И. Перикл

Человек, действовавший в величайшую для Афин эпоху как глав­нокомандующий всех физических и духовных сил города, родился года за три до Марафона. Его отец Ксантипп сражался у Саламина, возглавлял афинский флот при Микале и отвоевал для Греции Геллес­понт. Мать Перикла Агариста была внучкой реформатора Клисфена по ее линии он принадлежал к древнему роду Алкмеонидов. «Когда подошло ее время, — говорит Плутарх,.— Агаристе приснилась, что она родила льва, и несколько дней спустя она разрешилась от бремени Периклом. Он был прекрасно сложен во всех отношениях, разве что. только голова была чуть длиннее, чем требовала соразмерность»¹⁰; кри­тики Перикла будут немало потешаться над продолговатостью его головы. Знаменитейший учитель музыки того времени Дамон препо­давал ему музыку, а Пифоклид — музыку и литературу; он слушал в Афинах лекции Зенона Элейского и стал другом и учеником философа Анаксагора. Развиваясь, он впитывал стремительно растущую культуру ' эпохи и соединил в своей душе и политике все нити афинской цивилизации — экономические, военные, литературные, художествен­ные и философские. Он был, насколько мы знаем, совершеннейшим из сынов Греции.

Понимая, что олигархическая партия идет не в ногу со временем, Перикл рано стал приверженцем партии демоса — свободного населе­ния Афин; тогда, как и в Америке Джефферсойа, понятие «народ» несло в себе известные имущественные коннотации. Он подходил к политике в целом и к каждой политической ситуации в отдельности после тщательной подготовки, не пренебрегая ни одним аспектом образования, говоря редко и кратко, молясь богам, чтобы с уст его не сорвалось ни одного неуместного слова. Даже невзлюбившие его. комедиографы говорили о нем как об «олимпийце», мечущем такие громы и молнии красноречия, каких Афины не слышали никогда прежде; и тем не менее, по. всем свидетельствам, речи его были неаффектированными и обращались к просвещенным умам. Своим влиянием Перикл был обязан не только уму, но- и честности; он умел пользоваться подкупом для обеспечения государственных целей, оста­ваясь «несомненно свободным от какой бы то ни было продажности и будучи выше любых корыстных соображений»¹¹; если Фемистокл вступил на государственную службу нищим и покинул ее богачом, своей политической карьерой Перикл, говорят, не прибавил ничего к отцовскому наследству¹²; О здравом смысле афинян того поколения свидетельствует то, что почти тридцать лет — с 467 по 428 год — они с небольшими перерывами избирали и переизбирали его одним из десяти стратегов, или военачальников; относительное постоянство пребывания у власти не только сделало его голос решающим в военных делах, но и позволило занимаемой им должности стратега-автократа приобрести наибольшее влияние в правительстве. При Перикле Афины наслаждались всеми привилегиями демократии, поль­зуясь в то же время преимуществами аристократии и диктатуры. Умелое правление и покровительство культуре, украшавшие Афины в век Писистрата, были продолжены столь же планомерно, решительно и разумно, но с полного и ежегодно возобновляемого согласия свободных граждан. В лице Перикла история еще раз иллюстрирует правило, по которому либеральные реформы наилучшим образом осуществляются и надежнее всего закрепляются под осмотрительным и осторожным руководством аристократа, пользующегося народной поддержкой. Лучшим для греческой цивилизации было то время, когда демократия достаточно повзрослела, чтобы придать ей многооб­разие и бодрость, а аристократия была еще жива, чтобы наделить ее порядком и вкусом.

Реформы Перикла существенно расширили власть народа. "Хотя полномочия гелиеи росли при Солоне, Клисфене и Эфиальте, в этих судах доминировали люди состоятельные, так как служба в них была бесплатной. Перикл ввел (451 г. до н.э.) вознаграждение в два обола (34 цента), позднее повышенное до трех, за день работы в суде; в обоих случаях данная сумма была эквивалентна половине дневного заработка среднего афинянина¹³. Мнение, будто эти скромные суммы ослабили характер и испортили нравы афинян, едва ли можно принимать всерьез, потому что в этом случае любое государство, оплачивающее своих судей или присяжных, давно было бы разрушено. По-видимому, Перикл таюке установил небольшое вознаграждение за военную служ­бу. Он увенчал эти скандальные щедроты, убедив государство выдавать каждому гражданину два обола ежегодно в виде платы за вход на игры И представления, устраиваемые во время официальных празднеств; Перикл оправдывал свои действия тем, что эти зрелища не могут быть роскошью, доступной только высшему и среднему классам, но должны внести свой вклад в воспитание духа всего электората. Следует, однако, признать, что Платон, Аристотель и Плутарх (все трое консерваторы) были единодушны в том, что эти скромные суммы развратили афи­нян¹⁴.

Продолжая дело Эфиальта, Перикл передал народным судам раз­личные судебные полномочия, прежде принадлежавшие архонтам и магистратам, так что с этих пор архонт стал скорее чиновником или администратором, а не человеком, который облечен властью форми­ровать политику, выносить судебные решения и издавать приказы. В 457 году право избрания в архонты, ограниченное прежде наиболее состоятельными классами, было распространено на третий класс, или зевгитов; вскоре после этого без всякого законного основания низший класс граждан, или феты, присвоил себе право избрания на эту должность, преувеличивая свои доходы; важность фетов с точки зрения обороноспособности Афин убедила прочие классы смотреть на этот обман сквозь пальцы¹⁵. Двигаясь некоторое время в обратном направлении, Перикл (451) провел через народное собрание постанов­ление, согласно которому право голоса сохранялось исключительно за законнорожденными отпрысками афинянина и афинянки. Не допус­кался законный брак между гражданами и негражданами. Эта мера была направлена на то, чтобы воспрепятствовать заключению браков с чужеземцами, уменьшить численность незаконнорожденных детей и, возможно, на то, чтобы сохранить за ревнивыми афинскими бюргера­ми материальное воздаяние за гражданство и империю. Пройдет немного времени, и Перикл еще пожалеет об этом запретительном законопроекте.

Так как хорошей кажется любая форма правления, приносящая благополучие, и даже лучшее правительство покажется худшим, если оно этому мешает, укрепивший свое Политическое положение Перикл обра­тился к заботам об экономике. Стремясь ослабить давление народонасе­ления на скудные ресурсы Афин, из бедных афинских граждан он формировал колонии, основываемые в чужих землях. Чтобы обеспечить работой неимущих¹⁶, он превратил государство в крупнейшего работода­теля из всех когда-либо виденных Грецией: флот пополнялся кораблями, строились арсеналы, в Пирее была возведена просторная хлебная биржа. Для эффективной защиты Афин от осады с суши и в то же время для обеспечения безработных новой работой Перикл убедил народное собрание предоставить средства для постройки тринадцатикилометро­вых «Долгих стен» (как их назовут в будущем), которым предстояло связать Афины с Пиреем и Фалероном; в результате город и его гавани были превращены в единую крепость, открытую во время войны только со стороны моря, на котором афинский флот не знал себе равных. Во враждебности, с которой Спарта взирала на эту фортификационную программу, олигархическая партия увидела шанс вернуться к власти. Ее тайные агенты пригласили Спарту вторгнуться в Аттику и — с помощью олигархического мятежа — свергнуть де­мократию; олигархи взяли на себя обязательство в случае успеха срыть Долгие стены. Спартанцы согласились и выслали армию, раз­бившую афинян под Танагрой (457), однако попытка олигархического переворота провалилась. Спартанцы вернулись на Пелопоннес с пус-:. тыми руками,. чтобы угрюмо дожидаться лучшего случая одолеть своего процветающего соперника, отнявшего у них традиционную гегемонию в Греции.

Перикл отверг искушение отплатить Спарте той же монетой и вместо этого обратил свою энергию на украшение Афин. Надеясь превратить город в культурный центр Эллады и отстроить разрушен­ные персами старинные святилища с размахом и блеском, которые возвысят душу каждого гражданина, он решил привлечь гений афин­ских художников и труд безработных, наметив дерзкую программу архитектурной отделки Акрополя. По словам Плутарха, «он руковод­ствовался желанием уделить от общественных средств также неорга­низованной и косной толпе, но чтобы при этом она не сидела сложа руки и не бездельничала; для этой цели он и выступил с грандиоз­ными архитектурными проектами»¹⁷. Для финансирования этого пред­приятия он предложил перенести, казну Делосского союза с Делоса, где она лежала мертвым грузом и подвергалась опасности, и исполь­зовать ту ее часть, которая не была необходима для совместной обороны, на украшение города, представлявшегося Периклу законной столицей благодетельной империи.

Перенос делосской казны в Афины был приемлем для всех афи­нян, даже для олигархов. Однако избиратели не были склонны тратить скояь-нибудь значительную часть этих средств на украшение родного города — то ли в силу неких угрызений совести, то ли тайно надеясь на то, что деньги могут быть присвоены более прямым способом и пойти на удовлетворение их собственных нужд и потреб­ностей. Предводители олигархии играли на этих чувствах столь ловко, что, когда близилось голосование в народном собрании, поражение Перикла казалось неизбежным. Плутарх рассказывает прелестную историю о том, как хитроумный афинский правитель переломил ход событий: «Прекрасно, — молвил Перикл, — пусть стоимость этих. зданий будет отнесена не на ваш, а на мой счет, И пусть на них будет написано мое имя». Услышав эти слова и то ли поразившись величию его духа, то ли ревнуя о славе подобных деяний, громкими криками они запретили ему нести издержки... и решили не жалеть никаких средств, пока все не будет завершено». Работы шли своим чередом, и особой поддержкой и содействием Перикла пользовались Фидий, Иктин, Мнесикл и другие художники, трудившиеся над осуществлением его. мечты. В то же,, время он покровительствовал литературе и философии, и если в других греческих городах того периода вражда партий обессиливала граждан, а литература увядала, растущее богатство и демократическая свобода Афин, соединенные с мудрым и просвещенным руководством, положили начало Золо­тому веку. Когда Перикл, Аспасия, Фидий, Анаксагор и Сократ прихо­дили в театр Диониса на пьесу. Еврипида, Афины могли воочию' лицезреть жизнь Греции в ее кульминации и единстве: политика, искусство, наука, философия, литература, религия и нравственность существовали, не врозь, как на страницах хроник, но были вплетены в одну многоцветную ткань национальной, истории.

Привязанности Перикла колебались между искусством и филосо­фией, и он, пожалуй, затруднился бы ответить, Фидий или Анаксагор заслужил большую его любовь;, возможно, он увлекся Аспасией в поисках. компромисса между красотой и.мудростью. К Анаксагору он, говорят, питал «чрезвычайное уважение и восхищение»¹⁸. По словам Платона¹⁹, именно философу политика Перикла была обязана своей глубиной; Плутарх считает, что из продолжительного общения с Анаксагором Перикл вынес «не только высокий образ мыслей и возвышенность речи, свободной от плоского, скверного фиглярства серьезное выражение лица, недоступное смеху, спокойная, походка,скромность в манере носить одежду, не нарушаемая ни при каком аффекте во время речи, ровный голос и тому подобные свойства Перикла производили на всех удивительное впечатление» [перевод С. И. Соболевского]. Когда Анаксагор состарился, а Перикл с голо­вой ушел в государственные заботы, политик позволил философу на время выпасть из своей жизни; но позднее, узнав, что Анаксагор умирает от голода, Перикл поспешил ему на выручку и смиренно принял его упрек:«имеющие надобность в светильнике подливают в него масло»²⁰.

Кажется невероятным, но — по размышлении — в высшей степени естественным, что этот непреклонный «олимпиец» был весьма воспри­имчив к женскому очарованию - самообладание боролось в нем с утон­ченной чувственностью, и государственные труды, несомненно, усилили в нем нормальное мужское влечение к женской ласке. Перикл был давно" женат, когда повстречался с Аспасией. Она была причастна к: созданию того типа гетер, которому предстояло сыграть столь деятель­ную роль в афинской жизни; то была женщина, отвергавшая затворни­чество, на которое обрекал афинянок брак, и предпочитавшая не освященные законом союзы, иногда даже относительную неразборчи­вость в связях, если благодаря этому она могла наслаждаться той же свободой передвижения и поведения,^; что и мужчины, разделяя при этом Их культурные интересы. Мы не располагаем свидетельствами красоты Аспасии, хотя древние авторы говорят о ее «маленькой, грациозной стопе»,. «серебристом голосе» и золотистых волосах²¹. Беззастенчивый политический враг Перикла Аристофан отзывается о ней как о милетской куртизанке, открывшей роскошный бордель в Мегарах и доставившей теперь некоторых своих девушек в Афины; великий комедиограф Деликатно намекает, что конфликт между Афинами и Метарами, ввер­гнувший Грецию в Пелопоннесскую войну, разразился потому, что Аспасия упросила Перикла отомстить за нее мегарцам, похитившим некоторых ее работниц²². Но Аристофан не был историком и заслужи­вает доверия лишь тогда, когда не затронуты его интересы.

Прибыв в Афины около 450 года, Аспасия открыла школу риторики и философии и решительно способствовала высшему образованию и выходу/на общественную арену женщин. 'Ее классы посещали многие девушки из благородных семей, а некоторые мужья приводили к ней учиться'своих^;жен²³'. На ее Лекции приходили и мужчины, среди них — Перикл и Сократ, возможно, также Анаксагор• Еврипид, Алкивиад и Фидий. Сократ говорил, что искусству красноречия научился он у нее²⁴, и, если верить кое-каким древним. слухам, государственный деятель унаследовал ее от философа²⁵: -Периклу пришлась очень кстати любовь его жены к другому мужчине. Он предоставил ей свободу' в обмен на свою, и она согласилась, выйдя замуж в третий раз²⁶; Перикл же ввел в свой дом Аспасию. Согласно его же закону от 451 года, он не мог взять ее в жены, так как она была уроженкой Милета; ребенок от нее был бы незаконнорожденным и не Имел прав на афинское гражданство, По-видимому, любовь к ней Перикла была искренней, даже супружеской: он никогда не покидал Дома и не входил в него без поцелуя и в конце концов завещал свое состояние сыну, которого ему родила Аспасия. С этого времени он отказался от общественной жизни, протекавшей за стенами его дома, й посещал только агору или заседания совета; народ Афин начинал жаловаться на его высокомерие. Со своей стороны, Аспасия превратила их дом в своего рода французский просветительский салон, где плодотворно взаимодействовали искусство, наука, литература, философия и политика. Красноречием Аспасйи восторгался Сократ, который приписывал ей надгробную.^: речь наподобие той, что была произнесена Периклом над первыми войнами, йавшиМН.в Пелопоннес­ской войне²⁷; Асш стала- Некоронованной царицей Афин, законода­тельницей мод и" вдохновляющим¹ примером душевной и нравственной свободы 'для других женщин

Консерваторы были возмущёны веем этим и воспользовались ситуа­цией В собственньгх целях. Они осуждали Перикла за то, что он руководи'войной греков- против ' греков, как в случае с Эгиной и Самосом; ему предъявили обвинение в растрате государственных средств; Наконец, устами безответственных комических драматургов, злоупотреблявших свободой слова, которая' царила При Перикле, ему вменили в вину то, что дом его приобрёл дурную славу, а сам он вступил в связь с ^:Женой сына²⁸. Не осмеливаясь выдвинуть ни одно из обвинений в открытую, на Перикла нападали, призывая к ответу его друзей. Фидию они инкриминировали присвоение Части золота, отпущенного на отдел­ку хрисоэлефантинной Афины а добились, по-видимому, обвинительного приговора; Анаксагор подвергся преследованию за нечестие, и философ, по совету Перикла, бежал в изгнание; против Аспасйи было выставлено схожее обвинение в безбожии (graphe asebeias): она якобы проявляла неуважение к греческим богам²⁹.- Комедиографы безжалостно высмеивали новую Деяниру, погубившую Перикла,- и без обиняков называли ее наложницей; один из них Гермипп, по всей видимости, отрабатывая а неправедные деньги, обвинял ее в том, что она прислуживала

Периклу в качестве сводни и доставляла ему свободнорожденных женщин на потеху³⁰. На процессе Аспасии, который проводился перед лицом ста пятидесяти судей, . Перикл выступил в ее защиту, используя все свое красноречие, даже слезы; дело было прекращено. С этого момента власть Перикла над афинским народом начала ослабевать; когда три года спустя к нему пришла смерть, он был сломленным человеком.