§ 3. Классификация доказательств по источнику

1. Личные и вещественные доказательства. Указания о делении доказательств на личные и вещественные содержатся в работах многих процессуалистов,² однако, вопрос о том, какое теоретическое и практическое значение имеет указанное деление доказательств и имеет ли оно его вообще, обычно оставляется без рассмотрения. Между тем, нам кажется, это деление имеет существенное значение.

Процессуальный закон содержит различные правила, относящиеся к источнику доказательств и к его процессуальной форме. Эти правила могут быть сгруппированы в зависимости от того, к какого рода источ-

^{__________________________________}

¹ М. С. С т р о г о в и ч, Материальная истина и судебные доказательства.., стр. 257.

² С. Н. А б р а м о в, Гражданский процесс, 1948, стр. 183; В. Г р а н б е р г, Учебник гражданского процесса, 1940, стр. 37; М. М. Г р о д з и н с к и й, Учение о доказательствах и его эволюция, 1925 г. и др. М. С. С т р о г о в и ч (Материальная истина и судебные доказательства.., стр. 309—311) отвергает необходимость данной классификации.

84

нику они относятся. Понятие процессуального положения эксперта или заинтересованности свидетеля, способ исследования данных доказательств (допрос), естественно, не могут быть отнесены к вещественным доказательствам. В судебной практике нередко различают доказательства субъективные и объективные, по разному подходя к их исследованию и оценке; это есть не что иное, как различение личных и вещественных доказательств. '

Л и ч н о е доказательство характеризуется следующими особенностями:

1) Источником личного доказательства является человек, его психика. Следовательно, источником данного доказательства, во-первых, не может быть учреждение или организация, во-вторых, человек как источник доказательства должен обладать способностью свидетельствовать, то есть правильно воспринимать, сохранять в памяти и воспроизводить воспринятое.

2) Процесс формирования личного доказательства слагается из трех звеньев: восприятия, сохранения и воспроизведения.

3) Указанные звенья процесса формирования личного доказательства носят субъективный характер, присущий лишь мыслящей материи и накладывающий определенный отпечаток на содержание доказательства.

«Подход ума (человека) к отдельной вещи, снятие слепка (понятия) с нее не есть простой, непосредственный, зеркально-мертвый акт, а сложный, раздвоенный, зигзагообразный, включающий в себя возможность отлета фантазии от жизни.» ²

След — образ воспринятого явления в психике

^{________________________________}

¹ См., например, обвинительную речь А. Я. Вышинского по делу ленинградских судебных работников («Судебные речи», 1953, стр. 80—81); аналогично в определениях УСК Верховного суда СССР по делу Болдуреску и Визитиу (Суд. практика, 1951, № 7, стр. 18); по делу Либерова (там же, стр. 8) и др. Однако, Верховный суд СССР иногда употребляет термин «объективные доказательства» в ином смысле, именно по отношению к личным доказательствам, если источник такого доказательства является лицом, не заинтересованным в исходе дела и искажении фактов (см. опр. по д. Карасева — Суд. практика, 1949, № 9, стр. 26).

² В. И. Л е н и н. Философские тетради, М. 1947, стр. 308.

85

субъекта не доступен непосредственному познанию, как например, изображение на фотоснимке: однако, это не означает, что этот след недоступен познанию вообще.

Явления сознания — учит советская материалистическая психология — доступны для познания сторонним наблюдателем, доступны потому, что «психическое имеет двоякую форму существования», в том числе, объективную форму, выражающуюся в жизни и деятельности человека. Психические факты — это прежде всего реальные свойства индивида и реальные процессы, выражающиеся в его деятельности. 1

Таким образом советская психологическая наука, основывающаяся на закономерностях материалистической диалектики, указывает нам теоретическую основу познания психических явлений. Следовательно, доступны нашему познанию и те психические явления, с которыми закон связывает юридические последствия, например, психическое отношение ответчика к совершенному им действию или бездействию, причинившему вред (ст. 403 ГК); доступны нашему познанию и те психические явления, которые могут служить средствами познания искомых фактов. Такими явлениями служат «следы-образы» фактов действительности в психике воспринимающего эти факты субъекта. Познание этих явлений осуществимо при помощи их объективной формы, то есть других внешне объективированных и доступных непосредственному восприятию явлений — д е й с т в и й, п о с т у п к о в, с о о б щ е н и й лиц. Каждое из этих явлений и может служить судебным доказательством, замыкающим цепь процесса его формирования.

Необходимым условием использования одного из этих явлений в качестве доказательства является знание влияния субъективного момента в процессе формирования такого доказательства (знание психологических закономерностей) ² и его учет судом.

^{_____________________________________}

¹ С. Л. Р у б и н ш т е й н, Основы общей психологии, М., 1946, стр. 11—14.

² Это знание достигается не только академическим изучением науки психологии, но, не в меньшей степени, — практической деятельностью человека, опытом общения его с другими людьми, взаимоотношений с ними в процессе деятельности, в том числе и профессиональным опытом судей.

86

Самыми распространенными личными доказательствами в судебном процессе являются сообщения людей: показания свидетелей, объяснения обвиняемого (сторон и третьих лиц в гражданском процессе). Общим для этих доказательств является источник, а следовательно и требования к нему предъявляемые (способность лица правильно воспринимать явления действительности и воспроизводить воспринятое — ст. 61 УПК - и др.).

Различие проводится законом по признаку процессуального положения источника — сторона, свидетель.

Но различие в процессуальном положении источника не является просто формальным моментом, имеющим якобы значение только с точки зрения объема и содержания процессуальных прав и обязанностей, с точки зрения процессуальной роли этих лиц, но не имеющим значения с точки зрения сущности обобщений этих лиц как доказательства; процессуальное положение источника доказательства может служить основанием деления доказательств на подвиды в силу того, что оно определенным образом отражает различие в самих доказательствах, извлекаемых из этих источников, в частности, различие в процессе их формирования. Эти различия должны быть учитываемы при исследовании и оценке личных доказательств, а поэтому и оправдывают целесообразность различения двух подвидов доказательств по признаку процессуального положения их источника.

* *

*

Неодинаково в литературе решается вопрос о природе письменных доказательств. Одни процессуалисты, основываясь на том, что документы являются письменными сообщениями лиц, которые могли бы в ряде случаев сделать их в виде свидетельских показаний, относят письменные материалы к личным доказательствам; ', другие, отправляясь от того, что источником письменных доказательств являются предметы, причисляют их к вещественным доказательствам.² Нам

_____________________

¹ См. М. С. С т р о г о в и ч, Материальная истина и судебные доказательства.., стр. 310.

2 См. А. Я. В ы ш и н с к и й, Теория судебных доказательств.., стр. 284.

87

представляется правильным взгляд на письменные доказательства как на разновидность вещественных.

Деление доказательств на личные и вещественные проводится по источнику. Источником же письменных доказательств служит предмет, вещь, а не человек. Автора документа нельзя считать процессуальным источником письменного доказательства, так как в сфере процессуальной деятельности автор документа не выступает, предметом исследования не является. Вследствие этого и процессуальная форма письменных доказательств в основных чертах совпадает с процессуальной формой вещественных доказательств в собственном смысле слова и, наоборот, существенным образом отличается от процессуальной формы личных доказательств. Например, к письменным доказательствам неприменима основная форма исследования личных доказательств — допрос и его правила. Аналогичным образом обстоит дело и с процессом формирования письменных доказательств, в котором отсутствует специфическое для личных доказательств звено воспроизведения. «След-образ» факта, запечатленный в документе, в отличие от «следа-образа» факта в сознании человека суд воспринимает непосредственно.

Особенность письменных доказательств состоит в их производном, как правило, характере. 1 Однако это обстоятельство, а также и тот факт, что первоначальными по отношению к письменным доказательствам нередко могут служить личные доказательства, естественно, нельзя рассматривать как основание для отнесения письменных материалов к личным доказательствам. Характер первоначального доказательства не может менять природу производного. Свидетельское показание остается личным доказательством даже в том случае, если оно будет производным от вещественного доказательства (свидетель описывает признаки

^{________________________________}

¹ Письменные доказательства являются первоначальными, если их содержанием служит волеизъявление, действительность которого по закону связывается с обязательным письменным оформлением (судебное решение, завещание и т. д.). Такое доказательство не представляет собой воспроизведения знания о факте из какого-либо иного источника, что является характерным для производных доказательств (см. стр. 92 работы).

88

вещи, которая может служить вещественным доказательством).

2. Смешанные доказательства. При классификации доказательств по их источнику, нам кажется, кроме личных и вещественных доказательств следует различать третий подвид, если можно так выразиться, с м е ш а н н ы х доказательств.

Смешанные доказательства существенно отличаются от личных и вещественных как по источнику, так и по процессу своего формирования.

Главными из них являются заключения экспертов. 3. Я. Колдин, критикуя высказанную в процессуальной литературе точку зрения, что заключение эксперта может являться производным доказательством,1 справедливо отмечает: «Заключение экспертизы устанавливает всегда по существу н о в ы е факты по отношению к фактам, подвергнутым исследованию».² Следует к этому добавить, что в заключении эксперта устанавливаются такие факты-доказательства, источником которых для суда не может быть ни эксперт, ни материалы, которыми он пользовался, если их брать в отдельности. Суд потому-то и прибегает к помощи эксперта, что он сам из-за отсутствия необходимых специальных знаний не может на основании имеющихся у него источников доказательств установить определенный факт, способный служить доказательством по делу. Источником фактов, устанавливаемых экспертом, являются, с одной стороны, сведующее лицо, с другой, — в большинстве случаев вещи.

Недоброкачественность заключения эксперта как доказательства может явиться результатом недоброкачественности как одного источника (например, некомпетентности эксперта), так и другого — недобро-

^{_____________________________}

¹ См., например, Р. Д. Р а х у н о в, Теория и практика экспертизы в советском уголовном процессе, М., 1950, стр. 28— 29; Л. М а р и у п о л ь с к и й и С. Ф о р т и н с к и й, Пределы использования бухгалтерской экспертизой показаний свидетелей и обвиняемых, Соц. законность, 1949, № 4, стр. 21; М. С. С т р о г о в и ч, Материальная истина и судебные доказательства.., стр. 297.

² 3. Я. К о л д и н, Основные вопросы теории и практики идентификации в советской криминалистике. Автореферат канд. диссертации, М., 1952, стр. 14—15.

89

качественности материалов, на которых основано заключение эксперта.1

Следовательно, при оценке заключений экспертов должна быть определена доброкачественность обоих источников данного доказательства.

Заключение эксперта отличается от других личных доказательств, в частности, показаний свидетелей, и по процессу формирования.

Эксперт отличается от свидетеля, во-первых, тем, что он, как правило, воспринимает не факты, имеющие юридическое значение для дела, а факты-доказательства, следовательно, процессу формирования заключения эксперта предшествует процесс формирования этих, воспринимаемых и исследуемых экспертом доказательств (дефектность этого процесса формирования ведет к дефектности и заключения эксперта); во-вторых, и это главное, тем, что эксперт не только воспринимает определенные явления, но и оценивает их с точки зрения своих научных знаний о связях явлений, п о з н а в а я в результате такой оценки «новые» факты, не данные непосредственно в. исследуемых и оцениваемых им явлениях. Заключение эксперта отличается от показания свидетеля по процессу формирования тем, что процесс сохранения воспринятого в сознании эксперта является одновременно и процессом к а ч е с т в е н н о г о п р е о б р а з о в а н и я воспринятого, а в связи с чем и явление воспроизведения будет служить не только воспроизведением «образа» воспринятого факта, но воспроизведением «нового», установленного экспертом факта. Употребляемая в процессуальной литературе характеристика отличия свидетеля от эксперта: «Свидетель сообщает суду факты. Эксперт — мнения, или, как говорится в законе, заключения о фактах»,² и выражает именно это отличие в процессе формирования заключения эксперта.

^{_______________________________}

¹ См. Пост. Пленума Верх, суда СССР по делу Лагутина («Вопросы уголовного процесса», стр. 207); опр. УСК по делу Нагорного (там же, стр. 222); опр. по делу Мешко (Соц.. законность, 1954, № 12, стр. 83, опр. по д. № 36/1077 по иску Юрель о признании недействительным завещания (Суд. практика, 1951, № 2, стр. 44) и другие.

² А. Я. В ы ш и н с к и й, Курс уголовного процесса, М., 1927, стр. 119.

90

К смешанным доказательствам относятся также и некоторые другие факты. В частности, ими всегда являются так называемые факты опознания, имеющие два источника: личный — опознающий субъект и вещественный — опознаваемый объект; смешанными доказательствами часто являются и факты, служащие результатом судебного (следственного) эксперимента. Отсутствие в законе прямого указания о смешанных доказательствах является, на наш взгляд, той причиной, которая вынуждает процессуалистов отрицать самостоятельный характер указанных доказательств (опознания и результатов судебного (следственного) эксперимента),¹ или пытаться свести их к одному какому-либо из указанных в законе видов доказательств. ²

Смешанные доказательства имеют самостоятельную природу, они извлекаются судом минимум из двух источников — личного и вещественного; процесс их формирования состоит из двух качественно различных частей, которые должны исследоваться и оцениваться судом с учетом их специфики: объективно происходящего процесса формирования доказательств, носителями которых являются вещи, и происходящего в субъективной форме процесса формирования доказательств, носителями которых являются люди. Самостоятельная природа смешанных доказательств (в частности, неурегулированных правом: данных опознания и следственного эксперимента), которая привела к тому, что практика в отношении этих доказательств выработала специальные правила, несоблюдение которых делает указанные доказательства порочными, должна послужить основанием к соответствующему урегулированию деятельности по получению и использованию этих доказательств в УПК и ГПК СССР.

3. Первоначальные и производные доказательства. Понятие процесса формирования доказательства дает возможность выяснить различие между первоначальными и производными доказательствами, определить значение производных доказательств.

^____________

¹ См. «Соц. законность», 1954, № 12, стр. 78.

2 См. М. А. Ч е л ь ц о в, Советский уголовный процесс, М., 1951, стр. 253, 271—272; М. С. С т р о г о в и ч, Уголовный процесс, М., 1946, стр. 199, 249 и др.

91

П р о и з в о д н о е доказательство — это факт, заключающийся в воспроизведении содержания первоначального доказательства.

При образовании производного доказательства происходит соответствующее увеличение звеньев процесса формирования без качественного изменения содержания самого доказательства (например, в личных доказательствах — удвоение, утроение и т. д. явлений— восприятия, сохранения и воспроизведения). В соответствии с этим в процессуальной литературе иногда употребляют понятие «степени производного доказательства.» 1

Так как производное доказательство характеризуется двумя моментами: 1) оно может возникнуть лишь при наличии первоначального доказательства; 2) производное доказательство воспроизводит содержание первоначального доказательства; то оно обладает имеющим важное практическое значение свойством з а м е н и м о с т и.

Производное доказательство может быть заменено другим производным доказательством или первоначальным, если таковые не исчезли или не стали недоступными для исследования по каким-либо причинам.

Указанное понимание сущности производного доказательства дает возможность сделать ряд выводов.

Нельзя признать правильным распространенный в процессуальной литературе взгляд, что заменимость, это, якобы, свойство письменных доказательств, отличающее их от вещественных.²

Письменное доказательство заменимо не потому, что оно письменное, а потому, что оно, как правило, является производным доказательством. В тех же случаях, когда письменное доказательство служит первоначальным доказательством, например, завещание, оно незаменимо. Наоборот, вещественное доказательство незаменимо лишь потому, что оно в большинстве случаев используется как первоначальное доказательство.

________________

1 П. И. Л ю б л и н с к и й, Предисловие к книге Дж. Стифена «Очерк доказательственного права», СПБ, 1910, стр. 37.

² См. М. С. С т р о г о в и ч, Материальная истина и судебные доказательства, стр. 334—335; М. А. Г у р в и ч, ук. соч., стр. 135; С. Н. А б р а м о в, Гражданский процесс, М., 1948, стр. 224 и др.

92

В тех случаях, когда вещественное доказательство является производным доказательством, например, гипсовый слепок следа, оно заменимо.

Далее. Проводимое обычно в советской процессуальной литературе разграничение первоначальных и производных доказательств по признаку источника доказательств, 1 способно привести к ошибочному отнесению заключений экспертов к производным доказательствам. Следует согласиться с В. Я. Колдиным, обосновывающим взгляд, что заключение эксперта в с е г д а является первоначальным доказательством. Действительно, если производное доказательство всегда может быть заменено первоначальным при наличии первоначального источника, то по отношению к заключению эксперта никогда нельзя осуществить такую замену.

Кстати отметим, что знание специфических особенностей процесса формирования личных и вещественных доказательств позволяет сделать вывод, что не во всех случаях, как иногда утверждают,² «первоначальное доказательство лучше производного»; и не во всех случаях, как в соответствии с принципом непосредственности отсюда делают вывод — суд обязан «пользоваться непосредственными доказательствами, и только в случае невозможности получить непосредственные доказательства, допустить посредственные доказательства.» ³

В частности, достоверность доказательства, полученного из первоначального источника, например, от свидетеля, может быть ниже достоверности доказательства, получаемого из производного источника — записи показаний этого же свидетеля (например, сделанных ранее в протоколе судебного заседания), ниже в результате того, что с течением времени утрачивается сохранение в памяти воспринятых свидетелем фактов.

^{___________________}

¹ С. Н. А б р а м о в, ук. соч., стр. 185; М. А. Г у р в и ч, ук. соч., стр. 100; А. Ф. К л е й н м а н, Советский гражданский процесс, М., 1954, стр. 190; М. А. Ч е л ь ц о в, Советский уголовный процесс, М., 1951, стр. 156 и др.

² См. В. Г р о м о в, И. Л а г о в и е р, Уголовно-судебные доказательства, М., 1929, стр. 35.

³ С. Н. А б р а м о в, ук. соч., стр. 185; аналогично — М. А. Ч е л ь ц о в, ук. соч., стр. 157 и др.

93

Наконец, отметим, что ввиду особых свойств некоторых доказательств суд не в состоянии пользоваться ими как первоначальными. Например, факт обнаружения вещи у обвиняемого при обыске или у ответчика при производстве действий по обеспечению доказательств суд может установить только из производного источника — протокола осмотра. В подобных случаях происходит с о з н а т е л ь н о о р г а н и з у е м ы й процесс создания производных доказательств. В процессе формирования таких производных доказательств определенным образом участвует либо суд, либо нотариус (ст. ст. 123—127 ГПК), либо следователь в уголовном процессе. Закон для этих случаев устанавливает определенные гарантии того, чтобы создаваемое производное доказательство наиболее точно и правильно передавало содержание первоначального доказательства, например, подпись протокола осмотра участвующими в осмотре лицами (ст. 162 ГПК), участие понятых при обыске (ст. 74 УПК) и др., но не больше, в частности, закон не запрещает суду в этих случаях (следователю) участвовать в формировании производных доказательств.

Мало того, суд определенным образом участвует не только в процессе формирования производных доказательств, каковыми являются протоколы осмотра, допроса и т. д., но также — ив процессе формирования таких первоначальных доказательств, как — показания участвующих в деле лиц, свидетелей, экспертов. И это участие суда, осуществляемое путем допроса указанных лиц, может существенно отразиться на правильности формирования указанных доказательств. В связи с этим следственная и судебная практика выработала целый ряд правил методики допроса (а также опознания, производства следственного эксперимента),, соблюдение которых является обязательным для обеспечения достоверности указанных доказательств.

Поэтому противоречащими закону (ст. 58 УПК), неправильными по существу и дезориентирующими судебную практику являются высказывания противоположного рода. Например, С. С. Аксельрод, обосновывая свое утверждение, что протокол судебного заседания, протокол осмотра на месте являются о т р а ж е н и е м произведенных процессуальных действий,

94

но не д о к а з а т е л ь с т в о м,¹ пишет, что признать их доказательствами, значит «признать за судом право на создание, составление доказательства, которое этот же суд должен впоследствии проверить и оценить...», а это по Аксельроду несовместимо с отправными принципами доказывания, с самой сущностью доказательств, ибо последние не могут возникать по усмотрению суда, а определяются, диктуются самой природой данного конкретного дела; в противном случае нет гарантии, что в результате исследования этих материалов будет установлена материальная истина.

Указанные высказывания, пожалуй, были бы справедливы для буржуазного процесса, для буржуазного суда, который, участвуя в процессе формирования доказательств, может их ф а л ь с и ф и ц и р о в а т ь так как ни сам закон, ни действующая практика судов, не дают реальных гарантий против такой фальсификации. Однако приведенные аргументы не имеют силы для советского суда, действующего на основе принципа законности, а не на основе «усмотрения», как пишет Аксельрод; для суда, преследующего цель достижения по делу истины, а не ее фальсификации; не имеют силы для советского процесса, содержащего гарантии, мы бы сказали, более высокие для правильности процесса формирования, чем возможны при всяком другом формировании доказательств, при участии иных органов и лиц.

Нетрудно видеть — к каким неприемлемым выводам должна вести критикуемая конструкция.

Если считать, что суд не уполномочен «на составление доказательств», то придется ликвидировать институт обеспечения доказательств судом, ибо основной способ обеспечения — это создание производных доказательств; надо признать не имеющими доказательственного значения результаты судебного (следственного) эксперимента.

Далее. К воспринимаемым в порядке местного осмотра вещественным доказательствам (которыми, кстати, могут быть довольно громоздкие «вещи», на-

^{____________________________}

¹ С. С. А к с е л ь р о д, ук. соч., стр. 67—69. См. также С. Н. А б р а м о в, Проверка обоснованности судебных решений вышестоящим судом по советскому праву, М., 1950, стр. 71— 72 и др.

95

пример, участок местности) надо будет применять все правила о собирании, хранении и исследовании вещественных доказательств, а поскольку последнее невыполнимо — запретить делать местный осмотр суду, поручая это иным лицам.

Так как протоколы осмотра, судебного заседания— не доказательства, то ни вышестоящий суд, ни другой суд, повторно рассматривающий дело, не имеют права пользоваться ими как доказательствами, а при таком положении вышестоящий суд будет лишен возможности оценивать большинство доказательств, а следовательно, и проверять законность и обоснованность решений судов.

Отрицание возможности или допустимости участия суда (следователя) в сознательно организуемом процессе формирования производных доказательств при соблюдении необходимых процессуальных гарантий его достоверности является причиной делаемого рядом юристов вывода, что «фотоснимки, слепки и иные копии, сделанные работниками следственных органов при обысках или осмотрах» не могут считаться доказательствами. Это — лишь «иллюстрация», «приложение» (?!) к протоколу следственных действий. 1

Практически такой вывод означает — если само вещественное доказательство окажется недоступным для суда и будет утрачен или приведен в негодность протокол обыска, осмотра, то воспользоваться для установления истины в качестве судебных доказательств фотоснимками, слепками нельзя, хотя последние по полноте и точности воспроизведения первоначальных доказательств нередко превышают протоколы осмотра.

По этим соображениям критикуемая конструкция нам представляется глубоко ошибочной, исходящей из априорно взятых и неправильных посылок.

Одновременно невозможно согласиться с мнением, что протоколы осмотра должны считаться первоначальными доказательствами в тех случаях, когда предметом осмотра служит место преступления, кото-

^{________________________________}

¹ «Во Всесоюзном научно-исследовательском институте криминалистики Прокуратуры СССР», Соц. законность, 1954, № 12, стр. 77.

96

рое в дальнейшем может изменить свое состояние и в связи с чем имеющиеся следы преступления могут утратить свое доказательственное значение. ' Действительно могут быть случаи, когда вещественные или другие доказательства ввиду своих особых -свойств не могут быть использованы судом в первоисточнике или ввиду невозможности доставления их в суд (участок местности) или вследствие быстрой утраты ими качеств, необходимых для использования их в качестве источников доказательств (скоропортящиеся продукты, находящийся при смерти свидетель). Но это, естественно, не основание для того, чтобы протоколы осмотра подобных доказательств (протоколы допроса свидетелей), превращать из производных доказательств в первоначальные. Квалификация доказательств как первоначальных зависит от их природы, а не от того— может ли суд получить в свое распоряжение первоисточник.

Фиксация в протоколах содержания показаний свидетелей, участников дела, описание вещественных доказательств (фотоснимки, слепки) является не чем иным, как созданием производных доказательств, воспроизведением на ином источнике содержания первоначальных доказательств. Естественно, что следователь или суд, непосредственно воспринимающий первоначальные доказательства — показания свидетелей, вещественные доказательства (наличие или расположение определенных предметов на участке местности, если доказательственное значение имеет сам факт их наличия или расположения) и т. д. исследует и оценивает именно последние, а не создаваемые следователем или судом производные доказательства в виде протоколов, фотокопий, но всякий иной суд, рассматривающий дело (вышестоящий суд, суд пересматривающий дело после отмены первоначального решения суда и др.), не воспринимающий уже непосредственно рассмотренные ранее первоначальные доказательства (имевшие место в прошлом показания свидетелей, отсутствующие в деле вещественные доказательства и т. д.) вынужден по необходимости пользоваться до-

^{___________________________}

¹ См. М. С. С т р о г о в и ч, Материальная истина и судебные доказательства.., стр. 298.

97

казательствами, получаемыми из производных источников: протокола судебного заседания, протокола осмотра на месте и т. д. И задача суда состоит не в исключении из числа средств установления истины указанных производных доказательств, а в проверке правильности их формирования, в учете при оценке возможных искажений, допущенных при формировании. Задача теории — обобщать установленные законом и вырабатываемые практикой гарантии, обеспечивающие достоверность создаваемых производных доказательств, находить пути усиления этих гарантий.