Глава 5 экономика

Земля, как и солнечный свет или воздух, как любое созда­ние, является собственностью Бога, который из-за своей любви к людям дал им ее в пользование под ответственность императо­ра— своего представителя на земле, обязанностью которого было справедливое распределение всех материальных благ, предложен­ных Создателем. Христианская мысль только суверену, а следо­вательно, государству доверяет управление всеми источниками производства и их использования. Кажется, что в этом нет явно­го противоречия между теорией и практикой.

Земля

. Византийское государство являлось собственником земли, из этого следует его интерес к стоимости земли скорее с точки зрения экономики, а не финансов, интерес, который оно всегда считало выше всех остальных; некоторые исследователи сомне­ваются в этом, и лишь немногие полностью отвергают. Чтобы убедиться в этом, по-моему, достаточно вспомнить офици­альный тезис: земля принадлежит тому, кто взимает налоги. Император Алексей I в конце XI в. во время своего посещения знаменитого аскета из Деркоса, что находится около озера Фи­лин на побережье Черного моря к северу от Константинополя, Кирилла Филиота, имел с ним следующий разговор: «Отец, чей это маленький монастырь?» — «Этот монастырь пришедший в упадок, достался нам от предков, и до меня здесь жил один монах, — сказал Кирилл, описывая собственного брата, — и с Божьей помощью своими трудом и потом он сделал его та­ким, каким ты его видишь. И мы, недостойные, живем здесь, моля Бога о спасении твоей императорской власти и всего мира». — «А земля монастыря принадлежит ему изначально или вы ее приобрели, и как?» — спросил император. «Я тебе это уже говорил, она стала нашей благодаря смиренному труду на ма­леньких участках, с которых взимаются налоги». — «То есть зем­ля обложена налогом, а следовательно, принадлежит государ­ству, но с этого дня за твои святые молитвы я дарую ее мона­стырю со всеми правами, принадлежащими государству, своим правом я освобождаю его от их выполнения. Я дарую монасты­рю грамоту, которая освобождает его от всех повинностей». Вот что сделал император.

Приобретение собственности монахом Кириллом и его бра­том через дарение, покупку, обмен или наследование не давало им права собственности в полном смысле этого слова. Следова­тельно, реальным собственником земли было государство, и им­ператор распоряжался доходом от нее по своему разумению. Василий II в X в. мог в государственных интересах аннулировать законные права тех, кто владел землей более сорока лет, и «пере­распределить» приобретенную собственность. Я думаю, нужно говорить о «верховной собственности» государства не на всю зем­лю в империи, а на общественную землю, управляемую импера­тором. В Византии не было собственников в значении римского права, которое мы используем сегодня на Западе, а были владель­цы различных уровней. Так, государство конфисковывало иму­щество мятежников и могло без суда путем простых админи­стративных мер забрать землю или принудить обменять ее. Свет­ской или церковной верхушке оно жаловало частичный или полный сбор налога с какой-либо крестьянской общины, или на­чиная с X в. некоторое число крестьян, или налога с них. Однако любое пожалование земли, крестьян или налога с них рассматри­валось как подарок императора.

Первой заботой императора было доверить возделывание земли людям, которые способны обеспечить ему ожидаемый доход — натуральный и по видам: при элементарных формах землепользования первостепенной была проблема демографии и рабочих рук в деревне.

Ввиду небольшого количества документов, пригодных для исследования, и отсутствия критериев определения количества населения, невозможно нарисовать кривую сельскохозяйствен­ного населения империи. Поэтому используемые данные числен­ности населения в деревне от 15 до 20 млн человек в период с VIII по XV в. могут отражать лишь гипотетическую эволюцию. Насе­ление деревень, впрочем, очень различалось в зависимости от региона — в главе, посвященной географии, мы видели, насколь­ко они были различны, — и зависело от качества и плодородия почв. Кроме того, кажется, что начиная с IX в. многие деревни были созданы на месте вырубленных лесов: лес и поросль вали­ли и сжигали, чтобы обеспечить жильем растущее население. Не знают и о численности деревень в эту эпоху, можно лишь пред­положить, что они были больше заселены, чем, например, в Македонии в XIII и в XV вв., и насчитывали от 50 до 1000 человек. Уровень рождаемости в некоторых регионах в этот период со­ставлял примерно 22 человека на 100, в среднем на 19 мальчиков приходилось 14 девочек, но число детей, достигших взрослого возраста, не превышало двоих на семью. Смертность была очень велика. Ее основной причиной было недоедание, питание зави­село от региона: масло, овощи, свежая или сушеная рыба на по­бережье; вино, пиво, возможно, были распространены везде, так же как и хлеб из разных злаков, но все это составляло треть бюд­жета. Свинина и дичь были пищей зажиточных людей, фрукты были редки, и бедняки довольствовались ячменной кашей, сы­ром, сушеными овощами, горохом, бобами или фасолью. Отсут­ствие протеинов приводило к тому, что небогатые люди были подвержены болезням, вызванным отсутствием гигиены. Не го­воря об эпидемиях, достаточно редких, которые были мрачны­ми «чистками» населения. В качестве примера можно привести постоянные заболевания, такие как египетская глаукома, тиф, оспа, различные формы эпилепсии и истерии, описанные в мо­литвах для изгнания злых сил, — эти заболевания связывали с демоническими или магическими действиями. Приводившие к опустошению городов, были распространены венерические за­болевания, плевриты и другие болезни, ослаблявшие население, землепользования первостепенной была проблема демографии и рабочих рук в деревне.

Ввиду небольшого количества документов, пригодных для исследования, и отсутствия критериев определения количества населения, невозможно нарисовать кривую сельскохозяйствен­ного населения империи. Поэтому используемые данные числен­ности населения в деревне от 15 до 20 млн человек в период с VIII по XV в. могут отражать лишь гипотетическую эволюцию. Насе­ление деревень, впрочем, очень различалось в зависимости от региона — в главе, посвященной географии, мы видели, насколь­ко они были различны, — и зависело от качества и плодородия почв. Кроме того, кажется, что начиная с IX в. многие деревни были созданы на месте вырубленных лесов: лес и поросль вали­ли и сжигали, чтобы обеспечить жильем растущее население. Не знают и о численности деревень в эту эпоху, можно лишь пред­положить, что они были больше заселены, чем, например, в Македонии в XIII и в XV вв., и насчитывали от 50 до 1000 человек. Уровень рождаемости в некоторых регионах в этот период со­ставлял примерно 22 человека на 100, в среднем на 19 мальчиков приходилось 14 девочек, но число детей, достигших взрослого возраста, не превышало двоих на семью. Смертность была очень велика. Ее основной причиной было недоедание, питание зави­село от региона: масло, овощи, свежая или сушеная рыба на по­бережье; вино, пиво, возможно, были распространены везде, так же как и хлеб из разных злаков, но все это составляло треть бюд­жета. Свинина и дичь были пищей зажиточных людей, фрукты были редки, и бедняки довольствовались ячменной кашей, сы­ром, сушеными овощами, горохом, бобами или фасолью. Отсут­ствие протеинов приводило к тому, что небогатые люди были подвержены болезням, вызванным отсутствием гигиены. Не го­воря об эпидемиях, достаточно редких, которые были мрачны­ми «чистками» населения. В качестве примера можно привести постоянные заболевания, такие как египетская глаукома, тиф, оспа, различные формы эпилепсии и истерии, описанные в мо­литвах для изгнания злых сил, — эти заболевания связывали с демоническими или магическими действиями. Приводившие к опустошению городов, были распространены венерические за­болевания, плевриты и другие болезни, ослаблявшие население, например ангина, ревматизм, известные нам по рецептурной кни­ге еврейского врача Шабтая, называемого Донноло, который прак­тиковал во второй половине X в. в Италии. Одного взгляда на семью Василия II будет достаточно, чтобы понять степень опус­тошения, которое вызывали болезни среди представителей выс­ших слоев. Говорят, что император родился в семье крестьянина и был наделен особой силой, сделавшей! его знаменитым; в двух браках он имел как минимум пятерых сыновей и четырех доче­рей, одного внука, одного правнука, один праправнук выжил, и его потомство состояло из трех прапраправнучек, из этих детей один умер в младенчестве; Лев VI, четвертый по счету, пережил трех жен и умер в возрасте сорока пяти лет* его старший сын умер после крещения, другой дожил до преклонного возраста, но был инвалидом. Михаил Пселл, ученый и чиновник XI в., рассказы­вает, что он был третьим ребенком, его старшая сестра умерла молодой, а ее единственная дочь скончалась от оспы в 14 лет. По словам Алексея I, немногие византийцы доживали до ше­стидесяти лет, за исключением аскетов, которые достигали вось­мидесяти, девяноста и более лет. За исключением нескольких регионов, перенаселенных из-за внешних миграций, и регио­нов с богатыми почвами или являющихся убежищем, плотность населения в деревнях была низкой во всей Византийской импе­рии, и невозможно, к сожалению, даже приблизительно предста­вить его демографию.

Основные положения землепользования

Одним из самых явных отражений демографической эво­люции стала история основных положений эксплуатации земли, которые будут намечены здесь. В IV в. зарождающаяся Византий­ская империя стала свидетельницей разделения крупных рим­ских владений: например, египетских, которые состояли из мел­ких, раздробленных кусочков (подобные участки археологи обнаружили на севере Сирии), управляемых крестьянской общи­ной, где самый крупный собственник владел не более одной ше­стой участка. Кажется, что главенствовал мелкий собственник. В следующем веке ситуация немного изменилась и привела в бо­гатых регионах с монокультурами, например с оливой, к «ослаб­лению крупных собственников» (Г. Чаленко). Впрочем, крупные владения все больше переходили в разряд привилегированных или не облагаемых налогом земель. Держателями земли в редких случаях были разбогатевшие крестьяне, чаще всего земля при­надлежала приходу, чиновникам и особенно епископатам, кото­рые в это время становились самыми богатыми земельными соб­ственниками на всем побережье Средиземного моря, обладали административной и судебной властью.

Управление крупными земельными владениями и их тесное взаимодействие с государственной администрацией проявляет­ся на протяжении всего VI в. В качестве примера можно взять сицилийскую модель. Земля — поля пшеницы — находилась в руках нескольких земельных собственников: государства, рим­ской, равеннской, миланской церквей и богатых землевладель­цев, например римлянки Рустесиании, проживавшей в Констан­тинополе, где она выдала свою дочь замуж за Апиона III — члена одной из самых богатых семей Египта. Государственные земли управлялись главными арендаторами, прокураторами, земли Ру­стесиании — интендантами, vicedomini, земли папы, носившие название «наследие святого Петра», — священниками. Земля была в пользовании непосредственно арендаторов земли, кото­рые заключали долгосрочный арендный договор, и свободных колонов. Последние объединялись в крестьянские организа­ции — вид сельскохозяйственных объединений, которые несли ответственность за доходность налогового округа, ими управлял conductores. С рабов, вольноотпущенных или колонов субподряд­чики собственников взимали натурой или деньгами налог, состав­лявший примерно более половины всех повинностей, а также плату за аренду и дополнительные поборы и барщину. Колон, привязанный к земле, мог обладать собственным именем и, за­платив необходимый налог (от одной до четырех номисм), про­давать оставшуюся продукцию по той цене, которая ему нрави­лась. Он был военнообязанным. Другая категория колонов — адекриптиции, полурабы, зарегистрированные под именем сво­их хозяев и платившие налоги им. Земля также использовалась посредством рабов. Крупный собственник следил за состоянием своих владений и разделял проданные или дарованные земли и управляющих землей, которым он давал участки. Протяжен­ность владений зависела от региона: можно сказать, что владе­ния на Сицилии или в Африке, приносившие доход от 500 до 1650 номисм в год, были куда больше владений в Италии. Внизу этой шкалы можно, без сомнения, поместить владельцев зем­ли, подобных монастырю в Лилибейе на восточном побережье Сицилии, который располагал тремя молодыми рабами, пятью подростками, тремя парами быков, четырьмя баранами, десятью кобылами, десятью коровами и четырьмя виноградниками — все это давало доход в 14 номисм в год. Другая крайность — это го­довые доходы сицилийских владений «наследия святого Петра», достигавшие 330 тысяч номисм, или равеннской церкви, прино­сившей каждый год в столицу экзархата 50тысяч модиев зерна для обеспечения города, также другие злаки, овощи и 31 тысячу номисм, из которых 15 тысяч отправлялись в качестве налога в Константинополь. Церковь, как, впрочем, по всей империи, уча­ствовала во взимании налогов в качестве «дома» (oikos по-гре­чески, domus по-латински), которому, как и другим, полагалась часть налога с арендаторов (частные лица или организации), по­ступавшая непосредственно ей. Конечная цель владения — взи­мание ренты или продукции с крестьян всей империи, а не уве­личение продукции, которое ей не было нужно. Счетные книги не были настоящей отчетностью, так как служили только для уточнения, если сборщики налогов соблюдали выполнение сво­их обязанностей. Доходы могли быть значительны, но они слу­жили лишь для обеспечения жизни, личных расходов собствен­ника, часто образованного, который жил в крупном городе, для полиции и администрации, для пропаганды и расходов на благо­творительность и участие в играх. Лишь немногие вкладывали деньги в развитие производства, так как его рост не превышал восьми процентов. На востоке Византии, в Египте или Палести­не, VI в. стал периодом постепенных изменений в сельском хо­зяйстве. Монокультура пшеницы была заменена виноградника­ми, выращиванием овощей, производством фуража, в Египте — пальмовых деревьев, текстильных или красильных растений, оливы, например на Сицилии скотоводство, разведение кур, свиней, баранов, быков и лошадей было сокращено. В этот период наблюдается расширение и улучшение системы иррига­ции через водоемы и каналы с многочисленными индивидуаль­ными водозаборами, приспособленными к маленьким клочкам крестьянских угодий, состоявших на востоке от двух до четырех гектаров, малость, достаточная для пропитания крестьянина и его семьи; кажется, что отныне в Византии развивалось садоводство (Ж, Гаску):

Античные формы эксплуатации крупных поместий при помощи рабов и колонов исчезают в VII в., изменение эконо­мических и социальных структур можно объяснить еще именно этой эволюцией. В IX в. картина сельского хозяйства в Визан­тии предстает перед нами в новом свете: она состоит из незави­симых крестьянских деревень и крупных земельных поместий — владений крупной аристократии. Подушный и земельные на­логи с этого момента разделены и охватывают все сельское на­селение, отныне нет экономической разницы между крестьяни­ном, облагаемым налогом и несущим военную службу, и тем, кто не имеет воинских обязанностей. Крестьянин может менять место жительства, поэтому сельское хозяйство вследствие мно­гочисленных миграций всегда обеспечено рабочей силой. Ис­пользование земли осуществлялось в двух формах: большая изолированная ферма, окруженная своею землей, или, что было более распространено, деревня, состоявшая из небольшого ко­личества домов, тесно примыкающих друг к другу, расположен­ных вокруг колодца, каждый из которых имел свой двор и сад с огородом. Структуру жилища определяли источник воды и ка­чество земли. Можно привести в качестве примера несколь­ко скученных деревень с маленькими семейными колодцами, собиравшими дождевую воду, которые снабжали ею жителей и позволяли орошение садов, расположенных вокруг деревни. За пределами этого обжитого центра находились крестьянские наделы. Каждый крестьянский надел состоял из участка, часто огороженного, если речь шла о фруктовом саде или виноград­нике, или открытого, если это была пахотная земля. Пастбище, лес, непригодные для использования или запущенные земли не делились между крестьянами, но могли быть признаны за кем-либо. Главным занятием крестьян в Византии была обработка своего поля, это был основной источник существования, однако виноградники, сад, пчеловодство немного облегчали их жизнь. Владение скотом и транспортным средством позволяло расши­рить хозяйство. Животные в деревне паслись в общем стаде под присмотром пастуха, которому платили все жители пропорци­онально количеству своего скота. Общими были и водяные или ветряные мельницы. Крестьяне доставали орудия труда и одеж­ду в расположенных неподалеку городах, поскольку в деревне не было ремесленников, обмен облегчал проведение периоди­ческих ярмарок.

Крупная собственность этот период в своем пике раз­вития может быть представлена на примере имущества вдовы Даниелиды, переданного императору во второй половине IX в.: обилие золотых монет, большое количество предметов из се­ребра, золота и бронзы, одежды, рабы, животные, богатства, пре­вышающие любое частное состояние и всего лишь чуть мень­шее, чем у императора. Количество рабов было настолько вели­ко, что после передачи их императору трем тысячам из них была дарована свобода и они были отправлены на поселение в Лангобардию. Эти владения, деньги и рабы были распределены гласно завещанию. И императору [Льву VI], главному наслед­нику, достались восемьдесят поместий в личную собственность». Богатые крестьяне имели великолепные хозяйства, обрабаты­вали обширные земли, которые приносили денежную и нату­ральную прибыль, владели многочисленными стадами, поку­пали или арендовали землю. Бедные (крестьяне, не способные обработать свою землю, уступали ее в краткосрочную или дол­госрочную аренду по системе испольщины, но получали при этом лишь одну десятую прибыли. Зажиточный крестьянин свой прибавочный продукт использовал для расширения своего уча­стка за пределами деревни, и если он обладал достаточными средствами и орудиями труда, то мог даже покинуть деревню, обустроить свой дом за ее пределами и перенести туда свою деятельность. Таким образом, появляются и развиваются за пределами деревни маленькие хозяйства, на которых работает сам владелец (agridia), или крупные хозяйства (proasteria), об­рабатываемые рабами или арендаторами, — и те и другие оста­вались членами деревни и платили свою часть налога. За зем­ли, отошедшие от деревни, налог не полагался, так как они выкупались государством, крупным собственником или пере­давался монастырю или религиозному учреждению монахом или богомольцем.

Ввиду строгого контроля государства над торговлей и про­мышленностью все доходы направлялись на приобретение сель­скохозяйственных поместий. «Власть имущие» (dynatoi) посте­пенно скупали кусочки земли бедняков, как крестьян, так и сол­дат. Византийское государство, чья налоговая система была связана с обороной и с эксплуатацией мелких земельных соб­ственников, при росте регионализма в фемах рисковало стать частным собственником в вопросе налогообложения и форми­рования армии. Императоры X в. принимали все возможные законодательные меры для защиты мелких земельных собствен­ников, ограждая их от процесса концентрации земельных вла­дений: путем права преемственности на землю соседа, запреще­ния возврата купленных земель по более низкой цене после не­урожая 927—928 гг., запрещения покупать «военные наделы» по 2—4 фунта золота, что покрывало расходы на содержание всадника или моряка, путем создания препятствий росту цер­ковных владений, конфискаций, запрещения выплачивать кре­стьянские недоимки более богатым людям. Ничего не помогало. Титулованные особы и крупные чиновники вкладывали резуль­таты бережливой деятельности и незаконных поборов в покуп­ку земель и объединялись между собой против центральной власти. После смерти Василия II (1025 г.) центральная власть заметно ослабла, стало больше возможностей для откупа нало­гов и окончательного становления владений крупных собствен­ников. В XI в. еще остаются свободные крестьяне, но они немно­гочисленны по сравнению с крупными собственниками и зави­симыми от них крестьянами.

С IX по XI в. расширяется пространство сельскохозяйствен­ных работ благодаря захватам; кажется, что экономика основных регионов империи (Азия, Балканы, острова, Италия) достигла некоторого равновесия, самые богатые районы активно развива­ются, но этот рост не сопровождался никаким изменением сель­скохозяйственных структур: эксплуатация даже крупных владе­ний оставалась семейной и непрямой; инвестициями занимались только крупные собственники, которые лишь увеличивали свои владения и покупали придворные титулы, остальные вели при­вычное существование. В период борьбы крупных землевладельцев с центральной властью не известны никакие их организации, ни их образ жиз­ни. Впрочем, можно описать владения двоих— Евстафия Воилы в середине XI в. и Андроника Дуки в 1073 г. В своем завещании Воила, протоспафарий, служащий в хрисотриклинии и консул, описывает свои земельные владения, которые он приобрел неда­леко от границы с Передней Азией после того, как покинул Каппадокию, где имел имущество, по причинам, которые он не от­крывает. Недалеко от монастыря Богородицы, построенного на его деньги и им финансируемого, он построил, дом. В его распоряжении были многочисленные сельскохозяйственные общины (Ouzike, Chouspakrati, Korteriou, Kounceria, Isaie),частьParabounion, некоторое число владений, например Барта, Бузина и Танзутин. Также он содержал монастырь Святой Варвары, где были похо­ронены его мать, жена, молодой сын Роман и где он сам хотел быть похороненным. Его владения состояли из степей, виноград­ников, садов, пахотных земель, ему принадлежали ирригацион­ные каналы, водяные мельницы, около двадцати рабов и множе­ство голов скота. Он подарил монастырю Богородицы большое количество серебряных и золотых священных сосудов, ценных икон, реликвий и дорогой одежды для литургии. Он основал биб­лиотеку, насчитывающую 66 томов: часть из них были книги для богослужения (Ветхий и Новый Завет, Псалтырь, синаксис, Три­одь, kontakaria, heimologia), в том числе и богато украшенное Еван­гелие, остальные — книги по теологии и церковные сочинения (Василий Кесарийский, Иоанн Златоуст, Григорий Назианзин, Епифаний Саламинский, Исидор Пелузский, Иоанн Климак, Ана­стасий Синаит, «Сборник Священного Писания» святого Саввы Антиохийского, Иоанн Дамаскин и др.), поучительные сочине­ния («Божественная молитва» Иоанна Мосха, жизнь святого Симеона Метафраста, деяния мучеников, «Мелисса» Антония, патерикон), собрания законов и церковных канонов, мирские сочинения (грамматика, труды по военной тактике, хроники, скучные и претенциозные приключения Левкиппы и Клитофона Ахилла Татия, «Критика и толкование снов» Артемидора Эфесского). Ценность имущества Воилы составляет примерно 0 ливров: он платил налоги и сдавал землю в аренду в некото­рых случаях, так как арендатор Танзутин платил ему 80 номисм в год, не считая части продукции. Перед своей смертью Воила освободил последних рабов (один из них был каллиграфом), под­твердил размеры их наделов, стоивших вместе около 60 номисм, и предусмотрел размеры их заработной платы, если они захотят работать на его наследников.

Император Михаил VII передал своему брату Андронику Дуке в налоговом округе Алопека в Передней Азии около Милета восемь владений и их доходы, перечень которых, сделанный но­тариусом патриарха Адамом Матзукием в марте 1073 года, был следующим:

Владение Бари:

Церковь, построенная из необтесанных камней, скрепленных известковым раствором, на известняковом фундаменте. Ее венча­ет купол, поставленный на трех колоннах, с хорошо сохранившейся галереей вокруг хоров, притвор, хоры. Церковь облицована изнутри мрамором и имеет тринадцать икон, священные сосуды, дви­жимое имущество и несколько богослужебных книг.

Строения:

Большой дом (принадлежащий владельцу) с просторным поме­щением для приемов в форме креста с куполом наверху, покоящим­ся на четырех колоннах, окруженным четырьмя комнатами, с откры­той террасой без дверей по периметру, вымощенной мрамором. Баня, постройка с незаконченной черепичной крышей; несколько участков выстланы мрамором.

Строения в плохом состоянии:

Небольшой виноградник, называемый Филопотий, на необработанной земле.

Фруктовый сад, называемый Олинф, без ограды. Еще один сад около дома, переделанный в лужайку, с двумя ореховыми и одним грушевым деревьями.Фруктовый сад с оливами, называемый Филопотий.

Сад с овощными культурами Paximades, переделанный в поле.

Фруктовый сад и пашня Арибала.

Дубовая роща владения Олинфа.

Лужайка около дома, 40 модиев (около 3,5 га).

Семена, которые хранятся дома, 260 модиев (примерно 2600 кг) пшеницы и 150—ячменя, 50 — бобов,5 — льняного семени, запасы: 124 модия (1240 кг) пшеницы, 60 —ячменя, 8 — льняного семени.

Две упряжки буйволов и одна пара быков.

Два плуга с двойными упряжками и их оснасткой.

Одна мерка из бронзы, окруженная железом.

Слуги:

Ни одного, все умерли.

Доходы дома:

Право выпаса скота на горе Святого Илии и помещения их в загон, или phtinoporikon (или осеннее право), 2 номисмы.

Сбор желудей в лесу Олинфа, 114 номисм.

За траву для корма быков, 5 номисм.

Сборы Пантиза с сельской общины Вервилий, 1 номисма.

Оливковые деревья, 12 номисм.

Сбор с владения Арубала, 1,5 номисмы.

Сбор с монастыря Намата (источники) за 96,5 модия земли 4 номисмы вместо 9,5 номисмы, которые он должен платить; за аренду земли из расчета 1 номисма за 10 модиев (около 1 гектара).

Трактир — 6 поп или homhcmj

Сбор с Феодотоса, 1 номисма.

Фруктовый сад церкви, 1 номисма.

Фруктовый сад Филопотий, 1 номисма.

Фруктовый сад Олинфа, 1 номисма.

За аренду владений Метанойя (раскаяние) (которая включа­ет в себя часть земельного налога), 137,5 номисмы.

За аренду земли Мандраклона, 14 номисм.

За аренду нового парика (зависимый крестьянин) Иоанна Дексина Эфесского за 230 модиев (около 22 га), 24 номисмы не за­плачены, так как он уехал.

За пастбище Ашлада 7 номисм не заплачены, так как пастби­ще используется как поле.

За аренду фруктового сада во владении Прины, включая се­мена и оливковые деревья, 10 номисм.

За аренду обработанной земли размером в 500 модиев (при­мерно 47 га), не включенной в законную часть имения, по 1 но-мисме за 10 модиев — 50 номисм.

Налоги с париков Бариса, Олинфа, Гаммы, Вервулидия, Гала-ида: в размере с 2,5 до 4 номисм (или 1 номисма поголовного и ба­зового налога и остатка продукции) для тех, кто имеет упряжь и зем­лю (zeugaratoi), и полномисмы для тех, кто имеет быка {boidatoi) или не имеет земли (aktemones), либо в целом 67,5 номисмы с 48 семей париков, на которых государство уступает владельцу право пого­ловного и основного земельного налога 37 номисм.

Описание границ.

Владение Мелания:

Нет хозяйского дома. Некоторое количество париков. 14 участков пахотной земли. За аренду— 137,5 номисмы.

Владение Мандракла:

Нет ни церкви, ни хозяйского дома. Одна семья париков. 361модий. Доход — 25 литр. Около епископства Приены: виноградник в 30 модиев (2,8 га), участок земли в 4 модия (37,5 соток), одна семья париков.

Владение Ирина:

Необитаемое.

Описание границ и земли за их пределами с неизмеренным пастбищем и 90 оливковыми деревьями, 42 дубами и различными фруктовыми деревьями.

Владение Галаида:

Церковь Богородицы из камня и кирпича вокруг дверей. Три дома из камня и глины. Площадь: 762 модия (72 га). Доход— 10 фунтов.

Вместе все владения насчитывают 18 париков zeugaratoi, б bodatoin 25 aktemones, которые имеют коров, лошадей, ослов, сви­ней и платят каждый по 1 номисме zeugaratoi, 0,5 номисмы — bodatoiw. 0,5 номисмы aktemones, которые имеют осла, так как они освобожденные, и 3 милиарисия те, кто не имеет осла. За выпас коров, быков, лошадей, ослов и свиней каждый aktemones платит по 1 милиарисию, за группу из 100 баранов 1 номисму, за 50 — 0,5 номисмы. За землю каждый платит по 1 номисме за 10 модиев. Чистый доход после выплаты жалования управляющему и над­смотрщику составляет 300 номисм.

Владение, которое получил Андроник Дука, использова­лось не лучшим образом. Нужно учитывать, что из каждых 8 из 10 000 модиев земли (примерно 940 га), которыми он распола­гал, только половина была рентабельной и приносила доход. Это соотношение не было чем-то исключительным. Нужно напом­нить, что парики zeugaratoi обрабатывали в среднем 150 модиев земли и Платили фиксированный личный и земельный налог в одну номисму, к которому добавлялись налог на продукцию примерно десять процентов, затем надбавки и дополнительный налог, составлявшие 10 номисм на доход от 30 до 45 номисм и продукцию примерно 4500 кг зерна, и право пользования.

Восстановление армии при династии Комнинов в XII в. сто­ило очень дорого византийскому населению. Поборы стали бо­лее тяжелыми, увеличилось количество государственных повин­ностей на строительство кораблей, крепостей, мостов, больших дорог, расквартирование и снабжение офицеров⁴ и солдат в де­ревне. Светские и церковные крупные собственники добивались имперских привилегий, запрещавших войскам, если они были многочисленны, проходить через их земли, получали частичные иммунитеты, в редких случаях — полные, которые могли быть отменены в любое время, что позволяло богатым собственникам, церкви и монастырям стать еще богаче и разрушало государство. Чтобы найти источники дохода и в то же время обеспечить ар­мию, государство перешло на новую форму налогообложения — иронию. Прония — это рента, дарованная императором за во­енную службу. Эта рента могла распространяться на земель­ные владения. Государство передавало владельцу пронии землю с париками и: все доходы с нее, а также сбор налогов и прочих поборов с жителей. Эта рента могла распространяться и на дру­гие источники дохода, например на рыбную ловлю, солеварни. По свидетельствам, во всех случаях владелец пронии был бога­тым человеком и не сам обрабатывал землю: владельцы пронии взимали налоги с париков, обрабатывавших их земли, в случае пронии на рыбную ловлю или солеварню — с мелких арендато­ров. И те и другие исполняли военную службу, число солдат, ко­торое они предоставляли, было пропорционально размеру их владения. Богатые сами взимали все налоги, часть которых шла в казну, остальное оставалось им. Будучи очень близкой к исчез­нувшей «военной земле», прония отличалась от нее прежде всего социальным уровнем тех, кто ею владел. В силу принципа, про­возглашенного патриархом Филофеем и Синодом в 1367 г., им­ператор мог изъять имущество церкви, так как «именно он ей все это даровал». Поэтому византийское государство, обеспоко­енное турецкой опасностью, секуляризовало, кажется, половину церковных земель и разделило их между владельцами пронии. Это усилие, безбожное в глазах византийцев, было бесполезно в военном плане. С другой стороны, прония становится наслед­ственной, и ее владелец, благодаря все увеличивающимся пра­вам, дарованным ему государством, например право на автоном­ную администрацию, становился все более независимым. Импе­ратор иногда определял право наследования пронии по мужской линии, но она никогда не могла быть ни отчуждена в пользу тре­тьего лица; ни разделена на части, и служба, которая была связа­на с ее владением, исполнялась до падения империи.

Основная задача византийского государства как собствен­ника земли — сохранять, вопреки всему, свои права на землю и источники доходов в то время, как растет многообразие и ко­личество частных владений начиная с XII в. Проиллюстрируем тремя примерами. В 1110 г. три брата — Роман, Лев и Констан­тин, полюбовно разделив свое наследство в Фессалонике и окре­стностях города, описали состояние своего имущества. Два дома в двух кварталах города и хорошо расположенная мастерская, которую они сдавали в аренду, мельницы на юго-западе города, виноградники, тростниковые заросли, поля и дом в деревне, где располагались основные семейные владения, небольшая церковь Святого Стефана с литургическими книгами и сосудами, скот. Впрочем, они арендовали и обрабатывали владение Писсон, ко­торым незаконно владел афонский монастырь Лавры, которое вскоре было конфисковано налоговыми органами в ходе провер­ки, и они могли рассчитывать на аренду его непосредственно у государства за выплату налогов. Однако история владений Лав­ры свидетельствует о том, что государство передало монастырю владение Писсон, которое к XII в. превышало площадь 5000 га. К этим цифрам приближалась и общая площадь земельных и про­чих владений других монастырей горыАфон в самых плодород­ных областях Македонии: Хиландар -1570 га, Эсфигмен — 1150 га, Ксиропотам — 570 га, Зограф — 375 га.

В 1294 г. Гуделис Тиран завещал монастырю Богородицы около Смирны в Передней Азии свои владения, которые также были описаны: четыре лавки по продаже шерстяных тканей, башня с хлебопекарней и булочной — их аренда приносила 200 иперпиров (иперпир — позднее название номисмы), три виноградника в 2,5 га, ферма в Пиги площадью в 62 ара, две упряж­ки быков, четыре коровы, две лошади, еще одна хлебопекарня. Половина доходов от бани и виноградников в Нимфее, домов и лавок и доли в парф мерном производстве, сада и дома около монастыря, наконец, от домов и прочих сооружений давали 420 иперпиров дохода, из которых монастырь Богородицы отда­вал ему 150.

У Феодора Метохита — первого министра императора Анд­роника II, высланного пришедшим к власти в 1328 г. Андрони­ком III в Дидимотику (Демотика) в восточной Македонии, — по обычаю было конфисковано имущество и разрушен дворец в Константинополе. Придя в столицу два года спустя, Феодор Ме-тохит ушел в построенный им монастырь Хора, где предавался мечтам о своей разрушенной резиденции и описал свои богат­ства: в центре находилась часовня с колоннами, выложенными цветным мрамором, украшенная портиком с мозаикой, вокруг часовни располагались удобные жилые помещения с системой охлаждения благодаря циркуляции воды под облицовкой и бас­сейном, лужайки, сады, широкая аллея для прогулок, защищен­ная от солнца, полностью вымощенная, коллекция античных ред­костей, ценные столовые сервизы и прочая утварь, которые необходимы нам, как и другим богатым людям». Также он опи­сывает украшения своей жены: из золота с жемчугом и драгоцен­ными металлами, диадемы, серьги, колье, подвески, браслеты, кольца, одежды из прозрачных тканей с золотыми узорами, по­зволявшие показать украшения, находящиеся под ними, широ­кие воротники из старинных тканей — все это хранилось в доро­гих сундучках, украшенных жемчугом и драгоценными камня­ми. Он говорит и об огромных земельных владениях, дарованных ему государем, об обширных пастбищах, где паслись лошади, быки; бараны, свиньи, даже несколько двугорбых и одногорбых верблюдов. Количество скота не указывается, но оно было под­считано несколько лет спустя Иоанном Кантакузином предста­вителем одной из самых знатных семей империи: 50 000 быков, 1000 сельскохозяйственных упряжек, 1500 лошадей, 200 верблю­дов, 300 мулов, 500 ослов, 50 000 свиней, 70 000 баранов. Подоб­ная система использования земли, порой принимавшая формы настоящих уделов, все более изолировала от государства источ­ники его основных доходов. Различные формы ассигнований и управления общественным имуществом все больше были вы­годны представителям знатных семейств или организациям — монастырям и имперским учреждениям, например «домам» Манганы или Орфанотрофу в Константинополе, которые од­новременно были больницами и богадельнями, образователь­ными учреждениями, монастырями, во главе их стояли крупные арендаторы — таким образом происходило окончательное воз­вышение в империи господствующего класса — физических лиц, в том числе духовенства.

Формы эксплуатации земли и положение крестьян

Какими бы ни были истоки получения земли — наследова­ние или приобретение, формы ее использования были одинако­выми: аренда или возделывание земли владельца, если не учиты­вать, кажется, все уменьшающуюся роль рабов. Соотношение между площадью участка крупного землевладельца и теми участ­ками, которые он сдавал в аренду крестьянам, не известно, и можно только привести в качестве примера владение Бари в Передней Азии (XI в.), где земля владельца составляла четыре пятых всей площади. В начале XIV в. земли париков монастыря Ивер в Ма­кедонии занимали только четверть. Это соотношение менялось в зависимости от времени и регионов, но часть земли собствен­ника была всегда очень значительной. Помимо исполнения бар­щины зависимый крестьянин был относительно свободен, так как барщина редко превышала семь—десять дней в году. Собствен­ник земли имел всего лишь две возможности ее обработать — сдавать в аренду или использовать труд париков. Самая распро­страненная форма аренды — эмфитевсис — наследственная арен­да, пересматривавшаяся каждые 25—29 лет, так как пользование землей в течение тридцати лет давало пользователю право владе­ния и налагало обязательство улучшить состояние имущества. Стоимость годовой аренды составляла в XI в. в среднем одну номисму за 10 модиев пахотной земли и в десять раз больше за ви­ноградники, в XIV в. цена упала до одного иперпира, который стоил только десятую часть прежней номисмы, за 25 модиев хо­рошей земли или 50 модиев земли плохого качества. С развити­ем денежной экономики в течение последних десятилетий суще­ствования империи цена увеличилась, но аренда земли уменьши­лась из-за отсутствия безопасности вследствие постоянных захватнических набегов, демографического кризиса и обесцени­вания денег. Увеличение земельной собственности было связано с уменьшением доходности земли: собственник, который еще в XI в. мог рассчитывать на десятую часть продукции, получал теперь только двадцатую.

Наиболее продуктивными с точки зрения экономики были земли зависимых крестьян. Парик выполнял наибольшую тру­довую повинность на владельца или собственника земли, выпла­чивал денежную и натуральную ренту, соотношение которых нам не известно. Натуральная рента в основном состояла из сельско­хозяйственных продуктов — хлеба, вина, домашней птицы и т. д. Денежная рента считалась подворно, и ее величина зависела не только от количества и качества обрабатываемой земли, но и от отношений, которые возникали между собственником и пари­ком, последний платил меньше, если был зажиточным, — один из моментов кризиса рабочей силы. Со временем увеличилось количество денежных поборов: они распространялись на упряж­ки быков, выпас скота, предлесье гор, где кормились свиньи, на пчеловодство, рыболовство и т. д. Не существовало больших различий между государственными и частными париками, они могли выполнять государственные службы за пронию. Законо­дательно парики отличались от независимых крестьян, так как они обладали «полезным», а не «прямым» владением на обра­батываемую землю, но между ними не было больших экономи­ческих различий, и в одной семье одни могли работать как не­зависимые крестьяне, а другие как парики в одном имении, мог­ли быть клириками или священниками. Собственник земли не мог выгнать парика, в его интересах было его охранять. Парик лично не был привязан к земле, но был зависим в финансовом ив экономическом отношении: если он хотел покинуть землю, собственник должен был дать свое согласие и мог иногда тре­бовать его возвращения.

Состояние деревни в Византии в поздний период было очень сложным. Парики были объединены в деревни, принадлежащие часто крупному собственнику земли, и их участки, состоящие из многочисленных наделов, находились близко друг к другу, но они владели полями, виноградниками и оливковыми деревьями, рас­положенными недалеко от деревни, часто на владениях других собственников, самые зажиточные из которых могли сдавать зем­лю в аренду. Парики практически всегда имели обязательства по отношению к различным собственникам земли. Земельный на­дел парика передавался по наследству, но вопреки закону мог быть отчужден в зависимости от положения пользователя — государ­ственного парика, монастырского или зависящего от крупного светского собственника земли. Парик наследовал имущество сво­их родителей и передавал его своим детям, отсюда и его назва­ние — «наследство», — которое противопоставляется купленно­му имуществу. Парик, наконец, не был ограничен в юридических правах. Какова же была природа его подчинения по отношению к собственнику? Оно выражалось в выплате оброка, арендной платы, прочих сборов и в выполнении некоторых служб: «па­рик принадлежит тому, кому он платит налоги, и тот, кому он платит, его хозяин» (Г. Острогорский). Выполнение служб было вторичным: парик мог жить в городе, если выплачивал налоги собственнику. Связанные обязательствами, парики могли иметь трудности с переменой места жительства, но с ухудшением эко­номической ситуации растет число беглых париков и «элефтеров» (свободные), которых также называли «чужаками» или «не­счастными» и которые не платили налогов и не принадлежали какому-либо собственнику. «Пусть никто не принимает в своих владениях чужих париков» — гласит хрисовул Андроника II для города Янины в 1319 г., так как речь шла о присвоении трети до­ходов. Парик, который владел наследственным участком, имел свое хозяйство и личные права, часто рассматривался государ­ством как имущество собственника, земли наряду с полями, ви­ноградниками, пахотной землей, скотом, так как парик являлся источником доходов. Он был помощником в доме (по-гречески «ойкос»), от него зависела часть доходов государства, его подчи­ненное положение отразилось даже в^: имени: парик — тот, кто вблизи, около ойкоса, дома.

Основным занятием византийского крестьянина было зем­леделие, виноградарство и немного скотоводство. Климат и со­став почвы определяли, что возделывал крестьянин, например оливы и тутовые деревья в основном выращивали в Сирии, Ка­лабрии. Цены оставались неизменными вплоть до конца XIII в. хорошая земля стоила одну номисму за один модий, среднего качества — одну номисму за 2 или 3 модия, плохая земля — одну номисму за 5 или 10 модиев, виноградник стоил в среднем 6 номисм за один модий, оливковое дерево вместе с землей — одну номисму, без земли — треть номисмы, лошадь — от 10 до 20 но-мисм, буйвол — 3 номисмы, бык — 6 номисм, баран — одну но­мисму, один модий зерна в Константинополе стоил 1/2 номисмы до обесценивания денег в XI в., затем — 1/3. Цены эти примерны и, возможно, неточны из-за разноречивых данных.

Земельные наделы париков были невелики: некоторые до­стигали 7 га, но есть примеры и в несколько аров. В 1407 г. афон­ский монастырь Руссик передал императору 748 модиев очень хо­рошей земли на острове Лемнос, состоявшей из 22 участков, до­стигавших порой величины в 30 аров. Известны крупные владения, но земли государства, частных лиц или монастырей были фрагментированы разнообразными условиями владения. В качестве примера можно привести одну деревню, земли которой в 1350 г. принадлежали государству, частному лицу и монастырю одновре­менно. Если наличие невозделанных земель и нехватка рабочей силы не были определяющими для сельского хозяйства в VIII в., позднее их значение увеличилось, поскольку присвоение земли крестьян крупными собственниками было вызвано желанием приобрести рабочую силу путем перевода независимых крестьян в состояние париков. Самая большая часть земель в империи, даже после периода упадка IX—X вв., в итоге осталась необрабо­танной и в лучшем случае использовалась как пастбище: этот недостаток связан с примитивными условиями сельского хозяй­ства в Византии, к которым мы обратимся ниже.

Положение париков определялось состоянием земли, кото­рую они обрабатывали и, следовательно, их экономическими воз­можностями. Zeugarion, поверхность земли, которую каждый год обрабатывала пара быков, была экономической и фискальной единицей, парики zeugaratoi имели упряжку и участок земли, ве­личина которого колебалась в зависимости от качества земли и составляла от 100 до 200 модиев пахотной земли. Парики duozegaratoi имели двойной надел, парики boidatoi — от 50 до 100 модиев земли. Актемоны (лишенные ktema, имущества) не имели ни земли, ни рабочего скота, часто у них был только осел, им поручали уход за скотом. Так как земли хватало, актемоны, несмотря на свое положение, могли приобрести ее и поменять свое положение, если общие экономические условия были бла­гоприятными: кажется, что их число достигло к XIV в. в некото­рых областях трети всего крестьянского населения. Proskathemenoi, или крестьяне, недавно поселившиеся на земле какого-либо вла­дения, вскоре становились париками или записывались как тако­вые, а в случае официальной инспекции — как zeugaratoi или boidatoi в зависимости от величины надела. Их число особенно увеличилось к концу существования империи, многие крестьяне стали жертвами экономического застоя или были изгнаны со сво­их земель вражескими захватчиками. Рано или поздно они об­устраивались на землях крупных собственников и становились париками. Светские и церковные земельные собственники ста­рались, впрочем, их привлечь и добиться от центральной власти хрисовула, который позволил бы им закрепить этих крестьян на своей земле. Парикам, с другой стороны, было выгодно работать на крупного собственника, обладавшего привилегиями, а сле­довательно, освобождавшего их от некоторых сборов и слркб и оставлявшего больше возможностей работать на своем участ­ке. Мелкие собственники не исчезли, но, — как и крупные, не об­ладавшие привилегиями,— становились бедными, тогда как те, кто находился в фаворе у государства, преуспевали.

Города

Можно говорить о тесной взаимосвязи между эволюцией крупной земельной собственности и экономическим подъемом городов, который был вызван ею. Византийская империя — это «империя городов» (их было около 200 в VI в.), и византийский город всегда был центром жизни страны. Фома Магистр, ритор конца XIII в., ставший монахом Феодулом, впечатленный кол­лективным движением нравов населения Фессалоники, написал в одном из трактатов, адресованном жителям этого шумного го­рода: «Не дома из дерева и камня, гимназии, порты, места для представлений, галереи, величие или красота зданий создают го­род, а его жители, которые создали его и смогли сохранить па­мятники прошлого, благодаря согласию, царящему среди них». Стремления к согласию жителей города в рамках традиций, за которые они несут ответственность.

Производственная и торговая деятельность

Эта двойная деятельность осуществлялась в соответствии с тремя принципами: сильной административной централизаци­ей, приоритетом в снабжении столицы, регулярностью налого­вых поступлений. Торговые города находились в тесных взаимо­связях с Константинополем, деревни — с торговыми городами, от которых они в основном зависели в вопросах снабжения. Мест­ные управляющие обладали, однако, достаточной самостоятель­ностью, но их деятельность была предметом постоянных инспек­ций центральной власти, которая платила им заработную плату. Интересы провинции часто приносились в жертву интересам Кон­стантинополя, провинция часто должна была помогать ему в снаб­жении, особенно продажами продукции по низким ценам, иначе могли возникнуть беспорядки, ставившие под угрозу функциони­рование административной системы. Денежный сбор налогов так­же должен был производиться в определенном объеме, достаточ­ном для выплаты государством заработной платы служащим — гражданским, церковным и военным; для создания и сохранения наличного золота— это было необходимо для поддержки чекан­ки имперской монеты и в случае кризиса давало государству воз­можность подавлять внешнюю или внутреннюю опасность. Хороший император — тот, кто оставляет казну полной. Эти принципы управления проявились в многочисленных указах, за­трагивавших все стороны экономической жизни, они были не столько: проявлением экономической политики, сколько выра­жением мелочного регулирования. Естественно, эти регламента­ции были необходимы тогда, когда они не выполнялись.

Для путешественников Константинополь представал про­мышленным городом. Его здания, гончарные мастерские, об­становка поражали, но в особенности потрясало производство предметов роскоши и самого известного среди них — шелка. Шелк-сырец, ввозимый начиная с эпохи Юстиниана, стал про­изводиться в империи, но, вероятно, в недостаточном количе­стве для нужд города. Ремесленники Константинополя подготав­ливали, ткали, окрашивали шелк и выставляли его на продажу в виде готовой материи. Льняные ткани ввозились из Македо­нии, Понта, кажется, уже окрашенные, — этим занимались про­винциальные производители. Продукция из хлопка доводилась до готовности уже в Константинополе, но его мастерские не за­нимались овечьей шерстью, так как она, служившая одеждой для бедных, ткалась и окрашивалась семьями самостоятельно. После производства шелка самым известным было изготовление изде­лий из металлов: в больших количествах производили золотые, серебряные блюда, очень популярны были перегородчатые эма­ли, поделки из слоновой кости, полудрагоценные камни, ювелир­ные изделия. Их производство было ограничено стоимостью ре­сурсов и необходимыми технологиями. Производство оружия было монополией государства, и не экономической, а админи­стративной необходимостью, поэтому военные химические сек­реты ревностно охранялись, к тому же производство «греческого огня» требовало большого количества рабочей силы. Но Констан­тинополь не был единственным производственным центром империи, даже если практически все предметы роскоши в Визан­тии археологи и историки искусства приписывают его произ­водству. Византийская Сицилия производила известные даже в Константинополе золотые вещи, Равенна главенствовала в про­изводстве статуэток из слоновой кости и филигранных драгоцен­ностей, Неаполь был известен своими льняными тканями поз­дней эпохи, Кипр.— тканями из золотых нитей, Фивы -— тканя­ми из шелка, найденными в Константинополе, на островах очень рано начали ткать парчу, с Пелопоннеса начиная с IX в. экспор­тировали одежду из льна и шерсти, а со следующего века и ков­ры — вплоть до Италии, Передняя Азия до завоевания ее сельджуками была знаменита своим гончарным ремеслом, Фессалоника— одеждой.

Товары константинопольского производства продавались или непосредственно государством, или крупными собственни­ками, или корпорациями. Первая шелковая фабрика находилась в самом дворце. Шелковичные черви разводились на тутовых деревьях самого императора, а шелк обрабатывался и ткался жен­щинами и мужчинами — служащими дворца, окраска в глубо­кий пурпурный цвет, работа с золотыми и серебряными нитями были в какое-то время монополией имперских мастерских. Луч­шие товары оставлялись в императорском гардеробе и для по­дарков, которые император делал своим иностранным суверенам. В VII в. было запрещено производить одежду из шелка высшего качества вне имперских мастерских. Все эти мастерские нахо­дились в рамках трех корпораций — портных, красильщиков и вышивальщиков золотом, во главе которых стоял специальный служащий и которые контролировались чиновником городской префектуры. Чеканка монеты так же была государственной мо­нополией, как и ювелирное дело, но в данном случае регламента­ции были менее строгими, очевидно, потому, что государство единственное имело достаточно средств для инвестирования это­го производства.

Производство шелка, прежде всего в Константинополе, было организовано очень тщательно. Шелк-сырец, купленный торгов­цем, не мог быть вывезен за пределы Константинополя для прода­жи, он мог быть продан лишь определенным торговцам, которые платили специальные взносы. Частные покупатели или члены корпораций покупали его по фиксированной цене, и первый про­давец не мог получить прибыль больше 8,33 процента от этой цены. Ни один иностранец или случайное лицо не могли купить на продажу шелковые ткани хорошего качества, так как их вывоз был запрещен. Чтобы вступить в корпорацию, связанную с шел­ком, кандидат должен был иметь рекомендации пяти ее членов и заплатить 10 номисм. Всякого члена, нарушившего правила сво­ей корпорации, секли, коротко стригли и лишали имущества. Рабочий подписывал ежемесячный контракт и иногда работал бес­платно в течение месяца. Корпорация торговцев льняными тка­нями имела такую же организацию. В Константинополе были и другие важные корпорации: торговцев золотом и серебром, чей доход был ограничен 8 процентами от прибыли; банкиров, нота­риусов, которые должны были отдавать двенадцатую часть дохода служащим парфюмеров, имевших право продавать парфюмер­ную продукцию, краски и пряности; аптекарей, постепенно теряв­ших свои преимущества и полностью исчезнувших в X в.; произ­водителей воска и мыла, их работников, лавочников, доход кото­рых составлял 16,66 процента; мясников, колбасников, рыбаков, булочников, освобожденных от всяких общественных работ и по­лучавших 4 процента от дохода трактирщиков — они одни могли продавать вино и должны были закрывать свои магазины в 8 часов вечера. Большая часть корпораций имела свои кварталы, в основ­ном вдоль Месы, за исключением лавочников и булочников. В провинции контроль за производством был менее стро­гим. В Фессалонике префект города отвечал также за таможню, контролировал импорт и экспорт, следил за ценами: об этом сви­детельствует наличие множества корпораций. Недостаток ресур­сов на какой-то момент усиливает надзор за уровнем и условия­ми производства за пределами Константинополя.

Ни один византийский текст не говорит о торговом балансе империи. Экспорт играл политическую или экономическую роль? Во всяком случае баланс обеспечивался золотым резервом. Поэто­му процветание империи во многом зависело от него. Римская империя могла себя обеспечивать всем необходимым и импор­тировала только продукты роскоши (шелковые ткани, драгоцен­ные камни, пряности) с Востока, платя за это золотом и в мень­шем количестве серебром. Золото поступало из Нубии, с Кавказа и Урала. Постепенно его запасы уменьшались, так как то количе­ство золота, которое вывозилось, например, в Персию, превраща­лось в продукт роскоши, поскольку в этой стране единственной ходовой монетой была серебряная, в; то же время порча монеты приводила к ее накоплению в империи. Реформы Константина вернули доверие населения, которое смогло возвратить свои бо­гатства. Однако ценные металлы по различным причинам оста­ются редкими с IV по VIII,в.: вначале, объемы имеющихся резер­вов были уменьшены вследствие истощения испанских рудни­ков, невозможностью развития старых или освоения новых мест (Иллирия, Далмация) из-за войны с персами и миграций варва­ров в Северную Европу и Африку (потеря Египта), с другой сто­роны, покупка шелка в Китае, многочисленные подати и ссуды врагам или друзьям империи вызывали изъятие монет из метал­лических резервов, что только усугубляло ситуацию, ставшую угрожающей в эпоху Юстиниана. Часть золота шла в монетные дворы, особенно константинопольский, александрийский или антиохийский, но большая часть была предназначена для оплаты азиатской продукции или на украшение сокровищниц церквей Египта и Сирии, которые до арабского нашествия были самы­ми богатыми провинциями империи. В итоге Константинополь в ранний период был рынком продажи греческих и иностранных товаров, но его мануфактуры не могли соперничать с александ­рийскими, которые производили стеклянные изделия, керамику, украшения, дорогие ткани. С другой стороны, вся восточная тор­говля достигала Средиземноморья через Египет и Сирию. Араб­ские пряности, особенно ладан, караванами доставлялись с юго-востока вдоль Аравийского полуострова до залива Акабы, соеди­нявшего юг Палестины с морем, или поднимались до Дамаска и равнины Оронты, до Антиохии. Пряности с Дальнего Востока, перец и гвоздика и небольшое количество шелка-сырца достав­лялись из Малазии и с Цейлона на абиссинских кораблях с еги­петскими торговцами через Индийский океан до Красного моря и Клисмы, где находился имперский контролер, и входили в Алек­сандрию. Персидский рынок был связан с Антиохией, особенно в вопросах поставок шелка-сырца или обработанного шелка, но также поставлял его в Константинополь через Армению и Трапезунд. Война Юстиниана против персов перекрыла торговые пути, столь необходимые для персидской экономики. Импера­тор постарался возместить эту большую потерю, подписав с абиссинцами договоры о свободном проходе до Красного моря и, следовательно, поступлениях африканского золота: оконча­ние главенства персов и вторжение блеммов в Аравию свели на нет все эти начинания. Не были успешными и попытки заме­нить этот торговый путь новой дорогой в Китай через Цент­ральную Азию. Однако именно этой последней дорогой несторианские монахи привезли шелковичных червей. Когда же на Западе уменьшаются золотые резервы, сокращая тем самым тор­говую активность на Средиземном море, казна Византии ока­зывается исчерпанной. Завоевания персов разрушили Сирию и, кажется, в меньшей степени — Египет, но император Ирак­лий для финансирования военных кампаний был вынужден кон­фисковать церковную казну в Константинополе и Передней Азии. Персидские сокровища, попавшие в его руки, помогли ему выбраться из трудной ситуации, возвратить долги церквям (оста­вив резерв) и восстановить Сирию и Египет. В 630 г. хождение золота составляло всего лишь 20 процентов от того, что было два века тому назад.

С потерей Египта и Сирии торговля в империи сконцентри­ровалась вокруг Константинополя, который контролировал пе­ресечение двух основных мировых торговых путей — из Европы в Азию и от Черного моря до Средиземного. Были восстановле­ны золотые запасы. В итоге в начале VIII в. появление хазар на севере Каспийского моря, для которых византийцы построили город Саркел, открыло для Константинополя новый путь — на Урал к его золоту, к которому добавилось золото шахт Македо­нии и Африки, Германии и Франции, золото и серебро Богемии, Венгрии и Эльзаса. С другой стороны, строгий запрет на ссуды в исламском мире способствовал притоку капиталов в Византий­скую империю: в IX в. она снова смогла импортировать его на Восток. Вследствие арабских войн, продукция с Дальнего Восто­ка доставлялась по дороге, проходившей через Туркестан и до­стигавшей северного берега Черного моря, однако этот путь мог использоваться только тогда, когда в степях Центральной Азии и Восточной Европе была спокойная ситуация. Хазарский кага­нат гарантировал этой торговле относительную стабильность, и его столица Итиль в низовьях Волги становится с этого времени крупным международным рынком. Из Итиля товары поступали в Херсонес, а потом на греческих кораблях — в Константинополь. Такова была дорога шелка-сырца из Китая. Товары из Индии и Малайзии (слоновая кость, драгоценные камни, пряности) шли через Афганистан и Персию, в Персии караваны нагружались еще коврами и обработанным шелком. Затем при посредничестве армянских торговцев товары транспортировались в Трапезунд, где их забирали греческие корабли. Если торговые связи между арабами и Византией были достаточно редкими в начале араб­ского господства на юге Средиземноморья, то египетский хло­пок, кажется, всегда достигал Константинополя. До конца IX в. товары из Сирии и Багдада импортировались в империю Селе­зней на Сицилии и провозились через Переднюю Азию. Из Се­верной Европы торговые флоты Черного моря привозили в Кон­стантинополь рабов, меха, русский воск, амбру и сушеную рыбу с Балтики. Портом отплытия был Херсрнес. Товары с Балканско­го полуострова и из Центральной Европы, соль из Трансильвании, сербские минералы доставлялись по суше до Фессалоники, затем по морю перевозились в Константинополь. Из Западной Европы в Константинополь доставляли небольшое количество рабов, лес, оружие и позднее — одежду. Корабли шли с Черного моря и останавливались на таможне Иерон при входе в Босфор­ский пролив, где они должны были заплатить 10 процентов от стоимости груза, корабли из Средиземного и Эгейского морей платили в Авидосе, торговцы, следовавшие по дороге из Азии, — в Трапезунде, с Балканского полуострова — в Фессалонике. Вво­зили китайский шелк, дамасскую сталь и парчу, слоновую кость, драгоценные камни из арабских стран, пряности (перец, корица, сахар, мускатный орех, гвоздика), некоторые меха для богачей. Константинополь экспортировал на Восток краски, мастику с ост­ровов Эгейского моря, кошениль с Пелопоннеса и таблички из стекла, окрашенного окисью металлов, золотые и серебряные пластины для изготовления мозаик и для облицовки. Западные и северные страны покупали в Константинополе шелк, эмали, из­делия из слоновой кости и украшения. Эта торговля приносила золото византийцам, но правительство всегда неодобрительно смотрело на это, кажется, что поступление никогда не соответ­ствовало потребностям. В целом отмечают, что государство, стре­мясь к дефициту товаров, искало возможности увеличить цены и сохранить полновесную монету для официальных подарков. Это объяснение имеет под собой достаточные основания, если речь идет больше чем просто о монете, что мы увидим ниже. Монета должна была быть полновесной. Количество контроли­руемых товаров роскоши, произведенных имперскими мастер­скими, было небольшим из-за недостатка сырья (золото, драго­ценные камни, ткани из золотых и серебряных нитей) и боль­ших или меньших трудностей, возникавших перед византийцами при доставке в имперские мастерские. Так, например, из Констан­тинополя вывозили такое же количество льняных, хлопчатобу­мажных и шелковых тканей, как и из других крупных центров ткачества. Вывозимые товары облагались такими же пошлина­ми, как и ввозимые, на тех же таможенных постах, и кажется, что многие товары с Востока на Запад или в северные страны и толь­ко транзитом проходили через Константинополь, что было до­статочно обременительно, хотя город этим обогащался. Прак­тически все каботажные суда или корабли дальнего плавания, становившиеся на якорь в Константинополе, были греческого происхождения. Напротив, ввоз товаров речными или сухопут­ными путями осуществлялся в основном странами-экспортера­ми. Иностранные торговцы должны были платить сборы. По прибытии в Константинополь — русские, сирийцы или итальян­цы — они представлялись местным властям, которые фиксиро­вали их месторасположение в специальных кварталах, где они могли проживать более трех месяцев под постоянным контро­лем служб префекта города. Вопреки моментальным перекрыти­ям торговых путей из-за войн, объем внешней торговли Констан­тинополя непрерывно рос до XI в., несмотря на отсутствие по­ощрения византийскими властями, которые видели в ней только способ увеличения сборов, приобретая сырье для государствен­ных мастерских.

Состояние и объем внутренней торговли известны плохо, так как большинство источников — из Константинополя. Все же известно, что некоторые районы империи были знамениты сво­ей продукцией, которая использовалась внутри империи. Перед­няя Азия производила большое количество зерна, которое пере­возили по морю из одного порта в другой, и если его не хватало, как, например, случилось в 1037 г., хлеб привозили из Эллады, с Пелопоннеса или из катепаната Италия. Фракия поставляла рогатый скот и свиней, которые живыми привозились на ското­бойни, в частности на скотобойни Константинополя. Вифиния была известна своими баранами, Калабрия — тутовыми деревья­ми, залив Никомедии изобиловал фруктами, на островах добы­вали мастику, на Сицилии — шафран, на Писидии — камедь, на Пелопоннесском полуострове производили одежду и ковры, а так­же, есть свидетельства об этом, как и на Анатолии, льняные и хлопковые ткани и окрашивали их, в Керасу на Черном море, к востоку от Трапезунда, — квасцы.

Средствами международной торговли были морская торгов­ля и византийская монета. Морская торговля имела свой свод правил, называвшийся «Nomos Rodios», или «Закон родосцев», который произошел от знаменитого античного сборника: фрах­тование, вопросы составления копий займа, ответственность судовладельца, аварийные ситуации — все было предусмотрено. У каждого корабля был свой собственник или арендатор, кото­рый мог и не быть капитаном. Капитан же был абсолютным хо­зяином на корабле, но и он должен был соблюдать правила. Жалованье капитана и его экипажа были четко определены: ка­питан получал два жалованья матроса, офицеры, старший по­мощник, начальник плотников и рулевой — полтора, кок — половину. Торговцы сопровождали свой товар. Если груз был поврежден соленой водой, капитан нес ответственность за поте­ри, так как он должен был следить за внешним видом перевози­мого товара. Если же груз был полностью потерян, то собствен­ник корабля отвечал за пятую часть стоимости товара, если речь шла о деньгах; за десятую — если это было золото, жемчуг или шелк, даже если речь шла о шелке-сырце. Такие обязательства не касались менее ценных товаров, например зерна или масла. Стои­мость корабля достигала 50 номисм за 1000 модиевили 30, если корабль был старый. Морские путешествия были опасны из-за волнений на Средиземном море и плохого снаряжения кораблей. Морские перевозки были запрещены с октября по март, но в Чер­ном и Эгейском морях и в другие месяцы были возможны бури. Пиратство было постоянным в обоих морях, и берега изобилова­ли людьми, грабившими останки кораблей. В портах обрезали канаты и воровали якоря. Таким образом, вложения в корабли были достаточно рискованными.

Торговая стоимость товаров постоянно изменялась, и за то­вар платили наличными, зная, какое значение Византия придает своей денежной системе. Денежная система Византии была моно­металлическая, золотым эталоном была номисма в 4,48 грамма, одна семьдесят вторая от предположительного размера римского ливра; в XIII в. номисма стала называться иперпиром и получила серебряный и медный эквивалент: 1 номисма =12 милиарисиям серебра (2,24 грамма) = 24 кератиям серебра, 1 милиарисий = 2 кератиям = 24 фоллиям меди, 1 кератий =12 фоллиям.

Наличными деньгами были золотой ливр в 72 номисмы, серебряный ливр, равный 5 номисмам, золотой кентарий из 100 ливров.

Подати, выкуп и часть жалованья выплачивались государ­ством в денежном виде, также и налоги собирались в номисмах, но покоился ли внутренний рынок в той степени, как об этом говорят, на монетарной экономике? В VI в. персы, окружившие Амиду, рассказывает Захарий Ритор — сирийский хроник, «за­претили византийцам, жившим в городе, выходить на рынок, который располагался около крепостных стен, крестьяне из де­ревень, приносившие вино, хлеб и другие продукты, входили в город в сопровождении персидского всадника, чтобы никто не осмелился продавать им или покупать у них то, что он хочет» (J. Ghanem). Существование торгового обмена на уровне малень­кого города не вызывает сомнений. Это ясно проявится пять веков спустя в другой части империи — в Лангобардии. В 1064 и 1068 гг. крупный собственник, архиепископ Сиронто продал богатому монастырю Святой Марии Тремити в два захода две тре­ти одной солеварни и получил в качестве оплаты в первый раз — скарамангий (придворная одежда) из шелка и золотых нитей и икону, а во второй раз — другой скарамангий стоимостью в 20 номисм и икону Богородицы, оцененную в 30 номисм. Такую же трактовку дают статье русско-византийского договора 944 г., которая устанавливает цену за рабов, купленных у русских, в два куска шелкового полотна, и соглашению между Византией и печенегами, по которому за каждую операцию против русских в защиту Херсонеса платили обыкновенным шелком в виде лент или тканей пурпурного цвета, золотым шитьем, перцем и кожа­ми. Еще в X в., в период, когда было достаточно наличных денег, из Константинополя к королю Италии отправился протоспафарий Епифаний с ценными одеждами: часть предназначалась для оплаты путешествия чиновника, другая была преподнесена ла­тинскому союзнику империи, чтобы он купил дружбу мятежных лангобардских принцев, остаток вернулся в Константинополь. Подобную стоимость давали всем ценным одеждам — импера­торским, литургическим, которые преподносились в дар мона­стырям или церквям набожными дарителями. Понятно, почему жалование крупных чиновников платилось из казны в номисмах или одеждой. И то и другое было средством платежа. Возможно, что золотые монеты слабо циркулировали в империи за предела­ми налогового округа. Но это всего лишь гипотеза.

Изготовление предметов роскоши из шелка, как и производ­ство украшений, для византийского государства было предметом инвестиций. Сырье, которое находили в пределах границ импе­рии — в Армении, Сирии, Калабрии — или вне ее — в Китае, мог­ло обрабатываться в имперских мастерских Константинополя или в некоторых провинциальных мастерских, например в Фивах. Это производство контролировалось государством, так как оно пред­назначалось для обеспечения предметами роскоши (дары ино­странным принцам, натуральные выплаты жалованья крупным чи­новникам). Остаток мог обеспечить ремесленника, находившего­ся под не очень строгим контролем. В церквях аккумулировались эти шелковые сокровища, например «эпитафий» из Фессалоники, . накидка для литургии, на которой представлен (на золотой ткани) умерший Иисус .с бдящими за ним ангелами, ему поклонялись в Святую пятницу. Византийская золотая монета, выпущенная в конце VII или в начале VIII в., кажется, имела соотношение золота примерно 96 или 93 процента и постепенно вес ее уменьшался: она была стабильной в середине XI в., затем в правление Никифора III Вотаниата упала в среднем до 9 каратов (вместо 24) в монетах, со­держащих 40 процентов золота, 52 процента серебра и более 8 — меди. Милиарисий содержал не более 50 процентов чистого се­ребра. Это двойное серьезное ухудшение было вызвано нехват­кой драгоценных металлов и дефицитом имперских финансов. Комнины произвели девальвацию несколько лет спустя: отныне номисма лишь на треть состояла из золота и на две трети — из серебра, милиарисий прекратил существовать и был заменен но­вой вогнутой монетой — биллоном, состоявшим лишь на 6 про­центов из серебра. Палеологи сделали последний шаг к бездне, сократив золото до четверти, потом .— до трети, но вместе с тем они сохранили вес иперпира не менее двух граммов. Но это не помогло победить западные золотые монеты, особенно венеци­анские дукаты или флорентийские флорины, захватившие рынок. Иперпир стал разменной монетой, Иоанн VIII (1425—1448 гг.) выпустил его больше, чем монет из серебра и меди.

Это печальное развитие византийской монеты непосред­ственно отразилось на экономическом спаде, длившемся с конца XI по XV в. Завоевание сельджуков в Передней Азии, лишившее Константинополь большой части хлебных запасов, отрезало мно­гие жизненно важные для столицы торговые пути, в то время когда итальянские торговые флоты стали многочисленными и все чаще стали появляться на византийских берегах, объявляя о Кре­стовых походах, перевернувших торговлю на Востоке во вред Византии. В 1082 г. Алексей I, ослабленный войной против турок, надломленный вторжением на Балканах и атакой норманнов в Эпире, под угрозой норманнского нашествия попросил у Вене­ции финансовую помощь и флот. Десять лет после этого импе­ратор выплачивал долги, разрешая Венеции в некоторых горо­дах платить 10 процентов от прибыли, что привлекло в империю других торговцев. Скоро венецианцы заняли в Константинополе вакантное место Амальфи, освобожденное после Норманнских волнений. В 1111 г. Пиза получила право платить 4-процентный таможенный сбор и создать свою факторию в Константинополе. Менее одного века спустя генуэзцы, в свою очередь, устраивают­ся в византийской столице и постепенно добиваются таких же таможенных' льгот, что и венецианцы. Императоры много раз пытались отменить привилегии итальянцев, но были вынужде­ны их восстанавливать. Так, крупная торговля была выпущена из рук, в Константинополе появляются настоящие колонии со своей администрацией, но вместе с тем они платят большие сбо­ры, часто произвольные, которые компенсируют уменьшение налогов. Результат Крестовых походов не сказался непосредственно на торговле империи. Вначале Крестовые походы даже привлек­ли новых покупателей и в то же время открыли дорогу западным кораблям в сирийские порты, закрытые в течение пяти веков. Константинополь перестал быть центральным рынком между Востоком и Западом. Несмотря на это, благодаря торговле с Се­вером и Востоком, столица в середине XII в. еще процветала, с ней мог сравниться только Багдад. В конце века упадок стал оче­видным: расточительность Мануила I и военные неудачи в конце его правления опустошили казну. Соперничество между италь­янскими факториями стало причиной постоянных беспорядков в Константинополе, которые требовали больших расходов на co^J держание товаров на складах. В столице возрастала враждебность по отношению к латинянам, которая вылилась в избиение «за­падных» в 1182 г. и сожжение их кварталов. Итальянцы в ответ разорили побережье империи и вскоре вновь появились в заливе Золотой Рог с прежними привилегиями и претензией, особенно венецианцы, контролировать не только экономическую деятель­ность империи, но и само государство: захват Константинополя латинянами в 1204 г. обозначил новую власть в торговой жизни империи — венецианскую. Никейская империя не располагалась на каком-либо крупном торговом пути, она отказалась от роско­ши и, чтобы обеспечить свои собственные нужды, пришла к ав­таркическому правлению. Трапезундская империя, напротив, расположенная на перекрестке важных торговых путей из Пер­сии и Армении, увеличила объем торговли в связи с ростом мон­гольской империи и несмотря на бедность почв, процветала, так как смогла поддерживать достаточно высокие пошлины для ка­раванов и генуэзских кораблей, которые продавали свои товары. Что касается императора Фессалоники, то он зависел от ино­странных торговцев, эта позиция сделала его существование крат­ковременным.

Восстановление империи при Палеологах произошло бла­годаря генуэзцам: они добились права свободного доступа во все порты, и их фактория в Пере вскоре поглотила всю торговлю Константинополя, даже на Черном море, где они создали факто­рии в Каффе и Тане. Торговля полностью была сосредоточена в руках иностранцев. Венеция получила такие же привилегии, как и Генуя, но ее фактория была меньше и играла меньшую роль. Торговцы Пизы, Флоренции, Анконы, Нарбонны, Сицилии пла­тили только 2-процентную пошлину на ввозимые или вывози­мые товары, каталонцы — 3-процентную. Впрочем, поскольку иностранные торговцы должны были платить в портах Визан­тии, куда они доставляли свои товары, ввозные пошлины, то в основном они предпочитали покупать восточные товары на Босфоре и потом перевозить их на Запад. Все же, кажется, в XIV в. морской греческий путь был еще очень значимым. Отмечают, что в этот период морские фактории в Фессалонике очень активны, но при этом забывают, что именно этот город был столицей. Напротив известно, что греческие корабли конкурировали с ино­странными, так как они не платили ввозные пошлины, а возмож­но, и пошлины на импорт. Но в этом последнем случае выгоды для них были очень малы, так как итальянские торговцы контро­лировали все свои порты. Греческий торговый флот стал исполь­зоваться в локальных интересах. Маленькие порты, как Месемврия или Монемвасия, имели несколько кораблей для своих нужд, торговцы хлебом покупали корабли, которые продавали в конце сезона. Весь экспорт постепенно перешел в руки иностранцев, и продукты из Фракии, например вино Мальвации, перевозились на итальянских кораблях.

Трапезундская империя практически не занималась морски­ми перевозками, так как ее порты были слишком плохо защище­ны от зимних бурь, Эпирский деспотат имел маленький флот.

Несмотря на строгий контроль со стороны византийской таможни, которая проверяла национальную принадлежность ко­раблей, водоизмещение и грузы кораблей в Пере и Константино­поле, несмотря на пошлины и придирки турок в конце XIV в., когда они захватили азиатский берег Босфора, иностранные тор­говцы плавали в заливе Золотой Рог до 1453 г. и византийское правительство выдавало концессии накануне осады Константи­нополя новым иностранным факториям.

«Вначале, — пишет Никифор Григора, — позволили латиня­нам возвести несколько убогих сооружений в столице... Со време­нем они получили огромное влияние, разногласия в император­ской семье, ослабление армии стали причиной этого процветания, которое дало им не только все богатства Византии и морские доходы, но еще все общественные богатства, снабжавшие импе­раторскую казну». Таково часто применяемое объяснение эконо­мического упадка Византийской империи: греки не вывозили то­вары за границу, а ждали покупателей! итальянские фактории, извлекая выгоду из этого недостатка, приблизились к источни­кам производства, заняв империю, и наконец привели ее к краху, освободившись от налоговых пошлин и продавая свои собствен­ные товары, заменившие греческие. Западные торговые флоты подавили Византийскую империю.

На самом деле торговый упадок Византии является следстви­ем ее экономического упадка. С XI в., когда в городах одновре­менно развиваются и производство и торговля, когда средние городские слои начинают разбираться в политике, в самих эко­номических структурах просматриваются слабые места, кото­рые ограничивали это развитие. Предприятия были семейными и очень разрозненными, внутренняя торговля — дробной и со­средоточенной в определенных руках с ограничениями в действи­ях, внешняя — перешла в руки арабов, амальфи и венецианцев, провинция обогащалась за счет центральной власти. С другой сто­роны, производство и торговля экономически зависели от земель­ной аристократии, которая имела право на торговую прибыль от сельскохозяйственной продукции и которая прямо или косвен­но участвовала в производственной и торговой деятельности. Вскоре количество ремесленной продукции уменьшается, внут­ренняя торговля становится стационарной, византийцы превра­щаются в посредников, капиталы, которыми можно располагать, уменьшаются. До середины XI в. Византийская империя остается самой мощной экономической державой Европы, но архаичные структуры ее производства и торговли не были приспособлены ни к росту, ни к изменениям, произошедшим в средиземномор­ском мире. Тогда как было достигнуто некое равновесие между различными отраслями производства и про­изводящими регионами, темп развития снижа­ется, пока империя не приходит к стагнации, а потом и к отсталости (Н. Своронос).

МАРК БЛОК «ФЕОДАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО»

Книга вторая ВАССАЛИТЕТ И ФЕОД

Г л а в а I. ОММАЖ ВАССАЛА