Глава 1. «Симметрия», «асимметрия» и «диссимметрия» в философии и биологии

1.1 Эволюция представлений о симметрии и асимметрии в науке

Понятие симметрии исторически вырастает из эстетических представлений. Она широко проявляется в наскальных рисунках, первобытных изделиях труда и быта, что свидетельствует о ее древности. Понятия симметрии и асимметрии берут начало с Древней Греции. Они впервые были введены в Vb. до н.э. скульптором Пифагором из Региума, который понимал под симметрией красоту человеческого тела и красоту вообще, а отклонение от симметрии определил термином «асимметрия».

Натурфилософская форма категорий симметрии и асимметрии связана с античным периодом развития науки и философии. Древнегреческие философы рассматривали симметрию как пропорциональное соотношение количественных характеристик предметов и явлений. Пифагорейцы - сам Пифагор, а также Гиппас, Поликлит, Филолай, Архит - внесли математический аспект в понятия симметрии и асимметрии. Идея о том, что в основе мира лежит определенная математическая симметрия, была разработана в древней Греции пифагорейцами и Платоном. Асимметрию широко использовали в «золотом делении», или «золотой пропорции». -Числам пифагорейцы приписывали свойства, которыми обладают предметы материального мира. С другой стороны, они обожествляли числа, и познание мира сводили к познанию «управляющих им чисел». Священными для них были 10, как основа мистической клятвы и 5, как начало симметричное (2, 1, 2) и асимметричное (2 и 3). Пифагорейцами были выведены десять пар качеств, например, нечет - чет, правое - левое, прямое - кривое, четырехугольное - разностороннее и др. По их мнению, правое - это положительное, деятельное, беспредельное, а левое -второстепенное, пассивное, предельное.

12

В представлении пифагорейцев природа гармонически сложена из парных и определяющих начал. Эти начала: предел и беспредельное, единство и множество, четное и нечетное, правое и левое, покоящееся и движущееся, согласовываясь, обеспечивают гармонию. Пифагорейцы на основе идей симметрии пришли к выводу о сферичности Земли и движении ее по кругу. В трудах философов древней Греции и древнего Рима лежит идея о важности именно асимметрии в происхождении мира. Понимая развитие как стремление к совершенству, они (античные мыслители - Ю.Х.) выводили строение тел Вселенной и движение планет от несимметричных к наиболее полному воплощению симметрии, считая, что небесные тела шарообразны и движутся по правильному кругу (что было верно в первом приближении) [Н.П. Депенчук, 1963, с.34].

Идеи симметрии, гармонии и сохранения были основными в космологической структуре древнегреческой мысли и понимались как переходящие друг в друга. Анаксимандр, Анаксимен и Гераклит создали 4 учение о востанавляющемся космосе, где миры периодически возникают,

растут, достигают расцвета, приходят в упадок, разрушаются, а затем опять появляются. Учение Гераклита Эфесского являет собой целостное учение о мире, космосе и вещах, пронизанное единой диалектикой логоса. Логос как принцип во всеобщей борьбе противоположностей осуществляет гармонию и сохраняет симметрию мира [М.П. Хван, 1986, с. 13]. Сущность логоса в его глубочайшем единстве, сам логос внутренне симметричен, так как представляет собой единство становления и ставшего, текучести и устойчивости, множественного и единого.

16. Устойчивое развитие (англ. sustainable development - поддерживаемое развитие) - такое развитие общества, при котором улучшаются условия жизни человека, а воздействие на окружающую среду остаётся в пределах хозяйственной емкости биосферы, так что не разрушается природная основа функционирования человечества. При устойчивом развитии удовлетворение потребностей осуществляется без ущерба для будущих поколений.

Концепция устойчивого развития явилась логическим переходом от экологизации научных знаний и социально-экономического развития, бурно начавшимся в 1970-е годы, когда человечество столкнулось с проявлением глобальных экологических проблем. Реакцией на эту озабоченность было создание международных неправительственных научных организаций по изучению глобальных процессов на Земле, таких как Международная федерация институтов перспективных исследований (ИФИАС), Римский клуб (с его знаменитым докладом «Пределы роста»), Международный институт системного анализа и др.

В 1972 году в Стокгольме (Швеция) состоялась Конференция ООН по окружающей среде, где были разработаны Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП), что ознаменовало включение международного сообщества на государственном уровне в решение экологических проблем, которые стали сдерживать социально-экономическое развитие. Стала развиваться экологическая политика и дипломатия, право окружающей среды, появилась новая институциональная составляющая — министерства и ведомства по окружающей среде.

В 1980-х годах стали говорить об экоразвитии, развитии без разрушения, необходимости устойчивого развития экосистем. Всемирная стратегия охраны природы (ВСОП), принятая в 1980, впервые в международном документе содержала упоминание устойчивого развития. Вторая редакция ВСОП получила название «Забота о планете Земля — Стратегия устойчивой жизни» и была опубликована в октябре 1991. В ней подчеркивается, что развитие должно базироваться на сохранении живой природы, защите структуры, функций и разнообразия природных систем Земли, от которых зависят биологические виды. Для этого необходимо: сохранять системы поддержки жизни (жизнеобеспечения), сохранять биоразнообразие и обеспечить устойчивое использование ресурсов. Появились исследования по экологической безопасности как части национальной и глобальной безопасности.

В 1980-е годы Программа ООН по окружающей среде (ЮНЕП) призывала к необходимости перехода к «развитию без разрушения». В 1980 году впервые получила широкую огласку концепция устойчивого развития во Всемирной стратегии сохранения природы, разработанной по инициативе ЮНЕП, Международного союза охраны природы (МСОП) и Всемирного фонда дикой природы. В 1987 году в докладе «Наше общее будущее» Международная комиссия по окружающей среде и развитию (МКОСР) уделила основное внимание необходимости «устойчивого развития», при котором «удовлетворение потребностей настоящего времени не подрывает способность будущих поколений удовлетворять свои собственные потребности». Эта формулировка понятия «устойчивое развитие» сейчас широко используется в качестве базовой во многих странах. На Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро (1992) был представлен детальный анализ экологической ситуации в мире. В работе конференции участвовали главы государств и правительств, которым впервые пришлось принять трудное решение об изменении мировоззренческой стратегии человечества. Было признано, что возрастающий уровень благополучия экономически развитых стран недостижимы для развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки. Было признано, что движение развивающихся стран по пути, которым пришли к своему благополучию развитые станы, невозможно, так как природа не выдержит такого роста потребления. В результате дискуссий была провозглашена необходимость перехода мирового сообщества на рельсы устойчивого развития. Основой решений стала работа комиссии Брунтланд (1987), выдвинувшей идею «sustainable development» (англ. sustain – поддерживать). В докладе этой комиссии ставилась целью создания мирового порядка, удовлетворяющего «нужды настоящего, не подвергая способность будущих поколений удовлетворять свои потребности». Однако итоги десятилетия, прошедшего после Конференции ООН в Рио-де-Жанейро, свидетельствуют о том, что проблема реализации модели устойчивого развития гораздо более сложная, чем предполагалось ранее.

Теория и практика показали, что экологическая составляющая является неотъемлемой частью человеческого развития. В основе деятельности Международной комиссии по окружающей среде и развитию и её заключительного доклада «Наше общее будущее» была положена новая триединая концепция устойчивого (эколого-социально-экономического) развития (схема 11). Всемирный саммит ООН по устойчивому развитию (межправительственный, неправительственный и научный форум) в 2002 году подтвердил приверженность всего мирового сообщества идеям устойчивого развития для долгосрочного удовлетворения основных человеческих потребностей при сохранении систем жизнеобеспечения планеты Земля. Концепция устойчивого развития во многом перекликается с концепцией ноосферы, выдвинутой академиком В. И. Вернадским еще в середине XX века.

Основными факторами устойчивого развития являются экономический, социальный и экологический факторы, которые и являются основой триединой концепции устойчивого развития. Экономическая составляющая подразумевает оптимальное использование природных ресурсов и использование экологичных технологий, включая добычу и переработку сырья, создание экологически приемлемой продукции, минимизацию, переработку и уничтожение отходов. Социальная составляющая устойчивости развития ориентирована на человека и направлена на сохранение стабильности социальных и культурных систем, в том числе, на сокращение числа разрушительных конфликтов между людьми. Важным аспектом этого подхода является справедливое разделение благ. Желательно также сохранение культурного капитала и многообразия в глобальных масштабах, а также более полное использование практики устойчивого развития, имеющейся в недоминирующих культурах. Для достижения устойчивости развития современному обществу придется создать более эффективную систему принятия решений, учитывающую исторический опыт и поощряющую плюрализм. Важно достижение не только внутри-, но и межпоколенной справедливости. В рамках концепции человеческого развития человек является не объектом, а субъектом развития. Опираясь на расширение вариантов выбора человека как главную ценность, концепция устойчивого развития подразумевает, что человек должен участвовать в процессах, которые формируют сферу его жизнедеятельности, содействовать принятию и реализации решений, контролировать их исполнение. Экологическая составляющая должна обеспечивать целостность биологических и физических природных систем. Особое значение имеет жизнеспособность экосистем, от которых зависит глобальная стабильность всей биосферы. Более того, понятие «природных» систем и ареалов обитания можно понимать широко, включая в них созданную человеком среду, такую как, например, города. Основное внимание уделяется сохранению способностей к самовосстановлению и динамической адаптации таких систем к изменениям, а не сохранение их в некотором «идеальном» статическом состоянии. Деградация природных ресурсов, загрязнение окружающей среды и утрата биологического разнообразия сокращают способность экологических систем к самовосстановлению.

Согласование этих факторов устойчивого развития и их перевод на язык конкретных мероприятий, являющихся средствами достижения устойчивого развития — задача огромной сложности, поскольку все три элемента устойчивого развития должны рассматриваться сбалансировано. Важны также и механизмы взаимодействия этих трех концепций. Экономический и социальный элементы, взаимодействуя друг с другом, порождают такие новые задачи, как достижение справедливости внутри одного поколения (например, в отношении распределения доходов) и оказание целенаправленной помощи бедным слоям населения. Механизм взаимодействия экономического и экологического элементов породил новые идеи относительно стоимостной оценки и интернализации (учета в экономической отчетности предприятий) внешних воздействий на окружающую среду. Наконец, связь социального и экологического элементов вызывает интерес к таким вопросам как внутрипоколенное и межпоколенное равенство, включая соблюдение прав будущих поколений, и участия населения в процессе принятия решений.

21.и стория любой науки представляет собой диалектический процесс, в котором разрешаются противоречия, в котором количественные изменения переходят в качественные. В истории химии последовательно возникают и развиваются четыре концептуальные системы: 1) учение о составе вещества; 2) учение о химическом строении вещества (структурная химия); 3) кинетические теории; 4) теории химической эволюции. Каждая концептуальная система включает в себя несколько теорий, объединённых общими фундаментальными принципами, законами, методами и направленностью на решение определённых проблем.

Исторически первой концептуальной системой химии стало учение о составе вещества. В рамках этого учения решались две основные проблемы: 1) проблема химического элемента; 2) проблема зависимости свойств вещества от его химического состава. Уже в античной философии возникло представление о том, что всё многообразие веществ складывается из небольшого числа исходных элементов. Под элементами тогда понимались четыре стихии – вода, воздух, огонь и земля. Подобные представления оставались и в средневековой алхимии, где элементами называли такие свойства как горючесть, текучесть и т.п. В древнегреческой философии возникло и другое представление об элементах - как об атомах, мельчайших неделимых частицах вещества (Левкипп, Демокрит, Эпикур). Но это учение было надолго забыто в химии, и на научной основе возродилось только в начале XIX века.

Первый шаг к научному определению химического элемента был сделан английским учёным Р. Бойлем в 60-х гг. XVII века. Бойль разделил понятия «сложное тело» (химическое соединение) и «простое тело» (химический элемент). Под элементом стали понимать предел разложения вещества на составные части. Первые попытки выделить элементы привели к возникновению целого ряда ошибочных теорий, таких, например, как теория флогистона. Считалось, что во время окислительных реакций вещества разлагаются на составные элементы с выделением невесомого элемента – флогистона. Соответственно, при восстановительных реакциях флогистон присоединяется к элементам. При всей ошибочности таких теорий они сыграли и положительную роль в истории химии. Противоречия, которые возникали в рамках этих теорий, стимулировали дальнейшие исследования. Во второй половине XVIII века Ломоносов и Лавуазье опровергли теорию флогистона и раскрыли роль кислорода в окислительно-восстановительных реакциях.

Вторая половина XVIII века отмечена успехами аналитической химии в поиске всё новых элементов. Качественным скачком в развитии учения о составе веществ стало формирование атомно-молекулярной теории. В 1803 г. Д. Дальтон обосновал атомистическое учение в химии, возродив на научном уровне представления, возникшие ещё в древнегреческой философии. Но подлинно революционным изменением, завершившим формирование учения об элементах, стало открытие Д.И. Менделеевым периодического закона.

Периодический закон химических элементов стал очередной победой диалектического метода в естествознании. Во-первых, он раскрыл глубокие взаимосвязи, взаимопереходы в неживой природе, установил единство количественных и качественных характеристик элементов. Во-вторых, среди многообразных свойств элементов удалось выделить главные, определяющие, т.е. перейти от описания явлений к объяснению сущности.Учение об элементах позволило развить представления о составе веществ. До сер. XIX века химия делала заметные успехи в объяснении свойств вещества, исходя только из его количественного и качественного состава. Но в середине XIX века такое объяснение обнаруживает свою ограниченность. Свойства органических соединений (явление изомерии) невозможно было объяснить только на основе их состава. Возникло противоречие между теорией и экспериментально установленными явлениями. Разрешая данное противоречие, в недрах учения о составе возникает следующая концептуальная система – учение о химическом строении веществ.

26. ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ТЕОРИИ САМООРГАНИЗАЦИИ.

Наш мир, всё, что доступно в нём наблюдению. претерпевают

непрерывные изменения – мы наблюдаем его непрекращающуюся эволюцию.

Все подобные изменения происходят за счёт сил внутреннего

взаимодействия, во всяком случае, никаких внешних по отношению к нему

сил мы не наблюдаем. Согласно принципу Бора, существующим мы имеем

право считать лишь то, что наблюдаемо или может быть сделано таковым.

Следовательно, подобных сил не существует. Таким ообразом, всё, что

происходит вокруг нас, мы можем считать процессом самоорганизации, то

есть процессом, идущим за счёт внутренних стимулов, не требующих

вмешательства внешних факторов, не принадлежащих системе. К числу

таких процессов относится также и становление и действие Разума, ибо

он родился в системе в результате её эволюции.

Итак, весь процесс эволюции системы – процесс самоорганизации.

Мир всё время меняется. Мы не можем утверждать, что процесс

самоорганизации направлен на достижение состояния равновесия ( под

которым понимается абсолютный хаос), у нас нет для этого опытных

оснований, гораздо больше данных для утверждения обратного - мир

непрерывно развивается, и в этом изменении просматривается

определённая направленность, отличная от стремления к равновесию.

Для описания основ процесса самоорганизации удобно (хотя и

заведомо недостаточно) использовать терминологию дарвиновской триады:

наследственность, изменчивость, отбор, придав этим понятиям более

широкий смысл.

Изменчивость в этом более широком смысле – это вечно

присутствующие факторы случайности и неопределённости. Без

предположения о непрерывно действующих случайных факторах, постоянная

эволюция системы, сопровождающаяся появлением новых качественных

особенностей, по-видимому, невозможна.

Что касается термина “наследственность”, то он означает лишь

то, что настоящее и будущее любой системы в мире зависит от его

прошлого. Степень зависимости той или иной системы от прошлого может

быть любой. Эту степень зависимости условимся называть памятью

системы. Во вполне детерминированных системах прошлое однозначно

определяет будущее ( возможно и обратное – по настоящему определить

прошлое).Такие системы – системы с бесконечной памятью (абсолютной

наследственностью).Это абстракция, но она хорошо интерпретирует

некоторые процессы в неживом мире – например, то движение планет,

которое мы наблюдаем ( конечно, лишь на некотором , конечном, правда

очень большом, интервале времени.

“Память системы” в реальных системах в том смысле, как мы её

определили, чаще всего оказывается ограниченной: и бесконечная память

и её отсутствие - лишь абстракции, которые удобны для интерпретации.

Примером системы, лишённой памяти, является развитое турбулентное

движение.

Понятие “принципов отбора” является самым трудным среди понятий

дарвиновской триады. Процессы самоорганизации следуют определённым

правилам, законам. Это утверждение - некое эмпирическое обобщение,

вопрос о происхождении этих правил лежит вне рационализма, как и

вопрос о рождении Вселенной.

К числу таких законов относятся прежде всего законы сохранения

и 2-е начало термодинамики (да и другие законы тоже). Таким образом,

среди мыслимо допустимых процессов в неживой природе существуют

(наблюдаемы, или доступны наблюдению) лишь определённые классы

движений, подчиняющиеся определённым правилам. Подобные же правила

существуют в природе и обществе. Вот эти правила и называют

принципами отбора. Иными словами, принципы отбора - это те же самые

законы физики, химии, биологии, законы общественного развития,

которые из мыслимо допустимых движений “отбирают” те, которые мы и

наблюдаем.

Итак, Вселенная - непрерывно эволюционирующий объект ( как и

любые его составляющие). Но внутренние стимулы и возможности развития

Вселенной, определяющие процессы самоорганизации, ограничены

реальными рамками, берегами допустимых эволюционных каналов.

Язык дарвиновской триады при таком расширении смысла

чрезвычайно универсален. С его помощью можно описать широкий круг

явлений, описать качественный характер происходящего. Но и его

возможности ограничены, его необходимо расширять, наполнять новыми

понятиями.

В первую очередь целесообразно ввести понятие механизмов, то

есть совокупности правил и интерпретаций, описывающих характер

протекания процессов или их классов, выделяя в качестве

самостоятельных понятий те или иные явления, которые будем относить к

основам языка. Эти интерпретации, опираясь на те или иные понятия

триады, не заменяют их, но обогащают первоначальный смысл и, как

следствие, словарный запас языка.

Рассмотрим пример Леонардо Эйлера (конец XVIIIв.). Рассмотрим

колонну, находящуюся под нагрузкой. Если эта нагрузка не очень

велика, то у колонны существует единственное положения равновесия –

вертикальное. При этом малое изменение внешних воздействий не изменит

данного положения равновесия. Пусть колонна находится под действием

случайных порывов ветра, тогда она в силу свойств упругости будет

колебаться около своего вертикального положения.

Если увеличивать нагрузку, то амплитуда и частота колебаний

будут меняться, но их характер будет тем же – колебания около того же

положения равновесия. Однако это продлится лишь до тех пор. пока

нагрузка не достигнет некоего критического значения. После этого

вертикальное положение равновесия потеряет устойчивость (причём

мгновенно). Вместо него появится множество новых положений

равновесия. Их совокупность представляет собой поверхность,

образованную вращением полуволны синусоиды. Если порывы ветра

сохраняются, то колонна будет продолжать колебаться около нового

положения равновесия, но около какого – предсказать невозможно,

причём невозможно в принципе, т.к. это будет зависеть от случайного

порыва ветра в момент потери устойчивости. Описанное явление,

открытое Л. Эйлером, носит название бифурикации, термин ввёл А.

Пуанкаре), а момент потери устойчивости – моментом бифурикации.

Таким образом, при малых вертикальных нагрузках колонна

обладает бесконечной памятью – фиксируя её положения в данный момент

времени, мы можем восстановить все её предыдущие состояния (зная,

конечно, поведение ветра). в момент бифурикации система полностью

“теряет память”. Будущее зависит только от изменчивости ветровой

нагрузки. Другой пример – мы бьём молотком по камню. От каждого удара

тот деформируется, и мы можем предсказать характер каждой деформации,

но мы не можем сказать, на сколько и каких осколков разлетится

камень, когда мы его разобьём.

Явление бифурикации типично для большинства процессов,

развивающихся во времени. Момент бифурикации – некая абстракция, как

и полная потеря памяти. Бифурикация – тоже процесс, протяжённый во

времени, но длящийся весьма малый его интервал, в течение которого

происходит качественная перестройка свойств системы, и определяющее

значение в характере дальнейшего развития имеют случайные факторы. В

этих условиях память системы резко уменьшается. Процессы бифурикации

мы наблюдаем и в развитии живого вещества и в общественной жизни.

Революционные процессы – типичные процессы бифурикации – ни в одной

революции никому не удавалось предсказать характера

постреволюционного развития.

Сказанное выше позволяет дать следующую, достаточно

универсальную схему эволюционного процесса. На начальном этапе

эволюции происходит медленное развитие свойств системы. Этот процесс

более или менее предсказуем. В какой–то момент или внешнее

воздействие достигает критического значения, или происходит кумуляция

внутренних сил (или то и другое вместе). При этом параметры системы

начинают быстро изменятся, ранее стабильное состояние резко снижает

уровень стабильности, и возникает возможность разных путей развития.

В этой ситуации даже незначительное воздействие может перевести

эволюционный процесс на новые рельсы, развитие потом пойдёт по совсем

другой линии. Наступит новый “спокойный участок”, который в какой- то

момент опять может смениться новым процессом бифурикации.

Бифурикационный механизм играет важнейшую роль в общей

эволюционной схеме. Именно он является источником роста разнообразия

различных форм организации материи, а следовательно, и непрерывно

возрастающей сложности её организации. Кроме того из-за

вероятностного характера бифурикационного процесса, эволюция не может

иметь обратного хода, точнее, вероятность обратного хода эволюции

стремится к нулю, а это имеет отношение к другому фундаментальному

факту – отсутствие обратимости не только эволюции, но и времени. В

этом проявляется общая направленность общего эволюционного процесса.

Итак, мы нарисовали некоторую, достаточно общую схему процессов

самоорганизации, в общих чертах справедливую как для неживой материи,

так для живого вещества и общества. Несмотря на общность, эта схема

позволила выявить такую особенность эволюционных процессов, как их

направленность. В своей массе они идут в сторону усложнения

организации Вселенной и роста разнообразия организационных форм.

Дарвин писал, что это имеет место для живого мира. Как мы видим, это

справедливо для любых процессов самоорганизации, в том числе и для

Вселенной в целом.

В процессе самоорганизации происходит непрерывное разрушение

старых и возникновение новых структур, новых форм организации

материи, обладающих новыми свойствами. Причём это качественно не те

же самые образования, отличающиеся только геометрическими размерами,

формой или другими физическими особенностями. Во Вселенной возникают

уникальные образования, непрерывно возникают новые перестройки

(бифурикации), в результате которых рождаются качественно новые

структуры, не имевшие до сих пор аналогов. Они обладаю новыми

неповторимыми свойствами. А как эти свойства связаны со свойствами

исходных элементов, из которых составлены системы? Это очень глубокий

вопрос, который имеет как философское, так и практическое значение.

Процессы объединения элементов идут непрерывно и на всех

уровнях организации материального мира – в неживой и живой природе, и

в обществе. Этот процесс универсален – тенденция к кооперативности

пронизывает все этажи мироздания. Поэтому имеет право на

существование гипотеза о том, что процесс возникновения новых форм

организации материи определяется столь же фундаментальными законами,

как и законы сохранения, и которые в общем случае не сводятся к

анализу простых взаимодействий, существующих среди элементов

рождающейся системы. Механизмы, которые определяются этими законами,

назовём “механизмами сборки”.

В результате действия механизмов сборки возникают новые

образования, обладающие новыми свойствами. В некоторых случаях эти

свойства можно предугадать, опираясь на свойства элементов этих

систем и, иногда, некоторые другие соображения, например, т.н.

принцип минимума диссипации энергии. Однако так бывает далеко не

всегда.

Простейший пример этому – вода. Она обладает аномальной

зависимостью плотности от температуры, и это свойство мы не можем

вывести из свойств атомов (или молекулярных свойств) водорода и

кислорода, которые более или менее известны. Таким примерам нет

числа, особенно когда мы переходим в сферу живого вещества и

общественных отношений. Феномен жизни, видимо, невозможно свести к

физико-химическому взаимодействию составляющих элементов живого

организма. Свойства Разума, вероятнее всего, несводимы к свойствам

нейронов, из которых состоит мозг. Объяснить поведение толпы

свойствами входящих в неё людей – тоже практически невозможно.

28. ФИЛОСОФСКИЕ ВОПРОСЫ БИОЛОГИИ И МЕДИЦИНЫ. Важнейшими фи лософскими вопросами биологии и медицины являются вопросы о сущности живого, о происхождении органического мира и целесообразности живого, о месте медицины среди наук о человеке, о сущности здоровья и болезни, а также проблема поиска конструктивных принципов построения теории медицины. До их рассмотрения следует в самом общем виде ответить на вопрос о взаимосвязи философии и частных наук. В истории философии долгое время существовали два взаимоисключающих решения этого вопроса. Одно из них возводит философию в ранг науки наук, к-рая полностью подменяет любую науку в решении ее собственных теоретических проблем. Другое полагает, что наука - сама себе философия и ни в какой особой философской науке не нуждается. Первое воззрение называется натурфилософией (от лат. natura природа, миропорядок, вселенная), второе - позитивизмом (от лат. positivus положительный, т. е. определенный, точный, в противоположность лат. universus целый, общий, всеобщий). Оба эти воззрения равным образом, но по-своему игнорируют диалектику взаимосвязи философии и частных наук. Натурфилософия не признает познавательно-теоретического содержания науки, считая ее непричастной к постижению всеобщего. Пренебрегая мировоззренчески значимыми истинами науки, натурфилософия умозрительно истолковывает мир. Позитивизм отрицает объективное содержание как философских категорий, так и научных понятий, т. е. объективность всеобщего и общего. Отбрасывая философию как бесплодную схоластику, он уводит науку на путь схоластики экспериментаторства. Несостоятельность натурфилософии и позитивизма доказывается всей историей развития человеческого познания, не оставляющей сомнений в глубокой органической взаимосвязи между философией и частными науками. Мировоззренческие и методологические проблемы медицины.

Современная медицина представляет собой обширную и глубоко дифференцированную отрасль научного знания. В объекте ее изучения - человека - как в своеобразном фокусе сходятся все формы движения материи. Познавательные интересы медицины простираются от молекулярного и клеточного уровня морфофизиологии человека до социально-политических и правовых норм человеческого общежития. Широта познавательных интересов медицины беспредельна; со времени возникновения экспериментирующего естествознания она в своем теоретизировании исходила из принципов механики, физики и химии; со второй половины 19 в. медицина в своих теоретических установках рассматривается как ветвь биологии. Поэтому наиболее распространенные воззрения в сфере философских вопросов современной медицины исходят из принципа теоретической и методологической общности биологии и медицины. Однако основополагающие понятия медицины - здоровье, норма, болезнь, этиология, патогенез, нозологическая единица и др. - пересекаются или стыкуются с целым рядом понятий биологии, но по своему содержанию не сводятся к ним и не поглощаются ими. Таким образом, история и современное состояние мед. знания выдвигают вопрос о научном статусе медицины.

Основания взаимосвязи медицины со смежными науками. Безотносительно к решению вопроса о научном статусе медицины можно с уверенностью утверждать, что она всегда была и всегда будет во взаимодействии со всем развивающимся комплексом естественных, общественных и технических наук. Несомненная взаимосвязь медицины с другими науками фактически определяется уже тем, что человек как объект медицины представляет собой высшее единство, связывающее в неразделимое целое все пять основных форм движения материи. Именно поэтому медицина, опираясь на известные закономерности низших форм движения материи, может разрабатывать методы диагностики и лечения болезней, основанные на принципах механики (напр., баллистокардиография), физики (напр., электрокардиография, различные методы физиотерапии) и химии (напр., клинико-лабораторные анализы). Причем в разработке методов диагностики и терапии главная проблема заключается в раскрытии нормативно-физиол. или патол. значения механических, физических и химических свойств и процессов в организме, производных от закономерностей целостной жизнедеятельности. И только медицина, а не механика, физика или химия, способна квалифицировать механические, физические и химические параметры целостной жизнедеятельности как причастные состоянию здоровья или состоянию болезни. При такой бесспорной связи медицины с механикой, физикой и химией никто, однако, на сегодня не утверждает ее теоретическую общность с ними, хотя в свое время теоретическая медицина растворялась в каждой из них точно так же, как в наст. время она теоретически объединяется с биологией.

Отношения медицины с биологией неизмеримо сложнее, чем с другими отраслями естествознания. Открывает проблему их взаимосвязи тот неоспоримый факт, что человек представляет собой живое существо. Чтобы понять реальные особенности жизнедеятельности человека, медицина не вправе пренебрегать прописными истинами биологии. Она не может не считаться с непреложным, хотя и не очень популярным на сегодня, положением эволюционной теории о том, что человек есть биологически невероятное существо. Это означает, что особенности его жизнедеятельности не выводятся непосредственно из биол. закономерностей и не являются их непрерывным продолжением. Поначалу человек предстает как биол. объект, но далее следовало бы признать, что этот объект является биологически сложным, но не биологически сложившимся. Если исходить из принципа теоретической общности медицины и биологии, то сливаются в непрерывное единство биол. предпосылки антропосоциогенеза и его небиологически сложившийся результат. Абстрагируясь от истории становления человека, этот принцип объединяет биологию и медицину по наглядному "срезу" их тесного переплетения и "отсекает" при этом наиболее специфичные особенности как биологии, так и медицины.

Специалисты указывают, что биология встала на твердую почву науки в значительной мере благодаря тому, что "Дарвин разглядел принципиальные различия между физиологическим процессом изменения особей (индивидуальной изменчивостью) и историческим процессом изменения органических форм (историческими изменениями)" (История эволюционных учений в биологии. Под ред. В. И. Полянского, Ю. И. Полянского. М. -Л., 1966, с. 194). Сравнительно недавно сформулирован четкий до жесткости методологический принцип запрета, согласно к-рому "сведение исторических закономерностей эволюции к физиологическим методологически порочно" (К. М. Завадский, А. Б. Георгиевский, А. П. М о з е л о в и др. Ф. Энгельс и дарвинизм. Вопросы философии, 1970, № 11, с. 79). Весьма характерно, что К. Маркс считал возможным рассматривать самое общее отличие "человека вообще" от животного именно "с физиологической точки зрения" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. II, с. 366). Сложившаяся в процессе развития трудовой деятельности телесная организация людей обусловливает их трудовое, а не приспособительное отношение к остальной природе. В этом смысле труд есть способ существования человеческой жизни. Процесс труда, по определению К. Маркса, "есть... всеобщее условие обмена веществ между человеком и природой, вечное естественное условие человеческой жизни... ", т. е. процесс, без которого "... не был бы возможен обмен веществ между человеком и природой, т. е. не была бы возможна сама человеческая жизнь" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, с. 195 и 51). ,

Труд есть естественная деятельность человека, не существует вне взаимодействия между людьми и предполагает их совместно-разделенную деятельность, к-рая составляет основу общественно-исторических (социальных) закономерностей. В этом смысле правомерна постановка проблемы соотношения физиологического и социального в жизнедеятельности отдельного индивида. Противоречивое же соотношение биологического и социального возникает и разрешается в процессе антропосоциогенеза. Антропофизиология, к-рая развивается на трудовом основании, содержит в себе биол. закономерности. Вероятно, именно поэтому медики не могут не вкладывать в биол. терминологию физиол. смысл. Таким образом, медицина, изучая жизнедеятельность живого человеческого индивида, имеет дело с закономерностями антропофизиологии. Специфика последних не позволяет подменять их биол. закономерностями и теоретически объединять биологию и медицину.

Нередкое отождествление патол. процесса с общебиологическим позволяет именовать теорию патологии общебиологической теорией или считать ее разделом общей биологии. Единственной объективно существующей предпосылкой слияния такой теории патологии с биологией является наличие у растений и животных отдаленных аналогов "жизни больного человека" в форме неприспособительных морфозов. Отдаленность этих аналогов состоит в том, что, будучи, по определению, неприспособительными, они соответствуют норме реакции вида (И. И. Шмальгаузен). Отсюда следует весьма простая строго биол. истина, согласно к-рой биологически закономерно приспособленным является все то, что живет (Р. С. Карпинская). На фоне таких истин приверженцы биол. сущности болезни вынуждены привязывать болезнь к биол. закономерностям лишь неким отрицательным образом, напр. трактуя ее как нечто направленное против жизни. Однако это нечто, направленное против жизни, в строго биол. понимании представляет собой ту же самую жизнь или даже форму утверждения жизни в том биологически закономерном отношении живого с живым, к-рое, в частности, с необходимостью предполагает, что жизнь одного вида подавляет жизнь другого вида (пищевая конкуренция, отношение хищник-жертва, паразитизм и т. д. ).

Медицина же с античных времен не рассматривает болезнь как нечто, направленное против жизни. В болезни она видит закономерный способ сохранения жизнедеятельности в неблагоприятных условиях. Клин. медицина не смешивает болезнь со здоровьем, физиологию с патологией. Подобного рода смешения различных состояний и процессов неизбежны на почве теории патологии, организуемой понятием "патологический процесс" в его биологической, а не в клинической интерпретации. Клин. патология не исключает патол. процесса, но она строится на нозологической (или синдромной) определенности заболевания.

Таким образом, и сегодня отнюдь не устарело давнее положение И. В. Давыдовского о том, что в теории патологии "высшим, объемлющим понятием остается понятие болезни, или нозологической единицы, которая не только включает в себя те или иные симптомокомплексы и синдромы, но которая, кроме того, учитывает и всю сумму этиологических и патогенетических моментов" (И. В. Давыдовский. Врачебные ошибки. Советская медицина, 1941, № 3, с. 6). Это "высшее, объемлющее понятие" составляет добротную основу для построения такой теории патологии, конструктивным принципом к-рой станет нозологический принцип и к-рая не уведет от необходимости доказательно ответить на вопросы, почему и как, "на каком "законном" основании существует гипертония, шизофрения, рак желудка и все прочее, составляющее содержание предмета нозологии человека" (И. В. Давыдовский. Проблема причинности в медицине. М., 1962, с. 135). Ответов на подобные вопросы от концептуально-биологической теории патологии ждать не приходится, ибо отбросив нозологический принцип, она не способна сколько-нибудь последовательно объяснить, почему "болезни как нозологические категории" предстают "социально-гигиеническими проблемами" (там же, с. 125).

Дать ответы на поставленные вопросы может лишь единая (общая, или целостная) теория медицины, к-рая на сегодня тоже не существует, но "вчера" о ней и речи быть не могло. Только в самое последнее время идея единой теории медицины выдвигается отдельными философами, исходящими, в частности, из того, что такая теория может быть построена только при условии, что медицина станет преимущественно профилактической.