История Медицины 2

    На прочный естественнонаучный фундамент встала эмбриология. В 19 в. была окончательно опровергнута концепция преформизма и получила естественнонаучное подтверждение теория эпигенеза, возникли и успешно развивались эволюционная и экспериментальная эмбриология. Появились работы отечественных ученых X.И. Пандера (1794—1865), К. Бэра (1792—1876), немецкого гистолога Р. Ремака (1819—1865) и многих других исследователей.

    Фундамент эволюционной сравнительной эмбриологии, основанный на эволюционном учении Ч. Дарвина, заложили русские ученые И.И. Мечников (1845—1916) и А.О. Ковалевский (1840—1901), установившие, что развитие всех типов беспозвоночных проходит через стадию обособления зародышевых листков, гомологичных зародышевым листкам позвоночных. Этот факт лег в основу теории зародышевых листков А.О. Ковалевского (1871), согласно которой, у всех многоклеточных животных основные системы органов закладываются в виде слоев клеток, что свидетельствует о единстве происхождения всех многоклеточных животных.

    Большой вклад в изучение морфологических изменений при различных заболеваниях внес венский врач, чех по национальности К. Рокитанский (1804—1878), по словам Р. Вирхова, «стяжавший славу Линнея патологической анатомии», К. Рокитанский дал классическое описание макроскопической картины различных заболеваний. Будучи первым патологоанатомом, не занимавшимся непосредственно клинической деятельностью, он положил начало патологической анатомии как самостоятельной специальности. Сосредоточив внимание на изучении морфологического субстрата болезненных процессов, К. Рокитанский ежегодно вскрывал до 1800 и более трупов, что позволило ему статистически оценивать встречавшиеся изменения и характеризовать определенные заболевания. Вместе с тем он стремился на основе секционного материала установить последовательность происходящих изменений, описать стадии патологического процесса, например при воспалении (гиперемия, инфильтрация, стаз и т.д.). В своих работах К. Рокитанский объяснял все болезненные явления с точки зрения гуморального учения о различных кразах (воспалительной, тифозной, туберкулезной, раковой и пр.). Кразы, по его мнению, возникали в результате «порчи соков», того или иного нарушения состояния белков и др. Эти взгляды были подвергнуты обоснованной критике, и в конце концов К. Рокитанский признал их несостоятельность.

    Опыты Л. Пастера, которые указали на невозможность самопроизвольного зарождения, имели огромное практическое значение для развития медицины. В 1867 г. английский хирург Дж. Листер (1827—1912) произнес в Дублине речь о разработанной им противогнилостной повязке и о новом способе хирургического лечения ран, в которой указал: «Исследованиями Л. Пастера установлено, что гнилостные свойства атмосферы обусловливаются не кислородом или другими какими-либо газами, а самыми маленькими организмами, взвешенными в воздухе и деятельными вследствие их жизнеспособности. Только теперь кажется мне возможным оградить повреждения от разложения при помощи повязки, составные части которой могли бы уничтожить жизнь этих микроскопических организмов». В том же 1867 г. было помещено первое сообщение Дж. Листера на эту тему в журнале «Lancet», а спустя несколько лет в посвящении Л. Пастеру своего труда по антисептике он писал: «... только Ваши воззрения служили основами, давшими мне возможность довести антисептику до благополучного результата». В этой области Л. Пастером были выполнены классические исследования, послужившие основой медицинской микробиологии и учения об иммунитете. Исследуя выделенный им в 1880 г. возбудитель куриной холеры, Л. Пастер обнаружил, что введение ослабленной культуры этих микробов птицам не вызывало их гибели и в то же время делало их невосприимчивыми к болезни.

    Это открытие привело Л. Пастера к разработке метода предохранительных прививок, которые явились эффективным средством борьбы с различными заразными болезнями. В 1885 г. Л. Пастер осуществил первые прививки против бешенства. Большое теоретическое и практическое значение исследований в области общей и медицинской микробиологии привело к организации в 1888 г. специального научно-исследовательского института в Париже (Пастеровский институт).

    Наряду с трудами Л. Пастера и И.И. Мечникова громадную роль в развитии микробиологии сыграли исследования P. Koxa. Пользуясь изобретенными им способами окраски и культивирования микробов, он открыл в 1882 г. возбудителя туберкулеза (палочку Коха). Р. Кохом выполнены также классические исследования по изучению сибирской язвы. Р. Кох и его ученики выдвинули этиологическое учение, согласно которому только микроб, место его проникновения в организм человека, его количество и вирулентность определяли возможность возникновения и дальнейшее развитие, течение и исход инфекционного процесса. Однако Р. Кох не учитывал социальные причины заболевания (например, туберкулеза), игнорировал значение реакции макроорганизма и его роль в инфекционном процессе. Микробиология получила развитие во многих странах. Были открыты возбудители многих инфекционных болезней.

    В 1892 г. русский ученый Д.И. Ивановский (1864—1.920) установил наличие фильтрующихся вирусов, являвшихся причинами болезни наряду с видимыми в микроскоп микробами. Это дало начало новой отрасли науки — вирусологии, которая получила бурное развитие в 20 в. На рубеже 19—20 вв. были совершены открытия, способствовавшие успехам в изучении малярии и борьбе с ней. В 1895—1897 гг. английский врач Р. Росс (1857—1932) открыл в Индии переносчика малярийных паразитов. В дальнейшем (1910) он сформулировал принципы борьбы с малярией. Итальянский ученый Дж. Грасси (1854—1925) детально описал развитие малярийных паразитов к организме самок комаров.

    Успехи микробиологии были столь очевидны, что вторая половина 19 — начало 20 в. вошли в историю медицины как бактериологическая эра, эра открытия нового мира микроорганизмов и понимания их роли в патологии человека. Увлечение бактериологией захватило широкий круг практических врачей почти всех специальностей. В связи с расцветом бактериологии в этот период механистическое понимание причинности нашло проявление в монокаузализме — направлении мышления, резко переоценивавшем роль бактериальных возбудителей в этиологии и патогенезе заболеваний.

    Внимание исследователей, поглощенное поисками и изучением возбудителей болезней, было отвлечено от изучения реактивности организма, многообразия его ответов на действие внешних факторов. Абсолютизация величайших открытий бактериологии и механистическое представление о причинности привели к тому, что идеи монокаузалистов постоянно входили в противоречия с медицинской практикой, оставляя многие факты без объяснения, смыкаясь в конечном счете с фатализмом. Многие видные представители медицины , особенно клиницисты и гигиенисты, выступали с резкими возражениями против недооценки роли условий окружающей среды, в т.ч. социальных условий жизни, в этиологии заболеваний. Вместе с тем открытия патогенных микроорганизмов сопровождались изысканием методов микробиологической диагностики, специфической профилактики и терапии. Они позволили выяснить источники инфекций, пути их распространения, разработать систему научно обоснованных противоэпидемических мер. Таким путем была установлена непосредственная связь бактериологии с клиникой инфекционных болезней и эпидемиологией.

    На основе работ Л. Пастера началось развитие учения о защитных силах организма против заразных болезней. С разработкой инфекционной иммунологии связаны открытие многих факторов принципиального значения и установление закономерностей, которые не потеряли своей ценности и до нашего времени. Внимание исследователей прежде всего было обращено на изучение причин, обусловливающих иммунитет после прививок. Появились гипотезы и теории иммунитета. И.И. Мечниковым (1883) была создана первая экспериментально обоснованная фагоцитарная теория иммунитета, согласно которой фагоциты обеспечивали невосприимчивость организма к микробу, а после перенесения заболевания усиливали свою активность.

    На протяжении длительного времени велась оживленная научная дискуссия между сторонниками клеточного и гуморального иммунитета. Первое направление возглавлял И.И. Мечников, теорию гуморального иммунитета особенно плодотворно развивал П. Эрлих. На первых порах казалось, что оба эти направления находятся в резком противоречии друг с другом. Дальнейший ход развития науки, однако, показал, что между клеточными и гуморальными факторами иммунитета существует тесное взаимодействие. Признанием ценности этих двух теорий явилось одновременное присуждение в 1908 г. Нобелевской премии основоположнику клеточной теории иммунитета И.И. Мечникову и основоположнику гуморальной теории П. Эрлиху.

    До начала 20 в. работы в области иммунологии были направлены главным образом на раскрытие механизмов невосприимчивости (иммунитета) к инфекционным болезням. Успехи, достигнутые в разработке проблем инфекционной иммунологии, внесли неоценимый вклад в специфическую диагностику, профилактику и терапию инфекционных болезней и создали необходимый теоретический фундамент для развития общей иммунологии. Однако дальнейшие исследования показали, что иммунология охватывает более широкий круг проблем, далеко выходящий за рамки науки и невосприимчивости к инфекционным болезням.

    В 1858 г. вышла в свет знаменитая книга Р. Вирхова «Патология, основанная на теории ячеек» (целлюлярная патология). Р. Вирхов первый применил теорию клеточного строения при изучении больного организма, причем принял ее в том виде, в котором она была сформулирована Т. Шванном, даже несколько углубив его механистические представления об абсолютной автономности отдельных клеток. Принципу абсолютной автономности жизненных явлений в клетке он остался верен до конца своей жизни. Р. Вирхов утверждал, что жизнь целого представляет сумму жизней автономных клеточных территорий, из которых каждая, отдельно взятая, обладает всей полнотой жизненных свойств. Формулируя теорию патологии, основанную на учении о клетке как исключительном материальном субстрате болезни, Р. Вирхов преследовал цель преодолеть односторонность гуморальной патологии, сводившей сущность болезненных процессов к ненормальному смешению соков организма, и солидарных, в т.ч. «невристических», концепций, видевших причины заболеваний в изменениях плотных частиц и нарушениях нервной системы. Ясная и последовательная теория Р. Вирхова произвела огромное впечатление в среде медиков-исследователей. Ученые многих стран активно продолжали изучение процессов, которые являлись в их глазах отражением реактивных изменений в жизни клеток, и провели ряд важных работ по проблемам опухолей и воспаления. Чрезвычайно выросла роль патологоанатомических вскрытий как своеобразного «контролера» клиницистов. Широко развивалась сеть прозекторских, ставших обязательной частью каждой более или менее крупной больницы во всем мире.

    Историческое значение теории Р. Вирхова определил С.П. Боткин в речи для Общества русских врачей (1881): «Анатомопатологические исследования Вирхова, пополнявшиеся опытами над животными и клиническими наблюдениями, имели особенно важное значение для практической медицины: Вирхов выучил целые поколения врачей не ограничиваться одними гипотезами, а путем исследования искать истины. В этом-то, по моему мнению, и заключается истинная заслуга Вирхова. Его окончательные выводы могут измениться, целлюлярная теория может быть заменена новою, но путь исследования, указанный Вирховым, останется надолго открытым, с богатыми плодами в будущем».

    Хотя целлюлярная патология во многом способствовала изучению морфологических изменений при патологических процессах, выявлению их гистогенеза, развитию микроскопической анатомии и диагностики, Р. Вирхов и его последователи, выступая против «грубых механических и химических направлений в науке», противопоставляя им «более тонкую механику и химию клеточки», считали, что основой жизни является «сообщенная, производная сила, которую необходимо отличать от действующих наряду с нею собственно молекулярных сил». Т.о., методологической основой целлюлярной патологии был механистический материализм, сочетавшийся с виталистическими и позитивистскими взглядами.

    С конца 19 в. многие западноевропейские клиницисты стали испытывать неуверенность в правильности терапии, основанной на локалистическом принципе. Известный немецкий клиницист Г. Цимссен (1829—1902) говорил: «... Современная терапия обращает слишком мало внимания на общую конституцию, на человека, взятого в целом, и его индивидуальность. В этом отношении, я полагаю, старые врачи стояли гораздо выше нас и достигали часто лучшего терапевтического результата, нежели мы, направляющие нашу терапию главным образом против местного расстройства». Одновременно патологи начали накапливать новые факты и сведения о процессах, происходящих в организме на ранней стадии болезни до появления анатомических нарушений.

    В 1893 г. вышла книга немецкого патолога Л. Креля «Патологическая физиология». Крель принадлежал к тому поколению врачей, которое выросло в период господства локалистического принципа. Однако в своей работе он подобно Цимссену подчеркивал, что врачи зашли слишком далеко в следовании целлюлярной патологии и что необходимо обращать все большее внимание на изучение изменений всего организма. Вопреки Р. Вирхову Л. Крель признавал существование болезней всего организма, к которым относилось, по его мнению, большинство болезненных состояний человека. К кризису локалистических представлений стали приводить и накапливавшиеся со стремительной быстротой факты, полученные в результате гистологических исследований.

    Дальнейшим успехам медицины способствовала разработка общей теории развития природы и общества, которая в первой половине 19 в. приобретала все больше сторонников. Эволюционно истолковал «Лестницу развития» французский ученый Ж. Ламарк (1809), который полагал, что путь совершенствования живых существ от низших к высшим совершался на основе внутреннего, присущего организмам стремления к прогрессу (принцип градации). Окружающая среда вызывала отклонения от «правильной» градации и определяла приспособление вида к условиям существования. Французский ученый Э. Жоффруа Сент-Илер (1772—1844) пытался обосновать натурфилософское учение об «единстве плана строения животных», которое он в дальнейшем объяснял общностью их происхождения. По его мнению, эволюционные изменения происходили внезапно в результате прямых воздействий окружающей среды. Отечественный ученый, создатель первой додарвинской школы зоологов-эволюционистов К.Ф. Рулье (1814—1858) углубил и развил представления своих предшественников, предвосхитив их подлинно эволюционное истолкование.

    В 1859 г. вышел в свет труд Ч. Дарвина «О происхождении видов путем естественного отбора», в котором на огромном фактическом материале доказывалось эволюционное развитие органического мира. Предложив теорию естественного отбора, Ч. Дарвин раскрыл и механизм органической эволюции, дал причинный анализ ее движущих факторов. Он показал, что приспособленность организмов к условиям их жизни есть продукт длительного исторического развития органической природы, результат действия естественного отбора. Учение Ч. Дарвина внедрило в биологию исторический подход ко всем явлениям жизни, способствовало разработке ряда новых направлений в биологии и медицине : эволюционной сравнительной анатомии, эволюционной эмбриологии, эволюционной палеонтологии и др. С поддержкой теории Ч. Дарвина выступал Э. Дюбуа-Реймон и др. Активно поддерживали эволюционные идеи передовые русские ученые, в т.ч. врачи; Россию называли второй родиной дарвинизма.

    На основе синтеза достижений физики и химии, развития гистологии и разработки методики прямого исследования на живых существах путем систематически осуществлявшихся вивисекций возникли экспериментальные физиология и медицина, оказавшая огромное влияние на последующий прогресс в области клинической медицины. Эта «триада условий» сложилась лишь в начале 19 в., в значительной мере благодаря трудам А. Лавуазье, М.  Биша и Ф. Мажанди. К наиболее значительным открытиям Ф. Мажанди (1783—1855) относятся: экспериментальное обоснование (1822) положения английского физиолога Ч. Белла (1774—1842) о распределении двигательных и чувствительных волокон в корешках спинномозговых нервов (закон Белла — Мажанди), доказательство трофического влияния нервной системы (1824), проницаемости тканей, стенок лимфатических и кровеносных сосудов, обнаружение феномена возвратной чувствительности в передних корешках спинного мозга. Эксперимент у Ф. Мажанди был обычным приемом не только научного исследования, но и преподавания. Он перенес эксперимент из лаборатории в аудиторию, пользуясь на лекциях животными, как химик реактивами, и демонстрируя слушателям эксперименты не только по физиологии, но и по патологии. Его лекции собирали студентов и ученых из всех стран Европы. Вместе с тем, бесспорно являясь одним из основоположников экспериментальной физиологии, Ф. Мажанди принадлежал к числу экспериментаторов-эмпириков, видевших основную задачу научного исследования в накоплении фактов и считавших, что лишь группировка фактов может раскрыть смысл полученных результатов эксперимента. Сам Ф. Мажанди отказывался выходить за пределы фактических данных и делать на основании серии экспериментов какие-либо обобщающие выводы.

    Основатель немецком физиологической школы И. Мюллер четко поставил проблему усовершенствования физиологического эксперимента. «Я бы хотел, — писал он, — чтобы физиологические эксперименты давали такие же верные и точные результаты, как эксперименты физиков и химиков». Однако сам он еще не точно различал наблюдение и опыт.

    Свое понимание отличия эксперимента от наблюдения сформулировал К. Бернар (1813—1878). Оно, по его мнению, состояло в том, что наблюдение происходит в естественной обстановке, который нельзя распоряжаться: экспериментирование же производится и условиях, вызываемых экспериментатором и изменяемых по его произволу. К. Бернар выяснил роль поджелудочной железы в процессе пищеварения, обнаружил гликогенообразовательную функцию печени и экспериментально показал способность печени превращать гликоген в сахар, открыл много других новых факторов, относившихся к различным областям физиологии, биохимии, фармакологии и экспериментальной патологии. К. Бернар установил отношение эксперимента к эмпирии, исходя из положения. что медицина являлась сначала наблюдательной наукой. Он утверждал, что научная, или экспериментальная, медицина не исключает ни эмпиризма, ни знакомства со средствами, которые практическаямедицина в течение столетии черпала в нем. Наблюдательная медицина , по его мнению, есть в основном выжидательная М. Экспериментальная же медицина , наоборот, активная, которая разрешит проблему действенного влияния на больного. В состав ее входят экспериментальная физиология, экспериментальная патология и экспериментальная терапия. Сознательно отказавшись от поисков первопричины жизненных явлений, поскольку «это дело не естествознания, а метафизики», К. Бернар утверждал, что цель экспериментального метода состоит в том, чтобы отыскать отношения, связывающие какое-либо явление с ближайшей причиной, анализировать и разобщать явления, чтобы сводить их к отношениям все более и более простым. Защищая эксперимент. К. Бернар отводил возражения многих ученых, считавших, что данные, обнаруженные на животных, не могут быть перенесены на человека, т.к. болезни связаны с диатезами, конституцией, у больного могут быть идиосинкразии, чего никогда не получить экспериментированием. К. Бернар на основе своих многочисленных опытов имел право утверждать, что как жизненные элементы одинаковы у всех живых существ, так и свойства их подчиняются одинаковым законам. Вивисекционный метод К. Бернара открыл путь к изучению не только нормальных (функций организма, но и причин патологического изменения этих функций.

    К. Бернар постоянно утверждал, что патология больного и физиология здорового — две стороны (физиологии человека. В одной из своих лекции он утверждал, что патологические состояния — это лишь изменение нормального состояния и поэтому наши знания к области патологии будут расширяться по мере того, как будет успешно развиваться физиология, изучающая здорового человека. Устанавливая единство физиологии в приложении к здоровому и больному состоянию. К. Бернар заявлял вместе с тем, что клиника должна обязательно быть основой М.  Больной является объектом изучения для врача, и именно клиника знакомит с ним. Физиология же приходит потом лишь для объяснения того, что наблюдается в клинике. К. Бернар считал, что лаборатория нужна врачам так же, как химикам или физикам.

    19 в. ознаменовался успехами в изучении функции ц.н.с.. Французский физиолог М.  Флуранс (1794—1867) открыл в продолговатом мозге дыхательный центр, сформулировал понятие о пластичности нервных центров и установил, что большие полушария головного мозга играют ведущую роль в регуляции произвольных движений. Дальнейшему изучению роли различных отделов ц.н.с. в регуляции физиологических функций способствовало широкое применение метода экстирпации (удаления) различных участков головного мозга. Исходным пунктом многочисленных исследований локализации функций в коре больших полушарий головного мозга явились опыты немецких ученых Г. Фрича (1838—1891) и Э. Гитцига (1838—1907), показавших возможности прямого раздражения коры больших полушарий и открывших с помощью этого метода моторные зоны головного мозга (1870). Немецкий физиолог Ф. Гольтц (1834—1902) положил начало представлению о том, что большие полушария головного мозга — орган приспособления животного организма к окружающей среде.

    С помощью локального электрического раздражения и электрофизиологической методики была определена локализация первичных и вторичных сенсорных зон. Крупными открытиями, сделанными М.  Флурансом, И. Брейером (1842—1925), И.Ф. Ционом (1842—1912) и др., были обнаружение рецепторной функции вестибулярного аппарата и полукружных каналов и установление их роли в пространственной ориентации организма и поддержании равновесия тела. Большой вклад в развитие электрофизиологии и разработку электрофизиологических методов исследования внесли Э. Дюбуа-Реймон, Э. Пфлюгер, Ю. Бернштейн (1839—1917), Б.Ф. Вериго (1860—1925), Э. Марей, В.Я. Данилевский (1852—1939), Н.Е. Введенский.

    Выдающиеся исследования по физиологии ц.н.с. выполнены отечественными учеными. А. М.  Филомафитский (1807—1849) и И.Т. Глебов положили начало экспериментальному преподаванию физиологии в России. И. М.  Сеченов (1829—1905) обосновал рефлекторную природу сознательной и бессознательной деятельности, показал, что к основе психических процессов лежат физиологические процессы, открыл явления центрального торможения, суммации в нервной системе, наличие ритмических биоэлектрических процессов в ц.н.с. Книга И. М.  Сеченова «Рефлексы головного мозга» (1863) оказала решающее влияние на формирование материалистических воззрений врачей и физиологов. Наиболее полно и последовательно физиологический подход и идеи нервизма были использованы в клинической медицине С.П. Боткиным (1832—1889) — основоположником научного направления отечественной внутренней медицины и А.А. Остроумовым (1841—1908). В свою очередь, взгляды С.П. Боткина оказали глубокое влияние на И.П. Павлова, труды которого по физиологии пищеварения были удостоены Нобелевской премии (1904), а созданное И.П. Павловым учение о высшей нервной деятельности определило пути решения многих проблем как теоретической, так и клинической медицины. Многочисленные ученики и последователи И. М.  Сеченова работали в различных областях экспериментальной физиологии: Н.Е. Введенский, А.Ф. Самойлов (1867—1930), И.P. Тарханов (1846—1908), Б.Ф. Вериго, В.Ю. Чаговец — в области нейро- и электрофизиологии, М. Н. Шатерников (1870—1939) — в области физиологии трудовых процессов и обмена веществ, И.П. Кравков (1865—1924) — в области экспериментальной фармакологии.

    Английские физиологи Гаскелл (1847—1914) и Дж. Ленгли (1852—1925) в конце 19 в. — начале 20 в. заложили основы современных представлений о функциях вегетативной нервной системы. Немецкий физиолог К. Людвиг (1816—1895) изобрел кимограф (1847), поплавковый манометр для регистрации кровяного давления, кровяные часы для регистрации скорости кровотока и др. В 1866 г. он совместно с И.Ф. Ционом открыл депрессорный нерв, раздражение центрального конца которого рефлекторно вызывало расширение кровеносных сосудов и снижение кровяного давления. Исследуя слюнные железы, доказал наличие секреторных нервов.

    Французский физиолог Э. Марей разработал графический метод регистрации физиологических функций, создал ряд оригинальных приборов, автоматически записывавших движения животных и их органов, пневматическую капсулу, сфигмограф и кардиограф, миограф и др., впервые применил фотографию для регистрации движений человека и животных. Итальянский физиолог А. Моссо (1846—1910) с помощью изобретенных им приборов для изучения кровенаполнения органов (плетизмографа, гидросфигмографа) и весов особой конструкции, позволивших регистрировать изменения гемодинамики, изучал функционирование сердечно-сосудистой системы при различных состояниях.

    В конце 19 в. вошли в обиход физиологических лабораторий методы хронического экспериментирования с применением хирургической техники, позволившие изучать в течение длительного времени функции животного, находившегося в нормальных для него условиях существования. Немецкий физиолог и гистолог Р. Гейденгайн (1834—1897) разработал (1879) операцию создания искусственного изолированного желудочка из фундальной части желудка подопытного животного и впервые в условиях эксперимента наблюдал секрецию чистого желудочного сока. В конце 19 в. — начале 20 в. И.П. Павлов использовал хронический эксперимент с наложением на желудок собаки фистулы; операция впервые выполнена русским хирургом В.А. Басовым (1812—1879) для исследования физиологии пищеварения.

    Одним из первых экспериментаторов в духе К. Бернара в клинике был немецкий терапевт Л. Траубе (1818—1876). Его труды свидетельствуют не только о большой наблюдательности, но и об умении провести тонкий эксперимент. Так, он писал: «Основываясь на результате моих опытов, я должен принять, что в блуждающих нервах проходят от легкого к продолговатому мозгу волокна, возбуждение которых вызывает вдыхательные движения, и я утверждаю далее, что всякое увеличение частоты дыхания происходит вследствие возбуждения этих волокон». И.П. Павлов на основании своих исследований с перерезкой у собаки обоих блуждающих нервов склонялся к мысли, что Л. Траубе подошел чрезвычайно близко к пониманию причины смерти животных при этой операции. Другим крупным клиницистом, уделявшим особое внимание эксперименту в клинике, был С.П. Боткин.

    Стремление К. Бернара поставить экспериментальную медицину на службу терапии начало приносить плоды еще при его жизни. Так, Э. Пфлюгер в своей ранней работе «Об электротонусе» (1859) заложил основы электродиагностики и электротерапии целого ряда нервных заболеваний. Развитие экспериментальной фармакологии связано с именами Р. Бухгейма, Н.П. Кравкова и др., экспериментальной гигиены — М.  Петтенкофера, К. Фойта (1831—1908), М.  Рубнера — в Германии, А.П. Доброславина (1842—1889) — в России и др.