Раздел 3

ЭНЕОЛИТ И БРОНЗОВЫЙ ВЕК

Говоря об энеолитической и бронзовой эпохах, необходимо, прежде всего, иметь в виду, что эти эпохи, как, впрочем, и другие периоды доисторической археологии, являются звеньями чисто археологической классификации, в основу которой положен технологический принцип (материал, из которого изготавливались наиболее важные орудия, приемы их изготовления, рабочие свойства и т.д.). Это деление не универсально и обычно не совпадает с историческими эпохами, выделяемыми на основании иных принципов. Не существует и четких хронологических границ начала и конца медного и бронзового веков. Первые изделия из меди обнаружены на памятниках Анатолии (Чайоню-Тепеси - рубеж VШ и VП тысячелетий до н.э.; Чатал-Уйюк - VП тысячелетие до н.э.), в V1-V тысячелетии они распространяются в Передней Азии, Месопотамии, Египте, появляются на юге Средней Азии, в Закавказье, на Балканах, в V-1V тысячелетии широко расходятся по Европе, захватывая степную и лесостепную зоны Восточной Европы, и только в Ш тысячелетии появляются у племен лесной зоны и севера Европейской части нашей страны и в Сибири. Сходным образом обстоит дело и с началом собственно бронзового века (эпохи производства искусственных сплавов на медной основе), на юге нашей страны оно датируется 1V тысячелетием, а на севере - П тысячелетием до н.э. Металлургия железа на грани бронзового и железного веков распространялась быстрее, но и тут расхождение между передовыми районами юга и дальними северными окраинами Евразии составило несколько столетий (от рубежа П и 1 тысячелетий до последних веков до н.э.).

Необходимо помнить и то, что так называемый бронзовый век - явление территориально ограниченное, не универсальное. Через стадии энеолита - бронзового века в их классической форме прошли лишь племена и народы части тропического, субтропического и умеренного поясов Евразии и Северной Африки. Экваториальная и Южная Африка миновали эту стадию, перейдя примерно в середине I тысячелетия до н.э. от неолита прямо к железному веку. Аналогичный переход отмечен на большей части Индостана, Юго-Восточной Азии, крайнем северо-востоке Азиатского континента. Не имели широкого хождения бронзовые орудия у народов Крайнего Севера Европы, каменные орудия здесь были вытеснены железными во 2-й половине I тысячелетия до н.э. Население Австралии и Океании не знало металла до прихода европейцев. На уровне позднего неолита стояло большинство народов Северной Америки, лишь у атабасков, живших в районах, исключительно богатых медными самородками, производилась ковка самородной меди. Металлургия меди-бронзы и драгоценных металлов на Американском континенте была известна только создателям ранних цивилизаций Центральной и Южной Америки, уровень развития которых примерно соответствовал уровню ранних городских цивилизаций Древнего Востока.

Развитие металлургического производства. В истории древнего производства выделяется ряд этапов или стадий. Это первичное знакомство с металлом и период холодной ковки меди, этап плавления самородной меди и литье в открытые формы, этап выплавки меди из руды и появление разъемных двусторонних форм и, наконец, этап использования искусственных сплавов на медной основе или бронз. Первые три этапа в основном совпадают с периодом энеолита, последний соответствует собственно бронзовому веку.

Развитие металлургического производства на протяжении энеолита - бронзового века происходило неравномерно в различных областях и регионах, что накладывало свой отпечаток на развитие археологических культур. Усовершенствование металлургии и металлообработки продолжалось на всем протяжении бронзового века, что позволяет создать более дробное его деление на: раннюю, среднюю и позднюю стадии.

На территории нашей страны намечается три крупных эпохи развития древнейшей металлургии. Первая связана с распространением изделий из чистой меди и приемов их обработки у земледельческих и скотоводческих культур южных окраин. У энеолитических культур Закавказья и культуры Анду-Намазга в Средней Азии начало этого этапа связано с влиянием передовых культур Ближнего Востока и Ирана. Для культур Европейской части нашей страны огромное значение в это время играет Карпатская или Балкано-Карпатская горно-металлургическая область с ее горно-металлургическими центрами (область в данном случае – крупный район с доступными для разработки рудными ресурсами, центр – группа месторождений, близких по характеру и составу руды). Именно отсюда медь и медные изделия поступали к племенам трипольской культуры и ее восточных степных соседей (позднемариуполъские памятники, хвалынско-среднестоговская общность), распространяясь вплоть до Волги. Время преобладания влияний Балкано-Карпатских центров совпадает с эпохой энеолита (V-1V тысячелетие до н.э.).

Следующая эпоха совпадает с распространением, среди племен собственных металлургии и металлообработки и доминированием Кавказской горно-металлургической области, ее центров и очагов. Это время широкого распространения на Кавказе и в Восточной Европе мышьяковых кавказских бронз, распространявшихся через степные скотоводческие культуры, ямную и катакомбную прежде всего. Кавказский металл в это время используется даже позднетрипольскими усатовскими и среднеднепровскими племенами. Дата этой эпохи - Ш - начало П тысячелетия до н.э. Начальная ее пора, названная эпохой ранней бронзы, характеризуется широким использованием открытых двустворчатых форм. Появление закрытых форм, заливка металла в которые производилась через специально оставленные отверстия-литники, и распространение технологии литья по восковой модели знаменуют эпоху средней бронзы. Наибольшее развитие приемы литья по восковой модели получили у племен северокавказской культуры.

Следующая эпоха совпадает с этапом позднего бронзового века и характеризуется доминированием Уральской горно-металлургической области, резким увеличением роли металлургических очагов Казахстана и Алтая. Это время широкого распространения и в Европейской, и в Азиатской частях нашей страны оловянистых бронз. Добыча руды, плавка металла, изготовление орудий и изделий в огромных масштабах осуществлялись населением андроновской и абашевской культурно-исторических областей. Дата этапа - 2-я четверть - конец П тысячелетия до н.э.

На Южном Урале и в Зауралье (в основном в пределах Челябинской области) сейчас открыто около 20 крупных поселков, связанных, судя по обилию руды и шлаков прямо на поселениях, с металлургическим производством и добычей руды на близлежащих месторождениях. Эти поселки (наиболее известным является Аркаим) имели круглую или прямоугольную форму и укрепления из рвов и земляных валов, иногда облицованных камнем. Внутри располагались жилища - срубные или углубленные в землю, возможно даже двухэтажные. Наряду с металлургией важную роль в хозяйстве играло скотоводство. В культурном отношении эти памятники связываются с уральской группой абашевской культуры и ранними памятниками андроновской общности. Очевидно, прямое отношение к ним имеют и замечательные подкурганные захоронения, сопровождавшиеся колесницами (легкими двуколками на конской запряжке, колеса которых уже имели спицы) типа открытых в могильнике Синташта. Население, оставившее эти поселки и захоронения, скорее всего, и является создателем одного из металлургических очагов Уральской горно-металлургической области.

Характерным технологическим новшеством именно этого периода (эпохи поздней бронзы) является открытие тонкостенного литья в двухчастных и многочастных формах с вставляемым сердечником, при помощи которого отливались топоры-кельты или наконечники копий с полой втулкой. Открытие и распространение этого приема связано с сейминско-турбинской культурой. Еще одно нововведений этой эпохи - широкое использование не глиняных, а более прочных каменных составных форм. Начиная с самых ранних этапов развития металлообработки, добыча самородной меди, а затем руды, металлургическое производство требовали специфических знаний и умений, их осуществление в сфере домашнего производства было практически невозможно. Это способствовало выделению в рамках общины особых людей, занятых преимущественно или исключительно в этой сфере, а также особых общин древних металлургов. По археологическим источникам можно говорить о двух формах организации первобытного ремесла. Это общинные ремесленники (металлурги-универсалы, металлурги-кузнецы, кузнецы-литейщики), о существовании которых говорят редкие, но выразительные находки погребений с соплами, литейными формами, кузнечным инструментом, абразивами в северокавказской, катакомбной, срубной, абашевской, фатьяновской и других культурах, а также клады медных и бронзовых изделий вроде Карбунского или Сосновомазинского. Примером второй, клановой формы организации ремесла служит наличие специализированных поселков металлургов типа Аркаима. Известное из этнографии наличие бродячих мастеров, не связанных с определенными общинами, по данным археологии не прослеживается.

Развитие металлургии дает один из первых, если на самый первый пример отделения ремесла от других хозяйственных занятий еще на стадии первобытнообщинных отношений, что стало важной вехой в процессе разделения труда.

Вопросы хронологии. По мере накопления материалов и углубления наших знаний совершенствуются традиционные методы археологического датирования, основанные на использовании приемов подбора аналогий и учета импорта вещей, попадавших в памятники одной культуры из других культур. Это, а также расширение естественнонаучных методов датирования (для эпохи бронзы наибольшее значение имеют радиоуглеродный и палеомагнитный) позволяет постоянно совершенствовать хронологические схемы, уточнять датировки культур. В целом существует устойчивая тенденция к постепенному удревнению культур и памятников эпох энеолита и бронзы.

Примерами этого служит недавняя передатировка майкопской культуры. Уточнение круга аналогий ее керамики и образцам искусства (в частности, золотым и серебряным сосудам Майкопского кургана) в культурах Ближнего Востока, а также находка ближневосточной печати времени культуры Джемдет-Наср в майкопском курганном погребении позволяют отнести время ее существования к концу 1V - 1-й половине Ш тысячелетия до н.э., а не ко 2-й половине Ш тысячелетия, как считалось ранее.

Не выдержала проверки и дата начала ямной культуры, долгое время опиравшаяся на единичную радиокарбонную дату нижнего слоя Михайловского поселения. Тесно связанная своим происхождением с памятниками хвалынско-среднестоговской общности ямная общность начинает свое существование не в середине Ш тысячелетия до н.э., а не позднее начала Ш, а то и конца 1V тысячелетия до н.э. и существует на протяжении всего Ш тысячелетия.

Согласно радиокарбонным датам, следует отодвинуть вглубь и приходящие ей на смену катакомбную и северокавказскую культурные общности. Начало их существования относится не к первым векам П тысячелетия, а к 24-21 вв. до н.э.

Фатьяновская культура датировалась, а часть исследователей до сих пор придерживается этой точки зрения, с 1800 г. до н.э. по конец П тысячелетия до н.э. Однако нет оснований так далеко отодвигать ее от родственных среднеднепровской (2-я половина Ш - 1-я половина П-го тысячелетия) и европейских культур шнуровой керамики (середина Ш - начало П тысячелетия). Скорее всего, она должна датироваться этим же периодом, а в середине - 2-й половине П тысячелетия до н.э. в лесной полосе продолжается развитие не фатьяновской, а смешанных культур, образовавшихся в результате поглощения потомков фатьяновцев населением местных культур типа волосовской и поздней ямочно-гребенчатой керамики.

Уточнение взаимоотношений абашевской культуры, срубной и андроновской культурно-исторических общностей показало, что абашевские древности являются либо более древними, либо совпадают по времени, с ранними срубными и андроновскими памятниками, а значит, датируются не 2-й половиной, а 2-ой и 3-й четвертями П тысячелетия до н.э.

Уточнение радиокарбонного метода и введение так называемых калиброванных дат, вероятно, приведет к еще большему удревнению культур каменного и бронзового века. Согласно этим данным, все культуры П тысячелетия должны удревняться на 300-500 лет, Ш тысячелетия - на 500-800 лет, а относящиеся к 1V тысячелетию - на 800-1000 лет. Однако, метод этот пока не является общепризнанным, хотя применение его расширяется, особенно в западной археологии.

Новые представления и открытия. Развитие науки, открытие принципиально новых явлений и уточнение характеристик уже известных культур приводят к постоянному изменению наших взглядов и исторической картины в целом. Перечислим лишь некоторые из них.

Памятники мариупольского типа долгое время считались неолитическими и рассматривались в соответствующем разделе учебника. Находки в поздних мариупольских могильниках единичных медных и золотых изделий свидетельствуют о раннеэнеолитической их принадлежности, Металл балкано-карпатского происхождения мог поступать сюда при посредстве трипольского населения на развитом этапе этой культуры. В немалой степени способствовали этому и дальние продвижения на запад отдельных коллективов степных скотоводов. Открытый в Румынии могильник Деча-Мурешулуи оказался очень близок именно мариупольским памятникам. Очевидно, уже в раннем энеолите начинается сложение подвижных скотоводческих коллективов, миграции которых в пределах полосы степей предшествовали проникновению в Подунавье племен ямной культуры.

Сходным образом можно оценить и волосовскую культуру лесной зоны. На раннем этапе развития это типично неолитическая культура с развитой обработкой камня. В поздних памятниках (2-я половина Ш тыс. до н.э.) на волосовских стоянках появляются медные изделия, изготовленные из меди, полученной их медистых песчаников Поволжья. Не совсем ясно, через посредство каких культур, в данном случае, произошло знакомство с металлом. Возможно, это было население фатьяновской культуры, использовавшее те же рудные источники, возможно – полтавкинские (позднеямные) племена Среднего Поволжья.

Интересную разновидность памятников северного энеолита представляют мастерские по изготовлению орудий и изделий из чистой меди, открытые в Карелии. Самые древние из них связаны с памятниками поздней ямочно-гребенчатой керамики и датируются концом Ш тысячелетия до н.э.

Изучение энеолитических памятников Закавказья показало их неоднородность и позволяет в данный момент выделить здесь отдельные археологические культуры. Памятники центральных районов Закавказья, в том числе Шулаверисгора, Арухло, Имрисгора объединяются в Шулавери-Шомутепинскую культуру. Памятники южных районов (Кюль-Тепе 1) – в нахичеванско-мильско-муганскую группу. Еще одна группа представлена поселением Гинчи в Дагестане и свидетельствует о распространении раннеземледельческой культуры к северу от Кавказского хребта. По некоторым особенностям, прежде всего по наличию круглых в плане жилищ, сложенных из кирпича-сырца, эти культуры и культурные группы сопоставляются с одной из самых известных на Ближнем Востоке раннеземледельческой культурой – Халафской.

Значительно изменились наши представления о майкопской культуре. Это касается не только ее удревнения. Открытие и изучение ряда поселений типа Замок у Пятигорска, Свободное у Краснодара, Мысхако у Новороссийска позволяет выделить особую энеолитическую культуру 1V тысячелетия до н.э., которая, скорее всего, предшествует майкопской, составляет ту местную среду, на которую наложились ближневосточные влияния, столь характерные для культуры типа Майкопского кургана. К этой новой культуре относится и Агубековское поселение и часть поселений типа Мешоко, ранее относимых к майкопским памятникам (культура типа Агубеково-Мешоко). Характерными чертами этих поселений является наличие укреплений в виде каменных стен, глинобитных жилищ со столбовой конструкцией, лощеной посуды с жемчужным (в виде выступов-шариков) орнаментом. Есть женские статуэтки. В хозяйстве, наряду с земледелием и скотоводством, большая роль еще принадлежит охоте на крупную дичь.

Изменилось и понимание собственно майкопской культуры. Такие памятники, как Майкопский курган, отмечены сильным влиянием культур Передней Азии. Не исключено, что в их сложении приняли участие носители южных культур, смешавшиеся с населением культуры типа Агубеково-Мешоко. Население, оставившее Новосвободненскую гробницу, напротив, оказывается тесно связанным с культурами Северного Причерноморья и, может быть, Европы. Только продвинувшись на Кавказ, эта группа вступила во взаимодействие с майкопской культурой и перемешалась с ней. Поэтому уместно говорить не о майкопской культуре, а о майкопской общности, объединившей разные культуры.

В Северном Причерноморье, в основном вдоль побережья, в Ш тысячелетии до н.э. рядом с ямной культурой существовала особая культурная общность «погребений с повозками». Примером этого культурного типа служит новотиторовская культура Прикубанья. Для нее характерны подвижные формы скотоводства, когда основная масса населения передвигалась за стадами в жилищах на колесах. Остатки этих деревянных домов-повозок со сплошными дисковидными колесами часто находят в курганах прямо в могилах или возле них. Умершие хоронились в скорченном положении на боку и посыпались охрой. Наряду со скотоводством (крупный рогатый скот, овцы, козы, лошади) в приморских районах занимались и земледелием. Известно даже изображение рала, нанесенное красной краской на циновку в одной из могил. О наличии собственной металлообработки свидетельствует погребение кузнеца-литейщика, в инвентаре которого представлены каменные наковальня, пест, тигель для плавки и льячки для разлива металла, простые и составные глиняные формы.

Дата новотиторовской культуры - 2-я и 3-я четверти Ш тысячелетия до н.э. В конце Ш тысячелетия племена новотиторовской культуры приняли активное участие в формировании местного предкавказского варианта катакомбной культурно-исторической общности. Это только один из целого ряда примеров, показывающих, что формирование отдельных катакомбных культур было не результатом далеких миграций, как это долго считалось, а происходило на основе местных племен, долгое время существовавших рядом с ямными племенами, как бы в их тени.

Одновременно, в конце Ш тысячелетия, часть новотиторовского населения или родственной им культуры преодолела перевалы и проникла в Закавказье, где смешалась с поздним куро-аракским населением. Именно так можно объяснить финал куро-аракской культуры, прекращение жизнедеятельности на ее поселениях и появление особой курганной культуры, получившей название беденской (от курганов Бедени). Облик материальной культуры этих памятников, посуда, орудия имеют много общего с куро-аракскими, а погребальный обряд - сами курганы, захоронения в обширных ямах, помещение туда повозок и т.д. - с новотиторовским обрядом. В дальнейшем на основе культуры Бедени сформировалась яркая и самобытная триалетская культура.

Значительный интерес представляют культуры конца среднего и позднего бронзового века. На территории степной и лесостепной зон Украины выделена особая культура многоваликовой керамики, получившая свое название по характерному приему украшения посуды при помощи рельефных налепных глиняных валиков-жгутов. Известны поселения с жилищами-срубами и подкурганные захоронения в ямах и деревянных ящиках или срубах. При существовании земледелия основу хозяйства племен составляло обычное для этой полосы скотоводство. Лошадь использовалась для верховой езды. Интересно, что детали конской узды - псалии, изготовлявшиеся из кости, аналогичны найденным в шахтных гробницах Микен, что говорит о связи с Эгейским миром. Такие же псалии известны в раннесрубных памятниках.

Культура многоваликовой керамики (2-я четверть Ш тысячелетия до н.э.) по происхождению во многом связана с местными катакомбными культурами Украины. В 3-й четверти П тысячелетия до н.э. ее сменила срубная культура. Очевидно, именно участие населения культуры многоваликовой керамики в сложении последней предопределило отличия срубных памятников Украины от поволжских.

Еще одна культура - поздняковская - тесно связана со срубной общностью. Эта культура существовала в Волго-Окском междуречье, то есть в пределах лесной зоны во 2-й половине П тысячелетия до н.э. Ранние ее памятники открыты на южных (правых) притоках Оки и представлены подкурганными захоронениями, горшки из которых напоминают срубные. Поздние памятники распространяются к северу от Оки. Могильники становятся грунтовыми, появляются поселения-стоянки, в инвентаре постепенно утрачивается сходство со срубной культурой. Здесь мы имеем дело с еще одной миграцией группы южных племен в лесную полосу, как это было в случае с фатьяновской культурой на тысячу лет раньше. Вместе с дальними потомками населения фатьяновской и волосовской культур поздняковское население приняло участие в сложении культур текстильной керамики конца бронзового - железного века.

Хозяйство племен энеолита - бронзового века. Изучение хозяйственной деятельности и систем хозяйства древних обществ - самостоятельная тема. Вместе с тем, во многих работах раздел о формах хозяйства стоит особняком, является как бы служебным, мало связанным с основным исследованием. А ведь изучение хозяйственных систем представляет особый интерес, так как раскрывает новые аспекты других сфер жизни общества, место этого общества и в истории, и в мире; соединяет археологию с другими науками. Один из таких аспектов - взаимодействие общества и природы, которое осуществляется как раз через хозяйственные системы и структуры. С этой точки зрения представляет интерес общий кризис преимущественно земледельческих культур энеолита - раннего бронзового века в Ш тысячелетии до н.э. и широкое распространение подвижных скотоводческих культур. Действительно, в 1-й половине Ш тысячелетия позднетрипольская культура переживает ряд трансформаций, сопровождавшихся возрастанием роли скотоводческого уклада, уменьшением размеров и числа поселений, которые к тому же все чаще становятся укрепленными (для защиты от кочевников?), и завершившихся сложением, в частности, усатовской культуры, имевшей много общего с культурами соседей-степняков позднесреднестоговского и ямного типов. Тогда же на Северном Кавказе племена майкопской культуры, имевшие весомый земледельческий уклад и элементы заимствованного из Передней Азии ремесленного производства (гончарный круг), уступают место образованиям подвижных степных скотоводов новотиторовской и северокавказской культур. В Закавказье культуры энеолитических земледельцев сменяются куро-аракской культурой с комплексным земледельческо-скотоводческим хозяйством, а затем в самой куро-аракской культуре происходит сокращение роли земледельческого уклада и возрастает роль скотоводческого. Формируется система отгонного скотоводства, осваиваются горные пастбища. Тогда же, начиная с середины Ш тысячелетия, происходит формирование обширной общности шнуровых керамик и боевых топоров, охватившей Центральную Европу, часть Северной Европы и лесную полосу Восточной Европы. Она имеет многочисленные признаки связей и контактов с миром степных скотоводов типа культур с повозками, ямной и более поздней катакомбной. Параллели эти проявляются в формах хозяйства, в погребальных обрядах, в материальной культуре. Так, например, для фатьяновской культуры можно назвать общее сходство погребальной обрядности и ряда керамических форм, дополняемое отдельными выразительными штрихами вроде расположения их грунтовых могильников на возвышенных водоразделах, подобно курганным цепочкам степняков, присутствия молоточковидных булавок, погребения мастеров-литейщиков.

Возможное объяснение всех этих изменении дает разработанная географами и климатологами схема изменений климата в четвертичном периоде согласно которой один из самых сухих периодов приходится на 2-ю половину Ш - 1-ю половину П тысячелетий до н.э. Связанное с этим периодом расширение полосы степей, иссушение ранее плодородных почв могло стать причиной всех вышеописанных культурных трансформаций и миграции населения. Исследования палеоботаников и почвоведов, не дали прямых подтверждений такого хода событий. Сейчас принято считать, что за последние 5-6 тыс. лет природные условия менялись мало и походили на современные в степной и лесостепной зонах. Тем не менее могилы степняков позднеямной, новотиторовской и раннекатакомбной культур часто бывают вырыты ниже уровня стояния грунтовых вод, причем невозможно предположить, чтобы люди этих культур, проявлявшие зачастую трогательную заботу о своих умерших, могли поместить их в грязь и слякоть. Логичнее заключить, что уровень грунтовых вод во 2-й половине Ш тысячелетия был ниже современного. Проблема эта не разрешена до конца, но хорошо иллюстрирует взаимодействие разных наук, связь динамики хозяйственных форм с общей историей, проблемой миграций, этнических и культурных трансформаций.

Другой аспект проблемы. Для классификации археологических культур по принципу их хозяйственной ориентации плодотворным оказывается понятие хозяйственно-культурного типа. Культуры, находящиеся в сходных природных условиях и имеющие близкие системы хозяйства, как правило, вырабатывают себя ряд общих или сходных черт в материальной сфере (близкие, функционально оправданные наборы орудий и инструментов), сходные формы организации производства, а на этой основе - близкие формы быта, общественной жизни и даже социальной организации. Эти процессы могут происходить независимо от генетического родства таких культур и без прямого общения между ними.

Культуры интересующего нас времени на территории нашей страны с известной степенью условности можно разделить на принадлежащие к хозяйственно-культурному типу оседлых земледельцев (Намазга, Шулавери-Шомутепинская, Триполье), подвижных скотоводов степной зоны (ямная, катакомбная, новотиторовская), чистых охотников и рыболовов лесной зоны (на севере Европейской части; в Сибири и на Дальнем Востоке) и наконец, к типам с комплексной экономикой. Среди последних можно назвать земледельческо-скотоводческие культуры горных районов, сочетавшие возделывание земли в долинах с придомным и отгонным скотоводством (куро-аракская, возможно, майкопская), земледелъческо-скотоводческие культуры равнинных областей, прежде всего лесостепной и севера степной зон (абашевская, срубная, андроновская), охотничье-скотоводческие культуры лесной зоны (фатьяновская, афанасьевская).

Такое подразделение важно иметь в виду при сравнении разных культур между собой, при оценке их сходства и различий, сравнении их облика, уровня развития, степени родства и т.д. Вместе с тем надо помнить, что принадлежность к определенному типу устанавливается по господствующему хозяйственному укладу, тогда как рядом с ним существуют и вспомогательные. Мы практически не знаем обществ, хозяйство которых было бы основано на "монокультуре". Даже в условиях разделения труда и сфер влияния между скотоводами и земледельцами на принципах взаимодополнения и постоянного обмена продуктами и культурными достижениями (как это имело место в тандеме «триполье - степные племена»), каждая из частей этого симбиоза является многоукладной. Скотоводство в придомных и даже пастушеских формах существовало у триполъцев, земледелие как вспомогательный уклад - у степняков (достаточно вспомнить находку деревянного рала 1-й половины П тысячелетия в катакомбном погребении на Нижнем Днепре). Для предмайкопской культуры типа Агубеково-Мешоко на Северном Кавказе характерно сочетание земледелия и скотоводства с охотой на крупную дичь горных лесов, однако, обитатели единственного приморского поселения этой культуры (Мысхако у Новороссийска) широко практиковали рыбную ловлю и морской промысел дельфинов.

Культуры с комплексной экономикой представляют особенный интерес, поскольку на их примере можно наблюдать интереснейший процесс дифференциации хозяйственных структур под воздействием различных, в том числе природных, факторов с последующим обособлением отдельных укладов и их носителей. Это установлено, в частности, на этнографических примерах.

Так, у туркмен в XIX в. отмечено разделение на группы туркмен-чорва (скотоводов) и туркмен-чомур (земледельцев). Богатейшие роды обзаводились скотом и переходили к кочевой жизни, бедные оставались оседлыми земледельцами. Разорившиеся, например, в результате падежа скота, чорва возвращались к оседлому земледелию и т.д. Социальный момент играет в данном случае ведущую роль, однако проецируя ситуацию на первобытность нетрудно представить ситуацию, когда носители разных укладов постепенно изолируются друг от друга территориально (оазисы и окружающие пространства - пастбища, долины рек и степные пространства), приобретают определенные различия в материальной культуре, а затем и в языке (берущие начало в различиях самоназвания и профессиональной терминологии) и тем закладывают основы двух разных, хотя и родственных культур и этносов. Так хозяйственная эволюция оказывается тесно связанной с социальными процессами и с этнокультурогенезом и может лежать в основе этих процессов.

Сходные примеры нетрудно обнаружить в культурах эпохи бронзы. Майкопская культура имела комплексную земледельческо-скотоводческую экономику. В западной части ее ареала, на Северо-Западном Кавказе, горные пастбища отсутствуют (это зона горных широколиственных влажных лесов), а степная полоса между цепью гор и текущей параллельно ей р.Кубань слишком узка. Поэтому рост стад возможен лишь при освоении пастбищ к северу от Кубани. Переход части майкопских коллективов через реку и освоение степей, судя по всему, и стали причиной формирования самостоятельного степного культурного варианта майкопской культуры, занявшего степное междуречье Кубани и Дона. Причем, если в основном ареале майкопская культура, очевидно, приняла участие в сложении дольменной культуры эпохи средней бронзы, то обособившаяся группа, скорее всего, положила основу сложения новотиторовской культуры, заметно отличающейся от дольменной.

Конечно, это грубая схема. Участие в этих процессах принимали другие культуры и другие группы населения (ямные и новосвободненские), однако связь хозяйственных структур и их эволюции с этническими процессами видна вполне отчетливо.

Религиозные представления племен энеолита - бронзового века. Изучение общественного сознания, «идеологии», религиозных представлений, реконструкция мифологических и религиозных систем далекого прошлого при всей их важности с самых разных точек зрения (например, для решения тех же генетических или этногенетических проблем) чрезвычайно затруднено, хотя бы потому, что археология имеет дело с предметами материальной культуры, в которых надстроечные явления отражены всегда опосредованно, неполно, они трансформированы по правилам и законам, которые сами еще требуют изучения. Одной из побочных трудностей является трудность определения источников по этой тематике, выделение и опознание предметов, связанных с религиозными церемониями и ритуалами, правильного истолкования их назначения. Недаром археологи шутят, что каждый непонятный предмет наверняка имеет культовое назначение. И все же определенные общие выводы здесь вполне возможны.

Безусловно, что все без исключения религиозные системы современности имеют глубочайшие исторические корни, сохраняют в более или менее трансформированном виде следы представлений и обрядов, зародившихся или существовавших в глубочайшей древности. Многие обряды, символы и даже персонажи целого ряда религий, дожившие до исторического периода и зафиксированные письменной традицией, формировались, начиная с палеолитического времени. Еще более отчетливы в них следы мировоззрения племен неолита, энеолита, бронзового века.

Традиционным уже является разделение и противопоставление религиозных и мифологических систем древних земледельцев, скотоводов и охотников-рыболовов. У земледельцев ведущую роль играли культы плодородия, матери-земли или женского начала, оплодотворяемого мужским небесным началом при помощи дождя (грозы) и влаги вообще. Это ярко выступает на примере практически всех культур энеолитических земледельцев. Циклический характер земледельческого производства, тесно связанный с природными циклами, предопределил особую роль времен года, начатков календарных и астрономических наблюдений, роль светил и природных стихий в религиозной системе. Не случайно в земледельческих культурах повсеместно распространены женские статуэтки с подчеркнутыми женскими признаками, широко представлены, особенно на посуде, орнаменты в виде, крестообразно заштрихованных полей, символизирующих засеянное поле; бегущих спиралей и меандров, а также крестов, кругов, свастик, символизирующих солнце и его |небесный путь; волнистых линий, изображающих воду, и т.д. Для них типично использование в обрядах и при изготовлении статуэток зерен злаков, подчеркивающее связь с культом плодородия. Условно говоря, мир земледельцев энеолита – это та культурная среда, в которой зародилась и получила развитие идея умирающего и воскресающего бога, персонифицировавшего идею годичного хода природных процессов и жизни зерна как их естественной части, идея, которой было суждено великое будущее.

Иной, более жесткий и кровожадный характер имели религиозные воззрения скотоводов, наблюдавших мир и его процессы в более грубой, "скотской" форме. Цикличность производства и роль земли выражены в этой сфере значительно слабее, соответственно в культуре более слабым был элемент цикличности и интерес к небесным светилам. Наблюдая культуры степных скотоводов, ямную и катакомбную как наиболее ярко выраженные, нетрудно заметить, что огромное место в них уделено идее смерти и, кажется, без особой надежды на воскрешение. Огромные курганы, тщательно обустроенные сложные могильные сооружения даже по количеству затраченного общественного труда намного превосходят достаточно скромные могильники земледельцев. Идея плодородия присутствует, но выражается скорее в образе огромного божественного быка-производителя. Распространены кровавые жертвоприношения, в значительном числе могил находят так называемые жертвенники из черепов и конечностей быков, овец, коз.|

Воинственный характер степных племен, ярко проявлявшийся в их взаимоотношениях с соседями-земледельцами (без которых они, впрочем, практически не могли существовать), частое предпочтение грабежа обмену, борьба между собой за лучшие пастбища и зимники отразились прежде всего в культах сильных и воинственных божеств. Недаром характерным атрибутом, символом высокого социального ранга и в этих культурах, и в северокавказской, и в культурах шнуровой керамики является парадный сверленый топор и кремневые наконечники стрел - непременные атрибуты позднейших божеств войны и грозы. Не случайно присутствие изображений посохов, топоров, луков на каменных антропоморфных (человекоподобных) стелах ямной культуры.

Подвижный образ жизни, перекочевки со стадами и дальние военные походы предопределили и особое внимание в религиозных представлениях к пространственной структуре мира. Это, скорее всего, отразилось и в особом внимании к ориентировке погребаемых соплеменников головой в определенном направлении, что соблюдалось гораздо четче, чем в погребальной практике земледельцев, и в вероятной точной локализации загробного мира. Подмечено, что в погребениях культур с повозками сами повозки развернуты обычно передком к северу - традиционной стране мрака и смерти.

Культовые и мифологические представления племен лесных охотников и рыболовов эпохи бронзы, пожалуй, в наибольшей степени продолжают традиции предшествующего каменного века. Этот консерватизм, предопределенный сохранением архаичного хозяйственного уклада, дошел до наших дней в мифологических системах народов Севера, Сибири, Дальнего Востока, в эпосе финно-угорских народов ("Калевала", корни которой уходят, по крайней мере, в эпоху неолита) и даже в русских сказках о животных. В центре внимания этих систем стоят, прежде всего, промысловые, животные - лоси, олени, птицы, от которых зависело благополучие коллектива; хищники - медведи и волки, угрожавшие этому благополучию; рыбы и пресмыкающиеся. Необходимость ориентирования на бескрайних лесных просторах в протяженное темное время года предопределили интерес не к главным светилам с их циклическими перемещениями, а к статичному ночному звездному небу. Отсюда мифы о мировом гвозде - Полярной звезде и различных созвездиях. Впрочем, давая такую характеристику, мы опираемся скорее на свидетельства существования подобных представлений в неолите (карельские петроглифы, кремневые антропо- и зооморфные фигурки, фризы с изображением уточек на сосудах ямочно-гребенчатой керамики) и в последующем раннем железном веке. Искусство и религиозные представления бронзового века лесной полосы изучены явно недостаточно. Среди немногочисленных пока археологических источников по этой теме можно упомянуть лишь часть поздних петроглифов Европейского Севера, часть наскальных изображений Урала и Сибири, немногочисленные бронзовые фигурки типа идола Галичского клада или изображений лошадок, лыжника, на рукоятках сейминско-турбинских бронзовых ножей.

Безусловно, проникновение элементов производящего хозяйства в лесную зону от южных соседей и распространение культур, корни которых тесно связаны с культурами степных скотоводов (к ним относятся все культуры шнуровой керамики и боевых топоров - среднеднепровская, фатьяновская, балановская, абашевская, а также поздняковская, отражающая продвижение в Волго-Окское междуречье групп населения срубной общности), способствовали проникновению сюда элементов мировоззрения южных народов и культур, созданию синкретических (смешанных) религиозных и мифологических форм.

Разумеется, все изложенное - довольно абстрактная и крайне общая схема. В реальности контакты племен, их переселения способствовали широким и не всегда системным перемещениям идей, их причудливым скрещениям. Хозяйственное и культурное взаимодействие миров оседлых земледельцев и подвижных скотоводов нашли отражение и в идеологической сфере. Так, культ могучего быка, ассоциировавшегося с верховным божеством, органично вошел и в представления земледельцев, что в частности связано и с ролью быка как главного тяглового и пахотного животного. Глиняные фигурки животных имеются и в Анау-Намазга, и в закавказском энеолите, и в Триполье. И наоборот, элементы женских культов проникли к скотоводам. Меловые и мергелевые женские статуэтки, напоминающие трипольские, изредка встречаются в ямных погребениях Доно-Волжского междуречья.

Говоря о заимствованиях и передвижениях идей, следует подчеркнуть, что в эпоху энеолита и бронзы могли существовать религиозные и мифологические системы, получавшие широкое распространение, выходившие за рамки отдельных племен и крупных племенных объединений. Иллюстрацией этого положения может служить необыкновенное сходство ряда культовых изделий Северного Причерноморья (прежде всего, ямной, усатовской и близкой им кеми-обнинской культур) с аналогичными изделиями мегалитических¹ культур эпохи бронзы на территории Франции, Испании, Швейцарии. Было замечено, что антропоморфные каменные стелы Северного Причерноморья с выступом-головой и нанесенными на поверхность изображениями рук, топоров, булав, луков и ступней-следов по общей форме и всем деталям сходны с каменными изваяниями юга Франции. Кроме того, в погребениях ямной культуры изредка встречаются трепанированные черепа, то есть черепа с выпиленными круглыми и овальными отверстиями без следов заживления краев, что скорее свидетельствует в пользу ритуального, а не медицинского значения этих операций. Вместе с тем, на пещерных поселениях Швейцарии находят амулеты, выпиленные из человеческих черепов и имеющие ту же круглую, или овальную форму. Есть основания считать те и другие находки разными по характеру следами одной, хотя и загадочной церемонии.

Почти в том же районе, у границы Франции и Швейцарии в огромном (до 20 га) могильнике Пасси, относящемся к мегалитической культуре, найдены костяные изделия в виде полированной рогатки с отверстием в центре, названные условно шпателями «в форме Эйфелевой башни». Точные копии таких шпателей, только названные рогатыми булавками, происходят из ямных захоронений Поволжья, Предкавказья и Нижнего Дона. Назначение их не определено, но большинство специалистов считает их предметами культа, возможно, символами рогатой бычьей головы (букраниями).

Наиболее впечатляющим является конструктивное сходство погребальных сооружений-дольменов по всей зоне Южной Европы: дольменная культура Северо-Западного Кавказа, относящаяся к 1-й половине П тысячелетия до н.э.; мегалиты, коридорные гробницы и дольмены Бретани, Испании, островов Средиземного моря. Прямое родство культур Юго-Востока и Юго-Запада Европы представляется весьма проблематичным, проблематичны и прямые регулярные связи между ними. Скорее, все перечисленные явления отражают распространение неких надкультурных явлений, точнее, представлений обрядово-религиозного плана.

Общественные отношения и социальные структуры составляют особую область явлений, реконструкция которых по данным археологии представляет определенную сложность, поскольку в археологическом материале они также отражаются опосредованно. Источниками для этой темы, по сути, являются все археологические материалы в их совокупности и только комплексный и системный их анализ может служить для получения реальных знаний.

Принципов организации общества, вариантов его структуры, типов и разновидностей социальных, производственных, имущественных, семейно-брачных отношений известно даже по данным этнографии бесконечно много. Распознать их по застывшим остаткам материальной культуры совсем не просто. Содержание сложных социальных процессов скорее удается понять при изучении ряда последовательных культур, когда мы видим эти процессы в динамике, можем организовать их в систему и тем уменьшить риск ошибок.

Бронзовый век традиционно считается временем сложения и широкого распространения патриархального рода, счета родства по отцовской линии, что якобы связано с ростом роли мужчины в скотоводческом хозяйстве, увеличением числа и масштабов военных столкновений, необходимостью передачи по наследству накапливаемого в виде стад реального богатства. Подтверждением тому считались (что отражено и в учебниках) случаи центрального положения мужских погребений в курганах, захоронения мужчин с оружием и предметами, возможно выполняющими функции символов власти и высокого общественного положения, прогресс вооружения (появление металлических кинжалов и мечей, колесниц на конской запряжке, всадничество, что особенно хорошо видно на примере степных и лесостепных культур эпохи поздней бронзы: срубной, абашевской, андроновской).

Такие представления восходят к яркой и талантливой, но неправомерно канонизированной в отечественной науке работе Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". Верная в качестве схемы самого общего порядка, хотя и содержащая ряд устаревших положений, эта работа построена на этнографических и исторических примерах, но в условиях нашей страны применялась для истолкования археологических данных без должной критики и без должного изучения самих этих данных. Последние, как бы привлекались в качестве иллюстраций основных положений работы. Отчасти это объясняется и тем, что земледельческие культуры с их яркими культами плодородия, богини-матери долго датировались более ранним временем, чем скотоводческие степные культуры с их воинственной мужской атрибутикой. Лишь сравнительно недавнее выявление энеолитических скотоводческих культур типа мариупольской, среднестоговской, хвалынской, не уступающих по возрасту трипольской, поколебало эти представления, усложнило казавшуюся ясной картину.

При различных системах хозяйства, на разных стадиях развития общества роль мужчины всегда была достаточно высокой, а различение патриархата и матриархата, по сути, сводится к различиям системам счета родства, крайне плохо распознаваемых по археологическим данным. В патриархальных обществах роль женщины совсем не обязательно является приниженной, достаточно привести в пример Грецию или Рим, где женщинам принадлежали многие высокие жреческие должности.

Что касается "военной демократии", стадии разложения первобытно-общинных отношений, связанной с появлением имущественного и социального расслоения, возможностью отчуждения части прибавочного продукта, своеобразным «первоначальным накоплением» богатств в результате грабительских войн, прогрессирующим закабалением соплеменников, то эти положения подверглись корректировке. Этнографы проследили на ряде примеров, что социальное расслоение общества в определенных условиях может опережать имущественное неравенство. Последнее как раз делается возможным в результате дифференциации общества, а не наоборот. Поэтому в западной, а затем и отечественной литературе, для обозначения периода распада первобытных отношений стал применяться термин «вождество».

Тем не менее, находки выдающихся по богатству, обилию золотых и серебряных изделий, размерам погребального сооружения захоронений типа Майкопского кургана и Новосвободнинской гробницы на Кавказе, зачастую считались и продолжают считаться результатом разложения первобытных отношений, выделения богатой племенной верхушки, явственного имущественного расслоения общества.

Более скромно, но в сходном ключе трактуются находки погребений с повозками или со скипетрами в виде конских голов в курганах ямной, новотиторовской и катакомбной культур в степной зоне. Учитывая вероятную причастность этих культур к сложению индоиранских и индоарийских народов, такие находки зачастую трактуют в свете социального устройства исторических индоиранцев и индоариев, известного нам по «Ригведе» и «Авесте», священным книгам этих народов. Некоторые исследователи видят в этих комплексах доказательства формирования сословий жрецов, воинов-колесничих (первым среди которых является вождь-царь), свободных общинников-пастухов, а заодно и начатков имущественного расслоения. При этом игнорируется даже явное отличие жилых повозок-фургонов от боевых колесниц, появляющихся на Ближнем Востоке в самом конце Щ тысячелетия, а на нашей территории в ХVП-Ш вв. до н.э., к примеру, в той же Синташте и, вероятно, в катакомбной культуре.

Разбирая эти теории, еще раз стоит вспомнить, что достоверные реконструкции возможны только в случае выявления целостной системы и логичной динамики социальных изменений. Не стоит автоматически распространять результаты исследования сравнительно небольших культурных групп на другие культуры эпохи бронзы. Они должны быть исследованы каждая в отдельности.

Не будет большой ошибкой утверждать, что кризис и разложение первобытнообщинного строя у племен бронзового века нашей страны отмечается только в районах, примыкающих к зоне древних цивилизаций, в Закавказье (Триалети) и на юге Средней Азии, где даже формируется протогородская цивилизация восточного типа. У населения культур степной и лесостепной зоны в это время создаются только предпосылки грядущего кризиса первобытнообщинных отношении, само же разложение этих отношений, формирование вождества и военно-демократических структур приходится, в лучшем случае, на конец эпохи бронзы, а в основном - на железный век. У племен лесной зоны и Севера первобытнообщинные отношения продолжают существовать в неизменном виде вплоть до раннего Средневековья. Вопрос о патриархальных и матриархальных, патрилинейных и матрилинейных обществах достаточно сложен и требует новых разработок.

Конечно, нельзя отрицать, что усиление элементов вождества, создание прототипов особой воинской прослойки и хорошо организованных воинских группировок, внешне напоминавших позднейшие дружины, могло иметь место уже в бронзовом веке в обществах, вовлеченных в дальние миграции, военные предприятия или оказавшихся во враждебном окружении. Признаки этого имеются, в частности, у племен северокавказской культуры, распространившейся в предгорьях Северного Кавказа за очень короткое время и не имевших никаких корней среди предшествующих местных культур, у тех же носителей ямной культуры, у племен шнуровой керамики (культ топора, захоронения мужчин с топорами). Однако особенностью этих институтов была их непрочность, быстрая деградация с исчезновением военной опасности и переходом к обычной спокойной жизни, точно так же, как у многих первобытных племен, обследованных этнографами.

Исторические и этнолингвистические процессы в энеолите - бронзовом веке. Энеолитическая и бронзовая эпохи на территории нашей страны являются на сегодняшний день тем нижним хронологическим пределом, начиная от которого современная наука с большей или меньшей степенью достоверности начинает различать истоки и корни многих современных народов и национальностей, прослеживать ранние звенья процессов, завершившихся впоследствии сложением этих этнических групп.

Решение этих сложных вопросов затрудняется целым рядом обстоятельств. Как правило, специалисты каждой из областей знания, занимающиеся этими проблемами (археологи, лингвисты, антропологи и др.), опираются на устоявшиеся и широко признанные разработки другой науки, которые при существующих условиях, как правило, отражают достижения 10 - 15-летней давности.

Схема развития языковых семей, разделения их на отдельные ветви, группы и языки, выработанная лингвистикой и сравнительным языкознанием, наиболее полно стыкуется с археологией при изучении терминов, обозначающих культурные реалии, поддающиеся приблизительной датировке и локализации. Проще говоря, мы можем определить, когда и где произошло разделение отдельных языковых групп, языков, наречий, сравнивая слова, которыми обозначались природные, хозяйственные, бытовые, социальные явления, встречавшиеся в практике древних носителей языка.

Так, например, в разных группах родственных языков различие терминов, связанных с производящим хозяйством, обозначений злаков, домашних животных, определенных орудий может указывать, что их разделение произошло раньше овладения этими формами хозяйства. Различие терминов металлургии железа при общности терминов металлургии бронзы может указывать, что разделение произошло еще в бронзовом веке до появления железа. Вместе с тем, общность терминов металлургии бронзы может указывать не только на единство языка в бронзовом веке, но и быть результатом заимствования этих терминов разными языками из общего источника вместе с заимствованием самой металлургии из одного центра и т.д. Изучение заимствований из одной языковой группы или семьи в другую - важное свидетельство контактов носителей этих групп в древности. Построенные с учетом всех этих данных схемы развития, разделения и смешения языков представляют наибольший интерес для сравнения со схемами развития, перемещения и смены археологических культур.

Формирование и развитие основных языковых семей, представленных на территории нашей страны (индоевропейской, урало-алтайской и кавказской) в значительной степени связано с населением и культурами древности на этих же территориях. Хотя переселения и расселения носителей отдельных групп и диалектов, судя по всему, были регулярными и масштабными, но соотнесение их напрямую с конкретными археологическими культурами все же крайне дискуссионно, выделение из состава языковых семей многих языковых групп и диалектов произошло позднее, уже в железном веке и даже в Средневековье, а потому приходится оперировать понятиями либо самих семей, либо их крупных ответвлений, сопоставляя их не с отдельными культурами, а с крупными культурными областями и общностями типа ямной или срубно-андроновской.

Напрямую с археологической проблематикой энеолита и бронзового века связана индоевропейская проблема, поскольку дробление этой языковой семьи на отдельные ветви (индо-иранскую с последующим разделением на индоарийскую и иранскую, хетто-лувийскую, древнеевропейскую с последующим выделением германо-балто-славянской) приходится как раз на 1V-П тысячелетия до н.э. Существует множество теорий и вариантов локализации "индоевропейской прародины", одни исследователи помещают ее в Карпато-Дунайской области и на Балканах, другие - в западной половине пояса степей Евразии, в Прикаспии и Северном Причерноморье, третьи - в Передней Азии и Анатолии. Картины последующего расселения и дробления языков различаются во всех этих случаях очень сильно. Однако общим для всех этих гипотез является размещение прародины в областях, правда, довольно обширных, так или иначе примыкающих к Черному морю.

Учитывая это обстоятельство, а также тесное взаимодействие, согласованное развитие, многократное перемешивание археологических культур всех этих территорий между собой, причем именно на протяжении V1-П тысячелетий, сейчас принято объединять весь этот культурный мир, преимущественно скотоводческий в северной половине и земледельческий в южной, в рамках так называемой Циркумпонтийской провинции и считать территорию этой провинции очагом формирования индоевропейцев.

Анализ индоевропейского "праязыка" показывает, что он мог сложиться и существовать в обществе скотоводов и коневодов, практиковавших, в частности, подвижные формы скотоводства, знакомых с колесом и колесным транспортом, знавших дома-фургоны на колесах, имевших устойчивые навыки металлургии меди-бронзы, скорее всего, практиковавших и земледелие. Такой картине в наибольшей степени отвечают культуры меди-бронзы в северо-восточной части циркумпонтийской зоны, прежде всего, входившие в состав ямной культурно-исторической общности и в блок культур погребений с повозками. Их-то, видимо, и следует считать индоевропейскими в первую очередь.

Дальнейшие судьбы культур этого круга служат хорошей иллюстрацией языковедческих реконструкций. Начиная с 1V тысячелетия до н.э., продвижение ямных племен на запад, сначала на территорию современных Румынии и Болгарии, а позднее вверх по Дунаю вплоть до территорий Югославии и Венгрии, распространение их в Среднее Поднепровье и Прикарпатье можно соотнести с процессом индоевропеизации Европы и распространением древнеевропейоких языков. Сложение блока культур шнуровой керамики и боевых топоров, имеющего ярко выраженные признаки южных степных влияний и комплексное сходство с ямной культурой и кругом культур с повозками, вероятнее всего, соотносимо с оформлением особой германо-балто-славянской ветви, дальнейшее дробление которой происходило уже в позднем бронзовом и раннем железном веках. Продвижение прибалтийской, фатьяновской и балановской культур на восток и северо-восток отражает в таком случае вклинивание восточного ответвления этой ветви в среду финно-угорских народов уральской семьи, представленных волосовской культурой и культурами Северо-востока Европейской части. Этот контакт в дальнейшем мог способствовать обособлению группы балтских языков и народов.

Сложные процессы происходили в восточной части ареала ямных племен и у новотиторовского населения Предкавказья. Новотиторовская культура в конце Ш тысячелетия перерастает в раннекатакомбную, распространившуюся затем на все Северное Причерноморье и поглотившую здесь позднеямное население. Лишь в Поволжье ямная культура переходит в так называемую полтавкинскую, послужившую, в свою очередь, основой для формирования срубной. Срубная культура в середине П тысячелетия занимает, в свою очередь, Северное Причерноморье, заменяя здесь катакомбные культуры. Вместе с тем, она имеет много общего с распространенным в Приуралье, Казахстане, южных районах Сибири андроновским культурным блоком, образуя обширную срубно-андроновскую общность.

Разобраться в этой круговерти очень непросто. Вероятнее всего, происходившие тут процессы отражают развитие индоиранской, а затем отдельных индоарийской и иранской языковых групп. Древнейшим этапом распространения индоевропейского массива на восток, следует считать, наверное, появление в южных районах Сибири афанасьевской культуры, часто сопоставляемой с особой тохарской группой индоевропейской языковой семьи (по крайней мере, это объясняет черты сходства афанасьевской и ямной культур). Андроновская культура формируется на базе степных и лесостепных культур Западной Сибири и Казахстана, которые сами в той или иной мере были результатом этого раннего индоевропейского прорыва на восток, отсюда и ее близость к наследнице ямной - срубной культуре. В дальнейшем, на рубеже бронзовой и железной эпох, масштабная срубно-андроновская культурная провинция составляет основу для формирования скифо-сарматского мира, народы которого говорили на языках и диалектах иранской ветви.

Разглядеть на этом фоне следы и перемещения другой ветви - индоарийской - с уверенностью не удается. Один из возможных вариантов - признать индоарийскими памятники уральской абашевской культуры и смешанные абашевско-алакульские типа могильника Синташта. В пользу этого свидетельствует сходство обрядов и ритуалов, зафиксированных в этом и сходных могильниках с некоторыми ритуалами арийского населения, проникшего в Северную Индию в середине П тысячелетия до н.э., то есть через 200-250 лет после совершения синташтинских захоронений и существования поселений, подобных Аркаиму. Однако промежуточные памятники, следы движения синташтинских племен через Среднюю Азию, Памир и Гиндукуш пока неизвестны. Поэтому нельзя полностью исключить и другой, южный путь арийцев через Кавказ и Иранское нагорье. В этой связи можно вспомнить, что известные параллели с обрядами и ритуалами ариев отмечаются в ряде степных культур Северного Причерноморья, новотиторовской и катакомбной в частности. Бесспорным является и факт проникновения части новотиторовских племен в Закавказье. Этот вариант легче, чем первый, может быть согласован с принятой в языкознании датой разделения индоиранской общности, которая определяется как конец 1V тысячелетия до н.э.

А.Н.Гей