Народничество

В начале 1850-х гг. российский народнический, революционно-демократический лагерь только начинал формироваться, а потому был далек от единства и не сказывал заметного влияния на политические дела страны.

В нем присутствовали три типа деятелей. Одни (Герцен, Огарев) признавали революцию лишь как последний довод угнетенных. Вторые (Чернышевский, Н. Серно-Соловьевич) ве­рили в революцию как единственный метод общественного переустройства, но считали, что для ее проведения должны созреть определенные социально-экономические и политиче­ские предпосылки. Третьи (Заичневский, Ишутин, Нечаев) готовы были совершить переворот просто в силу его самоценности, ради пропагандистского заряда, содержащегося в революционны­х действиях.

Все деятели революционного лагеря, безусловно, ждали все­российского крестьянского восстания в 1861-1863 гг. (как ответа на тяжелые для масс условия крестьянской реформы), которое могло бы перерасти в революцию.

Однако ждали они его с разными чувствами. Первые два направления в революционном движении не могли расстаться с той тревогой, которая в свое время заставила декабристов уповать на военную революцию и не пытаться привлечь на свою сторону народные массы. Суть этой тревоги заключалась в том, что политически неграмотные, неорганизованные крестьянские массы, как показывает исто­рия, легко становятся слепым оружием в руках самых реакцион­ных сил.

По мере уменьшения числа массовых выступлений наиболее зоркие из радикалов (Герцен, Чернышевский и их единомыш­ленники) перестали говорить о близкой революции, предсказы­вая долгий период кропотливой подготовительной работы в деревне и обществе. Подобная тактика революционеров вполне объяснима, если иметь в виду их малочисленность и слабую организованность.

Общество «Земля и воля», организованное Чернышевским, Слепцовым, Обруче­вым, Серно-Соловьевичем в конце 1861 — начале 1862 г. в Петер­бурге, отнюдь не было всероссийской организацией. Оно имело отделение в Москве и связи с однотипными кружками в Казани, Киеве, Перми, Харькове, но этого было слишком мало для раз­вертывания серьезной политической работы. Не удивительно, что попытки «Земли и воли» воспользоваться студенческими вол­нениями в Петербургском университете (1861), поддержать поль­ское восстание 1863 г. ни к чему не привели. Более того, III Отде­ление и полиция ничего не подозревали о существовании у них под боком тайной организации, которая, в конце концов, тихо самораспустилась в 1863 г.

Зато о другом направлении в революционном движении полиция не только узнала, но и использовала его в своих ин­тересах. В начале только 1860-х гг. оно было представлено группой молодежи во главе с П. Заичневским и П. Аргиропуло. Весной 1862 г. ими была написана прокламация «Молодая Рос­сия», наполненная угрозами в адрес правительства и кровавыми пророчествами в адрес дворянства и всех членов «правительствен­ной» партии. Ее появление роковым образом совпало с больши­ми пожарами в Петербурге и ряде других городов, и полиция принялась раздувать дело о революционерах-поджигателях.

Эти события явились причиной арестов в 1862 г. Чернышевского, Н. Серно-Соловьевича и других лидеров революционного лагеря.

В 1862 г. в общественном движении России сложилась удиви­тельная ситуация. Полиция, арестовав противников существую­щего строя, лишь усугубила положение, поскольку к руководству революционным движением вместо трезвых политиков и потен­циальных государственных деятелей, пришли экстремисты и догматики, воспринимавшие только букву теории. Н. Ишутин, Н. Утин, а позднее и С. Нечаев, лишь клялись именами и взглядами Герцена и Чернышевского. На деле же они имели с ними мало общего.

Изменения тактики революционных действий долго ждать не пришлось. 4 апреля 1866 г. член кружка ишутинцев Д.В. Карако­зов стрелял в Александра II. Ретрограды поспешили использо­вать этот выстрел для того, чтобы повернуть события вспять. Следствие, однако, обнаружило лишь скромный студенческий кружок, которым руководил Н.А. Ишутин.

Со второй половины 1860-х гг. Зимний дворец все больше отходит от курса реформ. В начале 1860-х гг. изменился в глазах общества и имидж императора: из символа прогресса он превратился в символ государственной машины, враждебной населению страны.

Между тем в революционном движении продолжало набирать силу крайнее направление, ставившее целью тотальное разруше­ние государства. Ярчайшим его представителем стал в конце 1860-х гг. С.Г. Нечаев, который организовал кружок “Народная расправа”. Помимо подлогов, шантажа единомыш­ленников, беспринципности, убийств нечаевцы внесли в рево­люционное движение нечто действительно новое — строгое и безоговорочное подчинение всех членов организации приказам руководителей, закрепленный в уставе нравственный кодекс революционера. Последний предполагал беззаветную предан­ность пути, отказ от семейных, родственных и дружеских уз, подчинение желаний меньшинства интересам большинства и т.п. В революционном движении начала 1870-х гг. подобная психологическая черта получила название «генеральства». Гене­ральство Нечаева имело огромное значение для становления общественного движения в России 1870-1880-х гг.

Если декабристы выступали за буржуазно-демократические преобразования и опирались на военный заговор, то революци­онеры 30—50-х гг. стояли на позициях утопического социализма, стремились поднять народ на революцию.