2.4.2. Влияние личностных типов, характерных для России, на судьбу страны.

Наиболее естественным, а потому и основным личностным типом в служебно-домашней цивилизации является тип «служителя», т.е. деятеля, который действует в соответствии с ценностями и нормами служебной деятельности. Этот общий личностный тип «вписан» в служебную деятельность, однако он имеет свои варианты, которые возникают под воздействием двух основных факторов: служебного и цивилизационного соблазнов

Вообще-то выражение служебный соблазн, возникло не спонтанно, а в результате осмысления феномена, который в романе «Бесы» Достоевского называется «административный восторг». Степан Верховенский в беседе с генеральшей Ставрогиной употребляет это выражение и поясняет его. «…Поставьте, - говорит Верховенский, - какую-нибудь самую последнюю ничтожность у продажи каких-нибудь дрянных билетов на железную дорогу, и эта ничтожность тотчас же сочтет себя вправе смотреть на вас Юпитером, когда вы пойдете взять билет, чтоб показать вам свою власть. … И это в них до административного восторга доходит… Я вот прочел, что какой-то дьячок в одной из наших заграничных церквей … выгнал, то есть выгнал буквально, из церкви одно замечательное английское семейство … пред самым началом великопостного служения … единственно под тем предлогом, что «шататься иностранцам по русским церквам есть непорядок и чтобы приходили в положенное время…», и довел до обморока… Этот дьячок был в припадке административного восторга…».

В ситуациях, о которых рассказывает Верховенский, хорошо видна одна из возможных линий поведения служащего, когда тот самоутверждается за счет клиента, «показывая свою власть». Но ведь возможна и другая линия поведения в той же самой ситуации, когда служащий просто и четко выполнит свой долг, удовлетворяя нужды просителя. Ясно, что служащий постоянно находится в ситуации нелегкого выбора. С одной стороны, служебный долг требует от него бескорыстия, в пределе – самопожертвования. С другой, можно использовать служебные полномочия для самоутверждения, в корыстных целях, а также чтобы причинить вред соперникам и т.п. Возникает противоречие между естественным стремлением к самоутверждению (подкрепляемым инстинктом самосохранения) и служебным долгом. На личностном уровне оно может разрешиться как в пользу долга, так и в пользу эгоистических устремлений. Наличие выбора между двумя линиями поведения и составляет суть служебного соблазна.

В зависимости от выбора линии поведения, возникают разные типы личностей – «честный служитель», «карьерист», а также «промежуточный» или «ситуативный тип», представители которого ведут себя сообразно обстоятельствам и способны как на самопожертвование во имя долга, так и на служебные злоупотребления во имя корыстных целей. Соответственно, какая-то часть людей всегда действует как честные служители, вторая – как явные карьеристы, но большая – в зависимости от обстановки. В одном случае, крадет, в другом – сражается и умирает героями. Причем и то, и другое поведение вполне естественно.

Естественность как героического, так и «воровского» поведения в противоположных ситуациях и «одобрительное» отношение окружающих к такому поведению, возможны, вероятно, потому, что многие нормы поведения усваиваются людьми бессознательно, без контроля сознания, через имитационное поведение [Симонов. 1985, с.150]. Надо полагать, именно противоречивые нормы служебной деятельности, бессознательно усвоенные русскими людьми, во многом определяют пресловутую «загадку» русской души.

Служебный соблазн вкупе с таким феноменом, как групповой эгоизм приводит к тому, что целый правящий слой или даже сословие «забывает» свои социальные функции, стремясь переложить все тяготы службы на низшие слои, а себе оставить лишь привилегии.

Что касается цивилизационного соблазна, то указание на наличие этого феномена можно найти у двух независимых авторов – у Н.Я.Данилевского и В.Шубарта. Последний, в частности, отмечал, что «когда русские побеждали на полях сражений и вступали в зону европейской культуры … они беспрепятственно и глубоко вдыхали в себя западный яд. Так что победы приносили им гораздо больше вреда, чем их поражения» [Шубарт.1997, с.65]. (Шубарт прав относительно западного яда, только вдыхали его русские дворяне не только после военных побед, но лечась на европейских курортах и развлекаясь в европейских столицах). Данилевский же говорит о болезни «европейничанья», важнейший признак которой – привычка смотреть на ход дел в своей стране с точки зрения общественного мнения Европы [Данилевский. 1995, с.226 и др.]. Она поразила Россию после петровских реформ. Петр, познакомившись Европой, «влюбился в нее и захотел во что бы то ни стало сделать Россию Европой» [Данилевский. 1995, с.224].

Объективно возникновение цивилизационного соблазна обусловлено рядом преимуществ, которыми обладает рыночная цивилизация по сравнению со служебно-домашней.

Во-первых, эгодеятельность сама по себе, в некотором смысле, «естественнее» для человека, нежели служебная. Служба – тяжела. Ее исполнение всегда связано с ограничениями человеческого естества. Не случайно в пору становления московского государства молодые дворяне, жившие на рубеже «Дикого поля», записывались в холопы, чтобы не служить [см.:Волков. 1993, с.27].

Во вторых, правовая система общества, идущего по пути рыночной цивилизации, строится на примате личности над обществом, поэтому личность защищена в правовом отношении. Ее взаимоотношения с властью намного комфортнее, нежели отношения личности с властью в служебно-домашней цивилизации.

В-третьих, человеку в стране рыночной цивилизации дано намного больше свободы действий.

Наконец, в силу того, что рыночная цивилизация развивается намного быстрее служебно-домашней в технологическом отношении, она предоставляет человеку большее разнообразие товаров и услуг, как правило, более высокого качества. В общем, жить в рыночной цивилизации намного безопаснее, удобнее и приятнее, нежели в служебно-домашней.

Цивилизационный соблазн проявляется в том, что в обществе появляются личностные типы, различающиеся по взглядам относительно развития страны.

Часть правящей и интеллектуальной элиты, видя комфорт, свободы и защищенность личных интересов в рыночной цивилизации, начинает смотреть на свою страну как на что-то ущербное, неполноценное, подлежащее радикальному и быстрому исправлению. Возникает уже упомянутая болезнь «европейничанья», на основе которой появляются личности «реформаторов», стремящихся быстро и радикально «исправить» или «исцелить» страну, ввести ее «в лоно цивилизации», не взирая на возможные издержки.

Другая часть элиты пытается отстаивать самобытность развития страны на основе присущих ей традиций и ценностей. Критикуя западную ориентацию развития страны, ее представители выдвигают множество верных, по сути, аргументов, которым однако не всегда хватает доказательности на основе фактов. Успехи рыночной цивилизации во многих областях очевидны, и даже для некоторых «почвенно» ориентированных людей (Ф.М.Достоевский) Европа остается «страной святых чудес» [Достоевский. 1995, с.223]. Наличием двух указанных типов, появившихся под действием цивилизационного соблазна можно объяснить раскол в XIX-ом веке русской общественной мысли на два течения: славянофильство и западничество (иначе западничество было бы невозможно).

Большинство же людей составляет и в этом случае «промежуточный слой». Личности, входящие в него, не имеют ясных, четких и устойчивых взглядов относительно путей развития страны и способны, в зависимости от обстоятельств, поддержать как «западников», так и «патриотов».

С учетом действия служебного и цивилизационного соблазнов, можно теоретически выделить следующие важнейшие типы личности в служебно-домашней цивилизации.

1. «Промежуточный» или «ситуационный» тип. Он составляет большинство, в него входят те, кто в зависимости от обстоятельств способен как поддаваться обоим соблазнам, так и отвергать их. Именно представители этого типа в наибольшей степени подвержены влиянию средств массовой информации. Под влиянием целенаправленной пропаганды они способны действовать вопреки собственным долгосрочным интересам.

2. «Служитель-патриот». Этот тип личности обычно проявляется в годы испытаний. Люди, относящиеся к нему, способны на самопожертвование, уверены в необходимости последовательно отстаивать национальные интересы, полностью отождествляют себя со своим народом. Подобный тип личности проявился достаточно отчетливо в Александре Невском, Суворове, Столыпине, Жукове.

3. «Служитель-западник». Личности этого типа всплывают на поверхность в периоды реформ или начинают их (но не обязательно только они выступают инициаторами). Вероятно, личностью подобного типа отчасти был Петр I. В нем явно чувствуется влияние «цивилизационного соблазна», чему, надо полагать, в немалой степени способствовал «кукуйский опыт» Петра. К служителям-западникам можно отнести также Герцена и Ленина.

4. «Карьерист-патриот». Это те, кто поддался служебному соблазну, но остался верен патриотическим идеалам. Такие личности имеются всегда. Они могут проявить себя при сильном властителе в качестве полезных помощников. Яркие представители подобного типа Меншиков, Потемкин, Орловы. В советское время, возможно, этому типу соответствуют личности Калинина или Жданова.

5. «Карьерист-западник». Самый опасный для существования страны тип. Ибо личности этого типа поддались обоим соблазнам и, образно говоря, у них «нет ничего святого за душой». Во имя «радикальных реформ» и собственных выгод, связанных с ними, удовлетворения личного честолюбия и пр. они готовы принести в жертву все что угодно. В революционные годы подобная личность может проявиться в фигуре Троцкого. В годы «перестройки» и «радикальных реформ этот тип был представлен Горбачевым, Гайдаром, Бурбулисом, Чубайсом и т.п.

Поясним, как деятельность различных личностных типов сказывается на развитии страны. В общих чертах механизм их влияния можно описать следующим образом.

Во-первых, ясно, что честные служители и карьеристы (эгодеятели) всех мастей постоянно борются между собой.

Во-вторых, в результате этой борьбы карьеристы занимают господствующие позиции во властвующей элите. Особенно успешно они осуществляют «хождение во власть» в мирное время.

В-третьих, занятие карьеристами господствующих позиций в управлении страной приводит к потере управляемости, застою, кризису или даже к катастрофе.

В-четвертых, в период кризиса возможен приход к власти служителей, которые при дополнительных благоприятных условиях могут устранить угрозу гибели страны.

В-пятых, если непосредственная опасность устранена и наступает более или менее длительный период «мирного существования», цикл начинается вновь. Карьеристы постепенно занимают доминирующие позиции во власти и т.д.

Почему так происходит? Почему служители в борьбе за власть проигрывают карьеристам? На эти вопросы можно ответить, если хорошенько подумать над, казалось бы, простой мыслью, которую в свое время Л.Н.Толстой высказал устами Пьера Безухова. Пьер, беседуя с Наташей в эпилоге «Войны и мира», сказал, что «все мысли, которые имеют огромные последствия, - всегда просты. Вся моя мысль в том, что ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать только то же самое. Ведь как просто» [Толстой. 1993, с.684]. Если вольно перефразировать Толстого (помня, конечно, что эгодеятель не обязательно порочный человек, но основную массу последних составляют именно эгодеятели циничного типа, то можно сказать, что поскольку «эгодеятели связаны между собой и составляют силу, то служителям надо сделать то же самое. Ведь как просто».

К сожалению, дело обстоит совсем не так просто, как хотелось бы великому писателю, да и нам тоже. Честным людям (служителям) объединиться намного сложнее, чем карьеристам (эгодеятелям). И на то есть весомые причины.

Дело в том, что эгодеятели (не обязательно карьеристы) легко находят общий язык, потому что стремятся к одному и тому же – личной выгоде. Равным образом, они легко договариваются о возможных путях достижения этой выгоды. Спор у них может возникнуть только из-за величины доли, приходящейся каждому. Тогда вступает в действие закон силы, и тот, чья позиция сильнее, получает больше. При этом «сильному» эгодеятелю невыгодно полностью лишать доли «слабого», учитывая возможность дальнейшего «сотрудничества».

Служители же стремятся к благу другого (Бога, народа, страны и т.д.). И уже здесь возможны разногласия. Например, один служитель, вслед за В.В.Шульгиным может считать, что «идея родины потухает перед идеей Божества», которая переносит «нас в мир ценностей, несравненно более высоких» [Шульгин. 1992, с.196]. Другой же может служить именно Родине, не слишком беспокоясь о Небе. Третий на первое место ставит расу или народ (нацию), а четвертый – вообще «борьбу за построение коммунизма» или «освобождение рабочего класса». Поэтому им трудно договориться уже относительно общей ценности, которой нужно служить.

Возможны разногласия и тогда, когда они служат одной и той же ценности, но по-разному понимают, как лучше действовать для сохранения ее, ибо отличаются друг от друга в понимании этой ценности. Например, если они стремятся к благу Родины (России), то один может считать, что Россия – самобытная цивилизация, и для ее же блага ей следует развиваться на собственных традициях и корнях. Другой же полагает, что Россия «отстала» в своем историческом развитии или «заблудилась», оказалась вне столбовой дороги мирового развития, поэтому она должна перестроиться на основе «общечеловеческих ценностей» и войти в лоно общемировой цивилизации. Иначе говоря, речь идет о выборе конечного блага (цели), к которому следует двигаться, чтобы лучше сохранить общую для всех ценность. И здесь тоже возможны резкие, даже непримиримые споры.

Подобная ситуация воспроизведена Герценом, когда он говорит о «наших» и «не наших» в «Былом и Думах»: «Мы были противниками их, но очень странными. У нас была одна любовь, но не одинакая.

У них и у нас с ранних лет одно сильное безотчетное, физиологическое, страстное чувство, которое они принимали за воспоминание, а мы – за пророчество: чувство безграничной, охватывающей все существование любви к русскому народу, русскому быту, к русскому складу ума. И мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно» [Герцен. Т.1. 1969, с..468].

Наконец, если они и конечное благо того, чему или кому служат, понимают одинаково, у них возникает проблема выбора средств достижения этого блага. Допустим, имеется согласие, что высшая ценность – «единая и процветающая России», допустим, решено, что общее направление развития – в сторону рыночной цивилизации. Но предстоит еще выбрать эволюцию (постепенные реформы) или революцию («шоковую терапию») в качестве средства решения поставленных задач. И здесь опять-таки возможны принципиальные расхождения.

Наконец, если относительно и всего этого разногласия устранены, в игру вступает борьба честолюбий, личные амбиции, симпатии и антипатии и пр. Поэтому служители объединятся чаще всего лишь тогда, когда ситуация недвусмысленно задает направление деятельности, времени на всякие дискуссии просто нет и в процессе борьбы выявился общепризнанный лидер, вера в которого позволяет им на время забыть разногласия.

Чаще всего, подобная ситуация складывается во время войны, угрожающей существованию нации и государства. Служители получают шанс хотя бы на время занять доминирующее положение в руководстве страны, поскольку сама обстановка позволяет оценить человека по реальному вкладу в общее дело. И хотя полностью служебные злоупотребления неискоренимы, в обществе (если оно еще способно к самосохранению) возникает атмосфера, в которой эгодеятели не могут свободно действовать. Они вынуждены либо действовать как служители, либо оттесняются на вторые и третьи роли.

В мирное же время эгодеятели постепенно начинают занимать доминирующее положение в руководстве всеми сферами жизнедеятельности общества. В этом процессе могут наблюдаться следующие этапы.

Сначала на почве корыстных интересов объединяются эгодеятели всех мастей (говоря нашими словами, «карьеристы-патриоты» и «карьеристы-западники») и вытесняют честных служителей (будь то «служители-патриоты» или «служители-западники»). На какой-то период высшие места могут достаться карьеристам-патриотам, поскольку нельзя мгновенно сменить идеологическую ориентацию, а «карьеристы-западники» вынуждены пользоваться патриотической фразеологией. Обществу трудно проследить вредные последствия от деятельности конкретного должностного лица, и в нем расцветают коррупция, казнокрадство, злоупотребления властью и пр. Затем, если ход событий благоприятствует тому, на первые места выдвигаются «карьеристы-западники», спекулирующие (по собственной инициативе или с чужого голоса) на реальных трудностях общества и пытающиеся показать преимущества западной цивилизации. Среди них может находиться и какая-то часть «служителей-западников», искренне верящих в необходимость движения в сторону запада.

В результате борьбы между различными личностными типами в национальной элите, последняя оказывается расколотой на враждующие слои или течения и утрачивает способность видеть реальные национальные интересы, а также моральную готовность твердо и настойчиво их защищать.

Это проявляется, в частности, в том, что «карьеристы», пришедшие к высшей власти, легко «сдают» национальные интересы при переговорах с должностными лицами из соперничающей, рыночной цивилизации.

Дело в том, что последние всегда находятся под пристальным вниманием собственной элиты и общественного мнения. Общество, «знающее», что люди в нем всегда действуют в свою пользу, выработало механизмы контроля над высшими чиновниками. Поэтому «эгодеятель», выполняющий служебные функции, ведет себя как «честный служитель». Он знает, что сдача национальных интересов ему не простится.

«Карьерист» же привык приносить интересы дела в жертву своим собственным выгодам. Он это делал многократно на протяжении своей карьеры и в столкновении с упорным и энергичным лидером с противоположной стороны легко сдает свои позиции (ситуация «Горбачев – Рейган», когда каждый «компромисс» ослаблял позицию СССР). Возможно и «чистое» принесение в жертву общих интересов во имя личного честолюбия, стремления быть «первым», если не Риме, то хотя бы в собственной «деревне» (позиция Ельцина во время Беловежского сговора).

К сожалению, обычные люди из служебно-домашней цивилизации (представители ситуационного типа) не способны быстро распознать суть происходящего. Они привыкли доверять своим лидерам. Выполнив свой долг, они полагают, что и начальствующие тоже выполнят свой. Однако, вопреки чаяниям народа, основная масса высших должностных лиц «забывает» о своем долге. Групповой эгоизм становится господствующим, правящий слой оказывается не в состоянии проводить последовательную внутреннюю и внешнюю политику, обеспечивающую интересы страны, и общество втягивается в кризис, способный превратиться в катастрофу.

В истории России подобная ситуация складывалась неоднократно, иногда разрешалась катастрофой, но страна находила выход из нее, что не в последнюю очередь связано с существованием монархии (или лица, выполняющего его функции).

Впервые катастрофа в России, известная под названием «Великой Смуты», разразилась из-за предательства правящего слоя вскоре после пресечения династии Калиты. До взятия Грозным Казани боярская знать служила государству (что воспринималось как личное служение государю), опасаясь подвергнуться очередному татарскому нашествию. Когда же непосредственная угроза была устранена, да еще во главе государства не осталось царя из привычной династии, боярство, по замечанию Ключевского, «начало Смуту», в которую постепенно втянулись и другие социальные слои [Ключевский. Т.2, 1995, с.148, 168 и др.]. Очевидно, удельные князья и великие бояре хотели быть «велики и славны не только в России, но и в дальних странах», ограничив власть «избранного царя» [Ключевский. Т.2. 1995, с.149], установить в Московии порядки, подобные польским, и жить как польские магнаты.

Для возвращения государству управляемости московские великие князья и цари сформировали вокруг себя слой служилых людей, дворянство, как надежную опору трону и источник кадров для выполнения важнейших государственных функций. Какое-то время дворянство исправно несло службу. Не потому, конечно, что все дворяне были служителями по духу. Но, во-первых, еще требовалось устранить угрозу с Запада и Юга, а во-вторых, через службу государю дворянство осуществляло свой эгоистичный сословный интерес – закрепощение крестьян. После побед русской армии в XVIII-ом веке внешняя угроза на обозримый исторический период была снята. Сделав русского царя заложником императорской гвардии в Петербурге, дворянство с помощью указа о «Золотой вольности» к царствованию Александра I постепенно освободило себя от государственных обязанностей и сохранило все привилегии, не сумев при этом стать деятельным хозяйственным классом.

Стране снова грозила потеря управляемости. Чтобы исправить ситуацию, Сперанский, используя петровскую «табель о рангах», привлек к работе «новый правящий класс», уравняв на службе дворянина с разночинцем. Хотя дворянин имел преимущества по службе, но не он, а именно разночинец «придавал дух системе» (выражение Г.П.Федотова). Более или менее удовлетворительное отправление служебных обязанностей разночинцем обусловливалось его стремлением «выйти в люди», заслужить дворянское звание, чтобы передать его детям. Но к концу XIX века и новая бюрократия, разросшаяся донельзя, открыто и принципиально приносит в жертву личным и семейным интересам дело государства [Федотов Г.П. Т.1.1991, с.132-141 и др.]. Попытка великого государственника П.А.Столыпина с помощью аграрной реформы закрепить в России начала общественного самоуправления, заложенные Александром II, не удалась отчасти в связи с разложением управленческого аппарата.

Грянула Октябрьская катастрофа. Большевики продолжили традицию расширения доступа к власти лицам из низов, опершись на Советы, изобретенные народом. К управлению страной пришли энергичные, жаждущие дела люди, нередко фанатично преданные идеалам революции (пусть ложным в основе). Не всегда образованные и «культурные» эти люди отличались смелостью мысли, дерзостью желаний, крепостью воли. Благодаря ним страна превратилась во вторую мировую сверхдержаву. К сожалению, советско-партийный руководящий слой деградировал еще быстрее, чем любой российский правящий класс до него. В послевоенные годы, когда были решены задачи восстановления народного хозяйства, страна на волне патриотического подъема вырвалась в космос. Но в это же время «властвующая элита», с одной стороны, догматически твердила о «построении коммунизма», не давая возможности трезво и спокойно обсудить реально достижимые стратегические цели развития страны, а с другой – полностью предала забвению государственные и национальные интересы. В результате сперва наступила эпоха «застоя», когда страной управляли «карьеристы-патриоты», а затем «перестройка» и «радикальные реформы», завершившиеся катастрофой, что было обусловлено приходом к власти «карьеристов-западников» во главе с Горбачевым.

Вот таков, вкратце, механизм влияния национального характера на судьбу страны, через деятельность личностных типов. К сказанному остается добавить лишь несколько дополнительных замечаний.

В служебно-домашней цивилизации «законный» контроль над деятельностью управленческого аппарата осуществляется сверху вниз. В связи с этим личность первого лица в стране (государя, генсека, президента) обретает особое значение. В переломные моменты истории его личная деятельность может определить благоприятное или катастрофическое течение событий. Крайне важно, чтобы во главе государства в такой момент оказался истинный служитель, более или менее понимающий общий ход мирового развития. При этом ему абсолютно необходим в качестве опоры достаточно мощный слой национально ориентированных людей (служителей)

К сожалению, России в предыдущем столетии не слишком везло в этом отношении. Николай II, какими бы чисто человеческими качествами он ни обладал, как государственный деятель оказался ничтожеством. Он не сумел понять задач, вставших перед страной, не сумел опереться на людей, понимавших эти задачи (Столыпин), нашел опору в личностях, мягко говоря, несколько странных (Распутин и царствующая императрица). Сталин, могучий государственный деятель, был ослеплен ложной идеей коммунизма и, преследуя ее, бесполезно истощил великую силу русского народа. Горбачев вообще оказался ничтожеством, неспособным к принятию самостоятельных стратегических решений. Что касается Ельцина, то едва ли он мог представить возможные последствия своих действий. Его, наделенного мощным инстинктом власти, умные люди использовали в качестве тупого бревна для разрушения существовавшего на тот момент общества. Конечно, оба этих деятеля опирались на слой западников-карьеристов и поддержку Запада

Подобных ход событий возможен также потому, что в служебно-домашней цивилизации текущий контроль над ситуацией осуществляется сверху вниз. Лишь в периоды кризисов народ заявляет о своем недовольстве путем бунтов, мятежей, революций. При этом бунт, русский бунт, в том числе, пугачевский, вопреки мнению А.С.Пушкина, никогда не бывал «бессмысленным и беспощадным» [Пушкин. Т.4. 1994, с.85]. Бунт вообще редко бывает бессмысленным. Не случайно Т.Джефферсон полагал, что «небольшой бунт время от времени – хорошее дело и так же необходим в политическом мире, как бури в мире физических явлений. Неудачные восстания действительно выявляют те нарушения прав народов, которые их породили» [Джефферсон. 1970, с.701]. Пугачевский бунт также имел смысл. Он, очевидно, был направлен против крепостного права, поскольку оно после указа о «Золотой вольности дворянства» потеряло оправдание. Подразумевалось прежде, что крестьянин кормит «государева человека», дворянина, поскольку тот защищает того же крестьянина, платя «налог кровью» и служа государю и отечеству. Но если дворянин не более обязан служить, то почему крестьянин обязан служить дворянину?

Что же касается беспощадности, то в России и намека не было на нечто подобное Варфоломеевской ночи во Франции. И во время нашей революции толпы народа не занимались массовой резней подобно тем же французам. Как свидетельствует Г.Лебон, во время «сентябрьской резни», продолжавшейся 3 дня в сентябре 1792 года было «перерезано от 12 000 до 15 000 врагов нации», так сказать, в «индивидуальном порядке». А кроме того, «сентябрьщики» «перебили гуртом» заключенных в одной из тюрем, «в том числе около пятидесяти детей в возрасте от 12 до 17 лет» [Лебон. 1995, с.270-273].

Подлинно жестокими были чекисты в период Гражданской войны, планомерно и беспощадно, «по спискам» истреблявшие цвет русской нации – офицеров, профессоров, юристов, купцов, врачей и т.д., чтобы лишить народ потенциальных вождей. Но мы прекрасно знаем, что ЧК того периода была «интернациональной», если не «космополитической» организацией. Собственно русских людей в ней был ничтожный процент, да и то на чисто исполнительских должностях. И не русские были инициаторами, организаторами и главными исполнителями убийства царской семьи. Русский народ, несомненно, виновен в грехе попустительства. Но все-таки, это не грех цареубийства.

Очевидно, бунт не самое лучшее средство контроля снизу за деятельностью государственного аппарата. Но ведь обществу нужно, чтобы этот аппарат работал более или менее удовлетворительно. Какие же средства оно может применить, понуждая чиновников к эффективной работе, если не считать культивирования в их среде ценностей долга, дисциплины, добросовестной службы и т.д.?

Вероятно, есть только одно действенное средство противодействовать служебному соблазну и побудить государственных служащих работать добросовестно – смена или угроза смены людей, занимающих те или иные посты в служебной иерархии. Менять же людей на этих должностях можно принципиально двумя разными способами. Первый способ – демократический, путем выборов. Кадры госаппарата в этом случае постепенно обновляются, а сам аппарат получает необходимый для своего функционирования запас свежих идей и энергии. И это оптимальный для общества и для отдельного человека способ.

Но что делать обществу, если такой путь для него по каким-то причинам закрыт, например, в ситуации служебно-домашней цивилизации, находящейся во враждебном окружении? Как можно заменить заленившихся или проворовавшихся чиновников и вынудить их служить «честно и грозно»? Для этого, очевидно, существует только одно средство – репрессии или угроза репрессий (которая, чтобы быть действенной, должна опираться на реальные наказания). Репрессии могут быть более или менее жесткими, могут быть связаны с личностью лидера и его психическими особенностями, но в принципе они неустранимы, если общество пытается контролировать деятельность чиновничьего аппарата.

В обществе необходима такая социальная структура, в которой ведущую роль играла бы культурная и научная (добавим, и управленческая) элита [Плахов. 1992, с.128]. Важным условием эффективности функционирования элиты является ее единство, преодоление служебного и цивилизационного соблазнов как факторов ее раскола. Элита должна быть национально ориентирована, она должна осознавать национальные интересы и последовательно защищать их. Для достижения этой цели нужна широкая воспитательно-просветительская работа, но нужны также и социальные механизмы, способствующие продвижению на руководящие должности подлинных служителей и препятствующие успешной карьере эгодеятелей всех мастей.

Противоречивость русского характера. Указанная выше конфликтность служебной деятельности, отсутствие возможности достижения ряда модусов социальной значимости и слабое развитие рынка как объективного способа социального признания вели к тому, что в русском национальном характере действительно сочетались самые разнообразные и противоречивые черты, причем отдельный человек усваивал их вполне бессознательно.

Русский одновременно мог быть храбрым на поле брани и робким в гражданской жизни, и это противоречие неоднократно отмечалась как специфическая русская черта. Так, А.И.Солженицын писал: «Ведь мы привыкли под доблестью понимать доблесть только военную (ну и ту, что в космос летает), ту, что позвякивает орденами. Мы забыли доблесть другую – гражданскую – а ее-то! ее-то! только и нужно нашему обществу! Только и нет у нас! [Солженицын.1989. № 9, с.154]. Но недостаток гражданской смелости отмечался у русских русскими же людьми значительно раньше. Еще дьяк Иван Тимофеев, общественный деятель Смутного времени, «особенно выделяет именно ... недостаток «мужественные крепости» - пассивное и раболепное «бессловесное молчание» перед сильными мира сего. Крайне резко об этом недостатке гражданской смелости высказывался келарь Троицкого монастыря Авраам Палицын. Он называл его «всего мира безумным молчанием» и в этом «безумном молчании» видит основной общественный порок, повлекший за собою ослабление государства [Cм.: Лихачев. 1945, с.115-116].

Но ведь не недостаток личной смелости и страх собственную жизнь как таковую были причиной этого «безумного молчания». И не равнодушие к интересам Отечества. Вспомним подвиг Ивана Сусанина, знаменитый приговор нижегородцев и способность к самопожертвованию, проявленную русскими в годы Великой Отечественной войны. Разве о недостатке личной смелости свидетельствует тот факт, что из смоленского войска воеводы Шеина только шесть человек перешли на службу к королю Владиславу после сдачи города полякам? При это во время возвращения войска в Москву от болезней погибла почти пятая часть [См.: Мухин. 1993, с.58-60]. И разве этот недостаток заставил Шеина склонить голову на плаху, когда бояре осудили его за «большое бесчестие государеву имени»? (Войско Шеина склонило знамена перед польским королем и положило их на землю перед ним, но потом знаменосцы снова подняли их, и войско с развернутыми знаменами отправилось в путь) [См.: Мухин. 1993,.с.58-60].

Неужто именно недостаток личного мужества не позволял многим из нас противостоять нелепостям нашей жизни в советское время? Ведь не случайно же столь популярна в русском народе пословица «Или грудь в крестах – или голова в кустах», свидетельствующая даже о некоторой лихости, а не просто смелости в поведении? А значит, приходится сделать вывод, что действительно возможно сочетание в одном человеке личной смелости, отваги, проявлявшейся в подвигах и боях за Отечество (вплоть до самопожертвования), и гражданской или «робости», т.е. порока, вредившего тому же Отечеству.

Своеобразное сочетание противоречивых черт в русском характере можно объяснить отчасти своеобразием самоутверждения русского человека в условиях служебной деятельности и «привычкой» русских к этому своеобразию. Одновременное наличие воинской доблести и отсутствие гражданского мужества естественно для русского, потому что в первом случае он мог достичь социальной значимости путем подвига или героической смерти (обрести славу или власть). Во втором же он превращался в социальное ничтожество, если осмеливался выступить против существующих порядков. Кроме того, жертвуя собой на поле боя, он выполнял свой долг, а выступая против существующего порядка – бунтовал, что было сродни святотатству. Ведь именно твердая власть освободила народ от татарского ига, от ужасов Смутного времени или гражданской войны. Пусть лучше будет жесткая, порой несправедливая, но твердая власть, чем анархия и произвол любого сильного. «Лучше грозный царь, чем семибоярщина», - так если не думал, то инстинктивно чувствовал русский человек. И применительно к конкретным обстоятельствам русской истории истинность этого принципа не вызывает сомнения.

Другие качества сочетались в русском человеке столь же противоречивым образом. Он мог быть лично предан государю, но без зазрения совести запускать руку в государеву казну (Меншиков), тратить чудовищное количество денег и энергии на забавы и халатнейшим образом вести дела, эти деньги доставляющие.

С точки зрения сочетания противоречивых черт характера весьма любопытен рассказ Н.С.Лескова «Бесстыдник». В рассказе речь идет о том, что вскоре после Крымской войны участник ее, честный флотский офицер, встретил в одном петербургском салоне другого ее участника, интенданта-казнокрада, как раз того самого «бесстыдника». Между ними произошла перепалка. Морской офицер (воспитанник адмирала Лазарева, истинного служителя), говоря о войне, как бы разделил всех русских на две части - честных и мошенников. Бесстыдник же возразил ему, сказав, что все русские люди одинаковы. «Мы, русские», - сказал он, «где что уместно, так себя и покажем: умирать – так умирать, а красть – так красть. Вас поставили к тому, чтобы сражаться, и вы ... сражались и умирали героями, и на всю Европу отличились; а мы были при таком деле, где можно было красть, и мы тоже отличились и так крали, что тоже далеко известны. А если бы ... вышло ... повеление, чтобы всех нас переставить одного на место другого, нас ... в траншеи, а вас к поставкам, то мы бы, воры, сражались и умирали, а вы бы ... крали». Присутствующие одобрили речь этого «практического мудреца», да и сам морской офицер, по прошествии нескольких лет, находит, «что бесстыдник-то – чего доброго – пожалуй, был и прав» [Лесков. Т.6. 1993, с.113-114].

Бесстыдник, конечно же, неправ, утверждая, что все русские одинаковы. В его словах искаженным образом преломился тот факт, что большинство русских представляет личностный тип, названный выше ситуативным или промежуточным. Этот тип бессознательно усваивает нормы служебной деятельности, как те, что направлены на выполнение служебного долга, так и те, что сформировались под влиянием служебного соблазна. Поэтому и возможно столь противоречивое поведение. Поскольку тип цивилизации в России в царское и в советское время не менялся (получив после Октябрьской революции лишь более резкое и отчасти карикатурное выражение), существенно не менялся и национальный характер. По сути во многом справедлива оценка, что «они (русские – П.С.) остались такими же, как и при царе» [Smith H. 1977, p.682].

Следует, правда, иметь в виду, что некоторые нормы поведения были утрачены, а некоторые (большей частью негативные) приобретены. Утрачены были почти полностью нормы честного приобретения частной собственности и богатства, которые и в царское то время не стали фундаментальной чертой национального характера. Напротив, в отдельных нишах общества укрепились сверхциничные правила поведения, направленные на приобретение богатства. В силу же необходимости простого выживания было ослаблено уважение к общественной собственности, особенно среди колхозников, где хищение корма для домашнего скота с колхозных полей и лугов стало повседневной нормой жизни. Кроме того, бессмысленное принесение в жертву миллионов людей ради целей коммунистического строительства, включая «перевоспитание» «врагов народа» и «расхитителей социалистической собственности» в лагерях, вырабатывало сверхэгоистичный стиль выживания по принципу: «Умри ты сегодня, а я – завтра!». Приобретенные во время социализма негативные нормы поведения сказались самым разрушительным образом во времена «перестройки» и «радикальных реформ».

Основные выводы. Личностные типы в российском обществе и отдельные черты национального русского характера формировались под влиянием домашней цивилизации и служебной деятельности. В частности, на основе служебной деятельности складывались социальные нормы, усваиваемые индивидами, и далее вырабатывались нравственно-душевные черты, традиционно считающиеся признаками национального характера. Основным личностным типом в России оказался тип служителя. Влияние служебного и цивилизационного соблазнов привело к образованию дополнительных личностных типов. Сформировались типы «служителя-патриота», «служителя-западника», «карьериста-патриота», «карьериста-западника», а также «ситуативный» или «промежуточный» тип, способный действовать противоречивым образом в зависимости от обстоятельств. Бессознательно усвоенные противоречивые линии поведения, формируемые в служебной деятельности под влиянием служебного соблазна, были характерны для «промежуточного» личностного типа. Этим во многом определяется противоречивость русского (российского) характера. Наличие промежуточного личностного типа, способного как следовать служебному долгу, так и предавать этот долг ради корыстных интересов, является важнейшим обстоятельством, породившим представление о «загадочной русской душе».

Национальный характер оказывал обратное влияние на развитие страны двояким образом: 1) на исторический процесс влияли широко распространенные нормы поведения и деятельности и 2) на развитии страны сказывалась деятельность личностных типов, воплощавших определенные комплексы социальных норм. Широко распространенные нормы сказывались в переломные моменты истории, причем как позитивно (героизм, самоотверженность), так и негативно (доверчивость, отсутствие прочных «частнособственнических инстинктов»).

Взаимодействие личностных типов в правящем слое приводило к тому, что ключевые позиции в нем рано или поздно занимали эгодеятели (в обличье карьеристов). Между «карьеристами» и «служителями» идет борьба, однако «карьеристы» в этой борьбе всегда побеждают, особенно в мирное время, поскольку способны легко сплачиваться в группы. Преобладание в управленческой элите карьеристов и влияние группового эгоизма приводит к тому, что страна теряет управляемость, а государственная элита оказывается способной предать интересы страны. К сожалению, служители способны оказать заметное влияние на ход событий лишь в годину испытаний, да и то не всегда.

Запрет на обладание богатством и хозяйством в период строительства социализма, а также принесение в жертву этому строительству миллионов людей способствовали формированию сверхциничных и сверхэгоистичных норм поведения, которые, как болезнетворные вирусы, поразили общество, когда жесткие ограничение на доступность названных ценностей были сняты.

Вопросы для самоконтроля.

1. Каков основной тип личности в российской цивилизации?

2. Под действием каких факторов появились дополнительные личностные типы в российском обществе?

3. В каких отношениях находятся между собой “карьеристы” и “служители” и каков общий результат их взаимодействия?

4. Как реагирует население страны на забвение правящим слоем своего социально-профессионального долга?

5. Что такое “промежуточный личностный тип”?

6. Можно ли отчасти объяснить “загадку русской души” наличием промежуточного типа?

7. Как можно кратко охарактеризовать русский национальный характер? Почему?

8. Можно ли сказать, что развитию России присущи заметные особенности по сравнению с развитием других стран?

9. Какие описания русского характера существует в настоящее время?

10. Чем можно объяснить резко негативное описание русского характера?

11. Что такое национальный характер?

12. Связаны ли особенности развития страны с русским национальным характером?

13. Исходя из каких теоретических позиций можно изучать национальный характер?

14. Можно ли в первом приближении представить национальный характер как социальный?

15. Какие нормы поведения составляют важнейшую часть в социальном (национальном) характере?

16. Какие факторы оказали сильнейшее влияние на формирование русского национального характера?

2.5. ЛИЧНОСТЬ В УСЛОВИЯХ СОВРЕМЕННЫХ РЫНОЧНЫХ РЕФОРМ.

2.5.1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РЕФОРМ.

Россия в ситуации катастрофы. Некоторые авторы, оценивая события, произошедшие в СССР (и России) на рубеже веков, утверждают, что в стране произошла катастрофа. Это признает Н.Моисеев [Моисеев. 1996, с.19]. Этого же мнения придерживается Е.Гайдар [Гайдар. 1997, с.111], чья деятельность несомненно подтолкнула развертывание катастрофического хода событий. Можно согласиться с тем, что Россия оказалась в ситуации катастрофы. Но в чем конкретно это выражается? Каковы признаки катастрофы?

Вообще говоря, их очень много. Это – война в Чечне, американские военные базы в странах СНГ, падение производства. Это – сокращение государственного бюджета, «утечка мозгов», беспризорные дети. Это – распространение наркомании, особенно среди молодежи, снижение в рационе питания доли высококачественных продуктов – мяса, молока, рыбы и пр. и пр.

По большинству признаков можно привести весьма красноречивые цифры. В частности, они содержатся в докладе известного российского социолога Г.В.Осипова, сделанного им на II Всероссийском социологическом конгрессе, состоявшемся 30 сентября – 2 октября 2003 года в Москве. Речь идет о показателях, характеризующих различные сферы жизнедеятельности страны. Некоторые из них воспроизведены в табл. 9.

В упомянутом докладе приведено значительно больше (25) показателей, и практически по всем из них Россия находится в катастрофическом состоянии [Осипов. 2003, с.126-130]. Это касается сфер экономики, социальной сферы, демографической ситуации, девиантного поведения и др. Особую тревогу вызывает демографическая ситуация. Известно, что, несмотря на приток иммигрантов, население страны сокращается, причем сокращается, в первую очередь, коренное русское население. И в советское время, с точки зрения демографии, русский народ не процветал. Слишком много ресурсов разного рода изымалось из российских областей на подъем бывших национальных республик Советского Союза. Но сейчас речь идет о простом физическом сохранении русских как особого этноса. Хотя в 2003 году произошло некоторое увеличение рождаемости, тенденция на быстрое вымирание народа сохраняется.

За годы реформ произошли катастрофические изменения и в других сферах жизнедеятельности страны. Например, в советское время доля в экспорте продукции обрабатывающей промышленности превышала 50% (примерно треть в стоимости экспортируемой продукции составляла стоимость

Таблица 9.

Предельно-критические показатели развития Российской Федерации

№ п.п	Название показателя		Предельно- критическое значение в мировой практике			Величина показателя в 2002 году в РФ		Вероятные социально- политические и экономические последствия
СФЕРА ЭКОНОМИКИ
1	Уровень падения промышленного Производства		50%			54%		Деиндустриализация страны
2	Доля импортных продуктов питания		30%			35%		Стратегическая зависимость страны от импорта
3	Доля в экспорте продукции обрабатывающей промышленности		45%			12%		Колониально-сырьевая структура экономики
4	Доля от ВВП государственных ассигнований на науку		2%			0,4%		Разрушение научно-технического потенциала
5	Изношенность основных фондов добывающей промышленности		35-40%			75-85%		Грядущие техногенные катастрофы
СОЦИАЛЬНАЯ СФЕРА
6	Соотношение доходов 10% самых богатых и 10% самых бедных граждан	10:1			14:1			Антагонизация социальной структуры
7	Доля населения живущего за чертой бедности	10%			34%			Люмпенизация населения
8	Соотношение минимальной и средней заработной платы	1:3			1:18			Деквалификация и пауперизация рабочей силы
ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ
9	Отношение числа умерших к числу родившихся	1		1,65			Интенсивная депопуляция: смертность превышает рождаемость
10	Среднее число детей, рожденных женщиной (коэффициент рождаемости)	2,14-2,15		1,19			Отсутствие простого замещения поколений
ЗАТРАТЫ НА ЭКОЛОГИЮ
11	Предохранительные затраты на экологию (% к ВВП)	5%		2%			Деградация экологии
ДЕВИАНТНОЕ ПОВЕДЕНИЕ
12	Уровень потребления алкоголя	8 л. абс. алкоголя на человека в год		14,5 л. абс. алкоголя на человека в год			Физическая деградация населения
13	Число самоубийств на 100 тыс. населения	20		40			Фрустрация массового сознания
ОБОРОНОСПОСОБНОСТЬ
14	Доля новейших образцов оружия и боевой техники	60%		30%			Отставание качества технического оснащения армии

станков и оборудования). Сейчас же страна фактически экспортирует лишь сырье (нефть, газ), да продукцию, прошедшую первичную обработку (нефтепродукты, металл, круглый лес и т.п.). Некоторое повышение жизненного уровня в стране в последние два-три года связаны в решающей степени с повышением мировых цен на энергоносители, а не с функционированием жизненно важных отраслей народного хозяйства. По сравнению с советским периодом в 5-6 раз увеличилось количество преступлений, число самоубийств и т.д. На порядки выросло число бездомных, беспризорных детей, наркоманов, больных СПИДом, лиц, живущих за чертой бедности. Почти в 2 раза вырос детский и женский алкоголизм. Возможно, наиболее ярким показателем произошедшей катастрофы является сокращение средней продолжительности жизни в стране за годы реформ примерно на 10 лет. По оценке академика В.И.Арнольда (статья в “Известиях” в конце 1997 года) это равносильно, с точки зрения потери общего количества лет жизни всем населением страны, одновременному расстрелу 40 миллионов человек, что превышает людские потери СССР в годы Великой Отечественной войны..

Всем гражданам России нужно твердо и ясно понять, что они живут в ситуации катастрофы. Но также твердо и ясно следует понимать, что слово «катастрофа» не означает «конец света». Катастрофы случались в России и ранее («Смутное время», гражданская и Великая Отечественная войны). Случались они в других странах (Тридцатилетняя война в Германии, поражение ее и ее союзницы Японии во Второй Мировой войне и т.п.). Из катастрофы можно и должно найти выход. Более того, как ни странно, катастрофа имеет и некий положительный момент – свободу выбора дальнейшего пути. Когда она уже произошла, прекращают действие причины и силы, вызвавшие ее. («Кто сгорел, того не подожжешь»). Можно свободно и трезво осмыслить случившееся и наметить план действий, можно использовать свободу, за которую так дорого заплачено. Но сделать это совсем не просто. Человек, который свалился в пропасть, обычно ясно видит и знает, где верх и где низ. Он знает общее направление выхода. Со страной и народом – дело сложнее. Они могут потерять ориентацию в пространстве и времени. И вместо того, чтобы начать медленное и трудное восхождение наверх, начинают медленно и трудно копать яму, в которую постепенно погружаются.

Причины катастрофы. Почему же в России (и СССР) произошла катастрофа? Если выделять главные причины, то она произошла, во-первых, потому, что служебно-домашняя цивилизация, существовавшая в России на протяжении веков, проиграла мирное соревнование с западной, рыночной цивилизацией. Последняя явно превзошла первую уровнем и качеством жизни, изощренным разнообразием товаров и услуг, свободой выбора, предоставленной каждому индивиду. Катастрофа случилась, во-вторых, потому, что советская партийно-государственная элита предала коренные интересы страны и народа. Длительное действие служебного и цивилизационного соблазнов привело к тому, что «в верхах» в подавляющем большинстве оказались люди, главный принцип поведения которых состоял в сознательном и последовательном принесении государственных интересов в жертву интересам личным. Минимально разумное управление страной оказалось невозможным, и проигрыш превратился в катастрофу. Однако существовали и дополнительные причины и факторы, обусловившие катастрофический ход событий в России, в частности, провал «радикальных экономических реформ».

Объективная необходимость реформ. Перестройка и рыночные реформы при всей критике, которую они заслуживают, не являются процессами, вызванными лишь произволом отдельных лиц с благими или дурными намерениями. Они обусловлены всей логикой мирового развития и уже названным фундаментальным фактом проигрыша служебно-домашней цивилизации в мирном соревновании с рыночной.

Две основные причины проигрыша следуют из наших представлений об особенностях названных цивилизаций. Во-первых, служебная деятельность в применении к материальному производству не может конкурировать с рыночной, поскольку не способна к такому же быстрому развитию, как последняя. Во-вторых, служебно-домашняя цивилизация не имеет столь же мощного источника энергии развития, какой имеет рыночная, а именно, свободной деятельности личности, стремящейся к социальной значимости. Кроме того, отсутствие в обществе рынка как процедуры социального признания снижает эффективность оценки качества произведенного продукта. Отсюда следует неизбежное отставание в сфере материального производства, результатом которого и стал проигрыш в мирном соревновании.

Этот проигрыш в эпоху научно-технической революции не мог быть устранен с помощью привычного для служебно-домашней цивилизации жертвенного служения. Подавление интересов личности и дружная массовая деятельность, характерные для этого служения, не пригодны в качестве средств быстрого усвоения производством открытий и изобретений. Не случаен поэтому термин «внедрение», возникший в СССР и подчеркивающий трудности проникновения результатов научно-технического прогресса в промышленность и сельское хозяйство. Поэтому в известном смысле как «перестройке», так и «рыночным реформам» как таковым не было и нет альтернативы. На сей счет в обществе существовал и даже до сих пор существует «консенсус», несмотря на поистине чудовищные издержки этих процессов.

Изменения в социалистической системе СССР были необходимы, чтобы сделать это общество конкурентоспособным с точки зрения эффективности объективной материально необходимой деятельности. Для этого требовалось выполнить ряд условий:

1. предоставить личности свободу, прежде всего, в сфере хозяйственной деятельности, для чего узаконить частную собственность сначала в мелком, а позже и в среднем бизнесе,

2. совершить «мягкий» поворот от пролетарского интернационализма к защите национальных интересов,

3. отказаться от строительства коммунистического общества как достижимой цели развития,

4. прекратить гонку вооружений, поддерживая обороноспособность на достаточном уровне (возможность причинить неприемлемый ущерб любому возможному агрессору),

5. направить высвободившиеся ресурсы на повышение жизненного уровня населения (чтобы уменьшить цивилизационный соблазн),

6. сохранить политическое и экономическое единство страны.

Ни одно из этих условий не было выполнено в приемлемом виде. Насколько можно понять, стратегия возможной перестройки всерьез даже не обсуждалась. Показательно в этом смысле выступление Горбачева на XIX партийной конференции. Как уже говорилось, действие служебного и цивилизационного соблазнов привело к тому, что «в верхах» в подавляющем большинстве оказались люди, сознательно и последовательно приносящие национально-государственные интересы в жертву интересам личным. Советская партийно-государственная элита предала коренные интересы страны и народа, и минимально разумное управление страной оказалось невозможным.

Неудивительно, что проигрыш превратился в катастрофу. Ведь настоящей перестройки и не было, была горбачевская «перестройка», которую с точки зрения состояний общественного духа можно назвать «временем просвещения» (ввод в общественное сознание индивидуалистской тенденции). Равным образом не было и реформ. Была ельцинская революция со всеми признаками государственного переворота: вооруженный мятеж против законно избранной власти, захват средств массовой информации, насильственное изменение конституционного строя, грабеж общественной собственности, прикрытый словечком «приватизация». Для переваривания награбленного (и ввода индивидуалистской тенденции в общественное подсознание) была установлена «конституционная диктатура», фактически дававшая президенту неограниченные полномочия для решения вопросов, жизненно важных для страны.

Стратегическая бессмысленность курса реформ. Признание необходимости реформ отнюдь не означает поддержки «реформ», реально произошедших в стране. Вполне возможны и даже необходимы дискуссии, когда речь заходит о сроках, темпах, социальных издержках реформ, об их целях и о том, в чьих интересах они проводятся. По каждому из этих моментов существуют разные точки зрения. Особое сомнение вызывает подразумеваемая конечная цель реформ, понимаемая как превращение страны в общество западного типа или, выражаясь в принятых нами терминах, построение в России рыночной цивилизации. Ведь даже ведущим политикам западных стран ясна конечная бесперспективность западного пути развития, о чем было сказано на конференции в Рио-де-Жанейро в июле 1992 г. С точки зрения конечной цели, реформы, проводившиеся при режиме Ельцина и ныне продолженные Путиным, бессмысленны.

Ошибочность «технологии» реформ. Кроме того, сейчас очевидно, что политика реформ, основанная на технологии «шоковой терапии» (равно «большого скачка») вместо обещанной быстрой стабилизации и далее подъема экономики и жизненного уровня народа ввергла страну в катастрофу, признаки которой указаны выше. О провале августовской концепции реформ говорил даже виднейший теоретик реформистского движения Г.Попов [Попов. 1994, с.44, 49].

Причины провала реформ. Разными сторонами в разное время выдвигались всевозможные причины для объяснения ситуации.

Идеологи и лидеры реформ обвиняли противников проводимых преобразований, якобы «тормозящих дела на местах», сетовали на отсутствие надлежащей правовой базы (особенно до принятия новой конституции), упрекали законодательную власть (Советы до октябрьского переворота в 1993 г., а после Государственную Думу) в противодействии исполнительной власти, жаловались на западные страны, не предоставившие обещанные кредиты в нужных объемах, ссылались на ошибки в прогнозах, критиковали самих себя за непоследовательность и колебания при проведении конкретных мероприятий, воплощавших курс реформ в жизнь.

Критики реформ подчеркивали пагубность разрыва хозяйственных связей на территории бывшего Союза, обвиняя в этом тогдашнее руководство страны (особенно Ельцина), подталкивавшее процессы «суверенизации» во имя борьбы с «имперским центром», указывали на отсутствие понимания фундаментальных российских интересов, проявляющееся во внешней и внутренней политике, возмущались бездумным копированием западных институтов и образцов деятельности, выражали несогласие с рецептами западных теоретиков по выходу России из кризиса, которым слепо следовали лидеры реформ, требовали прекратить неэквивалентный обмен природных богатств страны ни низкокачественные и залежавшиеся предметы потребления, отвергнутые на «цивилизованном» рынке.

Весь этот комплекс причин и следствий, несомненно, имел место. Все они повлияли на величину бедствия, обрушившегося на Россию. И все-таки их недостаточно, чтобы постичь всю глубину пропасти, в которой оказалась страна. Анализ только этих причин не имеет нужной объяснительной силы. И на его основе нельзя разработать общенациональную программу, руководствуясь которой можно было бы постепенно стабилизировать ситуацию и начать движение из «черной дыры». Нельзя также, опираясь на него, предложить отдельному человеку стратегию выживания в период катастрофы.

Если исходить из изложенных в нашем курсе представлений о структуре общественного духа, о фундаментальных ценностях российского и советского обществ, о служебно-общинном русском национальном характере как совокупности стереотипов поведения принципиально отличных от стереотипов западноевропейского социального характера, то можно утверждать, что главное не в разрыве хозяйственных связей, не в борьбе людей во властных структурах за власть, не в наличии или отсутствии западной помощи, которая скорее вредна, чем полезна, не в кознях противников реформ и т.п. Главное в том, что страна оказалась духовно не подготовленной к быстрым позитивным переменам, напротив, духовно она была способна к разрушению. Было разрушено духовное единство страны, основанное на марксистской идеологии. Подходящей же позитивной основы для духовного объединения граждан страны не нашлось. Разрушение духовного единства подготавливалось исподволь.

Плюрализм духовной жизни в СССР. Официальная пропаганда постоянно твердила о монолитном единстве советского общества, выдавая желаемое за действительное. Спору нет, внешне страна могла выглядеть неким духовным монолитом, особенно в годы тяжких испытаний, когда народы, жившие в СССР, объединялись в общей борьбе. Но монополия марксистской идеологии в духовной жизни была в решающей степени внешней и поддерживалась силой. Скрытно в стране существовали многочисленные религиозные и национально-культурные духовные течения, размывавшие внешнее духовное единство. Это единство размывалось и реальным социальным расслоением советского общества и появлением в связи с этим разных интересов в формирующихся социальных группах и слоях.

Тем не менее, какое то время страна была более или менее единой, пока миллионы простых людей верили в идеалы коммунизма, соглашались на жертвы во имя их, терпели «временные трудности» во имя «светлого будущего».

Постепенно однако наступало разочарование в идеалах и лозунгах. Все больше и больше людей переставали верить в возможность построения «царства Божия на земле». Тем более, что это сделать действительно невозможно. Нельзя достичь материального изобилия для всех, потому «на всех всего не хватит» [Моисеев. 1996, с.64]. Весьма сильно способствовали разочарованию контраст между реальной жизнью и словами, особенно расхождение между словом и делом партийно-государственной элиты (пресловутые привилегии), а также знакомство с уровнем жизни на Западе. Сыграла свою роль и западная пропаганда, «голоса из-за бугра», поскольку высказываемые ими идей падали на подготовленную реальностью почву. Конечно, с самого начала эта пропаганда не имела целью реальное улучшение условий жизни в СССР. Задача состояла в том, чтобы устранить конкурента на мировой арене.

Духовная неготовность страны к переменам. Если ставить цель перевод общества из русла служебно-домашней цивилизации в русло рыночной, совершенно недостаточно принять соответствующую конституцию, справедливо поделить собственность (а не ограбить народ, как произошло на деле), объявить свободу торговли, а частную собственность «священной и неприкосновенной», создать рыночную инфраструктуру, ввести рынок как процедуру социального признания и пр., хотя все это сделать необходимо. Решающее условие успеха в достижении поставленной цели заключается в появлении (воспитании и самовоспитании) массы рыночно ориентированных людей, способных утверждать себя в жизни через достижение рыночных ценностей легальным путем с помощью стереотипов рыночного поведения.

Эти ценности и эти стереотипы должны быть усвоены не только на уровне понимания, но и на уровне поведения, не только сознанием, но и подсознанием. Иначе говоря, должны сформироваться устойчивые привычки рыночного поведения, да еще эти привычки должны соответствовать требованиям так называемого «цивилизованного рынка», то есть отвечать правовым нормам западной цивилизации. Добиться этого далеко не просто. Не случайно западноевропейские эксперты, говоря о «процессе медленного искоренения культурного наследия коммунизма и принятия демократических институтов и ценностей», видят в привычном образе мыслей и поведения людей посткоммунистических стран главное препятствие для плавного вхождения в западноевропейское общество [Martinotti, Smith. 1993, p.12].

Ценностное сознание россиян «существенно иное по содержанию, чем на Западе» [Выжлецов. 1994, с.30]. Переводить же общество от одного типа цивилизации к другому, не учитывая реально живущих людей с их привычками к определенному образу жизни, негуманно или даже преступно. Любые реформы должны быть соразмерны человеку, то есть он должен быть в состоянии менять одни свои привычки на другие. И вообще люди имеют право жить в обществе, которое не слишком отличается от того, где они родились и выросли. Люди имеют право на эволюцию.

Россия никогда не была страной с преобладанием рыночной экономики. СССР в организации народного хозяйства вообще удалялся от рынка. Поэтому у нас к периоду «перестройки» и «радикальных реформ» не могло быть рыночных людей западного образца в сколь бы то ни было значительном количестве. И в настоящее время их практически нет ни среди представителей новой власти, ни среди интеллигенции, ни среди рабочих. Может быть, какое-то количество лиц, способных работать по западным образцам, сформировалось в среде предпринимателей и работников сферы обслуживания, но в условиях правового нигилизма, коррупции и криминализации страны им крайне трудно следовать нормам «цивилизованного рынка». Большинство из них вполне способно прибегать к незаконным средствам, чтобы не быть «белыми воронами».

Особенно печально, что рыночных людей западного образца не оказалось среди представителей новой власти, взявшихся за преобразование страны. «Хождение во власть» совершили люди (или их представители), хотя и нацеленные на богатство и дело как рыночные ценности, но не обладающие навыками, умениями и привычками «честного бизнеса».

В социалистической системе эти ценности находились под запретом. Достичь их можно было только незаконными путями. Но поскольку это очень привлекательные ценности, всегда находились и будут находиться люди, согласные на любые пути и средства ради обладания ими. Эти-то люди (или их ставленники) и пришли к власти. Естественно, они стали продуцировать в массовом порядке свойственные им способы личного обогащения и частного предпринимательства, то есть коррупцию, спекуляцию, хищения, аферизм, контрабанду, мошенничество, казнокрадство и пр. Чего стоят одни только финансовые «пирамиды». Да и само государство повело себя как крупный бандит и мошенник по отношению к своим гражданам, ликвидировав за счет вздутия цен многолетние вклады в сберегательных кассах и всучив взамен доли в общенародном имуществе пресловутые «ваучеры». Произошла, по выражению С.Говорухина, «великая криминальная революция». А в свое время председатель Краснопресненского райсовета Москвы А.Краснов заявил в письме, адресованном Б.Ельцину, Р.Хасбулатову, В.Зорькину и председателю Моссовета Н.Гончару, что «на смену командно-административной системе в Москве пришла не демократическая, а криминально-командная система» [Краснов А 1993]. Таковой она, несмотря на усилия Путина, остается и до сих пор, но не в одной Москве, а практически во всей России.

В целом же вновь пришедшие к власти люди, включая второе (А.Чубайс, Б.Немцов) и третье (М.Касьянов, Г.Греф, А.Кудрин) поколения реформаторов были (и есть) мало способны управлять страной, если подразумевать конечной целью их действий благо живущих в России людей.

Во-первых, в основе их действий лежит одно из крайних течений праволиберальной идеологии, заимствованной с Запада, в которой во главу угла ставятся так называемые макроэкономические показатели, а главным регулятором экономики считается (весьма неосновательно) «свободный рынок».

Кроме того, служение обществу (а управление – это служение) требует минимума порядочности, честности, профессионализма и самоотверженности, чего у них в массовом порядке нет и не может быть. Это явствует из теоретических соображений, об этом свидетельствуют многочисленные факты коррупции и злоупотребления служебным положением (недавний скандал с дачей Касьянова), и это подтверждает представительное социологическое исследование. Согласно его выводам, суть заключается именно в ценностных ориентациях новой номенклатуры. Ее представители высоко ценят здоровье, житье в довольстве и возможность продемонстрировать самовластность [Лапин. 1993, с.24]. Типичные «эгодеятели-карьеристы», как сказали бы мы. Откуда у них возьмутся честность, порядочность и самоотверженность? В силу ценностных ориентаций законотворческая и распорядительная деятельность корпуса новой номенклатуры далека от чаяний населения [Лапин. 1993, с.24], и именно ценности влиятельных сил, связанных с новой властью, мешают достижению общественного согласия [Лапин. 1993, с.27]. Можно приветствовать высказанные в 2005 году инициативы Путина о проведении социально ориентированной политики, но наверняка многократно возросший за годы «реформ» чиновничий корпус постарается использовать и эту политику в своих целях.

Многомиллионная масса же тех, кто не «сходил во власть», также оказалась неспособной за короткий срок (в «пятьсот дней»!) усвоить нормы жизнедеятельности, свойственные рыночной цивилизации. Большинство советских людей не привыкло к борьбе за существование, частную собственность, к критическому отношению к власти. Им была свойственна привычка к скромному, но гарантированному существованию, надежда на то, что власть, пусть с волокитой и без особой охоты и не всегда разумно, но удовлетворит их скромные запросы и даст более или менее правдоподобное объяснение определенным лишениям и трудностям, свойственным в период построения «самого справедливого общества». Доверие к прежней власти придавало смысл лишениям и жертвам и делало их переносимыми. Когда же средства массовой информации оказались в руках «демократов» большинство поверило их лозунгам и призывам в надежде на то, что эти люди сумеют удовлетворить их чаяния несколько лучше чем «коммунисты» («партократы»). При этом они были согласны на не слишком большие временные жертвы, на чуть более интенсивную работу, но не собирались круто менять привычный образ жизни. Всей глубины и всего масштаба перемен они просто не могли себе представить.

В результате произошли глубокие социальные подвижки. В верх (в «элиту») прорвались эгодеятели-карьеристы, сопровождаемые разного рода мошенниками и обслуживающими их «интеллектуалами». Внизу оказались те, кого новые «властители дум» презрительно называли «совками», в том числе, добросовестные профессионалы (инженеры, научные работники, врачи, учителя, военнослужащие и другие работники управления), кто привык видеть смысл жизни в исполнении служебного долга или в работе по призванию. Большинство из них зарабатывали неплохие по социалистическим меркам деньги честным путем. В начальный период реформ многим из них претило «делание денег», они хотели бы их зарабатывать, по-прежнему выполняя свои обязанности, несомненно, нужные обществу. Внизу остались многомиллионные массы промышленных и сельскохозяйственных рабочих (колхозников) в связи с разрушением промышленности и сельского хозяйства. И естественно, внизу оказались люмпенизированные слои общества, заметно выросшие в последние годы из-за катастрофического обнищания населения. Все эти люди не были, да и сейчас не ориентированы на ценности западной цивилизации и не готовы жить по ее меркам (если исключить отдельных квалифицированных профессионалов, которые способны жить по западным стандартам, но в ситуации аномии людям трудно следовать жестким определенным правилам).

Нереалистичность курса реформ тактически. Мы уже говорили, что курс реформ оказался бессмысленным стратегически, но он был и крайне нереалистичным тактически. Ведь суть произошедшей «насильственной революции сверху» (а под именем «радикальных реформ» произошла настоящая революция), не в замене командно-административной системы управления народным хозяйством рыночным саморегулированием, не в перестройке «тоталитарного общества» в «демократическое» и не в смене общественно-экономического строя (социалистического на капиталистический). Суть ее в том, что России навязана смена цивилизации, в рамках которой страна существовала на протяжении сотен лет, что изначально означает невозможность крутых перемен.

Существование служебно-домашней цивилизации в России на протяжении столетий потребовало особого рода деятельности, особого национального характера и специфического набора ценностей, легших в основу этой цивилизации. Ясно, что мгновенно (в историческом смысле) сменить тип цивилизационного развития нельзя. Ибо для этого требуется перестройка всей системы фундаментальных общественных ценностей, стереотипов мышления и поведения. А это дело десятков лет в любом случае, даже если не заботиться о конкретных людях живущих в стране в данный момент, даже если относиться к ним как к «навозу истории». Поэтому тактически неверна была попытка ускоренной перестройки страны на западный, в первую очередь, на американский лад, где массовые стереотипы поведения основаны на стремлении к рыночным ценностям и закреплены идеологией личного успеха.

Весьма ориентировочно, если исходить из библейского сюжета о Моисее, необходимо минимум сорок лет (два поколения), чтобы изменить привычные стереотипы поведения. Серьезные программы преобразований должны были быть рассчитаны на срок до пятидесяти лет, а не на пятьсот дней, как заявляли авторы нашумевшей программы, расписываясь при этом в легкомыслии или жульничестве. Только глупец или жулик мог объявить подобный срок. Горький смех поэтому вызывает недавняя «интеллектуальная» инициатива Чубайса о построении «либеральной империи» за 50 лет. Эта задача неизмеримо проще, чем смена типа цивилизации. Однако реформаторы «рассчитывали» решить ее одним махом («прыжком через пропасть»).

Цели и темпы реформ оказались несоразмерны обычному советскому (и русскому) человеку. Более того, они оказались несоразмерны абсолютному большинству так называемых «демократов» (правильнее было бы назвать их «буржуазными либералами»), взявшихся за преобразование страны. Ибо стереотипы поведения как «прогрессивных верхов», так и «консервативных низов» не изменились, да и не могли измениться в соответствии с ценностями рыночной цивилизации за столь короткий срок.

Реформы проводились (и проводятся) на основании очередной, якобы «правильной идеологии» (аналогично тому, как строилось коммунистическое общество) без учета реальной готовности страны к переменам и без честного и скрупулезного анализа тенденций мирового развития. Идеология реформ была ложной, причем, вероятно, умышленно ложной, поскольку их лидеры не допускали проведения честной и откровенной дискуссии о целях и средствах реформ. Еще зачинатель «перестройки» М.Горбачев на XIX-ой конференции КПСС не допустил подобной дискуссии, отказавшись обсуждать эту проблему. Многих тогда шокировал его ответ на метафору Ю.Бондарева о самолете, который, вылетая с аэродрома, должен знать место посадки, мол, надо действовать по-наполеоновски, «сначала ввязаться в драку, а потом уже действовать по обстановке». И позднее честное обсуждение положения в стране было невозможно, оно и сейчас еще невозможно, благодаря политической линии наших «средств информации» (или дезиноформации?).

Интеллектуальная нечестность лидеров реформ. Вероятно, главной причиной, помешавшей трезво обсудить готовность страны к крутым переменам, следует считать «интеллектуальную нечестность» идеологов реформ, тогда как именно это качество является основанием всего в обществе ([Поппер. Т.2. 1992, с.72]. Из всевозможных обвинений в адрес руководства страны (от обвинений в предательстве национальных интересов до упреков в негуманности реформ, ведущих к депопуляции России), которые не всегда можно доказать, это с теоретической точки зрения самое важное.

Массу примеров можно привести для доказательства интеллектуальной нечестности идеологов и вождей реформ.

Во-первых, следует вспомнить лживый лейтмотив всех выступлений идеологов реформ в их начальный период, постоянно твердивших, что нет альтернативы курсу, программе, лидеру реформ.

Во-вторых, весьма показателен в этом отношении образ, на протяжении ряда лет эксплуатировавшийся «рыночниками» и СМИ, что «через пропасть невозможно перепрыгнуть в два прыжка» [Селюнин.1988, с.189]. Пропаганда этого образа должна была приучить (и приучила) многих россиян к мысли, что реформы должны проводиться быстро, круто, непрерывно. Но ведь этот образ неверен по существу. Люди и страны – не козы. Они не обязаны прыгать через пропасти. Нормальные люди строят через них мосты. Именно этот образ должен был бы лечь в основу идеологии реформ. Но любое движение мысли в сторону обоснованности, постепенности, мягкости, прагматичности реформ резко пресекались официальной пропагандой путем шельмования авторов и обвинений их в стремлении к «тоталитаризму» и к «возврату старых порядков», в «коммунистической консервативности» и «имперских амбициях» и т.д., и т.п.

В-третьих, это использование словесного камуфляжа для придания благовидного облика разрушительным процессам. Речь идет о словечках «приватизация», «первоначальное накопление капитала», «общечеловеческие ценности» и т.п. Неужели захват общенародной собственности кучкой олигархов можно назвать «приватизацией»? Неужели кто-то из них действительно «накопил капитал», а не присвоил уже накопленный?

В-четвертых, и это едва ли не самое главное, уже упоминавшийся отказ «реформаторов» обсудить перспективы развития рыночной цивилизации. Неужели нельзя было прислушаться к голосам известных ученых и ведущих политиков мира, заявивших о бесперспективности западного пути развития?

Наконец, нам нужно было честно признать проигрыш российской цивилизации в мирном соревновании с западной. И при этом принять его на себя ибо «мы проиграли» [Плахов. Звезда. 1992,.с.128] , не пытаясь изобразить «крушение коммунизма» как «выигрыш всех россиян», что пытался сделать Ельцин, выступая перед американским Конгрессом [Adress...1992, p.1-2]. Далее же следовало проанализировать причины и следствия проигрыша и разработать реальную программу действий, основанную на приоритете национальных интересов и учете особенностей общественного духа в России. Ничего подобного сделано не было. Напротив, любые попытки честно обсудить положение дел пресекались «реформаторами».

Отсутствие мощной национально-ориентированной элиты. Говоря об ошибочности, негуманности и преступности «реформ», следует прояснить также вопрос о социальных структурах, в которых проявилась духовная неготовность страны к смене типа цивилизации. Духовные течения не существуют в обществе сами по себе. Они всегда имеют своих носителей – отдельных людей и социальные группы. Если посмотреть на произошедшие события с этой точки зрения, то наиболее вероятной причиной случившегося окажется отсутствие мощной и единой национально-ориентированной элиты.

Когда отсутствует подобный социальный слой, некому принимать продуманные, взвешенные и отвечающие времени решения в духовной, экономической и политической областях. Отсутствие этого слоя проявилось в период Февральской и Октябрьской революций, проявилось оно и в наше время. Сравнивая, например, развитие России с развитием Японии, следует, с точки зрения социальных предпосылок, учитывать разницу в государственных элитах той и другой страны. Япония, вероятно, сумела найти правильный путь развития в современном мире потому, что ее национальная элита была, по большому счету, едина. Поэтому она смогла принимать решения, исходя из национальных интересов. Государственная элита России никогда, за обозреваемый период, не была едина.

Отсутствие единства – главная беда советской (в том числе, российской) элиты, не позволившая ей справиться со своими задачами. Наша элита не была единой по национальному происхождению, социальному составу, по мировоззренческим и ценностным установкам.

Многонациональность правящей элиты – давняя традиция России. Еще В.О.Ключевский, рассматривая происхождение русских столбовых дворян, отмечал, что в так называемой Бархатной книге собственно русских (т.е. великорусских) фамилий оказывается 33%, фамилий, имеющих польско-литовское (т.е. в значительной степени западнорусское) происхождение –24%, фамилий происхождения западноевропейского, немецкого – 25%, татарского и вообще восточного происхождения – 17%, а 1% фамилий остается неопределимым [Ключевский. Кн. 1. 1995, с.512]. Прием иностранцев и представителей народов, входящих в состав России, на государственную службу широко практиковался в царский период, а в советское время многонациональность нашей государственной и культурной элиты прямо программировалась.

Сама по себе многонациональность элиты не имеет ничего дурного. Просто в таком случае она нуждается в некоем объединяющем стержне – вере, учении, интересе, фигуре. Если такой стержень существует (государь, православие, марксистское учение, внешняя опасность), элита сохраняет способность к единым действиям. Если он «вынимается», элита рассыпается на отдельные группировки и становится недееспособной.

Разнородным во все времена был и социальный состав российской элиты. Начиная с сословных перетасовок Ивана Грозного, а далее благодаря реформам Петра I и Сперанского, в России сформировалась тенденция привлекать к управлению все более низкие социальные группы. Чрезвычайно пестрой по своему социальному происхождению оказалась и советская элита. В ней смешались потомки рабочих и капиталистов, крестьян и дворян, «пламенных революционеров» и «врагов народа». Образуя своеобразное «новое дворянство», представители этих социальных групп не успели выработать ни общего мировоззрения, ни общих ценностей, ни общих норм поведения.

К тому же это пестрое образование успело разделиться на отдельные течения под действием служебного и цивилизационного соблазнов, которые были главными факторами раскола нашей элиты. Расколовшаяся советская элита не смогла правильно оценить ход событий в мире, эффективное руководство страной оказалось невозможным, следствием чего явился распад СССР. А после него прежняя советская элита оказалась расколотой по национальному признаку, при этом во всех республиках бывшего СССР, за исключением России, верх взяли именно национально ориентированные люди (с большими или меньшими признаками национализма). В одной России верх в руководстве явно заняли интернационально-космополитически настроенные люди и идеи, что не способствует «выздоровлению» страны. Задача формирования национально-ориентированной российской элиты остается одной из приоритетных для России.