Семантическая функция синтагматических показателей. Номинативный аспект предложения

Роль синтаксических элементов не ограничивается указанием на то, «что с чем связано». Предложения Он возвратил отца сыну и Он возвратил сына отцу состоят из одних и тех же слов, упот­ребленных в одних и тех же значениях и образующих одинаковое «дерево зависимостей». Эти предложения различаются только син­таксическими позициями существительных отец и сын. В первом предложении существительное отец выполняет функцию прямого дополнения, обозначающего объект действия, а существительное сын стоит в позиции косвенного дополнения, обозначающего адре­сата действия. Во втором предложении, наоборот, объектом дей­ствия является сын, а его адресатом — отец. Таким образом, раз­личий в позиционном распределении слов достаточно для того, чтобы изменить содержание высказывания. Распределение слов по синтаксическим позициям непосредственно зависит от свойств обозначаемой ситуации. Для того, чтобы смысл предложения со­ответствовал его денотату, необходимо не только правильно по­именовать фрагменты ситуации, но и правильно поименовать свя­зывающие их отношения. Более того, извлечение слова из пара­дигмы может быть осуществлено только после того, как определена конструкция, совместимая со свойствами обозначаемого события. Выбор структуры высказывания предшествует выбору слов. <…>

Поскольку в процессе речевой деятельности осуществляется как выбор синтаксической конструкции, так и выбор слов для ее наполнения, оба эти акта связаны с номинацией. <…>

Таким образом, не только слово, но и модель предложения может рассматриваться в ее номинативном аспекте.

В теории словосочетаний структура предложения Девочка выменяла у мальчика грушу на пирожное представляется как со­единение ряда номинативных единиц — слов и словосочетаний: девочка, выменяла грушу, выменяла у мальчика, выменяла на пи­рожное. В семантическом синтаксисе все приведенное предложение рассматривается как обозначение события, участники которого (предметные понятия, актанты) вовлечены в действие. Имя дей­ствия — глагол — задает определенное распределение актантов. Одно и то же событие может быть обозначено разными глаголами, управляющими разной конфигурацией своих спутников. Так, например, в предложении Мальчик отдал девочке грушу за пирож­ное то же действие названо по отношению к другому участнику ситуации — мальчику, представленному как его агент. Таким образом, не только сами синтагматические отношения, но и лекси­ческое содержание глагола участвуют в синтаксической организа­ции высказывания. Можно было бы утверждать, что синтаксиче­ские связи в предложении столь же семантичны, сколь синтаксично лексическое значение глагола. Поэтому нисколько не удивительно, что семантическое обследование глагола стало произво­диться с опорой на его синтаксические связи, а синтаксический анализ получил, особенно в последнее десятилетие, общий курс на семантизацию.

Изучению семантического содержания синтаксических связей структурными методами долгое время препятствовали явления асимметрии и функциональных сдвигов в сфере синтаксиса. Си­туация неоднозначности в соотношении формы и функции, харак­теризующая, впрочем, и все другие аспекты языка, была одним из поводов обоснования мысли об асемантизме структуры предложения, ее независимости от структуры обозначаемого события.

С другой стороны, асимметрия формы и значения в синтаксисе побудила поставить проблему омонимии синтаксических пока­зателей <…>, а также сформулировать тезис об иерархической организации их функций. Так, еще в середине 30-х годов Р. Якоб­сон, рассматривая функции падежных форм, предпринял попытку определить для каждой из них общее значение и частные, или спе­циальные, значения, одно из которых характеризовалось как глав­ное <…>. Концепция Р. Якобсона, сохраняя семантическое единство синтаксического знака, в известном смысле давала струк­турную интерпретацию традиционного тезиса о прямых, или «собственных», и переносных, вторичных значениях единиц языка. В те же годы Е. Курилович выдвинул идею первичных и вторичных функций синтаксических форм <…>. В концепции Е. Куриловича совокупность функций синтак­сических показателей также характеризовалась как иерархиче­ская структура, из которой было, однако, исключено понятие общего значения, присутствовавшее в теории Р. Якобсона. Се­мантическая структура знака тем самым лишалась единой основы и в центре внимания оказывалась его асимметрия. Кроме того, Е. Курилович дополнил идею первичных и вторичных функций знака понятием первичных и вторичных форм выражения одной функции <…>, что дало возможность подойти к постро­ению языковой, в частности синтаксической, системы в ситуации общей асимметрии образующих ее элементов. Для определения системных отношений, членами которых являются асимметричные знаки, следует, по Е. Куриловичу, прежде всего обозначить «пункты встречи первичных семантических функций с первичными формами» <…>.

Говоря о синтаксических знаках, названные лингвисты <де Бур и Р. Якобсон> имели в виду прежде всего конкретные показатели функции лексемы — падежную или предложно-падежную форму, предлог, союз. Однако асимметрия характеризует не только функциональные индикаторы, но и синтаксические позиции, устанавливаемые уже в отвлечении от конкретной формы выражения синтаксиче­ского значения. Если в первом случае речь шла, предположим, о разных значениях творительного падежа в таких сочетаниях, как идти прямым путем, командовать взводом, работать инже­нером, завершать строительством, писать карандашом и т. п., то во втором случае обсуждается проблема полифункциональности таких синтаксических позиций (членов предложения), как, на­пример, позиция подлежащего, замещаемая не только субъектом действия, но также его объектом и названиями других участников события.

В изучение значений синтаксических позиций также было введено понятие первичных и вторичных функций или, в более современной терминологии, глубинных (соответствующих первич­ным функциям) и поверхностных (соответствующих вторичным функциям) структур. Наличие у каждой позиции первичной син­таксической функции как будто подтверждается данными разного рода лингвистических экспериментов, таких, как опыты по кон­струированию предложений из заданных слов, анализ спонтанной речи, интерпретация предложений носителями языка и др. <…>. Количественные оценки результатов экспериментов по­казывают, что несмотря на полифункциональность всех синтак­сических позиций и полиморфию каждой функции, все же может быть выявлено некоторое соответствие между структурой пред­ложения и структурой обозначаемого им события, причем это соответствие неодинаково для разных членов предложения. Цен­тральные позиции, зависимые от глагольного управления, более семантически неопределенны и в этом смысле грамматичны, в то время как периферийные позиции более семантически определенны и в этом смысле конкретны, лексичны <…>.

Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М., 1976.

С. 5–20.

<…>

Синтаксис, в задачу которого входит обследование жизни предложения, обычно ограничивался изучением его формального строения безотносительно к семантике и в отвлечении от коммуникативных целей. <…>

Будучи разделом грамматики, синтаксис старался не выходить за пределы собственно грамматических категорий. <…>

Ни природа значения предложения и его составов, ни семантические типы предложений, ни семантические типы субъектов и предикатов, ни взаимодействие формальной и семантической структур предложения не были до последнего времени предметом специального анализа. Интерес к этому кругу вопросов пробудился 10-15 лет назад. Он был стимулирован целым рядом факторов, влиявших на развитие лингвистической мысли. Этому способствовало и наступление нового периода во взаимоотношениях лингвистики с логикой, относящейся с обостренным вниманием к содержанию предложения – пропозиции, и общий поворот к смысловой стороне языка и речи, и обращение к прагматическому компоненту речевой деятельности, и концентрация предложения как языкового знака, обладающего собственным означаемым. <…>

Наиболее широкое распространение среди лингвистов получила денотативная, или референтная, концепция значения предложения. Она имеет своей целью определение отношений между высказыванием и обозначаемой им экстралингвистической ситуацией, или событием. Ситуативная концепция предложения последовательно развивается в работах В. Г. Гака. Считая высказывание полным языковым знаком, В. Г. Гак полагает, что «референтом высказывания является ситуация, т. е. совокупность элементов, присутствующих в сознании говорящего в объективной действительности, в момент «сказывания» и обусловливающих в определенной мере отбор языковых элементов при формировании самого высказывания». Соотношение между ситуацией и обозначающим ее предложением В. Г. Гак изучает в двух аспектах – ономасиологическом и синтаксическом. В последнем случае анализируется соотношение синтаксических функций членов предложения (главным образом актантов) и тех ролей, которые выполняют обозначаемые ими предметы в реальном событии.

Поскольку данное направление связывает значение предложения с положениями дел или событиями действительности, оно уделяет особое внимание анализу и определению ситуации.

Само понятие ситуации используется разными авторами в разных значениях: оно относится то к миру, то к языку (его семантике), то к способу мышления о мире, т. е. помещается в вершине любого угла рокового семантического треугольника.

Во многих случаях ситуацией называют экстралингвистический референт предложения, отрезок реальной действительности, частное событие, факт, о котором сообщается в конкретном высказывании. <…>

Денотативное направление исследований занято изучением прежде всего того аспекта предложения, в котором отражена структура ситуации и который в разных работах получает название семантического, номинативного, денотативного, когнитивного, уровня референции, реляционной структуры, пропозиции. Оно оказалось плодотворным в выяснении и определении первичных и вторичных семантических функций актантов при многоместных предикатах и возможностей изменения их диспозиции. <…>

Исследование значения и сочетаемости глагольной основы предложения получило в некоторых работах валентностно-лексическое развитие. При этом подходе в фокус исследовательского интереса попадает структурно-лексическая основа предложения. <…>

Признавая плодотворность подобного подхода в плане обнаружения валентностных свойств слова (лексемы) как «усредненной» и отвлеченной от синтаксической функции единицы словаря, мы в то же время сомневаемся в том, что он может приблизить к раскрытию закономерностей формирования структурно-лексическоц основы предложения. Комбинирование слов зависит не только от их валентностных потенций, но и от их роли в предложении, а также от характера той синтаксической связи, которая их соединяет. Так, есть разница в нормах образования словосочетаний, предназначенных для выполнения функции субъекта, и конструкций, пригодных для роли сказуемого предложения; не одинаковы также правила соединения слов атрибутивной и предикативной связью.

Субъект и предикат выполняют в предложении существенно различные функции: субъект и другие термы конкретного значения замещают в речи предмет действительности, который они призваны идентифицировать для адресата сообщения, т. е. выступают в своей денотирующей функции, в то время как предикат, служащий целям сообщения, реализует только свое сигнификативное (абстрактное, понятийное) содержание, или смысл. Значение субъекта «прозрачно» и сквозь него отчетливо просвечивает денотат. С этим функциональным различием связаны различия в сочетаемости слов, занимающих в предложении позиции подлежащего и сказуемого. В субъекте определение относится к денотативному значению имени, указывая на некоторое свойство реального предмета, в предикате определение «сцепляется» с сигнификатом имени. Это можно показать на примере изменения значения прилагательных в зависимости от их вхождения в состав подлежащего и сказуемого. Ср. значения прилагательного молодая в таких предложениях, как Она молодая хозяйка и Молодая хозяйка вошла в комнату. Первое предложение может быть сказано о пожилой женщине, недавно оставившей работу и начавшей заниматься хозяйством. В нем прилагательное связано с сигнификатом слова хозяйка, а не его денотатом: Она молодая хозяйка = она недавно хозяйничает в доме. Второе предложение едва ли применимо к пенсионерке. В нем признак молодости характеризует денотат имени хозяйка, а не его сигнификат. Прилагательное в этом случае выражает свойство носителя имени, реального лица, безотносительно к тому, каким словом это лицо обозначено. Такое предложение уместно употребить, например, тогда, когда в доме к ведению хозяйства причастны две женщины, предположим, мать и жена хозяина дома. Признак молодости служит целям их различия. Ср. также возможность субъектных сочетаний белокурая хозяйка, черноглазая хозяйка при их неестественности в функции сказуемого: В комнату вошла черноглазая (длинноносая) хозяйка дома и *Она – черноглазая (длинноносая) хозяйка дома. <…>

В ряде исследований смысловая структура предложения моделируется с опорой на грамматические понятия и категории. Основным пафосом этих работ являются «поиски соотнесенности в предложении грамматических признаков с семантическими». В этом духе выполнено исследование по русскому синтаксису Г. А. Золотовой. Автор начинает с определения семантических функций элементарных синтаксических форм, образующих предложение, и кончает выделением типовых значений моделей предложения. Под типовым значением Г. А. Золотова понимает «смысловой результат предикативного сопряжения структурно-смысловых компонентов модели предложения» (ср. «предмет и его качество», «субъект и его состояние»). Изложенный подход опирается на мысль о том, что «названные типы отношений между явлениями действительности не могут существовать в языковом сознании иначе как в виде одной из данных языком синтаксических конструкций».

Основной задачей семантических разысканий в области синтаксиса предложения Н. Ю. Шведова считает определение собственного значения формально-синтаксических моделей. Согласно этой точке зрения, «грамматическая организация предложения […] уже сама по себе является фактором, небезразличным для семантической структуры построенного по этой схеме предложения. Отвлеченные значения компонентов схемы и отношения между ними служат первоосновой семантической структуры предложения, представляя ее в максимально обобщенном виде». В соответствии с этим общим взглядом «под семантической структурой предложения понимается его информативное содержание, представленное в абстрагированном виде как закрепленное в языковой системе соотношение типизированных элементов смысла». Н. Ю. Шведова стремится изучать значение предложения, базируясь на собственно языковом материале, без обращения к структуре внеязыковой ситуации. Единицы каждого уровня языка, в том числе структурная схема предложения, обладают семантическим своеобразием, создаваемым, по мнению Н. Ю. Шведовой, взаимодействием в них категориального и конкретного значений.

К исследованиям семантики синтаксиса принадлежат и работы Е. В. Падучевой. Автор исходит из того, что «значение предложения складывается из значений лексем, грамматических значений словоформ и значений синтаксических конструкций». Поэтому «описание семантики синтаксиса должно быть тем компонентом описания языка, которое позволяет дополнить описание лексической и морфологической семантики до описания семантики предложения в целом». Е. В. Падучева ищет решение проблемы семантики синтаксиса на пути толкования семантически сложных конструкций, в которых связь между формой и смыслом не является очевидной, через более простые конструкции. Основное внимание автора обращено на изучение синонимических отношений между высказываниями, а также тех формальных преобразований, которые их соединяют. Синонимическому классу предложений соответствует одно предложение, записанное на языке смыслов и принимаемое за семантическое представление данного класса. В качестве «языка смыслов» автор пользуется тем естественным языком, который служит объектом описания.

Проблема выбора рационального способа представления семантической структуры предложения существенна для генерального направления исследований, поскольку в порождающих моделях языка смысл сообщения составляет тот исходный материал, который поэтапно конвертируется в реальное высказывание конкретного языка. Сходную методику описания значения предложения можно встретить и в других концепциях. Так, И. П. Сусов, опираясь на денотативную основу (реляционный костяк) предложения, описывает далее процесс формирования значения высказывания как постепенное «обрастание»простой абстрактной схемы «в результате «привязываемых» к ней операций новыми и новыми компонентами, пока она не становится сложным, «многоэтажным» образованием, более или менее полно удовлетворяющим коммуникативному намерению». Подобный подход к семантике предложения может быть охарактеризован как уровневый.

Наряду с перечисленными направлениями в изучении значения предложения, каждое из которых может оказаться плодотворным в решении определенных задач, издавна и даже издревле существует логический взгляд на предложение. Если вспомнить те определения предложения, которые не претендовали на точное соблюдение правил научных дефиниций, но надеялись вскрыть сущность определяемых категорий, то в них чаще всего и дольше всего отмечалось, что предложение выражает (законченную, относительно законченную) мысль. В способности передавать мысль обычно видели специфику содержательной стороны предложения, отличающую его от слова и словосочетания. Иногда приведенное определение инвертировалось и указывалось, что мысль, выраженная словами, есть предложение. И действительно, мысль не может быть выражена в языке иначе, как в форме предложения. <…>

Настоящая работа в большей своей части посвящена логико-семантическому аспекту предложения. В ней, поэтому, коротко рассматриваются понятия, которые используются в логическом анализе значения предложения (понятия пропозиции и глаголов пропозиционального отношения, понятие референции). Этому посвящена первая и третья главы.

При изучении синтагматики предложения со стороны его содержания основное внимание было направлено на логические, т. е. обусловленные свойствами мышления, закономерности создания цепочек смыслов (см. вторую главу).

Основное содержание работы состоит в выделении логико-синтаксических «начал», т. е. тех отношений, которые, будучи непосредственно связаны со способами мышления о мире, в то же время причастны к грамматическому строю языка. В. Г. Адмони, в работах которого отводится много места анализу логико-грамматических типов предложения, характеризует эти последние как «конкретные грамматические структуры, обладающие грамматической формой, с помощью которой выражается, однако, не что иное, как логическое содержание, т. е. отразившиеся в человеческом мышлении типические связи и отношения объективной действительности». Логико-синтаксические структуры представляют собой наиболее общие модели в которых мысль формирует смысл.

Выделение логико-синтаксических типов опирается на следующие свойства предложения: 1) природа терминов отношений – в предложении может устанавливаться связь с любым из тех сущностей, которыми оперирует человеческое мышление: предметом, понятием, именем (словом), представленными в высказывании денотатом, сигнификатом и означающим; 2) направление отношения – мысль может двигаться между терминами отношений в том или другом направлении. Названные два признака обуславливают связь логико-синтаксической структуры предложения с референцией входящих в нее имен и коммуникативной перспективой высказывания: природа терминов отношений обнаруживает себя в референции имени, а направление отношения отражает коммуникативную перспективу предложения.

Применительно к материалу русского языка в настоящей работе выделены следующие четыре логико-грамматический «начала»: 1) отношения экзистенции, или бытийности, 2) отношения идентификации, или тождества, 3) отношения номинации, или именования, 4) отношения характеризации, или предикации в узком смысле этого термина.

Отношения экзистенции соединяют концепт и предмет, понятие и материю. В экзистенциальном предложении утверждается существование (или несуществование) в мире или некотором фрагменте объекта (класса объектов), наделенного определенными признаками. Ср. В этой стране есть исполинские змеи; Леших не существует; Снежный человек существует. Мысль в этом случае движется от концепта (понятия) к субстанции, объекту, воплощающему заданную совокупность черт. Здесь уместно подчеркнуть, что в абсолютных (относящихся к миру) экзистенциальных утверждениях концепт обычно создается не одним признаком, а комбинацией, совокупностью ряда черт. Поэтому, проблема бытия часто сводится к вопросу о совместимости признаков в концепте (ср. проблему существования «круглых квадратов») или в материальном объекте (русалках, коньках-горбунках и пр. жителях сказочных миров).

Инверсия мыслительного процесса, его направленность от объекта к его признакам, набору признаков, состоянию, свойствам, действию ведет к изменению логических отношений, их преобразованию в отношениях характеризации, или собственно предикации. В этом случае заранее данным является некоторый объект, в котором активным актом мышления выделяется тот или другой признак. Ср. Море сегодня спокойно; Эта змея огромна. Логико-синтаксические отношения определяются, следовательно, не только теми категориями, которые они связывают, но и направлением связи.

Отношения номинации соединяют объект и его имя, т. е. элемент предметного мира и элемент языкового кода. Ср. Этого мальчика зовут Коля. Это Коля. Коля. Это дерево – сосна. Отношения именования могут соединять не только предмет и его имя, но также понятие (свойство, качество, событие и пр.) и способ его обозначения в языке (слово). Однако для синтаксической организации предложения существенна лишь наиболее простая форма этих отношений, соединяющая предмет (лицо) и его собственное имя. Только этот простейший вид именования принимается во внимание в настоящей работе.

Инверсия отношений именования, при которой мысль двигалась бы от слова (означающего) к его значению (сигнификату) создает отношения интерпретативного типа, которые очень близки к отношению тождества. Сообщая о том, что значит слово, мы не только соединяет звук со смыслом, но как бы приравниваем значение слова к его толкованию при помощи других слов. Ср. Печаль это скорбно-озабоченное, нерадостное, невеселое настроение, чувство. Такие предложения используются тогда, когда адресату неизвестен первый элемент равенства – означаемое интерпретируемого слова. Они могут быть определены как экспликативные. Интерпретативные отношения не соотносятся с особым типом предложений. Они, поэтому, не входят в число логико-синтаксических «начал». То же можно сказать и о другом виде инверсии отношений именования, при которой мысль движется от имени (данного) к его конкретному носителю – предмету или лицу. Ср. Кто здесь Соколов? Соколов это я. Такого рода отношения не существенны для анализа синтаксического строя русского языка.

Отношения идентификации рефлексивны, т. е. обращены на один объект. Они, поэтому, в логическом смысле не могут быть инвертированы. В наиболее ясном случае эти отношения устанавливают тождество объекта (денотата) самому себе (онтологическое тождество). Что касается абстрактных категорий, то проблема их отождествления осложняется отсутствием у этих сущностей независимого от языкового обозначения бытия. В данной работе принимается во внимание только онтологическое тождество.

Итак, хотя те сущности, которыми оперирует человеческое мышление (денотат, сигнификат, означающее, соотв. предмет, понятие, имя) способны быть терминами большего количества логических отношений (таких отношений могло бы быть девять), для формирования синтаксических структур русского языка (а возможно и других языков) существенны лишь четыре названных вида отношений, каждое из которых соотносительно с особой логико-синтаксической структурой – экзистенциальными предложениями, предложениями тождества, предложениями именования и предложениями характеризации.

Прямое назначение перечисленных логико-синтаксических структур постоянно расшатывается варьированием их лексического наполнения. Можно полагать, что если бы в языке не были представлены упомянутые выше четыре структурных типа, одного было бы довольно для передачи любого вида логических отношений и, шире, любого содержания. Это предположение будет ниже проиллюстрировано материалом экзистенциальных высказываний. Объем настоящей работы позволил описать только два логико-синтаксических типа предложений – предложения экзистенциального и идентифицирующего типов, менее всего исследованные применительно к русскому языку.

Интересуясь вопросам связи между категориями логики, формирующими структуру предложения, и категориями семантики и будучи убеждены в том, что логическая структура мысли и тесно связанная с нею коммуникативная задача сообщения непосредственно воздействуют на образование сначала речевого смысла, а затем и устойчивого лексического значения слова, мы посвятили этому кругу вопросов последнюю главу настоящей работы.

Арутюнова Н. Д., Ширяев Е. Н. Русское предложение: Бытийный тип. М., 1983. С. 5–13.

<…>

В образовании высказывания соучаствуют разнородные факторы: категории мысли, психологические механизмы и «житейская логика», внеязыковая действительность, которой касается высказывание, ком­муникативная ситуация, цель, с которой делается сообщение, грамма­тические и лексические возможности языка, речевой узус, стилистиче­ские нормы и формы коммуникации. Совместное действие этих часто разнонаправленных сил создает высказывание. Между тем речевая коммуникация подчинена определенному ритму. Говорящий вынужден управлять потоком речи «на ходу», не допуская при этом нарушения правил «речевого движения». Собеседники не могут подвергать сознательному анализу все механизмы речеобразования, взвешивать и соотносить участвующие в этом процессе факторы, сравнивать раз­ные языковые формы, отдавать предпочтение одной из них, приспо­сабливать одни элементы к другим, объединяя их в гармоничное целое.

<…>

Хотя логические закономерности мышления создают наиболее универсальный компонент языков, они далеко не всегда реализуются в одинаковых или сходных грамматических структурах. Но дело не только в этом В каждом языке существуют излюбленные типы предложений которые, варьируя свои частные грамматические характеристики и свое лексическое наполнение, приобретают коммуни­кативную гибкость и «вторгаются» в области, подлежащие ведению других синтаксических типов. Поэтому, изучая иностранный язык, приходится иногда переходить на другую логико-грамматическую «колею».

Настоящая книга посвящена едва ли не самому популярному типу предложений русского языка — бытийным предложениям. Этот синтаксический тип обладает разветвленной системой вариантов и ог­ромным семантическим потенциалом. Им свойственна удивительная синтаксическая подвижность. Хотя первичным для них является выражение определенного логического значения, они так резко раздвинули свои коммуникативные возможности, что в русском языке допустимы связные тексты, целиком или по преимуществу построенные из бытийных высказываний. <…>

В подтверждение семантической многогранности бытийных пред­ложений и их распространенности не только в разговорной речи, но и в художественных текстах, в том числе и поэтических, приведем не­сколько примеров:

И чувства нет твоих очах

И правды нет твоих речах

И нет души в тебе.

Мужайся, сердце, до конца:

И нет в творении творца!

И смысла нет в мольбе!

Это небольшое стихотворение Ф. Тютчева содержит шесть высказыва­нии, из них пять — отрицательные бытийные предложения, и лишь одно принадлежит другому синтаксическому типу. Оно стоит в повелительном наклонении, для бытийных предложений не характерном.

<…>

Бытийные предложения стилистически нейтральны. Они уместны в любом по стилю и жанру тексте. Их употребляют для выражения ста­тических и динамических значений, в авторском повествовании и диалоге.

Прежде чем приступить к анализу структуры и значения бытийных предложений, поз накопимся с той системой понятий и терминов, которые используются в этой книге.

Логическая организация мысли регулярно выражается в опреде­ленных синтаксических структурах. Наиболее существенны три вида логических отношений, которым соответствуют три логико-граммати­ческих типа предложений бытийные (или экзистенциальные) предложе­ния, предложения тождества (или идентификации), предложения характеризации, имеющие ряд разновидностей в зависимости от значения предиката. Предикат может быть собственно характеризую­щим (обозначающим статический или динамический признак), таксоно­мическим (классифицирующим), реляционным (указывающим на отно­шения между объектами), темпоральным и локальным.

Эти типы предложений различны как по логической, так и по грамматической структуре. Они имеют разные коммуникативные цели и, выступая в своей первичной функции, занимают разное место в структуре текста.

В бытийных предложениях утверждается существо­вание в мире или отдельном его фрагменте объектов, наделенных определенными признаками, т. е. принадлежащих тому или другому классу: В этом городе есть университет, На улице была толпа народа, У нас нет дачи, На этой площади будет театр, В этом городе у меня нет знакомых, У нее доброе сердце, У меня на душе печаль, На деревьях иней.

Отправным пунктом подобных сообщений является простран­ственное понятие (в том числе и «личная сфера»), которое принимается как данное, как фрагмент мира, так или иначе знакомый говорящему и адресату. Новым в них является сообщение о том, что в этом простран­стве имеются объекты того или другого типа (класса): В нашем лесу есть земляника, На этой улице есть аптека. Коммуникативно важ­ную часть таких предложений составляет имя существительное вместе с бытийным глаголом. Существительное соотносится (имеет рефе­ренцию) либо с неопределенным предметом или с неопределенной частью класса предметов, либо указывает на предмет, знакомый го­ворящему, но неизвестный адресату речи. Последний тип референции (его принято называть специфической неопределенной референцией) характерен д"ля бытийных предложений, начинающих текст: Есть у меня один знакомый художник.

Бытийные предложения, таким образом, отражают простран­ственно-предметный аспект мира. По мере того как варьируется значение входящих в предложения слов, видоизменяется и само понятие о бытийных отношениях, ср.: В лесу есть грибы и В этой теории есть ошибочные положения; У лукоморья дуб зеленый и У моих соседей праздник.

Особенно резко изменяется структурно-семантическая организация бытийных предложений в тех случаях, когда за данное принимается не пространственная сфера, а класс существующих объектов либо его часть, из которой выделяется подкласс или какой-либо один объект: В нашем лесу есть березы; Среди моих друзей есть один молодой скрипач; В нашем институте есть первоклассные шахматисты, ода­ренные художники и даже талантливые музыканты. Указание на класс, как видно из приведенных примеров, не всегда выражено в явной форме.

Таким образом, бытийные предложения распадаются на два крупных разряда в зависимости от того, представлена в них область бытия как пространство или как класс предметов.

Для понимания семантической организации бытийных предложений важно то, что область бытия в них всегда осознается как нечто более объемное, чем те предметы, которые в ней находятся. Когда говорят За рекой есть леса, предполагается, что не все заречье покрыто лесами. Это свойство определяет значение тех бытийных предложений, в которых область бытия соответствует классу предметов. Сообщения В этом лесу есть березы, В своре Ноздрева были борзые, В его библиотеке есть редкие книги касаются не всей «области бытия», т. е. не всех предметов, образующих данный класс, а лишь ее части Тем самым внутри класса выделяется некоторая частная разновидность.

Разница в объеме области бытия и находящихся в ней объектов су­щественна для понимания смысловых различий между бытийными и небытийными предложениями одного лексического наполнения, ср.: В этой теории есть противоречия и Эта теория противоречива В первом случае речь идет о частичной непоследовательности теории во втором — о том, что теория противоречива от начала до конца.

В предложениях тождества содержится утвержде­ние идентичности объектов, обозначенных разными языковыми выражениями: Этот корнет и есть девица Дурова; Твой учитель ма­тематики и есть брат Нади; Бурмин и был тот человек, с которым когда-то обвенчалась Марья Гавриловна; Это не тот человек, о котором я тебе говорил; Дама в малиновом берете была Татьяна Ла­рина.

В предложениях тождества оба имени или именных выражения относятся к конкретным объектам. Они референтны. Цель такого рода высказываний—указать на то, что оба именных вы­ражения относятся к одному и тому же объекту или, при наличии от­рицания, на то, что предположение о тождестве объектов ошибочно.

<…>

Предложения, сходные с предложениями тождества, нередко обознача­ют иное логическое отношение: Таня — красавица, Этот цветок — фиалка, Петр Иванович — отец Маши. В этих предложениях имена различаются по своему логическому и грамматическому статусу: первое имя (подлежащее) референтно, т. е. относится к конкретному объекту, второе имя (входящее в сказуемое) этим свойством не обладает; оно указывает либо на признак субъекта (Таня — красавица), либо на тот класс, в который он входит (Этот цветок — фиалка), либо на отношение между двумя объектами (Петр Иванович — отец Маши). В таких предложениях представлены отношения характеризации в широком смысле этого термина.

Предложения характеризации выражают логиче­ское суждение. В классическом случае их субъект относится к конкре­тному предмету, классу предметов или части класса, а предикат выражает признак, свойство, действие, состояние, процесс, при­надлежность к классу, местопребывание предмета, его оценку, данную под тем или иным углом зрения, отношение к другим предметам, время (если субъект обозначает событие) и многое другое. Еще более разнообразны предикаты, сопоставляемые с субъектом-лицом. Они характеризуют его не только по внешним данным, но и по внутреннему содержанию. В каждом языке есть громадное количество психологиче­ских предикатов, «разлагающих» личность человека на мельчайшие атомы, характеризующих его волю, ум, душу, сердце, совесть и т. п.

Особым статусом обладают таксономические, или классифицирующие, предикаты — используемая в функции сказу­емого конкретная лексика. Попадая в позицию предиката, конкретные имена указывают на принадлежность данного предмета или вида предметов некоторому более широкому по своему объему классу: Кит — млекопитающее, Этот цветок — роза. Таксономический предикат обычно выражается существительными, значение которых не разлагается на ясно определимые семантические компоненты. Часто речь идет о естественных (природных) классах, о которых говорящие имеют некоторое эмпирическое (образное) представление и располага­ют теми или иными энциклопедическими знаниями (ср. реакцию на такие слова, как заяц, медведь, ртуть, ель, береза, лимон, комар и т. п.). Принадлежность к тому или другому естественному или артефактному, т. е. созданному руками человека, классу составляет неотъемлемое, органическое свойство предмета. Предложения с таксо­номическим предикатом поэтому обычно употребляются в настоящем времени. Если же они стоят в прошедшем или будущем времени, то эти формы относятся не к существованию признака в данном объекте, а к существованию самого объекта: Сократ был грек. Прошедшее время в этом предложении употреблено не потому, что Сократ в какой-то момент жизни перестал быть греком (чего, естественно, не могло случиться), а потому, что само его существование относится к прошлому.

Таксономический предикат вводит в фокус всю ту сумму энциклопедических знаний о естественном классе, которым располагает адресат речи. Сообщения Это левкой (божья коровка, араукария, кенгуру, бегемот, подосиновик, олово, наполеондор и т. п.) будут иметь разный смысл для людей разной специальности, несхожих склонностей и интересов, несовпадающего жизненного опыта и места обитания.

Таксономический предикат может присоединяться к дейктическому (указательному) субъекту: Что это? — Это фиалка. Таксономические предложения образуют своего рода «предсуждение», необходимое для выяснения и понимания последующих общих и частных суждений. В ходе коммуникации всегда предполагается, что собеседники имеют общие сведения о классе, которому принадлежит предмет речи. Поэтому сообщения, в которых конкретному предмету приписываются признаки, относящиеся ко всему классу (т. е. любому представителю данной категории реалий), в обычной ситуации воспринимаются как неинформативные. Услышав сообщение У этого слона есть хобот, адресат непременно поинтересуется, какими особыми причинами вызвано такое сообщение. Признаки, входящие в определение клас­са предметов, не принято приписывать отдельным его членам. По­нимание природы таксономического предиката важно для анализа бытийных предложений, сообщающих не только о существовании некоторых объектов в той или другой пространственной сфере, но и о том, к какому классу эти объекты принадлежат. Таксономия входит в качестве составной части в семантическую структуру бытийных предложений. Она необходима для того, чтобы в высказываниях, следующих за бытийными, могли реализоваться отношения характери­зации. Таксономический предикат задает те виды признаков, по которым данный предмет может быть охарактеризован, например: У нас в саду есть клубника. Она крупная, ароматная и очень вкусная. Если бы адресат не знал, к какому виду естественных реалий принадле­жит предмет речи, он не мог бы интерпретировать сопоставленные ему предикаты, т. е. не мог бы представить себе, что значит крупный, аро­матный и вкусный, ведь понятие о большом размере соотносительно со стандартом класса: даже очень маленькая гора сильно превосходит в размере самую крупную мышь, отчего и можно считать плачевной всякую ситуацию, когда гора рождает мышь, не конкретизируя при этом ни высоты горы, ни габаритов мыши.

Характеризующий предикат в узком смысле этого термина указывает не на комплекс признаков, а на один признак или не­много четко обозначенных и распределенных по аспектам черт, относящихся к цвету, форме, размеру, вкусу, запаху, степени плотности, способу движения предмета. Характеризующий предикат выражается качественными прилагательными и глаголами, имеющими много семантических разновидностей.

Характеризующий предикат может быть выражен, подобно предикату таксономическому, именем существительным: Петя — лгун (отличник, смельчак, лыжник, остряк, забияка, простак, фантазер, наглец и т. п.). Субстантивный предикат указывает на постоянный, органически присущий предмету признак. Он не может обозначать актуального свойства или действия, обнаруживающегося или осуще­ствляемого в конкретный момент времени. Сообщение Он — пловец не может означать, что он плавает в данный момент. В таких предложениях содержится обобщенная (вневременная) характеристика предмета. Во всем же остальном они близки не к таксономическим, а к характеризующим (глагольным и адъективным) сказуемым.

Особый тип составляют реляционные предикаты, т. е. предикаты, указывающие на отношение данного объекта к другому объекту: Петр — отец Маши, Он — мой соавтор, Маша — соученица моего сына. Хотя в семантику реляционных имен обычно входят классифицирующие компоненты (так, имя отец указывает не только на отношение отцовства, но также на признаки 'человек', 'мужского пола' и 'зрелого возраста'), эти имена не образуют таксономических предикатов. Предложения типа Петр — внук (брат, племянник) не употребительны. Высказывание Я — бабушка равнозначно либо сообщению У меня есть внуки, либо намеку на возраст говорящего лица. Ни в том ни в другом случае предложение не имеет классифици­рующего смысла.

Употребляясь в функции предиката, реляционные имена (как и другие имена лиц) претерпевают семантическое упрощение: в их значении сохраняется только указание на отношение. Классификаци­онные компоненты значения (например, признак пола лица) легко устраняются. Поэтому в предикате часто употребляется немаркиро­ванная форма мужского рода, ср., например, в пьесе А. Чехова «Дядя Ваня»: [Войницкий:] Она мой друг. Однако если отношения мыслятся как «несимметричные», то пол выражается и в позиции предиката, ср. продолжение диалога: [Астров:] Уже! [Войницкий:] Что значит это «уже»! [Астров:] Женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: сначала приятель, потом любовница, а затем уже друг.

Удерживая в своем значении только реляционный компонент, предикаты статического отношения не могут распространяться опреде­лениями, квалифицирующими объект по признаку, не связанному с означенным отношением. Это существенно отличает реляционные предикаты от таксономических. Нельзя сказать *Петр Иванович — молодой (старый, усатый, толстый, заботливый, раздражительный, снисходительный) отец Васи. Допустимы лишь определения, квалифи­цирующие вид выражаемых именем отношений: Петр Иванович — неродной (приемный) отец Васи; Вика — старшая (но не старая) сестра Коли.

Соприкасаются с реляционными локальные предикаты, указывающие на отношение между предметом и неко­торым местом, пространством, или, проще, на местоположение пред­ мета. Локальные предложения, как и бытийные, отражают пространственно-предметный аспект мира. Между бытийными и локальными отношениями имеется, однако, существенное различие. Оно сос­тоит в том, что в бытийных предложениях данным, известным является место, а сообщаемым — его «предметное наполнение». В локальных предложениях, наоборот, исходным пунктом сообщения служит известный говорящему предмет (предметы), а сообщаемым — местопребывание этого предмета (предметов). Ср.: В зоопарке есть слон и Этот слон находится в зоопарке. В первом — бытийном — предложении сообщается о том, что есть в зоопарке, а во втором — ло­кальном — о том, где находится данный (определенный) слон. Первое предложение служит ответом на вопрос Какие звери есть (имеются) в зоопарке!, второе— на вопрос Где находится этот слон!

Разница между приведенными предложениями не ограничивается, однако, тем, что в коммуникативном отношении они обратны. Коммуникативная инверсия сопровождается в этом случае изменением референции имени. В бытийном предложении имя не указывает на предмет, известный обоим собеседникам (ср. В зоопарке, кажется, есть какой-то слон); в локальном предложении речь идет о вполне определенном, конкретном предмете (ср. Слон Чанго находится сейчас в Московском зоопарке). Этот пример показывает, что для формирова­ния типа предложения очень существенны такие факторы, как референция имени (его определенность или неопределенность) и комму­никативная направленность высказывания (соотношение исходного пункта сообщения и сообщаемого, темы и ремы). В русском языке референция имени иногда предопределяется лексическим значением глагола. Так, глагол находиться может относиться только к известным, конкретизованным объектам. Он входит в локальные предложения: Петя находится сейчас в школе, Я находился тогда на даче. Глаголы же водиться и встречаться (в бытийном значении) могут относиться только к неопределенной части класса предметов. Поэтому нельзя сказать *Эта стая волков водится (встречается) в нашем лесу. Указанные глаголы естественно входят в бытийные предложения: В нашем лесу водятся (встречаются) стаи волков.

Мы остановились на тех типах предикатов, которые наиболее тесно соприкасаются с бытийными предложениями. Это таксо­номические, характеризующие (в узком смысле, т. е. признаковые), реляционные и локальные пре­дикаты.

<…>

Вследствие коммуникативных сдвигов структура предложения перестает соответствовать выражаемым ею отношениям. Между формой и содержанием утрачивается равновесие.

Для того чтобы хорошо понять динамику синтаксических процессов, нужно помнить, что основные двигательные силы синтаксиса связаны с тремя факторами: 1) коммуникативной перспективой высказывания (распределением в нем данного и сообщаемого); 2) референцией входящих в высказывание имен, их отношением к предметам действительности; 3) лексическим наполнением синтаксической стру­ктуры, причем особенно существенно различие между предметными и непредметными (признаковыми, событийными и др.) значениями.

Гак В. Г. Высказывание и ситуация // Гак В. Г. Языковые преобразования. М, 1998. Глава 5. С. 243-263.

Высказывание. Широкое использование в современных линг­вистических работах термина высказывание, который нередко вытес­няет термины предложение или фраза объясняется, по-видимому, тем, что лингвистика все большее внимание уделяет некоторым новым ас­пектам изучения языка. Среди новых направлений, пользующихся этим термином, можно отметить, в частности, лингвистику речи или ситуативную лингвистику (изучение языковых форм в их реализа­ции, на уровне речи), психолингвистику (порождение речи), транс­формационную и генеративную грамматику (преобразование языко­вых единиц, перефразирование). В последнем случае на использова­ние термина высказывание оказала влияние математическая логика. Хотя в математической логике нет однозначного определения выска­зывания, можно заключить, что если термины традиционной логики суждение или предложение делают упор на внутренней структуре со­общения (связь субъекта и предиката), то высказывание отражает от­ношение сообщения к действительности в плане его истинного зна­чения (истинность, ложность, необходимость, возможность и т. п.)¹.

<…>

Отличительные качества высказывания связаны с характером обозначаемого (ситуации): пре­дикативность — отличительное свойство высказывания — есть пока­затель соотнесенности его с ситуацией, и, естественно, обладать ею может только высказывание — единица, референтом которой является не абстрагированный элемент ситуации (как у слова), а сама ситуа­ция. Модальность отражает также специфические элементы ситуации: позиции говорящих в речи, их отношения к сообщению и ситуации.

Знаковый характер высказывания подтверждается и сравнением языка с другими семиотическими системами. Так, в системе дорож­ной сигнализации мы называем знаком сложное обозначение опреде­ленной ситуации, состоящее из обозначений предметов, а также кате­гориальных символов («указание», «запрещение» и т. п.), значение которых можно сопоставить с индикативом и императивом — двумя основными модальностями простого предложения. Такой знак пред­ставляет собой продукт законченного семиотического акта, и его ана­логом в языке является не отдельно взятое слово, но высказывание. Используя терминологию Бюиссанса, Прието предлагает термин знак сохранить за словом (и, соответственно, значимой частью дорожного сигнала), а высказывание, так же как и дорожный знак в целом, обо­значить термином сема. Это предложение не представляется удачным ввиду того значения, которое термин сема приобрел в современном языкознании («элементарная единица плана содержания»), а также непривычного использования слова знак для обозначения «части зна­ка» в неязыковых семиотических системах. Но разграничение двух типов знаковых единиц — полной, представляющей собой результат акта семиозиса, и частичной, являющейся «полуфабрикатом» для полных знаков, представляется необходимым.

В связи с этим некоторые лингвисты склонны обозначать выска­зывания как «сверх-знаки» или сложные знаки.

Такая трактовка соотношения высказывания, с одной стороны, и морфем, синтаксем и лексем — с другой, допустима, если считать слова и морфемы самостоятельными знаками коммуникации и видеть в высказывании лишь сочетание этих знаков. Между тем, в языковой реализации, в речи не только часть определяет целое, но целое опре­деляет часть. Здесь проявляется общее соотношение между целым и его элементами: сочетаясь в целое, части не остаются неизменными, но приобретают новые свойства, которыми вне целого они обладают лишь потенциально. Части выступают как элементы целого. Попа­дая в высказывание, слово утрачивает свои контуры, оно превраща­ется в часть фразы, трансформируется в новую единицу — элемент высказывания, с помощью которого высказывание описывает ситуа­цию. Эта трансформация слова (единицы низшего уровня) под влия­нием высказывания (единицы высшего уровня) проявляется в извест­ных сдвигах значения слова в речи («контекстуальные значения»), в случаях его десемантизации (более частых, чем это обычно отмеча­ют), в создании фразеологизмов. Если с точки зрения языковой ста­тики основными элементами языка являются слова, морфемы, син­таксические конструкции, с помощью которых строятся высказыва­ния, то с точки зрения динамики языка — речи — картина представ­ляется как раз обратной. Важнейшей единицей является высказыва­ние, поскольку именно оно является коммуникативно значимым, имеет точный референт — ситуацию — не представляющий собой ре­зультат условного языкового членения. По отношению к высказыва­нию слова, морфемы и тому подобные элементы, служат строитель­ным материалом. Взятые в отдельности, они лишены коммуникатив­ной функции и прямой соотнесенности с объективной реальностью. Эти элементы лишь приблизительно намекают на определенный сек­тор опыта, являясь лишь «техническим средством <…>, причем они могут взаимозаменяться с другими элементами и объединяться с ними в единую открытую систему употребления. В связи с этим именно с точки зрения реального функционирования языка знаком в языке следует считать высказывание. Более обоснованной, следова­тельно, представляется точка зрения некоторых итальянских линг­вистов, определяющих высказывание <…> как знак, а слова как «подзнаки» <…>.

<…>

К какому же уровню следует относить высказывание как единицу языка?

Уровни (ярусы, планы) в языке выделяются с точки зрения раз­ных подходов к описанию языка. С точки зрения взаимосвязи языко­вых структур с неязыковыми Хэллидей выделил три основных уров­ня: субстанциональный (связь языковых форм с материальной звуко­вой субстанцией); формальный (уровень внутриязыковых единиц и категорий) и семантический (связь языковых форм с внеязыковой си­туацией).

С точки зрения этапов членения речевого потока различают фо­немный, морфологический, лексический, синтаксический уровни, в основном соответствующие основным подсистемам языка.

С точки зрения взаимосвязи элементов языка различают синтагма­тический и парадигматический план.

И, наконец, с точки зрения реализации различаются уровни сис­темы языка, нормы языка, нормы речи и индивидуальной речи.

Разрабатывая теорию высказывания, чешские лингвисты двояким образом решали вопрос о том, к какому уровню оно относится. О. Лешка различает два ряда соотносительных уровней: уровни абстрактных структур и уровни манифестации этих структур, на которых распола­гаются соответствующие структурные и функциональные единицы:

текст — энунциация

предложение — высказывание

слово — наименование

С другой стороны, Трнка вводит высказывание в особый суперсин­таксический уровень, который он помещает над фонологическим, морфологическим и лексическим. Основная ошибка чешских лин­гвистов, по нашему мнению, заключается в том, что как бы они ни ставили высказывание по отношению к предложению — параллельно с ним (Лешка) или над ним (Трнка) — они рассматривают высказы­вание прежде всего как единицу синтаксического порядка. Это ло­гично вытекает из того, что, начиная еще с Матезиуса, пражские языковеды отграничивали высказывание от предложения прежде все­го на основании тех сторон в его организации, которые в конечном счете связаны с его синтаксической структурой (актуальное членение, прономинальная субстанция и др.). Однако специфика высказывания, как высшего уровня номинации, не связана лишь с синтаксическими особенностями предложения, но охватывает и всю его лексическую организацию во взаимодействии с синтаксической. Система внутрен­них структурных правил высказывания, о которых писали сами пражцы, распространяется на все уровни языка. С. Карцевский в указанной выше работе высказывание («фразу», по его терминологии) относит к «лексическому» уровню, который располагается над фоно­логическим, морфологическим и синтаксическим и в котором пере­плавляются слова и конструкции. Если термин, предложенный Карцевским, не вполне удачен, то сама мысль о «переплавке» в нем еди­ниц различных уровней заслуживает внимания.

Значения форм и слов определяется на основании различных приемов (дистрибуции, трансформация) и др., так или иначе восхо­дящих к анализу синтагматических или парадигматических отноше­ний. Значение высказываний определяется непосредственно связью его с данной ситуацией, на основании анализа отношений между планом выражения и планом содержания. Высказывание находится, таким образом, на уровне интеграции всех различных других уров­ней, выделяемых в процессе анализа языка, на уровне завершенного семиотического акта (семиозиса). Такой уровень называли семиотиче­ским (Ельмслев), символическим (Сепир, Гринберг), видимо, сходное содержание вкладывает Бенвенист в понятие «категорематический» уровень и Хэллидей в «семантический» уровень. По отношению к высказыванию, как к единице этого уровня, слово, морфемы, конст­рукции, интонационная структура — суть фигуры — асимметричные многозначные элементы знакового типа. Если слова и грамматиче­ские элементы обычно бывают многозначными, то высказывание все­гда однозначно, хотя одна и та же внеязыковая ситуация может быть обозначена рядом синонимических знаков-высказываний. Гибкость языка обеспечивается тем, что с помощью многозначных элементов низшего уровня может быть создан ряд однозначных, но синонимиче­ских между собой элементов высшего уровня.

На основании вышеизложенного можно отметить следующие осо­бенности семиотического уровня: а) связь с ситуацией, б) взаимодей­ствие всех внутриязыковых уровней, в) возможность множественного отображения одной и той же ситуации, в связи с чем первостепенное значение приобретает проблема выбора.

Ситуация. Референтом высказывания является ситуация, то есть совокупность элементов, присутствующих в сознании говорящего в объективной действительности в момент «оказывания» и обуслов­ливающих в определенной мере отбор языковых элементов при фор­мировании самого высказывания. Аспекты ситуации многообразны, и необходимость их отражения порождает различные специфические функции языка. Известно, что Р. Якобсон различал шесть основных языковых функций: денотативную, эмотивную, конативную, фатиче-скую, метаязыковую и поэтическую. Эти компоненты коммуникации неравноценны в различных актах коммуникации. Так, возможны ак­ты речи без специальных фатических или метаязыковых компонен­тов. В других случаях на первый план выходит поэтическая функ­ция. Но наиболее существенной является денотативная функция, от­ражающая связь высказывания с референтом, ибо нельзя говорить, не говоря о чем-то. И даже в тех случаях, когда люди говорят не для того, чтобы передать информацию, но для поддержания самого обще­ния, они все-таки говорят о чем-либо. Структура денотата составляет ядро речевой ситуации. Было бы неверно, однако, видеть знаковую, номинативную функцию высказывания (предложения) лишь в отра­жении структуры денотата и противопоставлять ее коммуникативной функции как «незнаковой». Высказывание обозначает не только предметные отношения, как они представляются говорящему, но и информированность собеседников (отражаемую актуальным членени­ем) и позицию говорящего (отражаемую категориями модальности). Характерно, что некоторые проявления актуального членения и мо­дальности могут быть обозначены графически (знаки препинания, выделения). Интонация логического выделения также выполняет функцию обозначения. Более точно было бы видеть во всех аспектах структуры высказывания номинативную функцию, различая внутри нее денотативную и коммуникативно-модальную.

Общая структура ситуации. Ситуация есть отрезок, часть отражаемой в языке действительности, то есть движущейся материи. В объективной реальности человеческое сознание выделяет прежде всего устойчивые объекты — субстанции. Но взятый в отдельности материальный объект не образует еще ситуации: о нем нельзя ска­зать, что он существует. Ситуация образуется в результате координа­ции материальных объектов и их состояний. Существуют две общие формы такой координации, пространство и время. <…>

Подобная структура ситуации (объекты-субстанции + координация их состояний или отношения между ними) объясняет наличие в есте­ственных языках двух взаимно противопоставленных основных раз­новидностей языковых элементов — имени и глагола. Имя выражает субстанции, глаголы в принципе — координации. Это противопостав­ление может относиться к разным уровням. В одних языках оно но­сит отчетливый морфологический характер, в других оно проявляется на синтаксическом уровне — в различии между синтаксическим субъектом и предикатом.

Но сама координация, как мы видели, может носить временной или пространственный характер. В первом случае воспринимающий ситуацию человек отмечает изменения в состояниях объекта и явле­ниях, замечает, как изменяется объект. Это состояние объекта мо­жет отмечаться как противопоставление (замещение) его возможному другому состоянию. Например, говоря собака легла, мы отмечаем из­менение в ее состоянии (ранее она могла стоять, сидеть или бежать). Говоря собака спит, мы отмечаем ее состояние как противопоставле­ние другому возможному состоянию (...спит, а не бодрствует).

При пространственной координации данный объект определяется не по отношению к своему иному потенциальному состоянию, а по отно­шению к другому объекту. Например: Собака находится возле буд­ки, Собака принадлежит Павлу — в обоих случаях отмечается связь между данным и каким-то иным объектом. Временная и пространст­венная координации — единственный способ включить объект в ситуа­цию, заставить его «существовать». Но вместе с тем между ними име­ется важное различие. Временная координация устанавливает отношения между состояниями данного объекта, вне связи его с другими объектами. Пространственная координация обязательно требует нали­чия второго объекта, относительно которого характеризуется первый.

Это фундаментальное различие ситуаций отразилось в формах мышления и в формах языка. В логике различаются два типа преди­катов: одноместные предикаты-свойства (функция от одной перемен­ной) и многоместные предикаты-отношения (функция от двух и более переменных). Что касается форм языка, то, как отмечает Ч. Хоккетт в той же статье, можно предполагать, что во всех языках имеется различие между предикациями с одним референтом (объектом), типа Mary is singing, и с двумя референтами, типа John struck Bill. Предполо­жительную оговорку Хоккетта можно снять, поскольку различие этих двух типов предикаций связано с общим различием временных и пространственных координации.

Разумеется в каждой реальной ситуации обнаруживаются и вре­менные, и пространственные координации, но, строя высказывание, говорящий может выделять какой-либо определенный тип координа­ции, либо оба типа одновременно в разных соотношениях. В связи с этим можно различить три типа ситуации:

а) ситуация-манифестация (проявление) с преобладанием времен­ной координации;

б) ситуация-отношение с преобладанием пространственной коорди­нации;

в) смешанные ситуации, в которых представлены — в разных про­порциях — оба типа координации.

В лингвистическом плане первый тип ситуация-проявление выра­жается в сказуемых — непереходных глаголах, обозначающих харак­теристику, действие или состояние: «человек спит», «ест». В наиболее общей форме ситуация-проявление выражается в глаголе быть, кото­рый является субстратом всех остальных непереходных предикатов.

Ситуация-отношение лингвистически выражается в переходных и обстоятельственных сказуемых: Дело касается его, Он имеет друзей. Наиболее общей формой выражения отношения является глагол иметь.

Смешанный тип координации выражается глаголами, которые мо­гут употребляться без объекта, но в данном случае не имеют таковой. Например: «Собака лежит у будки», «Он идет к дому», «Мальчик чи­тает книгу», «Мастер красит забор».

Оба основных типа ситуации могут восприниматься в статике или в динамике, в связи с чем формируются четыре основных лексико-семантических типа предиката:

___________Манифестация (субъект) Отношение (субъект и объект)

Статика___________быть______________________иметь____________

Динамика___________идти______________________делать____________

Таблица показывает семантическую родственность предикатов со­седних полей. Не случайно глагол иметь рассматривают как связку, перевернутый глагол быть. Глаголы идти и делать оба процессуаль­ны и могут взаимозаменяться при погашении объективной валентно­сти у глагола делать (ср. делаться и происходить).

Различие между временной и пространственной осями восприятия координации реальности весьма существенно, так как даже при обо­значении одних и тех же элементов ситуации, в зависимости от ин­дивидуальной психологической установки либо от стереотипных ус­тановок данного языка говорящие могут обращать внимание либо на отношения объектов, либо на их проявление. Объекты-субстанции и координации образуют элементы ситуации. Любую координацию — временную или пространственную — мы называем процессом. Про­цесс, таким образом — основной динамический элемент ситуации, и «слова, обозначающие процессы, как правило, обозначают и те си­туации, которые возникают в результате этих процессов»¹.

Это понимание процесса шире того, которое придается ему некоторы­ми авторами, противопоставляющими процесс как изменение в состоя­нии субстанций самому состоянию этих субстанций (вне идеи измене­ний). В этом случае процесс понимается лишь как манифестация (про­явление). <…>

В других работах, напротив, процесс отождествляется с действием и, следовательно, с простым глагольным сказуемым. В иных случаях, напротив, «процесс определяется, как изменение самого субъекта, протекающее внутри него ("существовать", "спать", "сердиться") и противопоставляется активным действиям и движениям»³. При вос­приятии и описании процесса получаемая информация перерабатыва­ется и упорядочивается с помощью лингвистических категорий, для которых язык создал типизированные средства выражения. Можно отметить следующие аспекты и связи процесса:

— Внутреннее содержание процесса: манифестация или отношение в их разнообразных модификациях и сочетаниях; обычно выражается глагольной лексикой, иногда — в сочетании с обстоятельствами.

— Отношение процесса к субстанции, принимаемой за исходную точку процесса. Эта субстанция образует грамматический субъект (resp. подлежащее), по отношению к которому номинант-процесс вы­ступает как предикат (сказуемое).

— Отношение процесса к другим субстанциям (при ситуации-отношении). Лингвистически эти субстанции выступают в форме до­полнений или предметных обстоятельств.

— Отношение к процессу со стороны участников коммуникации.

— Отношение процесса во времени к моменту речи.

— Отношение процесса к его результату, внутреннему пределу. Последние три отношения в языке отражаются в категориях модаль­ности, времени и вида, которые обычно выражаются с помощью мор­фологических средств.

— Отношение способа осуществления процесса с точки зрения ка­чественно-количественной стороны к другим возможным способам, лежащее в основе обстоятельства образа действия (гезр. наречия).

— Отношение процесса к другим процессам. Оно лежит в основе логико-грамматических отношений причины, условия, следствия, це­ли и т. п.; основным средством выражения их является придаточное предложение.

Смысловое различие трех типов обстоятельств (внутреннее — каче­ственно-количественное, отношение к другим субстанциям и отноше­ние к другим процессам) определяет различие основных структур, служащих для их выражения (наречия, предложные обороты с суще­ствительными, придаточные предложения). В процессе развития и использования языка происходят постоянные взаимозамены и сдвиги средств выражения. В связи с этим классификация компонентов си­туации неизбежно отличается от классификации членов предложе­ния, хотя и лежит в ее основе. В последней решающую роль играют формальные критерии, в связи с чем прямое дополнение отделяется от косвенных, а обстоятельства группируются несколько иначе.

Отношение высказывания к ситуации. <…>

Особенность соотношения языковой формы и ситуации заключает­ся в том, что один и тот же объект может отражаться несколькими эквивалентными формами. Эквивалентность форм доказывается так­же и тем, что от одной формы к другой можно перейти, следуя опре­деленным правилам трансформации (переключения)². Это совпадает с представлениями материалистической теории информации³. Содер­жание информации может оставаться неизменным, тогда как форма отражения определяется спецификой отражающей системы. Отра­жающая система может быть изоморфной (адекватной) или гомо­морфной (приблизительной) моделью системы объектов. Языковая система относится к гомоморфным моделям, которые отражают объ­екты приблизительно, ориентируясь лишь на некоторые более или менее произвольно выбираемые элементы. Различия в описании си­туации проявляются в выделении разных элементов, разных сторон этих элементов и разной группировки элементов.

Выступая как наименование целой ситуации, высказывание явля­ется номинацией особого рода, весьма отличной от лексической но­минации. Осуществляясь в условиях конкретной коммуникации, высказывание как номинативная единица приближается по многим своим признакам к ситуативным дейктическим элементам языка. Основные черты высказывания:

— Ситуативность. Анализ разговорной речи показал, что в реальной коммуникации прямая номинация часто не имеет места и заменяется указанием. Ситуативность проявляется не только в на­личии местоимений и артиклей, что обычно отмечается исследовате­лями, но и в употреблении некоторых разрядов знаменательных слов, смысл которых зависит от ситуации. Характерно, что при обычном изучении этих слов на «уровне языка» как словарных единиц иссле­дователи просто не замечали их ситуативного характера.

— Избирательность. Высказывание не может дать полного описания данного отрезка действительности со всеми его элементами, характеристиками, связями, отношениями. <…> Фор­мируя предметно-логическую схему ситуации, говорящий может от­бирать и группировать по-своему ее элементы. Это, как отмечалось выше, позволяет описывать одну и ту же ситуацию разными спосо­бами. В этом отборе проявляется избирательная деятельность от­дельного индивида и каждого языка. Избирательность может касать­ся обозначения отдельного элемента действительности. <…>

Избирательность может выражаться и в выборе схемы всего вы­сказывания. Предложения Бабочки летят на огонь и Огонь привле­кает бабочек описывают одну и ту же ситуацию, но по-разному изо­бражают направленность процесса. В первом случае «инициатором» действия представлены бабочки, во втором — огонь, притягивающий бабочек. Таким образом, наименование отрезков действительности и их дальнейшая аранжировка непосредственно связаны с тем, как мы представляем эту действительность.

— Компрессия и избыточность. В формировании выска­зывания большую роль играет пресуппозиция — совокупность пред­варительных знаний собеседников о предмете речи. Исследователи отмечают обычно двоякую роль пресуппозиции². Она предопределяет самое появление высказывания. Так, чтобы сказать Откройте дверь, нужно знать, что дверь закрыта и что в помещении находится лицо, способное открыть его. Она предопределяет истинность или ложность высказывания. Рассматривая фразы Волк упал, Волк развелся, мы определяем, пишет Филмор, являются ли они «странными» или нет, скорее на основании того, что мы знаем о живом существе, обозна­чаемом словом волк нежели тем, что нам известно о лингвистических свойствах слова волк. Но пресуппозиция играет и еще одну важную роль в организации высказывания, позволяя устранить семантические компоненты высказывания, известные из ситуации собеседни­кам. Так, знание того, что стол обычно занимает вертикальное поло­жение (стоит), позволяет нам опускать соответствующую сему, и формировать два синонимических высказывания: Стол стоит у окна и Стол находится у окна. Таким образом ориентировка на ситуацию и пресуппозиция позволяют прибегнуть к компрессии или же сохра­нить избыточность. В высказываниях может иметь место словесная компрессия (опущение целых номинаций), семическая компрессия (опущение сем в номинациях) и структурная компрессия (опущение связующих элементов).

— Направленность. Высказывание может соотноситься с го­ворящим (в этом случае говорят об авторизации или эгоцентризме) либо с другим лицом, заинтересованным данным сообщением. Эго­центризм, никак не обнаруживающийся при анализе синтаксических конструкций предложения, нередко определяет структуру данного высказывания, настолько пронизывая его, что можно различать эго­центрические и неэгоцентрические построения высказывания. Возь­мем, к примеру, причастность индивидуума к описываемым событи­ям, так называемый «третий синтаксический план» у И. Польдауфа. Гид может сказать экскурсантам в музее: «Это картина художника А, рядом с ней — картина художника В» или: «Перед вами картина А, рядом с ней вы видите картину В». В первом случае ситуация пред­ставлена как не связанная с собеседниками, во втором случае — с их точки зрения.

— Информативность. В высказывании отражается характер той информации, которая запрашивается или сообщается при разго­воре. Средства выражения информативности различны: вопроситель­ные конструкции, выделение, актуальное членение предложения.

— Эфемерность. Высказывание обозначает конкретную ситуа­цию в определенный момент. Всякий раз оно заново организуется (хотя по одним и тем же принципам) и не закрепляется в языке. Вследствие этого в другом случае аналогичная ситуация может быть обозначена высказыванием иной структуры.

— Уровневая интеграция. Случайность наименования про­является не только в относительно произвольном выборе номинанта (обозначаемого элемента ситуации и его аспекта), но и в случайном выборе номинанта, то есть формы обозначения. Один и тот же эле­мент ситуации может быть обозначен языковыми единицами разных уровней. В структуре высказывания прослеживается взаимодействие абстрактной синтаксической структуры предложения с семантиче­ской структурой и актуальным членением высказывания. Это взаи­модействие приводит к нейтрализации отдельных языковых элемен­тов в высказывании.

Если слова-наименования взятые в отдельности, не совпадают по объему, то, обозначая (разным способом и с разных сторон) один и тот же элемент в ситуации, они совпадают функционально. Это ха­рактерное обстоятельство связано с тем, что при интеграции слова в высказывание происходит процесс нейтрализации. При включении слова в словосочетание или в предложение реализуются не все значе­ния слова, а только то, которое непосредственно связано с указанием на данный объект. Таким образом, два разных слова с различными значениями могут быть использованы для обозначения одного и того же элемента объективной реальности, который находится как бы на пересечении проекций их значений. Разумеется, необходимо, чтобы в значениях обоих слов был какой-либо общий элемент. С точки зрения словарных значений различными являются слова человек и глаз. Но между ними есть отношения целого и части, что обусловливает воз­можность их нейтрализации в некоторых контекстах: Человек уста­вился на дверь; Его глаза уставились на дверь. При изучении струк­туры высказывания речевая нейтрализация приобретает первостепен­ное значение. Речевые соответствия могут отражать различные сторо­ны одного и того же элемента ситуации, вследствие чего подлинный инвариант высказываний устанавливается лишь на уровне ситуации (денотатов).

Внутренняя форма высказывания. <…> Установка — явление индивидуальной психики, но вместе с тем она лежит в основе создания привычек и стереотипов. Человек не может самостоятельно и оригинально перерабатывать все встречаю­щиеся в жизни ситуации. Это тем более свойственно обыденному ре­чевому общению, при котором достаточно в общем виде указать на ситуацию и ее элементы. Если принять во внимание социальный ха­рактер акта речи, то станет понятной тенденция языковой установки к превращению в стереотип. Постепенно у всех членов данного языкового коллектива создаются стереотипные установки, которые опре­деляют единообразный способ членить объективную реальность и те черты, которые воспринимающий в первую очередь замечает в пред­метах и ситуациях и кладет в основу наименования. Стереотипы зна­чительно облегчают процесс общения. Однако они не устраняют пол­ностью возможность индивидуальных установок, и различие между первыми и вторыми и создает психолингвистическую основу для ли­тературного и языкового творчества.

Проблему внутренней формы и различия языков обычно рассмат­ривали с точки зрения отдельного слова. Между тем, в силу того, что установка определяет целостный подход к построению фраз, следует говорить и о «внутренней форме» высказывания. Отмечаются сле­дующие особенности внутренней формы высказывания по сравнению с внутренней формой слова.

1) Слово может быть мотивированным или немотивированным. Высказывание, как все сложные единицы языка, почти всегда моти­вировано, и, следовательно, обладает внутренней формой.

2) Внутренняя форма слова устойчива. В процессе коммуникации говорящий сравнительно редко создает новые частичные номинации (неологизмы) с новой внутренней формой, обычно он использует уже готовые лексические единицы с уже данной внутренней формой. Внутренняя форма высказывания — подвижна, она заново создается в каждом новом акте коммуникации.

3) Внутренняя форма слова может основываться лишь на одном из признаков объекта. Внутренняя форма высказывания обычно содер­жит указания на признаки ряда элементов ситуации и соотношения между ними. Внутренняя форма высказывания отражает: а) отбор обозначаемых элементов ситуации; б) способ обозначения этих эле­ментов; в) тип устанавливаемых отношений между ними.

Традиционный наивный взгляд на языки утверждал, что различие между языками сводится к смене названий одних и тех же предметов.

<…>

Огромное значение имеет то обстоятельство, что при описании дей­ствительности говорящие на разных языках, в силу установки, отра­жают разный опыт. Это проявляется в отборе разных элементов и наименовании последних, исходя из их разных аспектов. Именно вследствие этого одни и те же формальные средства (слова, конструк­ции) по-разному используются в разных языках. Отмеченные разли­чия обнаруживаются сразу, как только от сравнения отдельных слов и форм мы переходим к сравнению целых высказываний.

Внутренняя форма, избирательность языка связана с вероятност­ным характером языковой системы, которая, как известно, свойст­венна и его внешней звуковой форме.

В области звуковой системы ни один язык не реализует всех воз­можных противопоставлений, ограничиваясь некоторым набором дифференциальных признаков — особым в каждом языке. Чрезвы­чайное нагромождение этих признаков осложнило бы систему и за­труднило бы пользование языком¹. Точно так же и при номинации язык не выделяет всех возможных свойств, аспектов, качеств денота­та. Каждый язык ограничивается и здесь, в области внутренней фор­мы, определенным набором дифференциальных признаков, так что один и тот же денотат может обозначаться на основании разных при­знаков разными словами. Отбор этих признаков, исключительно важный с точки зрения формы языка, оказывается несущественным с точки зрения идентификации денотатов в процессе общения. Иссле­дование закономерностей отбора этих признаков необходимо для соз­дания полной модели языкового синтеза.

Ломтев Т. П. Структура предложения в современном русском языке. М., 1979. С. 26–35.