78.Массовые настроения в историческом развитии

Массовые настроения — особые психические состояния, охватывающие значительные общности людей. Это состояния, переходные от непосредственных эмоций к осознанным мне­ниям, предшествующие массовым действиям. Это особые переживания переходного типа, вырастающие из повседневных эмоций, но рационализированные условиями социальной жизни — ее разнообразными политическими, социальными, экономическими, духовными устоями. Это общий настрой массы по отношению к тем или иным аспектам жизни.Охватывая значительные количества людей, массовые настроения оказываются именно тем механизмом, который обеспечивает социально-психологическую интеграцию, формиро­вание масс и как бы включает, инициирует, а затем регулирует то или иное политическое по­ведение.

Сплачивая людей, настроения лежат в основе массовых общественных движений, во мно­гом определяя их действия. Прогрессивные настроения ускоряют ход развития человеческо­го сообщества. Напротив, реакционные настроения служат тормозом общественного развития. Учет массовых настроений, своевременное предвидение их развития становятся все более актуальными задачами науки и практики. Бурные события 1990-х гг. в нашей стране и во всем мире показали силу и влияние настроений. Одновременно они продемонстрировали, как опас­но ограничиваться лишь политическими оценками тех или иных настроений, своеобразными оценочно-идеологическими «метками».Адекватное рассмотрение роли массовых настроений в историческом развитии общества возможно только на основе соответствующих источников — прежде всего описа­ний исторических событий. С одной стороны, это позволяет выявить феномен настро­ений и его влияние на масштабные социально-политические события в тот или иной период истории. С другой же, не менее существенной стороны, это дает возможность проследить, когда и в какой связи появилось данное понятие в историографии, т. е. '.'становить предысторию понятия и определить момент, когда оно стало употреблять­ся для объяснения тех или иных ситуаций. При всей взаимосвязанности исторической действительности и ее историографического отражения такое различение реаль­ной истории и ее осмысления в нашем случае не просто необходимо, но и достаточно плодотворно.

Изучение описаний исторических событий, их прочтение с точки зрения иссле­дуемого нами предмета позволяет прийти к выводу, что понятие «настроения» в со­циально-политическом контексте встречается при описании динамичных процессов. «Настроения» становятся заметными для исследователей при рассмотрении бурных периодов и эпизодов исторического развития, обычно связанных с серьезными обще­ственно-политическими потрясениями.Одним из первых обратился к этому понятию еще Аристотель, связывая «настро­ения лиц, поднимающих восстание», с мятежами, направленными на свержение вла­сти, а также с «политическими смутами» и «междоусобными войнами» (Аристотель, 1911). Однако это наблюдение Аристотеля не получило достаточного развития ни в его собственных трудах, ни в работах мыслителей на протяжении последующего до­статочно длительного периода. Долгие годы анализ социально-политических собы­тий осуществлялся в рамках историографической традиции, выдвигавшей на первое место деяния отдельных политических персонажей, руководствовавшихся якобы до­статочно осознанными решениями. Каноны «жизнеописаний», созданных античны­ми историками Плутархом, Светонием и др., не предполагали использование в объяс­нении социально-политической реальности таких достаточно размытых понятий, как «настроения». Тем более они не предполагали изучение массового выражения этих настроений. Таким образом, наблюдение Аристотеля, глубоко исследовавшего про­блемы организации общества, можно считать лишь прозорливой догадкой, намного опередившей и современный ему уровень социально-политического анализа, и по­следующий.

76.Внушение как следствие заражения

В отличие от как бы само собой происходящего заражения жестами, движениями и другими невербальными формами поведения, «внушение осуществляется почти только через посредство речи, т. е. его механизмом является слово». Внушение, та­ким образом, специфично только для человека. Соответственно, на основе этого Б. Ф. Поршнев и рассматривал феномен внушения как «словесное заражение» — ес­тественно, основанное на более сложных психологических механизмах.

Для успешного внушения нужен высокий уровень контакта между вну­шающим и внушаемым. Всякий говорящий внушает, но далеко не всякое словесное внушение воспринимается как таковое — в подавляющем большинстве случаев при­сутствует встречная психическая активность, т. е. критическое отношение к самому говорящему или к его словам, сопоставление их с чем-то еще. Эффективность внушения значительно усиливается в массе, когда человек не предоставлен са­мому себе, своему опыту или способности к размышлению.

В современной психологии под внушением понимаются «различные способы вер­бального и невербального эмоционально окрашенного воздействия на человека с це­лью создания у него определенного состояния или побуждения к определенным дей­ствиям. Путем внушения могут быть вызваны ощущения, представления, эмоцио­нальные состояния, волевые побуждения... В основе процесса внушения лежит ослабление действия сознательного контроля, осуществляемого в отношении воспри­нимаемой информации... Эффект внушения может возникать как следствие эмоцио­нального заражения (например, массовые внушения в ходе паники) или в процессе целенаправленного воздействия средствами рекламы, пропаганды и т. п.»

Внушение, как раз­новидность заражения, вызывает подражание — только не самим действиям, а вер­бальным образам этих действий, словам.Успешность внушения связана с внушаемостью, как и успешность заражения свя­зана с готовностью к подражанию. Более того, совпадают практически все факторы, как лежащие в основе внушения, так и определяющие эффективность некритическо­го внушения. Тем более, естественным образом совпадает и общий вывод: «главный фактор — это авторитет внушающего в глазах внушаемого. Он складывается из двух сторон: уверенности внушающего в успехе своего воздействия и готовности внушае­мого поддаться воздействию, т. е. его доверию и отсутствию каких-либо насторажи­вающих "но"» (Поршнев, 1966).