – нам Вам – просветителям пещер– Призывное – СССР.

В стихотворении ―Родина‖ (1932) воспевает красоту России и выражает свою любовь к ней.

С течением времени понятие ―Родина‖ для нее наполняется новым содержанием. Поэт начинает понимать размах русской революции (―лавина из лавин‖). Октябрьскую революцию Цветаева не поняла и не приняла. Лишь много позднее, уже в эмиграции, смогла она написать слова, прозвучавшие как горькое осуждение самой же себя: ―Признай, минуй, отвергни Революцию – все равно она уже в тебе – и извечно… Ни одного крупного русского поэта современности, у которого после Революции не дрогнул и не вырос голос, – нет‖. Цветаева не была монархисткой, но опасалась за судьбу России, опасалась перемен. Николай II отрекся от престола 1 марта 1917 года, на следующий день Марина написала:

Над церковкой голубые облака, Крик вороний…

И проходят – цвета пепла и песка – Революционные войска.

Ох ты барская, ты царская моя тоска! Нету лиц у них и нет имен, –

Песен нету!

……………………………..

Помолись, Москва, ложись, Москва, на вечный сон. Цветаева жалеет и павшего царя и его семью и призывает:

Грех отцовский не карай на сыне. Сохрани, крестьянская Россия, Царскосельского ягненка – Алексия!

Тогда же создано одно из самых гениальных стихотворений Цветаевой, которое ныне можно найти во всех сборниках. Одиночество на чужбине вылилось и выстрадалось в строчки, полные тоски и даже попытки издеваться над этой тоской.

Тоска по родине! Давно

Разоблаченная морока!

Мне совершенно все равно – Где совершенно одинокой Быть, по каким камням домой

Брести с кошелкою базарной

В дом, и не знающий, что – мой, Как госпиталь или казарма…

Она даже не щадит свой язык, который так обожала, который так умела нежно и яростно мять своими рабочими руками, руками гончара:

Не обольщусь и языком

Родным, его призывом млечным. Мне безразлично – на каком

Не понимаемой быть встречным!

И вдруг попытка издевательства обрывается беспомощно, на полуслове, заканчивается глубочайшим душевным выдохом, переворачивающим весь смысл стихотворения в душераздирающую трагедию любви к родине:

Но если по дороге – куст

Встает, особенно – рябина…

Эти три точки в конце — мощное, бесконечно продолжающееся во времени, немое признание в такой сильной любви, на какую неспособны тысячи вместе взятых стихотворцев, пишущих не этими великими точками, каждая из которых как капля крови, а бесконечными жиденькими словами псевдопатриотические стишки. Это и есть самый высокий патриотизм, глубочайшее чувство, которое не смогут передать даже гениальнейшие стихи.

Наиболее значительным ее произведениями этого периода являются

«Стихи к Чехии» – два цикла «Сентябрь» и «Март». Они написаны перед самой Второй Мировой войной в тот период, когда фашистская Германия оккупировала Чехию. Всю жизнь почитала Марина Цветаева Германию, а в данный момент истории германцы обернулись варварами:

Пред горестью безмерною Сей маленькой страны, Что чувствуете, Германы: Германии сыны??

Цикл «Март» имеет особую мелодику построения: он начинается на тихих, спокойных нотах – «Колыбельная», а потом все усиливается, доходя до крика – «Германии». Обрываясь, все начинается снова со спокойного тона

«Марта», и нарастает постепенно. Ключевые стихи – взрыв ярости, страсти, протеста, скорби:

О слезы на глазах! Плач гнева и любви! О Чехия в слезах!

Испания в крови! О черная гора, Затмившая – весь свет! Пора – пора – пора Творцу вернуть билет. Отказываюсь – быть.

В Бедламе нелюдей, Отказываюсь – жить. С волками площадей Отказываюсь – выть.

С акулами равнин-

Отказываюсь плыть

Вниз – по теченью спин. Не надо мне ни дыр Ушных, ни вещих глаз. На твой безумный мир Ответ один – отказ.

Страдая от невозможности помочь любимой стране, поэт отворачивается от людей, способных совершить такое злодеяние. Цветаева не хочет жить в мире подлости и жестокости и снова уходит в себя. Она даже готова пожертвовать самым ценным, что у нее есть – талантом поэта, чтобы только не видеть, не чувствовать эту боль.