I. Соотношение и юридико-крнминологмческая оценка границ умысла

Но если юридическое определение умысла как в об­щем виде, так и в отдельных составах должно отражать реальность общественных отношений, если оно, иными словами, само по себе не может и не должно быть субъ­ективным, то отсюда возникает необходимость поста­вить ряд вопросов.

Наиболее интересными и практически важными из них нам представляются вопросы о юридической и кри­минологической оценке в интересующей нас области со­отношения Общей и Особенной частей в рамках их по­литического единства.

Положение о том, что Общая и Особенная части дей­ствующего уголовного законодательства образуют поли­тически единую систему норм, не может ставиться под сомнение. Обе они покоятся на одних и тех же принци­пах советской социалистической государственности. И та, и другая ставят перед собой одну и ту же политическую задачу — задачу охраны советского общественного и го-

^ударсТЁенНого строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и всего социалистического пра­вопорядка от преступных посягательств. Как ни подхо­дить к соотношению Общей и Особенной частей в системе уголовных норм —видеть ли в принципах и общих поло­жениях Общей части обобщение материала Особенной или же рассматривать материал Особенной части как конкретизацию этих принципов и общих положений, от­ражающих в свою очередь в специфической уголовно-правовой форме принципы советской государственнос­ти, — органическая политическая связь и взаимообус­ловленность двух основных разделов советского уголов­ного законодательства совершенно очевидны.

Было бы, однако, неправильно делать на этой основе вывод, что юридическое и криминологическое взаимо­действие Общей и Особенной частей в решении вопро­сов, связанных с субъективной стороной преступления, так же ясно и очевидно. Это взаимодействие не следует трактовать упрощенно. В то же время нельзя закрывать глаза и на то, что, как ни сложно и ни многообразно это взаимодействие, в действующем уголовном законода­тельстве в интересующей нас области можно констати­ровать ряд отклонений от принципа единства, не оправ­данных ни с юридической, ни с криминологической то­чек зрения.

Одно из бесспорных значений формулы ст. 3 Ос­нов уголовного законодательства: «Уголовной ответст­венности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, т. е. умышленно или по неос­торожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние»—заключается в том, что лица, совершившие такие деяния без умысла или неосторожности, уголовной ответственности не подлежат.

Может показаться, что формулировка ст. 3 Основ позволяет сделать и другой вывод: лицо, совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опас­ное деяние умышленно или по неосторожности, подле­жит уголовной ответственности и наказанию. Рассуждая теоретически, ничто не мешает законодателю решить вопрос об ответственности в Особенной части именно таким образом: история уголовного законодательства знает ряд примеров расширения уголовной ответствен­ности за причинение конкретного вреда за пределы пря­

мого умысла—на случаи причинения этого вреда также с косвенным умыслом или 'по неосторожности'.

Однако ознакомление с более конкретными и поэто­му бо^пее криминологически определенными положениями Общей и тем более Особенной частей показывает, что этот вывод не имеет под собой почвы.

Мы видели, что определение умысла в ст. 8 Основ некоторые теоретики понимают в том смысле, что онэ исключает возможность совершения формальных пре­ступлений с косвенным умыслом. По буквальному текс­ту определения неосторожности в ст. 9 Основ возмож­ность совершения этих преступлений по неосторожности также, по-видимому, исключена.

Анализ материала Особенной части дает еще более показательную картину.

Мы попытались произвести подсчет удельного веса умышленных и неосторожных преступлений в Особен­ной части УК РСФСР. Под умышленными мы понимали преступления, которые обозначены как умышленные в самом законе (ст.ст. 64, 68, 98, 102—104, 108—110, 112, 121 и др.), а также деяния, об умышленном характере которых можно заключить из их описания в законе (ст.ст. 83, 88², 105, 107, 111, 116, 119, 120, 126, 129, 136, 137 и ряд других). Преступления, в определениях которых содержится указание на «цель» (ст.ст. 66—69, 74, 77, 125, 154 и др.), те или иные «побуждения» (ст.ст. 138, 195, 260) и т. п. категории мы отнесли к числу соверша­емых с прямым умыслом, так же как и деяния, «прямоу-мышленный» характер которых вытекает из их описания в законе (ст.ст. 71, 71', 79—82, 87—97, 113, 117, 118, 121;

133—135, 144—148 и др.).

Под неосторожными мы понимали преступления, ко­торые обозначены как неосторожные в самом законе (ст.ст. 99, 106, 114, 150, 205), а также деяния, о неосто­рожном характере которых можно заключить из их опи­сания в законе (ст.ст. 76, 85, 99', 100, 140, 160, 172, 211— 216, 252—260 и др.).

В связи с формальными преступлениями, выражаю­щимися в нарушении всякого рода правил (ст.ст. 84, 128,

' См., например, норму об ответственности за преступно-небреж­ное использование или хранение сельскохозяйственной техники, вве­денную законом от 25 июля 1962 г. (ст. 99' УК РСФСР).

47

(

142, 155, 163—166 и др.), в этом отношении бозникл!/за­труднения, ибо, как уже говорилось, по букве действую­щего определения неосторожности оно на преступления такого рода не распространяется. Учитывая, однако, из­вестную условность подсчета, производившегося без уче­та ряда других спорных деталей и без исчерпывающего анализа каждого определения, мы в конечном счете от­несли эти преступления к числу таких, которые могут быть совершены как умышленно, так и по неосторож­ности.

Из 233 определений конкретных преступлений в Осо­бенной части УК РСФСР¹182 определения (или около 78%) имеют своим предметом умышленные преступле­ния, из которых 129 (или около 71% умышленных и око­ло 55% всех преступлений) могут быть совершены толь­ко с прямым умыслом. 32 определения (или около 14%) имеют своим предметом неосторожные преступления н 19 определений (или около 8%)—преступления, кото­рые могут быть совершены умышленно или неосторожно. Иными словами, преступления, которые могут быть со­вершены по неосторожности, составляют всего около

22%.

Как видно, законодатель, формулируя ст. 3 Основ, имел в виду обеспечить возможность и право в случае «криминологической необходимости» объявлять преступ­ным как умышленное, так и неосторожное совершение «одного 'и того же» общественно опасного деяния. Од­нако реально эту возможность он использовал только в небольшом количестве случаев, включив в Кодекс либо статьи, предусматривающие умышленное и неосторож­ное совершение одних и тех же деяний раздельно (ст. ст. 65 и 75; 98 и 99; 103 и 106; 108, 109 и 114; 149 и 150;

170 и 172 и др.), либо статьи, одновременно охватываю­щие как умышленные, так и неосторожные ситуации. В подавляющем большинстве случаев он ограничился ус­тановлением ответственности только за такие обществен­но опасные действия, которые совершены умышленно.

Однако и в сфере умысла интересующая нас пробле­ма получила криминологическое решение. И здесь толь­ко в некоторых случаях (29%) законодатель предусмот-

' Ряд статей содержит определения двух и более преступлений. 48

рел ответственность как за «прямо-», так и за «косвенно-умышленное» совершение одного и того же деяния. В остальных случаях уголовная ответственность за умыш­ленное преступление возможна лишь в случае его совер­шения с прямым умыслом, нередко лишь при наличии определенной цели. При этом если в большинстве слу­чаев за умышленные деяния, включающие и не включа­ющие в свой состав определенные цели, побуждение или мотив, ответственность предусматривается в том и в дру­гом случае, обычно в разных статьях (ст.ст. 66 и 102; 68 и 98; 69 и 170; 70 и 190'), то в некоторых других случа­ях отсутствие указанной в законе цели и т. д. вообще ис­ключает уголовную ответственность (по У К РСФСР — похищение чужого ребенка без низменных побуждений, сводничество без корыстной цели). Таким образом, и здесь вопрос решается не с позиций формальной полно­ты Кодекса, не механически, а с позиций криминологи­ческой оценки каждой конкретной ситуации.

Это не исключает, однако, возможности некоторых рекомендаций, направленных к упорядочению процесса криминологического «отбора» деяний для включения их с той или иной обрисовкой субъективной стороны в Осо­бенную часть.

Если по соображениям, рассмотрение которых выхо­дит за рамки настоящей работы, исследователь приходит к выводу, что данное поведение является общественно опасным, он вслед за тем должен поставить перед собой вопрос, какое именно субъективное отношение оправды­вает отнесение этого поведения к числу преступлений. Это, конечно, всегда прямой умысел, особенно если он осложнен субъективной целеустремленностью действия. В ряде, но, как мы видели, не в большинстве, случаев уголовно наказуемым должен быть и косвенный умы­сел; в таких случаях определение преступления должно быть построено соответствующим образом. В очень не­большом числе случаев оправдана уголовная ответст­венность также и за неосторожность.

Учитывая особый, в известном смысле чрезвычайный, характер уголовной репрессии как (в наших условиях) крайнего средства воздействия, советский законодатель с большой осторожностью подходит к каждому случаю расширения сферы применения уголовного права. Эта осторожность должна быть тем большей, чем более ш;1-