102 Жан Жак Руссо

самку, момент, который вообще никогда не наступает сре­ди людей, потому что в человеческом роде любовь никогда не бывает связанною с теми или иными периодами. Поэто­му из боев некоторых животных за обладание самкой нель­зя заключать, что то же самое, вероятно, происходило и с человеком в естественном состоянии, а если бы и можно было сделать такой вывод, то потому как раздоры эти во­все не уничтожают другие виды животных, следует, по меньшей мере, думать, что они не были бы более пагубны­ми для нашего рода и, весьма очевидно, произвели бы в естественном состоянии еще меньше опустошений, чем производят они в обществе, особенно же в тех странах, где нравственность еще чего-то стоит и где ревность любов­ников и месть супругов вызывают ежедневно поединки, убийства и еще худшее; где долг вечной верности служит лишь к тому, чтобы вызывать прелюбодеяния, и где сами законы воздержания и чести неизбежно увеличивают раз­врат и множат число искусственных выкидышей.

Сделаем выводы: дикий человек, который, блуждая в лесах, не обладал трудолюбием, не знал речи, не имел жилища, не вел ни с кем войны и ни с кем не общался, не нуждался в себе подобных, как и не чувствовал никакого желания им вредить, даже, может быть, не знал никого из них в отдельности, был подвержен лишь немногим страстям, и, довольствуясь самим собою, обладал лишь теми чувствами и познаниями, которые соответствовали такому его состоянию, ощущал только действительные свои потребности, смотрел лишь на то, что, как он думал, представляло для него интерес, и его интеллект делал не бсЗльшие успехи, чем его тщеславие. Если случайно делал он какое-нибудь открытие, то тем менее мог он кому-ни­будь о нем сообщить, что не знал даже собственных детей. Искусство погибало вместе с изобретателем. Не было ни образования, ни прогресса, бесполезно множились поколе­ния, и, так как каждое из них отправлялось от той же точки, то целые столетия протекали в той же первобытной грубости: род был уже стар, а человек все еще оставался ребенком.

Если я столь долго распространялся об этом предпола­гаемом первобытном состоянии человека, то это потому, что мне нужно уничтожить старые заблуждения и укоре­нившиеся предрассудки, и я счел себя обязанным доко­паться до корня и показать на картине действительно есте-

рассуждение о происхождении неравенства 103

ственного состояния, что неравенство, пусть даже естест­венное, имело в этом состоянии далеко не такие размеры и значение, как это утверждают наши писатели.

В самом деле, нетрудно увидеть, что среди тех особен­ностей, которые составляют различие между людьми, мно­гие считаются естественными, тогда как они являются лишь порождением привычек и различий в образе жизни, которые становятся свойственны людям в обществе. Так, крепость или хилость телосложения и зависящие от этого сила или слабость часто определяются в большей мере тем, закалили или изнежили человека воспитанием, чем первоначальным строением его тела. Так же обстоит дело и с силами ума; и притом воспитание не только создает различия между умами образованными и необразованны­ми, но оно увеличивает еще и различия между первыми соответственно их образованности, ибо если пойдут по од­ной дороге великан и карлик, то каждый шаг и первого, и второго даст новое преимущество великану. И вот, если мы сравним огромное разнообразие в способах воспитания и в образе жизни у людей различных разрядов в гражданс­ком обществе с простотою и единообразием жизни живот­ной и дикой, когда все питаются одною и тою же пищею, ведут одинаковый образ жизни и делают в точности одно и то же, мы поймем, насколько менее значительными должны быть различия между людьми в естественном со­стоянии, чем в общественном состоянии, и насколько должно увеличиться естественное неравенство внутри че­ловеческого рода в результате неравенства, порождаемого общественными установлениями.

Но если бы природа и была столь пристрастна в распре­делении своих даров, как это утверждают, то какое пре­имущество перед остальными получили бы те, к которым она бы оказалась более всего благосклонна, при таком положении вещей, которое делало почти невозможными сношения между ними? Там, где нет никакой любви, к чему там красота? Какой прок от ума людям, которые вообще не умеют говорить, и от хитрости —- тем, у кото­рых нет никаких дел. Мне постоянно повторяют, что более сильные будут угнетать слабых. Но пусть мне объяснят, что понимают под этим словом «угнетение». Одни будут господствовать с помощью насилия, другие будут изнемо­гать, будучи вынуждены подчиняться всем прихотям пер­вых. Вот как раз то, что наблюдаю я среди нас, но я не