Субъективность и объективность понятiй объ отношенiяхъ.

Анализъ познанiя заканчивается определенными основными от. ношенiями, на которыхъ покоится матерiальный составъ всякаго опыта. Дальше этихъ общихъ отношенiй мысль не въ состоянiи проникнуть, ибо лишь въ нихъ и заключается само мышленiе и возможно мыслимое. И, однако, можетъ казаться, что мы, давая этотъ ответь, двигались въ порочномъ круг*. Конецъ изсл'вдованiя какъ-будто приводить насъ къ той же самой точке, на которой мы стояли въ его начал*. Проблема кажется отодвинутой, но не разрешенной, ибо противоположность между субъективнымъ и объеи-тивнымъ продолжаетъ оставаться такой же резкой, какъ и раньше. И чистыя отношенiя также подлежать тому вопросу, который былъ поставленъ раньше по отношенiю къ ощущенiямъ и цредставле. нiямъ. Представляюсь ли они собою составную часть бытiя или они являются только созданiями мысли; раскрывается ли въ нихъ природа вещей или они являются лишь общими формами выраже-нiя нашего сознанiя и, следовательно, значимы лишь для по-ыгбдняго и для круга его со держа нiя? Или здесь существуетъ таинственная предустановленная гармонiя между духомъ и действительностью, въ силу которой и тотъ и другая, въ конце концовъ, должны совпасть въ однихъ и тiхъ же основныхъ опредiленiяхъ?

Но достаточно только поставить такимъ образомъ проблему, чтобы тотчасъ же заметить, что она принадлежите по своей постановке къ такому типу проблемъ, который принципiально пре-одоленъ результатомъ предшествующаго изследованiя. «Общая» об-

400

ласть, въ которой погашается противоположность между мышле-нiемъ и бытiемъ, действительно, существуетъ, но ея нельзя уже искать въ абсолютной первооснове всехъ вещей вообще, а лишь въ общезначимыхъ функцiональныхъ формахъ рацiональ-наго и эмпирическаго познанiя. Эти формы сами образуютъ очень сплоченную систему условiй, и лишь въ отношенiй къ этой системе получаютъ разумный смыслъ вс* высказыванiя о предмете, о „я", объ объекте и субъекте, не-гъ объективности, которая стояла бы вне рамокъ числа и величины, постоянства и изменчивости, причинности и взаимодействiя: все ати определенiя представдяютъ собою лишь посдеднiе инварiанты самого опыта и, следовательно, всякой действительности, которую можно констатировать въ немъ и черезъ него. Но тотъ же способъ разсмотренiя простирается непосредственно также и на само сознанiе: безъ временного с л е д о-ванiя и порядка содержанiй, безъ возможности объединять ихъ въ . определенныя единицы и снова разлагать ихъ на отлич-ныя другъ отъ друга множества, беэъ возможности, наконецъ, отделять сравнительно постоянные составы отъ относительно из-мiнчивыхъ—мысль о „я" не обладаетъ никакимъ понятнымъ значе-нiемъ и примененiемъ. Анализъ показываете намъ недвусмысленно и определенно, что все эти формы отношенiя входятъ, какъ въ по-нятiе «бытiя», такъ и въ понятiе «мыщленiя»; но онъ намъ никогда не показываете, какъ они соединяются, не показываете также, откуда они выводятъ свое происхожденiе. Всякiй во-просъ объ этомъ возникновенiи, всякiй выводъ основныхъ форм-изъ действiя вещей или способа деятельности духа, заключали бы въ себе явное petitio ргiпсiрii, ибо само «откуда» есть не что иное, какъ определенная форма логическаго отношенiя. Разъ мы пояимаемъ причинность, какъ отношенiе, то отпадаете всякiй во-просъ о причинности отношенiй вообще. О нихъ можно лишь еще спросить, что представляютъ они собою по своему логическому смыслу, а не какимъ образомъ и откуда они возникли. После того, какъ эти отношенiя «установлены» въ ихъ значенiи, можно съ ихъ помощью и подъ руководствомъ опыта проследить возни кновенiе особыхъ объектовъ и явленiй; но будетъ совершенно безнадежнымъ предпрiятiемъ стремленiе вывести ихъ

26

401

самихъ, подобно возникающимъ и исчезающимъ эмпириче-скимъ предметамъ и явленiямъ, изъначалъ, лежащихъ еще дальше, изъ психическихъ или физическихъ «основныхъ сидъ».

Вместе съ этимъ отпадаетъ также возможность отделить «ыа-терiю» познанiя отъ его «формы» такъ, чтобы можно было указать на различные ихъ источники въ области абсолют-наго бытiя, чтобы можно было, напримiiръ, искать происхо-жденiя одного фактора въ «вещахъ», а происхожденiя другого — въ единстве сознанiя *). Ибо все, чiмъ мы можемъ определить матерiю, принадлежитъ ей лишь въ отношевiи къ какому-нибудь возможному порядку и, следовательно, къ формальному а о-нятiю ряда. Отдельное качественно особенное ощущенiе полу-чаетъ свою особенность лишь посредствомъ различенiя отъ дру-гихъ противостоящихъ ему содержанiй, оно существуетъ лишь какъ членъ ряда и можетъ действительно мыслиться, лишь какъ таковое. Забвенiе этого основного усдовiя имело бы своимъ сл'Ьд-ствiемъ не только большую или меньшую «неопределенность» со-держанiя ощущенiя, а привело бы къ полной безсодержательно-сти **). Эта неразрывная логическая коррелацiя противится всякой попытке объяснить предлежащее здесь отношенiе двумя раздельными причинными факторами, которые, по допущенiю, суще-ствуютъ и действуютъ сами по себе. Матерiя всегда существуетъ въ отношенiи къ форме, какъ форма, съ другой стороны, значима лишь въ отношенiи къ матерiи. Если отвлечься отъ всякой координацiи, то для нихъ обеихъ не останется никакого «существованiя», относительно основанiя и происхожденiя кото-раго можно было бы еадать вопросъ. Матерiальная особенность эмпирическихъ содержанiй никогда не можетъ, поэтому, служить доказательствомъ зависимости всякаго познанiя предмета отъ ка-

*) Ср. Riehl. „Der philosophische Kritizimus", (въ особен. II, 1, стр. 285 и ел.), и также изложенiе этого пункта у Hönigswald'a, „Beiträge гиг Erkenntnisstheorie и. Methodenlehre", Lpz. Къ далыгЬйшимъ разсуасденiямъ ср. мою критику этого сочиненiя: Kantstudien XVI, стр. 91—98.

**) Ср. теперь въ особенности G. F.Lipps, „Mythenbildung und Erkennt-niss", Lpz. 1907, стр. 154 и ел.

402

кого-то «трансцендентнаго» основанiя данной его определенности, ибо эта определенность, безспорно существующая, какъ таковая, представлаетъ собою лишь характерную черту самого поэнанiя, которая только и завершаетъ его понятiе. Если мы выразимъ ее въ ея самой чистой научной формулировке, она, въ конце концовъ, будеть означать только констатированiе того, что для возведенiя опыта и конституированiя его объектовъ недостаточно остановиться на общихъ правидахъ* связей соединенiй, на универсальныхъ уравненiяхъ явленiй природы, а нужно еще вместе съ темъ знанiе частныхъ константъ. которыя можно открыть лишь посредствомъ экспериментальнаго наблюденiя. Но что эти константы свидетельствуютъ о более, чемь эмпирической реальности самихъ объектоиъ опыта, что они намъ кое-что открываютъ относительно своихъ абсолютвыхъ ос-новъ,—этого ниоткуда не видно. Ибо особенность закона все-же предполагаетъ наличность самого этого закона и понятна лишь по отношенiю къ нему; отдельная, фиксированная величина остается, следовательно, въ круге того понятiя бытiя, которое обозначается и очерчивается общими основоподоженiями математики. Но это очерченiе его границъ и составляетъ его подлинную «идеальность», идеальность, которая утверждаете и констатируетъ не коррелатив-ную координацию съ представленiями и актами мышленiя психо-логическихъ индивидовъ, а съ общими принципами и условiями

научной истины вообще.

Но если вопросъ о метафизическомъ происхожденiи этихъ условiй оказывается недоразуменiемъ, если проблема о томъ, нужно ли ихъ вывести изъ духа, или изъ вещей, иди изъ ихъ взаимодействiя, испаряется и превращается въ ничто, то старая противоположность между „субъективнымъ" и „объективнымъ" здесь еще не во вс*хъ отношенiяхъ примирена и преодолена. Кажется, наоборотъ, что она снова выступаетъ, какъ только за-даютъ вопросъ, каковы тi специфяческiя средства познанiя, каковы тЬ формы сужденiя относящаго мышденiя, посредствомъ которыхъ мы получаемъ возможность представлять себе чистую, самое по себе вневременную значимость идеальныхъ основоаоложенiй во времени, въ фактическомъ эмпирическомъ переживанiи. Можно

403

впасть въ искушенiе во имя строгости и чистоты логическаго обоснованiя вполне элиминировать и отклонить также и этотъ вопросъ. «Вечныя истины»—такъ заявляетъ уже Лейбницъ, тйсно примыкая къ Платону—значимы совершенно независимо отъ какого бы то ни было фактическая состоя нiя действительности, какова бы она ни была. Онi представляюсь собою исключительно лишь гипотетическiя системы умозаключенiй, они связываютъ значимость опредiленныхъ заключенiй съ значимостью опредЪ-ленныхъ посыдокъ, не обращая вниманiя на то, можно ли найти въ мiре эмпирическихъ вещей конкретные примеры этихъ аб-страктныхъ связей, не спрашивая даже о томъ, существуютъ ли индивиды, въ действительномъ мышленiи которыхъ когда-либо фактически совершился тотъ переходъ отъ посылокъ къ заключе-нiамъ, о которомъ здесь утверждается, что овъ существуетъ de jure. Истины чистаго ученiя о числахъ остались бы гвмъ, что есть, даже въ томъ случай, если бы не было ничего, что можно считать, и никого, ум-вющаго считать *). До такой крайней рiззко-сти доходитъ отказъ отъ всякаго психологическаго обоснованiя у дiiйствительныхъ классиковъ идеализма. Bei они склоняются къ той мысли, которая нашла свое парадоксальное выраженiе у Боль-цано въ его концепцiи «царства сужденiй и истинъ въ себе». «Составъ» истинъ логически независимъ отъ того факта, что онi мыслятся. Значенiе, напримъ-ръ, ноложенiй чистой геометрiи, какъ они въ строгомъ и необходимомъ порядки вытекаютъ другъ изъ друга, составляя такимъ образомъ идеальное целое опредi-ленiй, можно вывести и изложить безъ всякаго отношенiя аъ тiмъ психологическимъ актамъ, въ которыхъ мы наглядно или абстрактно представляемъ себе содержанiе этихъ суждеяiй. Различны ли эти акты у различныхъ индивидовъ, или одинаковы и, такимъ образомъ, предетавляютъ собою ничто постоянное,— это все равно: и въ томъ и въ другомъ случай мы разумеемъ не эти изменчивые или постоянные акты, когда мы говоримъ

*) См. Leibniz, Inris et aequi eleraenta (Mollat, Mitteilungen aus Leibnit-zens ungedruckten Schriften Leipzig 1893 и ел., ср. мое изд. главныхъ фило-еофскихъ сочинеаiй Лейбница, Лейпцпгъ 1904 и ел., II, стр. 504 и ел.)-

404

объ объектахъ геометрiи, о ликiяхъ, плоскостяхъ и углахъ. <Бытiе>, которое мы приписываемъ этимъ объектамъ, не озна-чаетъ реальности во времени, свойственной какимъ-нибудь кон-кретнымъ физическимъ или психическимъ содержанiямъ, а лишь ихъ взаимо определен!е; оно означаетъ объективную зависимость въ царств* мыслимаго, а не какую нибудь фактическую причинную зависимость въ области мышленiя.

Современное расширенiе математики снова сделало, вполв* яснымъ это обстоятельство и такимъ образомъ снова подготовило почву для опирающихся на него логических^ теорiй. Подлинными и вцолне значимыми объектами математики являются те образованы, которыми занимается ученiе о многообразiи, и они только и исчерпываютъ понятiе математики во всемъ ея объеме. Но систему этихъ образованiй можно вполне развить и изложить, не входя въ сложный и трудный побочный психологическiй во-просъ, въ какихъ интеллектуальныхъ процессахъ мы представляемъ себе значенiе безконечныхъ совокупностей, являющихся здесь предметоыъ разсмотренiя. Такъ какъ, далее, все свойства этихъ совокупностей основаны на ихъ первоначальномъ понятiи и принадлежать имъ необходимо и неизменно, то не остается здесь никакого места для какой-нибудь произвольной деятельности мышленiя: наоборотъ, мышленiе совершенно поглощается сво-имъ предметомъ, и последнiй определяетъ его и руководить имъ. «Пусть назовуть это, какъ хотятъ—такъ высказывается современный представитель математической логики—«но существуете мiръ, населенный идеями, совокупностями сужденiй, отношенiй и зависимостей, который въ безконечномъ различiи и многообразiи начинаютъ съ самаго простого и доходятъ до наиболее запутаннаго. Этотъ мiръ есть не продукта, а объектъ, не созданiе, а добыча мышде-нiя, ибо сущности, изъ которыхъ онъ состоитъ—какъ, напримеръ, истинныя сужденiя — такъ же не тожественны съ мышленiемъ этихъ сущностей, какъ не тожественно вино съ выпиванiемъ вина. Устройство этого внеличнаго мiра, его внутренняя онтологическая структура составляете существенный характеръ и субстанцiю логики, какъ независимой и внеличной формы бытiя... Какъ астро-номъ, физикъ, геологь или какой-нибудь другой естествоисiшта-

405

тель шагаетъ въ своихъ размышленiяхъ черезъ чувственный мiръ, такъ и духъ математика идетъ впередъ не въ переносномъ, а въ буквальномъ смысли слова, но универсуму логики; такъ онъ изсл'Ь-дуетъ все высоты и глубины, ища новыхъ фактовъ: идей, классовъ, родственностей, зависимостей *)». Эти сужденiя самымъ отчетливымъ образомъ очерчиваютъ границы предлежащей здесь проблемы, какъ съ положительной, такъ и съ отрицательной стороны. Необходимость всеобщихъ математическихъ связей должна оставаться неприкосновенной; и эта необходимость образуетъ, въ самомъ деле, своеобразную сущность, объективное содержанiе, которое противостоитъ психологической деятельности мышленiя, какъ совершенно обязательная норма. Но стоитъ ли, на самомъ деле, это содержанiе на той же ступени, на которой стоитъ чувственная действительность, которую мы можемъ познать лишь эмпирически? Представляютъ ли «факты» математики и озна-чаютъ ли они что-нибудь другое, ч-Ьмъ те факты, которые, напри-мiръ, констатируетъ анатомъ и зоологъ, описывая и сравнивая между собою различный твлесныя строенiя? Какъ разъ логика математики и математической физики окончательно запрещаетъ такое непосредственное приравниванiе другъ другу точныхъ и .описательныхъ методовъ. Необходимый положенiя немогугь быть просто описаны лишь «преднайдены», какъ таковыя; ибо все лишь преднайденное значимо только для того момента, для котораго оно констатировано, и обозначаетъ, такимъ образомъ, однократно эмпирическое обстоятельство. Вопросъ объ интеллек-туальныхъ операцiяхъ, въ которыхъ постигаются эти необходимый положенiя, снова выступаетъ на сцену. Эти операцiи, разумеется, никогда не должны сливаться для насъ до неразличимости съ темъ, что посредствомъ нихъ познается; закономерность познаваемаго не есть то же самое, что закономерность позна-нiя. Эти две закономерности остаются, однако, соотнесенными другъ къ другу, поскольку оне представляютъ собою два различ-ныхъ аспекта общей проблемы. Такимъ обравомъ, между пред-

*) С. I. Keyser, Mathematies—a Lecture delivered at Columbia üniver-sity. New lork, 1907, стр. 25 и ел.

406

метомъ и операцiей мыгаленiя существуетъ, въ самомъ деде, более глубокое и тесное вэаимоотношенiе, чемъ между виномъ и выпиванiемъ вина. Вино и выпиванiе не координированы другъ съ другомъ однозначно — но всякiй чистый актъ познанiя имеетъ въ виду объективную истину, которую онъ какъ бы ставить передъ собою, и содержанiе истины, съ другой стороны, можетъ быть познано лишь въ силу и посредствомъ этого акта.

Нужно, поэтому, теперь, исходя изъ понятiя «объективности», полученнаго посредствомъ анализа содержанiя научныхъ основопо-ложенiй, определить понятiе «субъективности» въ новомъ смысле. Полученная нами общая характеристика предмета содержитъ въ себе вместе съ темь implicite общiй ответь на вопросъ, каковы те средства и прiемы мысли, благодаря которымъ мы достигаемъ его познанiя. О д и н ъ моментъ выстунаетъ здесь всего решительнее. Пока предметъ былъ просто «вещью» въ обычномъ значенiи этого слова въ наивномъ догматизме, до техъ поръ можно было считать, что для его постиженiя и внутренняго отображенiя вполне достаточно отдедьнаго «ваечатленiя» или простой суммы такихъ впечатленiй. Но этотъ родъ усвоевiя оказывается негоднымъ после того, какъ было признано, что значимость оиределенныхъ логиче-скихъ отношенiй цредставляетъ собою необходимое условiе и настоящую сущность понятiя предмета. Ведь содержанiе чистыхъ отношенiй никогда не можетъ быть выражено только въ терминахъ чувственныхъ впечатленiй: одинаковость или неодинаковость, тожество или различiе того, что мы видели или осязали, сами не суть нечто, что можно видеть или осязать *). Всюду здiсь нужно переходить отъ пассивнаго ощущенiя къ активности сужденiя, въ которомъ одномъ только находить себе адэкватное выражен! е понятiе логической связи и, следовательно, также и понятiе логической истины. Можно еще представить себе, что мысль о вещи — какъ о комплексе чувственныхъ свойствъ — возникла благодаря тому, что эти свойства воспринимаются самостоятельно и потомъ какъ бы сливаются другъ съ другомъ посредствомъ автоматическая механизма «ассоцiацiи»; но мысль о необходимой связи