Раздел второй. Страницы [56] – [94]

ОГЛАВЛЕНИЕ

От издательства

СРЕДНИЕ ВЕКА

Введение…3

Раздел I

ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА РАЗЛОЖЕНИЯ РОДОВОГО СТРОЯ И ЗАРОЖДЕНИЯ

ФЕОДАЛИЗМА

Глава 1. Кельтский эпос...................18

Глава 2. Германский эпос. Его отражение в древненемецкой и англосаксон­ской

литературе.....................23

Глава 3. Древнескандинавская литература.............35

Глава 4. Светская литература на латинском языке.........51

Раздел II

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА

НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ В ПИСЬМЕННЫХ ПАМЯТНИКАХ

Глава 5. Средневековая народная поэзия и следы древнейшей народной

лирики и драмы.....................56

Глава 6. Французский героический эпос..............64

Глава 7. Испанский героический эпос...............74

Глава 8. Немецкий героический эпос...............82-94

Раздел III

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА РЫЦАРСКАЯ И КЛЕРИКАЛЬНАЯ

ЛИТЕРАТУРА

Глава 9. Лирика трубадуров и труверов.............95

Глава 10. Миннезанг.....................109-119

Глава 11. Рыцарский роман..................119

Глава 12. Клерикальная литература...............136

Раздел IV

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА ГОРОДСКАЯ И НАРОДНАЯ

ЛИТЕРАТУРА

Глава 13. Сатира и дидактика.................141

Глава 14. Лирика......................158

Глава. 15. Драма......................174

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Раздел V

ВОЗРОЖДЕНИЕ В ИТАЛИИ

Глава 16. Общая характеристика................185

Глава 17. Данте.......................197

Глава 18. Петрарка.....................217

Глава 19. Боккаччо.....................228

Глава 20. Развитие гуманизма в конце XIV и в XV веке......248

Глава 21. Кружок Лоренцо Медичи...............252

Глава 22. Ренессансно-рыцарская поэма. Боярдо и Ариосто......259

Глава 23. Кризис гуманизма в литературе XVI века.........267

Глава 24. Феодально-католическая реакция. Торквато Тассо......280

Раздел VI

ГУМАНИЗМ В ГЕРМАНИИ И НИДЕРЛАНДАХ НЕМЕЦКАЯ РЕФОРМАЦИЯ

Глава 25. Общая характеристика XVI века в Германии. Гуманизм ....288

Глава 26. Литература реформации................299

Глава 27. Бюргерская и народная литература...........307

Глава 2S. Гуманизм в Нидерландах...............321

Раздел VII

ВОЗРОЖДЕНИЕ ВО ФРАНЦИИ

Глава 29. Общая характеристика................327

Глава 30. Кружок Маргариты Наваррской............335

Глава 31. Рабле.......................340

Глава 32. «Плеяда».....................353

Глава 33. Литература последней четверти XVI века. Отражение религиозных

войн в поэзии. Ученая литература и мемуары. Монтень.....364

Раздел VIII

ВОЗРОЖДЕНИЕ В ИСПАНИИ И ПОРТУГАЛИИ

Глава 34. Общая характеристика................371

Глава 35. Лирика и эпос...................378

Глава 36. Развитие романа до Сервантеса............385

Глава 37. Сервантес.....................395

Глава 38. Создание национальной испанской драмы. Лопе де Вега и его

школа.........................415

Раздел IX

ВОЗРОЖДЕНИЕ В АНГЛИИ

Глава 39. Подготовка Возрождения в Англии. Чосер.......433

Глава 40. Общая характеристика английского Возрождения. Гуманисты .......441

Глава 41. Лирика и поэмы XVI века.............452

Глава 42. Развитие романа..................460

Раздел X

РАЗВИТИЕ АНГЛИЙСКОЙ ДРАМЫ

Глава 43. Развитие английской драмы до Шекспира.........468

Глава 44. Шекспир......................433

Глава 45. Драматурги — современники и продолжатели Шекспира .......511

РАЗДЕЛ II

ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РАЗВИТОГО ФЕОДАЛИЗМА

НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ

В ПИСЬМЕННЫХ ПАМЯТНИКАХ

ГЛАВА ПЯТАЯ

СРЕДНЕВЕКОВАЯ НАРОДНАЯ ПОЭЗИЯ

И СЛЕДЫ ДРЕВНЕЙШЕЙ НАРОДНОЙ ЛИРИКИ И ДРАМЫ

1

Установление в X —XI вв. феодальных отношений в большин­стве стран Западной Европы привело к разделению общества на два антагонистических класса — феодалов и крепостных крестьян. Господствующий класс феодального общества, военно-земледельче­ская знать, получает четкое сословное оформление, обособляясь в своих наследственных привилегиях и в своей кастовой идеологии. В се состав входят и крупные светские феодалы, владетельные князья, и их вассалы — мелкопоместные рыцари. К ней тесно при­мыкают и духовные феодалы, представители высшего и среднего духовенства, духовных княжеств, церквей и монастырей, живущие трудом крепостных крестьян. Феодальная церковь дает высшую ре­лигиозную санкцию господствующим политическим и социальным отношениям; поэтому многочисленные народные движения, напра­вленные против феодальной эксплуатации, обычно находят идеоло­гическое обоснование в так называемых «ересях», колеблющих ос­новы официального церковного вероучения.

Интересы и воззрения привилегированных классов общества на­ходят широкое выражение в рыцарской и клерикальной литературе периода развитого феодализма. С XII в. усиливает­ся значение городов как центров цехового ремесла и торговли, вы­росших в основном из поселений крепостных, покинувших феодальные поместья. [56]

Они создают особую «бюргерскую» (городскую) литературу, по своей тенденции оппозиционную и демократическую, но в то же время значительно отделившуюся и от народного мироощущения. Творчество широких народных масс, не имеющих доступа к письменности, почти до самого конца средне­вековья продолжает существовать и развиваться лишь в устной форме, вызывая пренебрежительное и даже враждебное отношение к себе со стороны феодальной аристократии и церкви.

Тем не менее эти основные направления средневековой литера­туры, различные по своему социальному происхождению, разви­ваются не изолированно, а во взаимодействии. Поэзия демократи­ческая в отдельных случаях использует мотивы и формы поэзии рыцарской, с большей или меньшей их переработкой и переосмыс­лением. С другой стороны, на протяжении всего этого периода на­родная поэзия питает собой письменное литературное творчество, своими сюжетами, образами и формами доставляя ему богатейший материал, который, будучи соответственным образом переработан, используется и рыцарской лирикой, и рыцарским романом, и позднейшей сатирической и дидактической повестью, и даже «ученой» литературой эпохи. Именно эта связь с народным творчеством придает лучшим произведениям средневековой письменной литера­туры более глубокое общечеловеческое содержание, подымающееся над узкой классовой ограниченностью специфически феодальной литературы.

Несмотря на это, собственно народная поэзия, хотя и предста­вленная в это время самостоятельной и богатой, но исключительно устной традицией, не дошла до нас в письменных записях более ранних, чем сделанные в XIV—XV вв.

Поэтому мы можем соста­вить себе лишь приблизительное представление о ее характере на основании косвенных данных — отчасти по свидетельствам о ней ж документах эпохи, отчасти по прямым ее отражениям в тех запи­санных поэтических произведениях, где она подверглась не слиш­ком радикальной переработке.

Исполнителями и в значительной степени авторами таких обра­боток народной поэзии были профессиональные певцы — потешники, являвшиеся главными носителями поэтического творчества до середины XIII в., когда развилась городская литература. Эти мас­тера-потешники, очень похожие на старых русских скоморохов, во Франции назывались жонглерами (буквально — «игрецы»), в Испании — хугларами (вариант того же термина), в Германии ― шпильманами (то же значение) и т. п. Профессия эта сложного происхождения. В императорском Риме существовали быстро распространившиеся во всех провинциях Римской империи особого рода бродячие актеры, называвшиеся мимами, или гистрионами, которые соединяли разыгрывание неприхотливых сродных фарсов с иного рода забавами — ряженьем, показом дрессированных животных и всякого рода паясничаньем. В то же время наряду с этими пришлыми увеселителями во всех странах Европы существовали местные «люди искусства» в лице, во-первых, дружинных певцов, во-вторых, потешников, декламаторов и певцов из народа — наиболее одаренных любителей, достигших известного мастерства в своем деле. [57]

С течением времени римские мимы растворились в среде местных «искусников», со своей стороны привив им целый ряд своих профессиональных навыков и «секретов мастерства». Таким путем около X в. возникли жонглеры-шпильманы, функции и ре­пертуар которых вначале были очень обширны. С одной стороны, они водили с собой медведей и обезьян, ходили по канату и проделывали разные фокусы, рассказывали анекдоты и разыгрывали небольшие балаганные сценки; с другой стороны, они распевали, аккомпанируя себе на виоле (примитивной скрипке) героические по­эмы, духовные стихи и т. п.

Впоследствии, с XII в., ко всему этому присоединилась рецитация произведений разных жанров ры­царской и городской литературы.

Вначале все эти функции совмещались одними и теми же лица­ми. Но с течением времени произошло разделение их на две катего­рии — потешников и исполнителей «высоких» литературных жан­ров — эпоса и духовных стихов. Аскетически настроенная церковь относилась к первой категории жонглеров чрезвычайно враждебно, не допуская их к причастию, отказывая им в христианском погребе­нии и т. п. Также и светские власти подвергали их гонениям, иног­да лишая права наследования и почти ставя их вне закона. Напро­тив, к жонглерам второй категории как духовная, так и светская власти проявляли большую терпимость.

Жонглеры во всех кругах средневекового общества пользова­лись огромной популярностью. Они странствовали по проезжим дорогам, заходя во все замки, села и города. Они были собирателя­ми и разносчиками всех новостей, «ходячей хроникой» своего вре­мени, в некотором роде публицистами, откликавшимися на все ак­туальное, злободневное. Без жонглеров не обходились ни одно придворное торжество, ни одна ярмарка, ни один церковный или народный праздник. Ближе всех стояли жонглеры к народным мас­сам, для которых в первую очередь было предназначено их всякому доступное, глубоко выразительное искусство. Но постоянно быва­ло, что один и тот же жонглер тешил своим мастерством как демо­кратического, так и феодального зрителя или слушателя. Отсюда — двоякое воздействие, оказываемое на жонглеров их аудиторией: черпая в основном из круга народных идеалов и чувств, они в то же время включали в свое творчество многие черты феодально-ари­стократического мировоззрения. В силу этого в жонглерскую обра­ботку народно-героического предания нередко проникали — притом в разных случаях в разной степени — феодально-рыцарские по­нятия.

Сложностью общественной среды жонглеров и их отзывчивостью объясняется также и то, что типично рыцарское сказание очело­вечивалось и обобщалось у них зачастую до степени народной сказки, и христианская легенда становилась выражением народных оценок и чаяний. [58]

Как общее правило, особенно до XII в., жонглеры были негра­мотны и заучивали свои произведения наизусть. Но очень часто они сами являлись авторами исполнявшихся ими произведений или, по крайней мере, тех вариантов, которые они в них вносили.

Из этого вытекают основные свойства творчества жонглеров. Прежде всего вся эта литература в соответствии с ее происхожде­нием из народной песни, лирической или эпической, имела стихо­вую и притом напевную, форму. Но еще существеннее то особен­ное отношение к ней со стороны авторов, исполнителей и слу­шателей, которое может быть названо «фольклорной» трактовкой ее. Каждое произведение воспринималось как нечто традиционное и коллективное, как продукт творчества нескольких поколений пев­цов или рассказчиков, ставший как бы общим достоянием, в обра­ботке которого каждый последующий поэт-исполнитель был вправе также принять участие. При таких условиях вопрос об оригиналь­ности сюжета, о личном авторстве и об индивидуальном стиле со­всем отпадал или отступал на задний план. Главной задачей поэта-исполнителя (две функции, совмещавшиеся в деятельности жонгле­ра как преемника народного певца) было дать нечто традиционное, отвечавшее запросам, утвержденным и проверенным массовым, коллективным слушателем, еще лучше того — несколькими поколе­ниями таких слушателей. Хорошо известный сюжет, старинный на­пев, образ или мотив были лучшей рекомендацией всякому жон­глерскому произведению. Но, как и во всяком фольклорном творчестве, это далеко не означало стремления к механическому во­спроизведению старого; напротив, отзывчивые к живой современ­ности, жонглеры пользовались старой основой для внесения в нее новых, оригинальных вариантов — этого первого признака всякой народной поэзии. Отсюда обилие сюжетных, стилистических и ино­го рода творческих вариантов, которые должны были быть и были в жонглерских произведениях, имевших очень долгую устную жизнь.

2

Из всех видов народной поэзии, преломившихся в жонглерском творчестве, лучше всего сохранился героический эпос. От других жанров до нас дошли только небольшие обрывки. Все же, сопоста­вив их с намеками, которые мы встречаем в документах эпохи, можно приблизительно восстановить картину богатой средневеко­вой народной лирики и драмы. Наиболее обильный материал тако­го рода сохранился во Франции. Мы поэтому ограничимся рассмо­трением народной поэзии во Франции, учитывая то, что по аналогии с ней, ввиду сходства социальной структуры общества, Можно судить о состоянии народной поэзии и в других странах.

Начиная с VI и до середины IX в., когда складывается француз­ская национальность, мы имеем целый ряд свидетельств о суще­ствовании в Галлии разнообразных народных песен и игр. [59] [60-илл.]

Постановления церковных соборов, приказы епископов, капитулярии (указы) каролингских королей клеймят «дьявольские постыдные песни, распеваемые в деревнях женщинами», «позорные забавы и бесстыдные любовные песни», «нечестивые женские хоровые пес­ни», всякого рода «бесовские игрища». Эта ненависть объясняется как обильными пережитками в народной поэзии языческих верова­ний, так и общим вольнолюбивым и жизнерадостным характером ее, резко противоречившим церковному аскетическому идеалу. Со­бранные вместе, эти свидетельства проливают некоторый свет на тематику и формы древнейшей народной лирики. Они показывают, что существовали прежде всего трудовые песни — этот исконный и важнейший вид всякой народной поэзии, затем песни восхвалительные, позорящие, любовные, свадебные, шу­точные, заплачки. Много раз подчеркивается хороводный ха­рактер этой поэзии и распространенность ее в деревнях.

В сборниках лирической поэзии, возникших в XII —XIII вв., ког­да сформировался и стал господствующим рыцарский стиль, содер­жится несколько групп стихотворений, выделяющихся своей осо­бенной образностью и тематикой и представляющих собой пе­реработку более старых народных песен. Большинство этих песен связано с празднованием прихода весны, воспеванием обновления природы и развертывающейся на этом фоне свободной любви. До недавнего времени почти во всех странах Западной Европы сохра­нялся обычай «празднования мая»: молодые люди с утра отправля­лись в лес и приносили оттуда зеленые ветви, которыми украшали двери и окна домов; это называлось «сажать май». Из числа деву­шек выбирали «майскую королеву», которая становилась хозяйкой праздника, и водили веселые хороводы, воспевая весеннюю радость и любовь. При этом запевала исполнял весь текст, а остальные пе­ли припев.

В этот день замужние женщины, участвовавшие в игре, как бы сбрасывали опеку ревнивцев-мужей, а девушки — опеку матерей; те и другие выбирали из среды молодежи «дружков», с которыми рас­певали и плясали, взявшись за руки, в хороводе.

Этот старинный народный обряд лежит в основе названных пе­сен, которые распадаются по своим темам и внешней структуре на несколько жанровых групп. Одну из них образуют так называемые реверди (буквально — «зазеленение»), в которых воспевается об­новление природы, молодая зелень, цветы, пение птиц, и иногда на фоне всего этого — любовные встречи. Другая группа — песни о несчастной в замужестве; это жалоба молодой женщины на злого, ревнивого мужа либо в форме монолога, либо в виде рас­сказа, обращенного к подругам или к самому певцу, который иног­да выступает в роли нежного утешителя бедняжки. Очень близки к названным жанрам другие виды плясовых песен преимущественно любовного содержания, так или иначе связанных также с весенней обрядностью, — баллада (буквально — «плясовая песня»), древ­нейший вид пастурели, в которой первоначально изображалась простая жизнь и чувства пастухов на лоне природы и т. д.

Сюда же относятся некоторые прения, например те, в которых, излагался «спор Зимы с Летом», сопровождавшийся обрядовым действом — сожжением чучела зимы. [61]

Часто обрывки старых народных песен можно открыть в при­певах позднейших образцов рыцарской лирики, поскольку эти припевы, нисколько не связанные по содержанию с самими стихо­творениями, резко от них отличаются простодушной непосред­ственностью своего тона и образов. Вот несколько таких припевов: «Никто не должен ходить в лес без милой подружки»; «Мне милее немного повеселиться, чем получить сто марок серебром, а после плакать»; «Я заспался, и у меня похитили мою милую» и т. д.

Очень своеобразна группа стихотворений XII—XIII вв., предста­вляющих собой переработку старых трудовых песен — так назы­ваемые «ткацкие» песни, распевавшиеся женщинами или девушками из народа, а иногда, вероятно, и из высших слоев общества во вре­мя тканья, вышивания и т. п. В них обычно рассказывается о ка­ком-нибудь происшествии, большей частью трогательная любовная история, причем нередко даются имена действующих лиц. О народ­ной основе этих песен свидетельствует их архаическая метрика, за­душевная простота тона, полное отсутствие позднейших рыцарских мотивов (героиня всегда не дама, а девушка, и она не является предметом поклонения, а, наоборот, сама ищет любви, в случае ус­пеха приводящей к браку), а также ряд бытовых черт, уводящих нас в глубокую старину.

В одной из этих песен изображается, как прекрасная Эрамбор, дочь императо­ра, сидит у окна и вышивает. Мимо ее башни проезжают знатные «франки», воз­вращаясь от королевского двора (практиковавшийся в старину майский «сбор коро­левских вассалов»). В первом ряду едет граф Рено. Было время — он любил Эрамбор, а сейчас — и не вспомнит о ней. В ответ на ее призыв он упрекает ее в не­верности: «Вы сами виноваты, дочь императора; вы полюбили другого и забыли нас!» Она клянется в своей невиновности, предлагает сто девушек и тридцать дам в поручительницы. И граф Рено одумался. «Широкоплечий с тонким станом, бело­курый, с вьющимися кудрями», он взбегает по ступеням на башню, садится рядом с плачущей Эрамбор, и «снова ожила их былая любовь». «Ах, друг Рено!» — таков припев каждой строфы, звучащий сначала печально, а под конец радостно.

Песня содержит в себе отзвуки далекого прошлого (обычай «майского сбора вассалов», слова «франки» и «император»), как пережиток, сохранившийся в народном песенном предании.

В другой такой же песне рассказывается, как две кузины, Гайя и Ориор, пошли купаться к источнику. Там подошел к ним дружок Гайи, юный Жирар, и увел ее в город, чтобы обвенчаться с ней. Печально Ориор возвращается домой одна.

Припев: Бушует ветер, ломает ветки

Сладко спят те, кто любят друг друга.

Такие же следы народной лирики мы находим в литературных памятниках XII—XIII вв. Германии, Испании и т. д. В сборниках португальской утонченно-рыцарской поэзии встречается ряд песен явно народного происхождения, в которых девушка жалуется на су­ровость родителей, мешающих ее свиданиям с возлюбленным, и грозит убежать из дома и отправиться с милым на праздник. В других случаях народный элемент сказывается в образах, взятых из рыбачьей или пастушеской жизни. [62]

3

Менее отчетливы следы народной драмы. Однако сохранилось много свидетельств из разных стран об исполнении жонглерами «шутовских сценок» и «позорных игр». Это были маленькие импровизированные пьески балаганного, нередко вольного характе­ра в которых наряду с инсценировкой забавных бытовых эпизодов и анекдотов иногда пародировалось богослужение и высмеивались предметы религиозной веры. Чаще всего исполнителем был один жонглер, говоривший за нескольких лиц на разные голоса. К со­льным выступлениям жонглеров восходят шутовские или сатириче­ские «проповеди» и пародии на монологи разных шарлатанов (ле­карей, предсказателей и т. п.), встречающиеся во Франции и Испании позднейшего времени. Но иногда имели место и высту­пления двух жонглеров, изображавших в лицах шуточные «тяжбы» или «прения» — Души с Телом, Вина с Водой, Великого поста с Масленицей.

Народное игровое творчество, получившее свое дальнейшее раз­витие в мастерстве жонглеров, преследуемое властями и церковью за пережитки в нем языческой обрядности и за слишком жизнера­достный и вольный его характер, продолжало жить и развиваться полулегально в непрерывной и мощной низовой традиции, при каждом удобном случае выступая наружу. Одно из ярких его про­явлений — практиковавшиеся до XV в., главным образом в роман­ских странах, шутовские праздники низшего духовенства, особенно справлявшийся раз в год «праздник дураков». В этот день низшее духовенство, принадлежавшее к народу и настроенное оппозицион­но по отношению к высшим духовным чинам, брало реванш за свое угнетение. Вся церковная иерархия отменялась, и «дураки» вы­бирали из своей среды «епископа», которому вручалась вся полнота власти. Надев маски и смешно вырядившись, они справляли в церк­ви свою собственную, пародийную мессу, весело скакали и кривля­лись при этом, ставили около алтаря осла (в воспоминание о заго­ворившей «Валаамовой ослице» библейского сказания) и т. д., а потом разъезжали по городу, задевая прохожих и всячески балаганя.

Импровизированные жонглерские представления, восходящие своими корнями к народным обрядовым играм, были обязательной принадлежностью всех народных праздников или пышных город­ских торжеств, устраивавшихся по случаю каких-либо выдающихся событий, как например приезд в город короля, заключение мира и т. п. Эти игры явились источником, оплодотворившим средневе­ковую драматургию. Отсюда ведут начало вставные комические сценки, оживлявшие церковные драмы, в частности — буфонно-акробатические выступления дьяволов и чертенят. В них же надо искать основу первых французских комедий XIII в., французских фарсов XIV—XV вв., немецких «масленичных игр» — фастнахтшпилей (см. ниже, глава 15, § 3) и т. д. [63]