Контроль над деятельностью государственных служащих
Как указывал историк М.Н.Покровский, уже в 1714 г., через 3 года после учреждения службы фискалов, их деятельность была сильно ограничена новым указом Петра. В соответствии с этим указом в случае ошибочно заведенного дела фискалы должны были из своего кармана платить штраф, а в случае доказанного злого умысла с их стороны подлежали такому же уголовному наказанию, какому подлежало бы обвиняемое ими лицо. Как писал историк, «это значило превратить фискальный сыск в своего рода дуэль между изыскателями злоупотреблений и “злоупотребителями”: либо ты меня, либо я тебя. А герои, фанатики своего фискального долга… и здесь были такой же редкостью, как и везде». Фактически это означало крах попытки введения контроля над государственными служащими (особенно над крупными чиновниками, окружавшими царя) и, по словам Покровского, «началом конца буржуазной администрации вообще».
Историк Н.И.Павленко указывает на недостатки самой организации службы фискалов, которая представляла собой не официальную полицию или ревизорскую службу, а тайный и негласный надзор или сыск. Обычно фискалы слонялись среди населения, подслушивали и вынюхивали, пытаясь определить будущую «жертву»; при этом они не получали жалования, а вместо этого получали половину (после 1714 г. – 1/3) имущества, конфискованного благодаря их стараниям у осужденного лица. Историк указывает на огромное число злоупотреблений со стороны фискалов (которые прибегали к клевете, шантажу, вымогательству и т.д.), крайнюю непопулярность фискалов среди всех слоев населения и открыто выражаемое им презрение. «Поставленный на страже закона и справедливости фискал, - пишет историк, - в условиях абсолютистского режима сам попирал справедливость» . Лишь к концу царствования Петра, после формирования прокурорской службы (1722 г.), которой были подчинены фискалы, по мнению Павленко, в стране сложилась более или менее цельная система контролирующих органов .
Церковная реформа
Многие историки крайне негативно отзываются о церковной реформе и гонениях на церковь при Петре I. Как писал Л.Н.Тихомиров, «За первое десятилетие после учреждения Синода большая часть русских епископов побывала в тюрьмах, была расстригаема, бита кнутом и прочее. В истории Константинопольской церкви, после турецкого завоевания, мы не находим ни одного периода такого разгрома епископов и такого бесцеремонного отношения к церковному имуществу» [81].
Известно, что по приказу Петра по всей стране срывали колокола с церквей, якобы в связи с острой необходимостью в пушках для Северной войны. Однако на самом деле в этом не было никакой необходимости. Как указывает А.М.Буровский, из 90 тыс. пудов заготовленной таким образом «колокольной» меди в орудийную переплавили всего лишь 8 тысяч пудов. Остальные колокола так и валялись повсюду, частью разбитые, и уже не вернулись на колокольни [82]. Кроме того, количество изготовленных пушек многократно превосходило потребности армии (см. выше).
И.Л.Солоневич называет действия Петра I в отношении православной церкви «организованным издевательством над Церковью», приводя соответствующие примеры: шутейный «всепьянейший Синод», непристойные имитации Евангелия и креста, глумление и репрессии в отношении епископов и священников, - и полагая, что приемы «антирелигиозного хулиганства» Петра I были заимствованы им «из лютеранской практики» [83].
Как писал Н.А.Рожков, власть патриарха при Петре была фактически ликвидирована; был создан синод, возглавлявшийся обер-прокурором, который «должен был следить, чтобы дела в синоде шли скоро и… в случае нужды доносить верховной власти… На практике, в жизни, на деле синод и церковь вообще через его посредство были подчинены государственной власти и притом не только власти монарха, но и сената». Что касается Феофана Прокоповича, подготовившего по заданию Петра «новую идеологию церкви» (Духовный регламент), то его, по словам историка, «подозревали и упрекали в склонности к протестантизму»[84].
По мнению Н.И.Павленко, духовная реформа Петра I завершала процесс подчинения духовной власти светской и служила становлению абсолютизма. При этом историк указывает на такие черты этого подчинения церкви государству как нарушение тайны исповеди (священники были обязаны доносить на подозрительных субъектов, замышлявших «измену или бунт»), упразднение поста патриарха православной церкви и назначение церковных иерархов (членов Синода) царем, что приравнивало их к «чиновникам прочих светских учреждений» [85].
Монахов Петр I называл «тунеядцами» и собирался их заставить служить государству; а указом 28 января 1723 г. запретил пострижение в монахи и монахини [86].
Как пишет Е.В.Анисимов, «патриаршая церковь в ее неизменном виде (при наличии сильной личности на патриаршем престоле) могла бы стать единственной силой, имеющей моральное право оказать сопротивление царю-реформатору, причем при широкой поддержке недовольных петровской политикой “простых сердец”. Именно против такой угрозы и было направлено установление коллегиальной системы управления церковью… единства народа и церкви – вот чего боялось самодержавие Петра!» [87].
В последующем, пишет историк, «Церковный амвон стал трибуной для пропаганды начинаний самодержавия в виде специальных проповедей “к случаю”…, а также просто для оглашения указов, которые перед началом службы зачитывались прихожанам…»; священник был обязан не только донести, но и «пройти весь путь доносчика: ехать “в указанное место” и “тамо уже, где о таких злодействах следование бывает, все об оном злом намерении слышанное объявлять именно, без всякого прикрывательства и сомнения”», за недонесение священник лишался всего - сана, имения, жизни [88].
В целом, по мнению Е.В.Анисимова, «Церковь… стала послушным орудием власти и тем самым во многом потеряла уважение народа, как хранительница духовного начала, утратила свой высший моральный авторитет» [89].