Naumkin_V_-_Islam_i_musulmane_kultura_i_politika_2008

ния, поскольку оно является «средством фривольного развлечения». Анафеме предавался даже находящийся под контролем барелвийцев канал Q TV, вещающий на урду из Дубая, по которому идут благочестивые суфийские передачи.

Но и внутри самЧй деобандийской школы развернулись споры. Во-первых, об отношении к институту фетвы: одни считают его допустимым, другие – противоречащим исконным установкам ислама. Во-вторых, нет единства и в оценке телевидения и возможностей его использования в «исламских целях».

Понятно, что этот спор имеет прямое отношение к проблеме обновления и соответственно проблеме отношений исламского мира с Западом. Руководствуясь мрачным профетизмом Бернарда Льюиса, можно представить себе, как через несколько десятк ов лет зловредные бородачи с Востока, оседлавшие старушку-Европу, начнут бить телевизоры (как это делали в Пакистане после упомянутой фетвы некоторые наиболее ярые последователи деобандийской школы). Однако сам уважаемый профессор справедливо указывает на луч надежды – модернизацию этих групп, которые, наверное, и сегодня считали бы более привлекательной модель западной цивилизации, не неси она беспорядочное разрушение экзистенциально важных основ их жизни и внешнее доминирование.

Допускаю, что кто-то усмехнется, сказав: «Ну, вот, они даже телевизоры бьют». Однако все зависит от точки отсчета. Для многих фиксация внимания американских христианских фундаменталистов на проблемах креационизма (учение, согласно которому все организмы были одновременно и независимо созданы Богом и не претерпели с тех пор изменений. – Ред.) или абортов также выглядит признаком косности и ретроградства, если не мракобесия. А некоторые американские фундаменталисты считают необходимым поддерживать претензии Израиля на Иерусалим лишь потому, что верят, будто мессия придет, когда в городе воцарятся иудеи, которые затем будут уничтожены.

Об идеологии

Многие мусульмане воспринимают американскую концепцию Большого Ближнего Востока как неоколониалистский проект, призванный установить угодный Западу порядок. При несомненных достоинствах этого проекта, поддержавшего усилия тех сил внутри

538

региона, которые выступают за необходимую модернизацию и демократизацию, у него есть и издержки. Прав эксперт из Брукингского института Брюс Ридел, когда он говорит: «Понимание стратегии “Аль-Каиды” – первый ключ к победе над ней. Запад нуждается в “Большой Стратегии для Большого Ближнего Востока”, к о- торая поможет выиграть войну идей против аль-каидовского видения “Халифата для Большого Ближнего Востока”. К счастью, большинство мусульман разделяют с нами эту цель. С новыми лидерами на Западе более изощренная стратегия имеет хорошие шансы победить в войне против “Аль-Каиды”». Невозможно выиграть войну за свободу против человеконенавистничества и мракобесия, спекулирующего на унижении мусульман, с помощью римейков Крестовых походов.

Однако как раз это, к сожалению, делает Льюис, изображающий историю отношений между Западом и исламским миром в виде фехтовального поединка, в котором победа одного из участников непременно означала бы торжество знания и свободы, а другого – невежества и рабства. Но именно идеологизация и знания, и свободы, похоже, явилась основной причиной, по которой Льюис удостоился неоконсервативной премии Ирвинга Кристола.

Суть неоконсервативного проекта на международной арене c самого начала состояла в перекройке мирового порядка по линии идеологического водораздела. Повсеместное распространение американской модели демократии любыми средствами, вплоть до военных, было одной из главных задач, провозглашенных «неоконами». Не далее как в 2003-м Уильям Кристол в одном из своих очерков сделал поразительное сравнение: «…крупные нации, имеющие идеологическую идентичность (выделено мной. – В.Н.), как СССР вчера и США сегодня, неизбежно отстаивают идеологические интересы в дополнение к более материальным заботам. Сталкиваясь с неординарными событиями, Соединенные Штаты всегда будут чувствовать свою обязанность всеми средствами защищать демократическую нацию от нападения недемократических сил, внешних и внутренних». Израиль в данной схеме рассматривается как главный объект атаки со стороны этих враждебных сил и соответственно защиты со стороны США.

Прагматичный республиканец и одновременно непримиримый критик неоконсерваторов Патрик Бьюкенен по этому поводу язвительно, но справедливо замечает: «Неужто Кристол всерьез верит в то, что мы дали Израилю более 100 миллиардов долларов и встава-

539

ли на его сторону в любой драке просто потому, что он является демократией?»

Конструирование образа исламского врага шло в русл е именно идеологического размежевания. При этом, как уже о т- мечалось, ставился знак равенства между исламским и ближн е- восточным миром, где действительно находятся его важнейшие «нервные узлы». Для неоконсервативной революции в Америке проблема стран Ближнего Востока стала одним из главных идеационных и мобилизирующих инструментов. Появилась тенденция относиться к региону Ближнего Востока и Центральной Азии как к ареалу этнического и религиозного «беспорядка» (позднее она получила развитие в концепции Большог о Ближнего Востока).

26 января 1998 года несколько видных представителей неоконсервативного направления, входивших в группу под названием «Проект нового американского столетия» (она с о- ставила костяк администрации после победы республиканцев на выборах-2000), обратились к президенту Биллу Клинтону с письмом, в котором подвергли резкой критике американскую политику сдерживания Ирака. Они потребовали принять стр а- тегию, целью которой являлось бы смещение режима Саддама Хусейна.

На самом деле идея проведения военной операции против Багдада возникла еще в середине 1990-х, когда «неоконы» выдвинули тезис о радикальном вмешательстве в ближневосточно - исламский регион. Для оправдания этой стратегии изобретались всё новые аргументы. Это и то, что исламские режимы не до бились социального прогресса, который позволил бы населению их стран воспользоваться благами глобализации, и коррупция ра з- жиревших от нефтедолларов авторитарных элит, и отсутствие демократии (эта критика, по замечанию Жиля Кепеля, весьма напоминала ту, с которой выступали левые). В 1996 году группа «неоконов», недовольная «процессом Осло» (договоренности, достигнутые в норвежской столице, предусматривали возвращ е- ние палестинцам оккупированных Израилем территорий взамен признания ими еврейского государства), направила от имени иерусалимского мозгового центра одному из лидеров «Ликуда» Биньямину Нетаньяху (он в то время баллотировался на пост премьер-министра Израиля) доклад «Чистый разрыв: новая стр а- тегия обеспечения задачи». Среди прочих под документом сто я-

540

ли подписи Ричарда Пёрла и Дугласа Фейта, будущих видных деятелей администрации Джорджа Буша.

Авторы доклада предлагали формулу «мир за мир», а не «территории в обмен на мир», как предусматривалось перег о- ворщиками в Осло. Также выдвигалась идея стратегическ ого альянса с Турцией и Иорданией, предоставления права преслед о- вать палестинцев на территориях, контролируемых Палести н- ской национальной администрацией, меньшей зависимости от США. Другие важные рекомендации: Израилю нужно ослаблять, сдерживать и даже «отбрасывать назад» Сирию; в Багдаде необходимо восстановить хашимитскую монархию; Израилю следует руководствоваться стратегией не возмездия, а упреждения, кот о- рую давно разрабатывали неоконсерваторы Алберт Волстеттер и Пол Вулфовиц.

В феврале 2004-го один из ведущих американских политических комментаторов Чарлз Краутхаммер триумфально провозгл а- сил на ежегодном обеде в Американском институте предприним а- тельства, что американцы создали «самую большую империю в мировой истории». США, по его заявлению, не только однополярная держава, но и «хранитель международной системы». До сих пор подобное выражение использовалось только в титулатуре к о- ролей Саудовской Аравии, называющих себя «хранителями двух святынь» (Мекка и Медина). Эта параллель символична, поскол ь- ку нынешняя американская империя в качестве одной из своих идейных опор также использует фундаментализм, но только ин о- го, чем у ваххабитов, толка.

После 11 сентября 2001 года у части «неоконов» Саудовская Аравия заняла первое место в перечне источников «исламской угрозы». Выступая 10 июля 2002-го в Бюро оборонной политики, Лорент Муравик (бывший помощник Линдона Ларуша) заявил, что Вашингтон должен предъявить саудовцам ультиматум: «Или вы преследуете и изолируете всех тех, кто замешан в террористических сетях, включая саудовские спецслужбы, и заканчиваете всякую пропаганду против Израиля, или мы осуществляем вторжение, захватываем нефтяные месторождения и оккупируем Мекку».

К совету Муравика администрация Белого дома, к счастью для США и для всех нас, не прислушалась. Поход на Мекку не состоялся. Зато новым звеном в бесконечной исторической цепи военных вторжений стала оккупация Ирака. Хотелось бы верить, что последним.

541

Персидском заливе одно за другим открываются российские консульства, сначала в Басре и Джидде, а затем в Бушире. Кроме того, в 1903 г. было открыто прямое пассажирское сообщение по морю черноморского порта Одесса до Персидского залива.

В 1890 г. открылось российское консульство в Джидде, о деятельности которого в тот период почти ничего не известно, а имеющиеся архивные документы до сих пор оставались невостребованными. Первым российским консулом в Джидде был назначен действительный статский советник Шигимурад Мирясович Ибрагимов. Он родился в 1841 г. под Оренбургом. Обучался в Сибирском кадетском корпусе и начал свою службу письмоводителем Кокчетавского окружного приказа, затем был прикомандирован к канцелярии военного губернатора области сибирских киргизов, командировался в распоряжение Туркестанского генерал -губерна- тора, генерал-адъютанта фон Кауфмана, долго был переводчиком местных тюркских и персидского языков, участвовал в завоевательных компаниях, в том числе в Кокандском походе, служил в Туркестанском крае, успешно двигаясь вверх по чиновничьей лестнице. В 1990 г. он был переведен на службу в министерство иностранных дел и высочайшим приказом от 22 ноября 1890 г. назначен консулом в Джидду.

Цели и задачи, возложенные на новое консульство, были определены Российским Императорским Посольством в Константинополе, которое 13 мая 1891 г. направило Ибрагимову «доверительную инструкцию».1 В инструкции говорилось, что цель учреждения консульства состояла «преимущественно в покровительстве нашим паломникам, ежегодно в значительном числе отправляющимся на поклонение мусульманским святыням в Мекку и Медину»2. Консулу вменялось в обязанность наблюдать за паломниками, «понимать и разделять их нужды, состоя с ними и в наиболее близких сношениях». В то же время Посольство сообщало Ибрагимову о выработке им неких общих правил сношений консульства с паломниками, его прав и обязанностей в отношении российских подданных. Этот документ был направлен для утверждения в Санкт-Петербурге, но пока посольство требовало принять их к руководству.

Посольство считало необходимым, чтобы консульство осуществляло общее наблюдение за хаджжем, его влиянием на рос-

1Ибрагимову, 13 мая 1891 г. АВП РИ, фонд Турецкий стол, оп. 502-Б, д.3312, л. 4–13.

2Цит. док., л. 4–4 об.

543

сийских подданных, «за стремлениями, преследуемыми в отношениях с ними местным руководством», и, особенно, воздействием на них «недобросовестных фанатиков». От такого воздействия паломников следовало ограждать.

Особое внимание консульства должно было быть обращено на тех русских подданных, которые после совершения хаджжа оставались в Аравии на жительство и занимались обиранием соотечественников. Нетрудно предположить, что у российских властей были данные о паломниках мусульманских районов империи, пострадавших от действий этих осевших в Аравии соотечественников: вокруг хаджжа в то время кормилось немало всякого рода проходимцев.

Посольство подчеркивало, что его покровительством пользовались не только русскоподданные, «но и уроженцы среднеазиатских ханств, обращающиеся за своими нуждами к России»3. Однако иным образом надлежало относиться к тем выходцам из пределов России и среднеазиатских ханств, которые перебрались в Хиджаз по политическим мотивам. Наблюдая за их действиями и образом мыслей, консульские служащие не должны были входить с ними «в близкие сношения», даже если те будут стремиться к этому, чтобы возвышаться в глазах соотечественников и «вернее вести подкопы под существующий на родине порядок вещей». Вероятно, опасения были связаны прежде всего с возможными враждебными действи я- ми старого врага Российской империи – Турции.

В обязанность консульства вменялось ознакомление с путями следования паломников, сбор статистических данных об их числе и «местах происхождения». Первоочередное внимание должно было быть обращено на ближайший к Медине порт – Ямбо, а также на Персидский залив, через порты которого также прибывала немалая часть паломников. Консулу полагалось, в случае если он сочтет н е- обходимым назначение агентов в некоторые наиболее важные пункты, сделать об этом соответствующее представление.

Понятно, что влияние, которое оказывалось в ходе паломничества на российских подданных и среднеазиатских паломников, непосредственным образом затрагивало интересы российских властей, в том случае если оно преследовало цели, рассматриваемые как враждебные. Однако посольство не ограничивало задачи консульства изучением проблемы применительно к паломникам из

3 Цит. док., л. 6 об. – 7.

544

России и среднеазиатских ханств. Оно хотело знать, какое влия ние оказывала поездка в Мекку и Медину на миросозерцание мусульманских народов вообще и какое значение имело при этом принадлежащее османскому султану звание халифа, «до какой степени почитается он в различных средах мусульман не турецкоподданных, а также какой вес имеет и приоритет в их глазах его политическое положение как владетеля принадлежащей к составу европейских государств империи»4.

Это указание также показывает, что российская дипломатия смотрела на паломничество через призму российско-турецких отношений и с учетом возможности его использования турками для разжигания межконфессиональных противоречий внутри самой Российской империи.

Обоснованность опасений властей подтверждалась данн ы- ми, приводимыми направленным в Хиджаз в тот же период по заданию российского Генштаба штабс-капитаном Давлетшиным. Он сообщал, в частности, об осевшем в Медине выходце из татар Астраханской губернии Абд ас -Саттаре, построившем в святом городе на собранные в России пожертвования медр е- се, в кельях которого останавливались российские паломники. Если кто-то из них умирал, то его имущество и деньги утаив а- лись «самым бессовестным образом», так же поступали и в о т- ношении учеников медресе. Абд ас -Саттар и его ближайшие помощники, как писал Давлетшин, старались «всеми мерами внушить своим живущим в России сородичам, что «хиджра», т.е. переселение государство под мусульманским главенством,

– одна из главных обязанностей каждого правоверного» 5. Давлетшин писал также в своем отчете, что по поручению Абд ас-Саттара и его помощников мединский шейх Абд аль-Кадир составил подтверждающую это с помощью цитирования стихов из Корана брошюру для отправки в Россию, где она «может вызвать брожение среди известной части мусульманского населения»6. Все же татары, живущие в святом городе, кормились за счет своих сородичей -паломников из России которых обхаживали во время пребывания тех в Хиджазе, и ездили в

4Цит. док., л. 8 об. – 9.

5Отчет штабс-капитана Давлетшина о командировке в Хиджаз. Санкт-Петербург: Военная типография, 1899, с. 57.

6Там же.

545

Россию собирать милостыню. Давлетшину удалось найти лишь одного эмигранта, «бывшего состоятельного купца, бежавшего в Медину от запоя», который «н е интересовался» хаджиями и зарабатывал себе хлеб своими трудами7.

Таким образом, выявление всех последствий совершения хаджжа российскими мусульманами с помощью консульских работников преследовало цель собирать и анализировать информацию как о возможных недружественных в отношении России действиях Турции, так и потенциальных угрозах возникновения беспорядков среди российских мусульман.

В связи с вышеупомянутой задачей на консульство не случайно возлагалась и обязанность и определить «общий размер власти султана в Аравии в смежных с нею землях». Посольство отмечало, что Ибрагимов, сам мусульманин, которому было разрешено посещать святыни, обладал уникальной возможностью заводить необходимые связи и изучать местный быт, однако ему надлежало проявлять крайнюю осторожность, «дабы отнюдь не сделаться предметом наветов опасных и ловких интриганов или не возбудить несбыточных надежд в среде населений»8.

Помимо выявления прочности позиций в Хиджазе Турции Ибрагимову предписывалось обращать особое внимание на «п о- литику, преследуемую в этих местностях Англией». Посольская инструкция сообщала консулу, что Великобритания, «пользуясь хаджжем как средством для сближения своих мусульманских подданных с арабами и приобретения через них в их среде и на их начальников обаяния для себя», стремилась подчинить своему влиянию священные для ислама места. Давалась и оценка этим действиям: «В наших видах не может лежать подобное увелич е- ние значения Англии в мусульманском мире и на Востоке воо б- ще»9. Россия в то время не могла рассчитывать бросить серьезный вызов Англии, однако задача ограничить английское вли я- ние, воспрепятствовать его росту считалось вполне посильной для российской дипломатии. Для этого консулу следовало «в ы- ставлять как благорасположение, высказываемое к исламу Русским государством и его правительством, так и желание наше сохранить в среде мусульманского мира настоящий, наиболее

7Отчет, с. 56.

8Ибрагимову, 13 мая 1891 г., цит. док., л. 10.

9Цит. док., л. 11.

546

соответствующий его нуждам строй». Этим преследовалась цель и завоевание доверия турецкого султана, который бы ценил дружбу русского царя и относился к нему с «откровенной преданностью верного союзника». Нельзя не признать, что акцент на защите самобытности господствующего в Хиджазе строя от попыток Англии изменить его позволял российской дипломатии вызывать расположение местного населения.

В круг деятельности приступающего к работе консула, согласно инструкции, входило и наблюдение за состоянием отношений между Хиджазом и Йеменом, а также за положением в Неджде, «где стараниями Англии утвердилась и поддерживается жестокая, почти не подчиняющаяся султану династия Рашидов»10. В еще большей зависимости от Англии, подчеркивалось в инструктивном письме, находились владения маскатского имама, оманского султ а- на и других прибрежных владетелей. Хотя с ними и было невозможно войти в непосредственные сношения, консул был должен, «пользуясь прибывающими оттуда на поклонение влиятельными лицами, ознакомиться постепенно с ними, приобрести среди них доверие и уважение и заручиться некоторым влиянием»11. Приобретение подобных связей, как указывало посольство, могло бы служить, с одной стороны, «ослаблению всемогущего в этих местностях обаяния англичан, с другой – приобретению для себя этим путем воздействия на стремящегося к удержанию и даже расширению там своей власти султана турецкого, коего дружба нам всегда желательна и может даже быть полезна при могущих возникнуть на Востоке усложнениях»12.

Играя на противоречиях между Турцией и Англией, российская дипломатия рассчитывала ослабить обе державы, чтобы уменьшить угрозу для себя на южном направлении, а также добиться складывания наиболее благоприятных для деятельности России и русских подданных на Ближнем Востоке условий. Не случайно консулу вменялось в обязанность и «обратить зоркое внимание на условия торговли вообще и русской в особенности, а затем представить императорскому правительству свои соображения насчет возможностей сбыта российских товаров и установления торговых отноше-

10Цит. док., л. 12.

11Цит. док., л. 12 об.

12Там же. Цит. док., л. 12.

547