Мудрец и толпа

Иногда стиль и направленность размышлений Гераклита ставят в прямую связь с его происхождением из царского рода; отсюда-де его презрение к толпе, к большинству, к демократии и демократизму. Но Гераклит немногих «наилучших» выделяет совсем не по знатному происхождению, тем более не из-за богатства. Гераклит, безусловно, на стороне тех, кто делает выбор в пользу ценностей духа и добра. С нескрываемым осуждением относится он к людям, стяжающим материальные блага и богатства, неумеренным в удовлетворении своих желаний: «Не к добру людям исполнение их желаний» (71; 234). Но при этом специально обсуждается проблема именно плотских, материальных желаний. И здесь Гераклит выражает свои ценностные предпочтения вполне определённо: «Лучшие люди одно предпочитают всему: вечную славу – бренным вещам, а большинство обжирается, как скоты» (95; 244). Характерной для Гераклита иронией проникнуты следующие слова (свидетельство Климента Александрийского): «Ищущие золото много земли перекапывают, а находят мало» (10; 193).

К чему же должен стремиться человек? Может ли он бороться со своими житейскими страстями и одолеть их? Один из главных пороков, против которых с истинной страстью выступает Гераклит, – это невежество. А оно многолико. Невежественны те, кто поддаётся обманчивому человеческому мнению, кто ленив в размышлении, кто в погоне за богатствами не занимается совершенствованием своей души. Распространённый вид невежества таков: люди верят в то, что им внушают. Гераклит с возмущением говорит о таких людях и противопоставляет толпе – «наилучших»: «Один мне – тьма (десять тысяч. – Н.М.), если он наилучший» (98; 245).

Кого же относит Гераклит к «наилучшим»? «Наилучшие» – как раз те, кто размышление, совершенствование души предпочитает «скотскому» пресыщению чисто материальными благами. Но «наилучшие» – не просто люди, которые приобретают знания, хотя размышлять, рассуждать, накапливать знания, конечно, очень важно. Для Гераклита уже разумение есть своего рода добродетель. И каждый человек может развить в себе благодетельную способность к размышлению, к познанию самого себя. Следовательно, Гераклиту неверно приписывать мнение, согласно которому люди от рождения или в силу своего происхождения склонны или не склонны, способны или не способны к размышлению и самопознанию. Нет, такая способность, согласно Гераклиту, в принципе дана всем людям, нужно лишь правильно воспользоваться ею. Мудрец из Эфеса снова и снова атакует пагубное, по его мнению, употребление людьми души, дарованной им и доступной совершенствованию.

Толпу, по убеждению Гераклита, и составляют люди, которые не дали себе труда расстаться с невежеством, легковерием и устремиться на путь мудрости. Мудрых людей вообще очень мало – большинство к мудрости так и не приобщается. При этом Гераклит наиболее яростно борется даже не против людей, которые легко верят чьим-то мнениям, – главный удар направлен против тех, кому верит толпа, кто в глазах толпы слывёт многознающим. Вот свидетельство Климента Александрийского: «Ионийские Музы [= Гераклит] дословно говорят, что большинство, т.е. мнимомудрые, «следуют певцам деревенской черни и поют мелодии (номосы) <толпы>, того <не> ведая, что многие – дурны, немногие – хороши»» (101 (b); 247). В версии Прокла то же изречение Гераклита звучит так: «В своем ли они уме? В здравом ли рассудке? Они дуреют от песен деревенской черни и берут в учителя толпу, того не ведая, что многие – дурны, немногие – хороши» (101 (а); 246).

Своим согражданам Гераклит бросает жесткое обвинение в том, что они не терпят в своем городе «наилучших», т.е. мудрейших и достойнейших людей. «Эфесцы заслуживают того, чтобы их перевешали всех поголовно за то, что изгнали они Гермодора, мужа из них наилучшего, сказавши: «Среди нас никто да не будет наилучшим! А не то быть ему на чужбине и с другими!»» (105 (а); 247). Поскольку с поведением эфесцев перекликаются действия индивидов и народов, живущих в наши дни, надо полагать, не устарело и страстное разоблачение Гераклита.

В ряд многознающих, но не мудрых включён даже Пифагор, которого Гераклит, не стесняясь в выражениях, называет «мошенником», «предводителем мошенников», «изобретателем надувательства» (17, 18; 196). Гераклит, таким образом, отваживается выступить против распространённых в народе способов мысли, против обычного понимания мудрости, а заодно и против высших авторитетов древнегреческой культуры. Какой же грек не чтил Гесиода или Гомера? Но, во-первых, и мудрые могут ошибаться, почему и не следует создавать чей бы то ни было культ. «Люди были обмануты явлениями, подобно Гомеру, даром что тот был мудрее всех эллинов. Ведь и его обманули дети, убивавшие вшей, загадав: «что видали да поймали, того нам поубавилось, а чего не видали и не поймали, то нам в прибыток»» (21; 197). Во-вторых, Гомеру не свойственна мудрость в строгом смысле слова, мудрость, возникшая уже вместе с философией, а доступно лишь многознание. И хотя «многого знатоками должны быть любомудрые мужи» (7; 191), истинная мудрость принципиально отличается от многознания. Гераклит изрекает: «Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем» (16 (а); 195).

В другом фрагменте из Гераклита читаем: «Гомер стоил того, чтобы его выгнали с состязаний и высекли, да и Архилох (Известный греческий эпический поэт. – Н.М.) тоже» (30; 203). Или о Гесиоде: «Учитель большинства – Гесиод: про него думают, что он очень много знает – про того, кто не знал [даже] дня и ночи!» (43; 214). Чего же не знал Гесиод? Что день и ночь «суть одно» (там же), т.е. он не знал диалектики, а потому не заслуживает имени мудрого. Тем самым Гераклит чётко отвергает мифологически-поэтический способ рассуждения. И когда самого Гераклита упрекают в склонности к образному, символическому языку, который сродни языку мифов, то, видимо, не принимают в расчёт неприязнь его к Гесиоду, Гомеру, к другим поэтам, создателям мифов. А также то, что Гераклит пытался выработать пусть и символически-образный, но уже и немифологический стиль размышления и письма. Достаётся от Гераклита и греческим мистикам. Вот красноречивое свидетельство Климента Александрийского: «Кому прорицает Гераклит Эфесский? «Бродящим в ночи (магам), вакхантам, менадам, мистам». Это им он грозит посмертным воздаянием, им провещает огонь, ибо «нечестиво они посвящаются в то, что считается таинствами у людей»» (87 (а); 240).

«Невежеством» у Гераклита объявляется и «почтенная» вера в некоторые религиозные культы. Гераклиту свойственна богоборческая тенденция, воплощающаяся в некоторых его фрагментах. Гераклит развенчивает дионисийский культ, который был так чтим в Греции, остроумно и метко критикует людей, поддерживающих культ Диониса.

Итак, критическая в адрес религии и мифологии, богоборческая тенденция, критика всяких мистерий и культов, т.е. собственно народного суеверия, – всё это характерные отличия философии Гераклита. Он как бы объединяет многие ненавидимые им суеверия в собирательный образ «невежества», которое овладевает легковерной толпой. И в принципе Гераклит был прав; ведь большинство греков в его время поклонялись богам, отдавая предпочтение то тем, то другим религиозным культам. Критика Гераклита в адрес соотечественников не является, стало быть, беспочвенной: он отважно выступает против всегреческих предрассудков и невежества.

Но, может быть, Гераклит вообще был циником, о которых принято говорить, что у них нет за душой ничего святого? Может быть, он просто подсмеивался над греками и не хотел ни о чём рассуждать серьезно? Иногда Гераклиту приписывают именно такой способ поведения: он-де намеренно развенчивал всё то, что грекам было особенно дорого. Но у Гераклита есть целый ряд фрагментов, в которых об общегреческих ценностях говорится всерьёз. Например, о павших в бою он говорит: «Убитых Аресом боги чтут и люди» (96 (а); 244). Столь же серьёзно и приподнято высказывается Гераклит о «наилучших» людях, достойно встретивших смерть: «Чем доблестней смерть, тем лучший удел выпадает на долю [умерших]» (там же). Есть в философии Гераклита, так сказать, ценность всех ценностей, которой он по-настоящему поклоняется. Речь идёт о законе. «Народ, – говорит Гераклит, – должен сражаться за попираемый закон, как за стену [города]» (103; 247). Очевидно, имеется в виду не всякий наличный закон какого угодно государства (недаром же Гераклит отказался законодательствовать в Эфесе!). Но ценность истинного закона для него – не просто высокая, но абсолютная. Эта мысль встречается позднее у Сократа и Платона.