Древняя Спарта

Формирование спартанского полиса происходило в целом по тем же механизмам, что и в остальной Элладе, но исторический путь Спарты отличался исключительным своеобразием, и это привело к оформлению совершенно другого общества и государства, чем в остальных греческих полисах.

В глубокой древности на территории полуострова Пелопонес - южной части Балканского полуострова - существовал ряд центров Микенской культуры. Так, в "Илиаде" Гомера упоминается 12 общин, подчиненных царю Менелаю, одному из центральных персонажей преданий о Троянской войне. В числе этих общин фигурирует и Спарта, расположенная в долине реки Эврот в области Лаконика.

В XII-XI вв. до н.э. Микенская цивилизация подверглась нашествию дорийцев - воинственных племен, проживавших на севере Балканского полуострова. Не обошли дорийцы и Лаконику. Проживавшие здесь ахейцы были частью уничтожены, частью порабощены, частью ассимилированы. Некоторым удалось бежать на острова Эгейского моря и на побережье Малой Азии. Некоторые общины сопротивлялись завоевателям очень ожесточенно, и в некоторых случаях происходило слияние ахейских и дорийских общин. В результате такого слияния и возник древний город Спарта, и с этого момента там стало править два царя из родов Агиадов и Эврипонтидов - от дорийцев и от ахейцев.

Завоевание Лаконики не было единовременным актом, но осуществлялось на протяжении долгого времени и в основном завершилось лишь к концу гомеровской эпохи - к VIII в. до н.э. В ходе завоевания у дорийцев, находившихся к его началу в стадии родоплеменных отношений, происходил процесс имущественного и социального расслоения и процесс формирования государственности, так как родовой строй не имел действенных механизмов по удержанию в повиновении завоеванного и порабощенного населения. Однако с завоеванием Лаконики процесс образования государства у спартанцев не завершился. Эта область развивалась так же, как и остальная Эллада, и так же, как и другие области Греции, в VIII в. до н.э. ее постигли процессы, именуемые общим термином "архаическая революция".

В самом деле, зачем было организовывать колониальные экспедиции, строить корабли, мучиться от морской качки и плыть в неизведанные дали, когда рядом находилась довольно плодородная область Мессения, жители которой не отличались военной силой, но зато были прекрасными тружениками. Спартанцы довольно быстро усвоили, что им с их силой и военной организацией легче отнять произведенное у слабого соседа, чем производить самим. Война была их главным ремеслом, и война должна была кормить Спарту. Где-то в 40-х гг. VIII в. до н.э. спартанцы нападают на Мессению и после долгой и упорной борьбы одерживают вполне ожидаемую победу. Однако спартанцы не стали ни порабощать мессенцев, ни присоединять их территорию к своей. Видимо даже это они посчитали слишком хлопотным делом и ограничились лишь тем, что обязали мессенцев отдавать им половину урожая.

Разумеется, такая ситуация не могла устраивать мессенцев, которые через несколько поколений посчитали, что они вовсе не обязаны расплачиваться за своих предков, и в середине VII в. до н.э. мессенцы восстали. Началась 2-я Мессенская война, которая тоже продолжалась много лет и завершилась новой победой спартанцев. На этот раз спартанцы поняли, что хлопоты, которых они избежали в первый раз, совершенно необходимы, дабы мессенцы навсегда лишились воли к сопротивлению: земли Мессении были присоединены к владениям Спарты, а жители были частью истреблены, частью изгнаны за пределы родины, но большая часть была обращена в особую категорию рабов - илотов.

Илотия представляет собой удивительный феномен рабства, определивший многие особенности самой Спарты. Илоты принадлежали не каждому спартиату в отдельности, но были собственностью всей спартанской общины в целом. Они жили на земле, зачастую принадлежавшей им до спартанского завоевания, и должны были содержать своим трудом нового владельца этой земли - спартиата и его семью. Илоты пользовались полной хозяйственной самостоятельностью, и спартиаты не вмешивались в их жизнь, получая от илотов половину производимых ими продуктов, причем второй половиной илоты могли распоряжаться по своему усмотрению. Это была особая форма рабовладельческого хозяйства: из организатора производства рабовладелец превратился в пассивного получателя ренты, а хозяйственная инициатива оставалась в руках непосредственного производителя. У илотов были свои семьи и, как считают, даже сохранились некоторые черты прежней общинной организации. Хотя илоты были прикреплены к своим участкам и к месту жительства и не могли их покинуть. Последнее обстоятельство позволило некоторым историкам занести илотию в разряд одной из форм крепостничества.

Право распоряжения илотами принадлежало всей спартанской общине и осуществлялось через особых должностных лиц. Владелец участка не имел права ни продать, ни убить илота, и внешне илотия может показаться самой гуманной разновидностью рабства, однако спартанцы установили режим самого жестокого террора, который напрочь опровергает всякие представления о "гуманности" илотии. Этот террор осуществлялся с помощью криптий - тайных войн против илотов. Криптии могли быть объявлены специальными должностными лицами в любое время, когда могло возникнуть мнение об угрозе илотского восстания. Вооруженные спартанские юноши после объявления криптии устраивали настоящую охоту на илотов, безжалостно убивая самых сильных, инициативных и строптивых из них. Разумеется, редко удавалось избежать смерти тем илотам, которые допускали какие-то провинности, не говоря уже об открытом выражении неповиновения. С помощью такого террора спартанцы удерживали илотов в повиновении и заставляли трудиться на себя.

Однако илотия заставляла спартиатов находиться в постоянной боевой готовности и жить в условиях военного лагеря. Да и само государство было устроено так, чтобы осуществлять эффективное господство над илотами. Но эффективность этого господства могла быть высокой только в случае монолитного единства самой спартанской общины. А процессы экономического развития Спарты в условиях "архаической революции" неизбежно приводили к имущественному и социальному расслоению, которое столь же неизбежно вело к внутренним противоречиям и конфликтам, гибельным для самого существования Спартанского государства перед угрозой массового восстания илотов.

К началу VI в. до н.э. социальная обстановка в Спарте достигла максимального напряжения, разрасталось демократическое движение, одним из лозунгов которого было требование всеобщего политического и имущественного равенства спартиатов. В ответ на эти требования и под давлением исторической обстановке в Спарте были проведены реформы с целью достижения социального компромисса и установления монолитного единства спартанской общины. Автором этих реформ античная традиция считает легендарного спартанского царя Ликурга, в реальности существования которого сомневался еще Плутарх. Вероятнее всего, реформы проводились несколькими должностными лицами Спарты и охватили всю первую половину VI в. до н.э.

Центральное место среди этих преобразований занимает аграрная реформа. Она заключалась в разделе захваченных мессенских и частично лаконских земель с прикрепленными к ним илотами между всеми полноправными спартиатами, которых к тому времени насчитывалось 9 или 10 тысяч, примерно на одинаковые по размеру и доходности участки. Этим были заложены материальные основы общины "равных" и созданы условия для превращения спартанцев в замкнутое сословие профессиональных воинов-гоплитов, силой оружия осуществлявших свое господство над порабощенным населением.

Одновременно с аграрной реформой и после нее был проведен целый комплекс мероприятий, целью которых была демократизация спартанского общества и превращение всего государства в военный лагерь, способный противостоять угрозе илотского мятежа.

Так как всякое изначальное равенство превращается в фикцию по мере развития экономики и особенно ее товарности, ближайшим к аграрной реформе мероприятием следует считать денежную реформу. Ликург (или те лица, мероприятия которых приписывают Ликургу) отменил хождение в Спарте золота и серебра и ввел железные деньги. Эти деньги представляли собой металлические прутья, предварительно вымоченные в уксусе и ни на что не пригодные. Даже чтобы сделать покупку самых простых вещей требовалось везти такие деньги на повозке, так как они были очень громоздкими и тяжелыми. Введение железных денег привело к полной остановке товарно-денежных отношений и прекращению всяких экономических отношений с другими греческими полисами, так как кроме Спарты такие деньги во всей Элладе больше никому не были нужны. Но эта денежная реформа достигла цели: процессы имущественного и социального расслоения в Спарте прекратились, и изначальное равенство было сохранено.

Другим условием равенства стали введенные Ликургом общественные трапезы (сисситии или фидитии). Спартанцы доставляли на эти трапезы, проводившиеся регулярно, поставляемые им илотами продукты по нормам, установленным законом, совместно питались (тоже по нормам), обменивались мнениями и следили за тем, чтобы никто не выделялся ни пищей, ни даже одеждой. На эти трапезы приходили и молодые спартиаты, и для них рассказы старших были уроками и наставлениями в жизни. Эти трапезы должны были служить наглядным выражением принципа равенства, как основополагающего принципа устройства всей спартанской общины.

Неотъемлемой частью ликурговых реформ стало установление государственной системы воспитания детей. Каждый спартанский ребенок с момента рождения принадлежал государству, и специальная комиссия старцев по внешнему виду младенца должна была определить, способен ли он стать полноценным спартиатом или он слишком хилым и болезненным, чтобы служить спартанскому государству. В последнем случае невинное существо безжалостно сбрасывали со скалы. Если ребенку давали право на жизнь, то до 7-х лет он воспитывался матерью, после чего его отдавали в одну из агел (в переводе с древнегреческого "стадо") таких же сверстников, которыми руководили дети старшего возраста под надзором специальных должностных лиц. Воспитание и обучение в агелах имело целью вырастить из молодых спартиатов сильных и выносливых воинов, способных беспрекословно выполнять приказы командиров и стойко переносить все трудности и тяготы войны. Главное внимание уделялось физической подготовке и военной выучке. Все остальные "предметы" изучались лишь постольку, поскольку они могли пригодиться будущему воину: если спартиаты изучали музыку, то лишь для того, чтобы понимать и исполнять военные марши, если они изучали арифметику, то лишь для того, чтобы уметь сосчитать боевые силы противника, если они изучали письмо, то лишь для того, чтобы уметь читать приказы старших командиров и отдавать приказы своим подчиненным. Как уже отмечалось, непосредственной частью обучения было участие молодых спартиатов в криптиях, которые учили их "искусству" убивать, безжалостности и беспощадности. Следует заметить, что и воспитание девочек в Спарте преследовало аналогичную цель - воспитать из них сильных и здоровых матерей, способных производить полноценное потомство для спартанского государства.

Наконец, еще одной частью реформ Ликурга было установление систематического контроля над личной жизнью спартиатов и полная регламентация этой жизни вплоть до определения государством покроя одежды, формы бороды и усов. Этот контроль должен был также служить обеспечению монолитного единства общины "равных".

Последствия реформ Ликурга оказались для Спарты очень серьезными и значительными, и достоверность этих мероприятий, известных нам по трудам античных авторов, подтверждается археологическими данными. Подлинным открытием начала ХХ века были результаты работы в Спарте английской археологической экспедиции под руководством Р.М.Докинза. В ходе раскопок было обнаружено множество художественных изделий местного лаконского ремесла VII-VI вв. до н.э.: расписная керамика, не уступающая по качеству афинской и коринфской, разнообразные предметы из бронзы, золота и даже янтаря и слоновой кости. Весь этот материал наглядно свидетельствовал о том, что Спарта являлась одним из самых значительных центров художественного ремесла в Элладе. Но эти находки никак не соответствовали сложившимся представлениям, почерпнутым из произведений античных авторов, о суровом и аскетичном быте спартиатов и почти полной изоляции Спарты от внешнего мира. Объяснить это противоречие историки смогли лишь тем, что механизм реформ Ликурга в то время еще не был запущен, и что Спарта развивалась по тому же руслу, что и большинство других греческих полисов.

Но те же археологические данные свидетельствуют о быстром упадке, начиная со второй половины VI в. до н.э. Заметно снижается качество ремесленных изделий, сокращается импорт лаконской ремесленной продукции за пределы Спарты, и в самой Лаконике исчезают изделия чужеземных мастеров. Те же процессы наблюдаются и в строительстве, в котором наблюдается заметный спад к концу VI в. до н.э. Замирает культурная жизнь: в Спарте почти совсем перестают появляться иноземные поэты, певцы и музыканты, также как и сами спартиаты прекращают заниматься художественным творчеством. Любопытно, что происходит охлаждение спартанцев даже к Олимпийским играм, в которых они в предыдущее время часто бывали достойными победителями. Если в период с 720 по 576 г. до н.э. Спарта дала 46 победителей в основных видах олимпийских состязаний из 81, то с 548 по 480 г. до н.э. - только одного и только в одном виде - в скачках на ипподроме.

В целом антиаристократическая направленность реформ Ликурга не вызывает у историков сомнений, но последствия достигнутого социального компромисса в условиях илотии оказались совершенно иными, по сравнению со всей остальной Грецией. Дальнейшее развитие демократии, в отличие от Афин, в Спарте оказалось невозможным, так как реформы были призваны утвердить равенство и законсервировать его. Так как развитие товарно-денежных отношений тоже оказалось законсервированным, то и начавшая формироваться торгово-ремесленная прослойка оказалась обреченной на вымирание. Спарта превратилась в одно из самых отсталых в экономическом отношении государств Греции. Да и те начатки демократии, которые были заложены реформами, в обстановке хронического милитаризма, суровой военной дисциплины и субординации так и не смогли раскрыться в полной мере и в условиях прогрессирующей экономической деградации господствующего сословия были обречены на постепенное угасание.

Спарта, как отмечает один из самых видных ее исследователей Ю.В. Андреев, была "одним из самых странных государств древности. Уже сама история ее заключает в себе некий парадокс, поражающий каждого даже не особенно вдумчивого наблюдателя. В самом деле, находясь в зените славы и могущества и пользуясь благодаря своему огромному военному потенциалу и вместе с тем удивительной стабильности своей политической системы почти непререкаемым международным авторитетом, это государство пребывало, тем не менее, в состоянии затяжной экономической стагнации, свело к минимуму все свои контакты с внешним миром и, казалось, было обречено на абсолютное творческое бесплодие во всех сферах культурной деятельности. После Алкмана и Тиртея, живших еще в VII в. до н.э., Спарта не дала миру больше ни одного сколько-нибудь известного поэта, философа, ученого или оратора. Греческие историки усматривали в этой странной ситуации результат сознательного выбора самих спартанцев, добровольно подчинившихся тягостному, но мудрому решению своего великого законодателя Ликурга".