ww2-fe

ности, находящихся на чужбине, в т.ч. в Шанхае; … пример такого казачьего объединения на Западе Европы, в Париже, в форме Казачьего союза всех казаков, находящихся во всех странах за границей России». Практическая деятельность по формированию Союза была начата «…образованием частных объединений (станиц, хуторов, групп) казаков по областям (войскам)» [ГАРФ. Ф. 5963. Оп. 1. Д. 15. Л. 2]. В состав Союза вошли Амурская графа Муравьева-Амурского станица и Корниловская станица Сибирского казачьего войска, позже станицы Семиреченского, Енисейского, Оренбургского, Иркутского, Забайкальского, Уссурийского казачьих войск. Была сформирована Донская станица, объединившая казаков войск Европейской России [ГАРФ. Ф. 5963. Оп. 1. Д. 1. Л. 4—4 об., 8]. В сентябре 1929 г., после устранения ряда разногласий с созданным к тому времени Объединением Дальневосточных казаков, последние приняли решение о вхождении Объединения в Казачий союз Шанхая [ГАРФ. Ф. 6679. Оп. 1. Д. 44. Л. 183].

В первой половине 30-х гг. Союз открыл Казачий Дом (клуб), который, с одной стороны, являлся административным центром КСШ, а с другой

— культурно-просветительным очагом местного казачества. В клубе устраивались чтения, лекции, спектакли, концерты, танцевальные вечера. Для казачат здесь была устроена школа. Появились небольшая библиотека, радио и даже кинематограф. В летнее время Союз организовывал детскую площадку

истрельбище. Значительное внимание Союз продолжал уделять материальной помощи своим членам. Общая численность членов Казачьего союза Шанхая достигла 1 тыс. чел. и организация успешно продолжала свою деятельность до начала 40-х годов, объединяя сторонников идеей «…самозащиты и самопомощи казаков в эмиграции и освобождения Родины

иказачества от власти III Интернационала».

После окончания Второй мировой войны судьба казачьей эмиграции в Китае вновь была подвергнута жестоким испытаниям. Вслед за Красной Армией в Маньчжурию вошли подразделения СМЕРШ, которые провели «зачистку» сопредельных территорий от так называемых «враждебных элементов». Только русских харбинцев в августе—сентябре 1945 г. было арестовано

от 9 до 15 тыс. [1, с. 92]. Те из казаков-эмигрантов, кто смог покинуть Маньчжурию, стремились уехать за рубеж. Своеобразным «пересадочным центром» на пути в зарубежные страны становится Шанхай. Под натиском китайской Красной Армии в 1948 г. многие русские эмигранты, включая казаков, из Пекина, Ханькоу, Тяньцзина, Циндао и, естественно, СевероВосточных провинций срочно перебираются в этот город. Когда и над Шанхаем нависла угроза захвата китайскими коммунистами, подведомственная ООН Международная беженская организация обратилась к правительствам ряда стран с просьбой предоставить хотя бы временный приют проживающим здесь беженцам. Единственным государством, откликнувшимся на этот призыв, была Филиппинская республика, которая выделила для временного проживания беженцев из Китая необитаемую часть маленького острова Тубабао. Первоначально филиппинское правительство ограничило срок пребывания беженцев на Тубабао четырьмя месяцами, но впоследствии несколько раз его продлевало. В результате некоторые беженцы прожили на острове более двух лет [8, с. 5—6]. Эвакуация эмигрантов из Шанхая на Тубабао началась в январе 1949 г. и закончилась в начале мая.

Ответственность за эвакуацию выпала на долю российского казака Г.К. Бологова, в это время возглавлявшего Российскую эмигрантскую ассоциацию Шанхая. Всего на остров было вывезено около 5,5 тыс. мужчин, женщин, детей [8, с. 7—8]. Постепенно беженцы, включая казаков, выехали в Австралию, США, Канаду, Аргентину, Бразилию, Чили, Парагвай, Таиланд, Японию, Францию и ряд других стран. Последние обитатели беженских лагерей Тубабао покинули остров в декабре 1951 г. [8, с. 90—91, 109].

Это был очередной исход российских казаков, на этот раз из Китая, страны, на многие десятилетия приютившей беженцев и ставшей для многих из них второй родиной. Опустели русские кварталы в китайских городах, казачьи сельские поселения. Неузнаваемо изменилось, например, Трёхречье. Казачьи семьи, лишившись в результате репрессий основных работников, быстро разорялись, хозяйства пришли в упадок. В 1955—1956 гг. большая часть русских была насильственно выселена из этого района. Как отмечает японская исследовательница Игауэ Нахо: «По данным переписи населения

Китая в 2000 г., общая численность русских составляла 15 600 чел., из них 2079 чел. проживали в городе Аргуне, т.е. на территории бывшего Трёхречья. Но практически все они имеют примесь китайской крови» [3, с. 82].

Вторая мировая война имела трагические последствия для русской эмиграции, в том числе казачьей. Исчезли многие центры российской эмиграции в Европе — Чехословакии, Югославии, Болгарии, Германии.

Практически исчезла казачья эмиграция и в Китае. Большая часть казаков выбыла из Китая в Австралию, Соединённые Штаты, страны Южной Америки. В частности, в Австралии были созданы общеказачьи станицы в Сиднее, Мельбурне, Жировине, Рогделе.

После начала реформ в России казаки-эмигранты в Австралии стали устанавливать связи с возрождающимся казачеством на Родине. Активно поддерживают связи с казачеством России и эмигранты в США. В начале 1992 г. казаки восточного и западного побережья этой страны создали «Центр связи и информации» с российским казачеством. Подобные процессы происходят и в других странах казачьего рассеяния.

Литература и источники

1.Аурилене Е.Е. Российская диаспора в Китае. 1920—1950-е гг. Хабаровск: Частн. кол-

лекция, 2008. 268 с.

2.Белая эмиграция в Китае и Монголии. М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. 431 с.

3.Игауэ Нахо. Японские исследования казацких сёл в Хулун-Буйре (Трёхречье) в Мань- чжуо-го // Материалы XXV российско-японского симпозиума историков и экономистов ДВО РАН и района Кансай (Япония): сб. ст. Владивосток: Дальнаука, 2010. 304 с.

4.Икэда Гэндзи. Иду по маньчжуро-советской границе. 4 тыс. километров путешествия пешком. Токио: Компания «Асахи Симбунся», 1942. 223 с.

5.История казачества азиатской России. В 3 т. Екатеринбург, 1995. Т. 3. С. 152.

6.Кайгородов А.М. Маньчжурия: август 1945 // Проблемы Дальнего Востока. 1991. № 6.

С. 94—103.

7.Кормазов В.А. Барга. Экономический очерк. Харбин: Тип. КВЖД, 1928. 328 с.

8.Моравский Н.В. Остров Тубабао. 1949—1951: последнее пристанище российской дальневосточной эмиграции. М.: Русский путь, 2000. 112 с.

9.Сергеев О.И. Казачий союз в Шанхае // Миграционные процессы в Восточной Азии. Междунар. науч. конф. 20—24 сент. 1994 г. Тез. докл. и сообщ. Владивосток, 1994.

С. 176—180.

10.Сергеев О.И. Казачья эмиграция в Китае // Гражданская война на Дальнем Востоке России: Итоги и уроки: Междунар. науч. конф. 5—9 окт. 1992 г.: Тез. докл. и сообщ.

Владивосток, 1992. С. 149—151.

11.Справочник-список руководящего и рядового состава — членов белогвардейского «Союза казаков на Дальнем Востоке», — находившегося на территории Маньчжурии.

Хабаровск: б.и., 1950. VII, 326 с.

12.ГАРФ (Гос. арх. Российской Федерации).

Транслитерация

1.Aurilene E.E. Rossijskaya diaspora v Kitae. 1920—1950-e gg. Xabarovsk: Chast. kollekciya, 2008. 268 s.

2.Belaya e'migraciya v Kitae i Mongolii. M.: ZAO Centrpoligraf, 2005. 431 s.

3.Igaue' Naxo. Yaponskie issledovaniya kazackix sel v Xulun-Bujre (Tryoxrech'e) v Man'chzhuo-go // Materialy' XXV rossijsko-yaponskogo simpoziuma istorikov i e'konomistov DVO RAN i rajona Kansaj (Yaponiya): sbornik statej. Vladivostok: Dal'nauka, 2010. 304 s.

4.Ike'da Ge'ndzi. Idu po man'chzhuro-sovetskoj granice. 4 ty's. kilometrov puteshestviya peshkom. Tokio: kompaniya «Asaxi Simbunsya», 1942. 223 s.

5.Istoriya kazachestva Aziatskoj Rossii. Ekaterinburg: NISO UrO RAN, 1995. T. 3. S. 152.

6.Kajgorodov A.M. Man'chzhuriya: avgust 1945 // Problemy' Dal'nego Vostoka. 1991. № 6.

S.94—103.

7.Kormazov V.A. Barga. E'konomicheskij ocherk. Xarbin: Tip. KVZhD, 1928. 328 s.

8.Moravskij N.V. Ostrov Tubabao. 1949-1951: poslednee pristanishhe rossijskoj dal'nevostochnoj e'migracii. M.: Russkij put', 2000. 112 s.

9.Sergeev O.I. Kazachij soyuz v Shanxae // Migracionny'e processy' v Vostochnoj Azii. Mezhdunar. nauch. konf. 20—24 sent. 1994 g. Tez. dokl. i soobshh. Vladivostok, 1994.

S.176—180.

10.Sergeev O.I. Kazach'ya e'migraciya v Kitae // Grazhdanskaya vojna na Dal'nem Vostoke Rossii: Itogi i uroki: Mezhdunar. nauch.konf. 5—9 okt. 1992 g.: Tez. dokl. i soobshh. Vladivostok, 1992. S. 149—151.

11.Spravochnik-spisok rukovodyashhego i ryadovogo sostava – chlenov belogvardejskogo «Soyuza kazakov na Dal'nem Vostoke», — naxodivshegosya na territorii Man'chzhurii. Xabarovsk: b.i., 1950. VII, 326 s.

12.GARF (Gos. arh. Rossijskoj Federacii).

Основными военно-политическими вехами закрепления Японии в Маньчжурии стала оккупация региона в сентябре 1931 г., создание государства Маньчжоу-го 1 марта 1932 г. и последующее провозглашение Мань- чжоу-го империей под названием Маньчжу-Ди-Го 1 марта 1934 г.

Существовавшая здесь до оккупации школьная система рассматривалась японской администрацией как наследие эпохи старой Северо-Восточной власти, основанной на школьной системе «Срединного национального государства», которое мешало реализации японской геополитики в регионе. Поэтому воспитание в духе гоминьдановской партии и трёх народных принципов Сунь Ятсена ещё в самом начале образования Маньчжоу-го было запрещено 5, с. 322 . В последующие годы политика оккупационных властей в сфере образования была направлена на расширение масштабов государственного контроля над образовательной системой региона и на её унификацию.

Учебная администрация всех уровней регулировала и контролировала процесс открытия школ частными лицами и общественными организациями, финансовые потоки в школьном строительстве и приёмы обучения (учебновоспитательный процесс). Тем не менее, накануне реформы 1937 г. в Маньчжурии всё ещё сохранялись 10 тыс. частных и общественных учебных заведений, которые посещали 100 тыс. учащихся 5, с. 331 . По составу преподавателей, содержанию учебных программ, системе преподавания и управления эти школы не соответствовали официальному курсу государства. В их число входили и русские эмигрантские школы. И, хотя японцы сумели установить над ними контроль через культурно-просветительный отдел Бюро Российской эмиграции (БРЭМ), которым руководил лидер русской фашистской партии К.В. Родзаевский, русские школы продолжали сохранять свою национально-культурную специфику.

В процессе реализации новой школьной реформы намечалось завершить огосударствление системы образования в Маньчжурии, что неизбежно детерминировало превращение учебных заведений в инструмент формирования личности с заданными государством параметрами, приспособленными для нужд японских оккупационных властей.

В данном контексте главным элементом педагогического курса в Маньчжу-Ди-Го становилось морально-духовное воспитание, посредством которого в общественное сознание внедрялась идея о неделимой связи Ниппон и Маньчжу-Ди-Го, связанных друг с другом «одной моралью и одной душой». Прививалась мораль Востока, особенно величие долга верноподданства Императору, уважение и покорность родителям, вышестоящим лицам и другие ценности, принятые в японском обществе 5, с. 1, 325 . Таким образом, государственная мораль предлагалась Японией народам Маньчжу-Ди-Го как основа для формирования идентичности в соответствии с геополитическими претензиями Японии.

Особое место в реформе занимали «закалка народного духа» и «выработка крепости в народе» через занятия физическим трудом, воспитание трудолюбия, физическое воспитание и физическое развитие, знание практически полезных предметов. К ним относились сведения по торговле и промышленности, предметы по литературе и естествоведению, «полезные для здорового мышления народа и в его повседневной жизни» 5, с. 2, 325; 11, с. 3 .

Концептуальный подход, ограничивающий содержание образования прикладными знаниями, был заимствован из американской образовательной системы ещё в начале эпохи Мэйдзи в качестве образца для японских школ нового типа. Из учебников японские дети получали сведения о культивировании риса, изготовлении шёлка, производственном использовании рисовой соломы и бамбука; представление о современных технологиях [3, с. 275].

Японские школы отличались приоритетным вниманием к физическому развитию детей, которое включало элементы военной подготовки, чтобы получить уже со школьной скамьи наполовину готовых солдат.

Заимствованные образцы японской образовательной системы существенным образом меняли содержательную сторону образования в Маньчжу- Ди-Го. Учитывая развёртывание в Маньчжурии широкомасштабного строительства военно-промышленной базы для Квантунской армии, новая образовательная модель обеспечивала ускоренную подготовку подходящих для этой цели разного рода квалифицированных специалистов. Похожая ситуация наблюдалась и в СССР в 1930-е гг., где для обеспечения форсированных

же идеи и ценности. Следовательно, уже на этапе обучения в начальной школе закладывались основы национальной солидарности японцев. Содержание хрестоматий для чтения в начальной школе, разработанное Министерством народного просвещения Японии, было направлено на формирование у подрастающего поколения таких качеств, как «…лояльность Императору, восторженная любовь к родине, глубокое почтение к родителям, изысканная учтивость, аккуратность, любознательность, настойчивость в достижении намеченной цели, скромность в своих потребностях», трудолюбие и физическая закалка [3, с. 275]. Воспитание таких же качеств у подрастающего поколения возлагалось и на школы в Маньчжу-Ди-Го.

Однако, в Маньчжурии, по данным Министерства Народного Благополучия империи Маньчжу-Ди-Го, в начальных школах учились только 23% от всех детей школьного возраста, а 52% — не заканчивали начального курса обучения 5, с. 329, 330 . На основании этих фактов государственные чиновники от образования считали введение всеобщего начального обучения в Маньчжу-Ди-Го преждевременным. Но поскольку выпускники начальной школы, поступившие в неё в возрасте 7 лет, ещё не могли полноценно заниматься практическими работами, то в новой системе вступительный ценз в народную школу уже не ограничивался полными семью годами и мог быть выше этих лет.

Внародной школе преподавали общие народные знания, арифметику, ремесло, музыку и гимнастику; в народных пансионах — те же самые предметы, но музыка и гимнастика не были обязательными.

Источником пополнения рынка труда кадрами низшей квалификации была и повышенная народная школа, где преподавали общие народные и практические знания, математику, музыку, гимнастику и рисование.

Средняя общеобразовательная школа подверглась критике и перестройке вследствие того, что предметы по торговле и промышленности преподавались лишь в немногих из них и по объёму учебного времени уступали таким предметам как литература и естествоведение.

Вяпонских средних школах естествоведение преподавали с 1-го по 4-й класс 2 часа в неделю; дисциплины «литература» как таковой не существова-

ло. В средних мужских школах преподавали японский язык и китайских классиков (5 часов в неделю в первом классе, 6 — во втором и третьем классах, 8 часов — в четвёртом и пятом) 11, с. 5 ; в женских средних школах китайских классиков не преподавали.

Сложившаяся в Маньчжу-Ди-Го ситуация в среднем образовании оценивалась как неподходящая к переживаемой эпохе и к положению в стране, где должны быть подготовлены кадры для индустриализации. В связи с этим, акцент в народной высшей мужской школе переносился на приобретение прикладных знаний по торговле, промышленности, а также полезных «…для практической жизни предметов по литературе и естествоведению». В народной высшей женской школе обучали ведению домашнего хозяйства, шитью, рукоделию, воспитанию детей, домашней гигиене и детской психологии.

Таким образом, мужское среднее образование в Маньчжу-Ди-Го было сориентировано на подготовку «…основных кадров народа, … во избежание выпуска из школы бесхарактерной, неустойчивой молодёжи, пополняющей безработный элемент» 5, с. 334 , а женская средняя школа — на выпуск будущих хороших жён и умных матерей — воспитательниц в семье, обладающих практическими знаниями, необходимыми для счастливой семейной жизни.

В русле деклараций о единой морали и духовном единстве между Японией и Маньчжу-Ди-Го японский язык становился государственным и приоритетным для преподавания, причём в высшей школе предусматривали обучение только на японском языке. Маньчжурский и русский языки разрешались в ограниченных объёмах и в исключительных случаях. Допускалось их изучение в школе, но при этом поощрялась тенденция к сокращению часов и увеличение за счёт этого часов на изучение японского языка. Преподавание на китайском языке в школах Маньчжу-Ди-Го школьной реформой 1937 г. не предусматривалось.

Новая образовательная система в Маньчжу-Ди-Го строилась на принципе отделения школы от церкви. Во всех школах — правительственных, общественных и частных — запрещалось преподавание религиозных дисциплин. В этом отношении новая школьная система в Маньчжу-Ди-Го имела