Введение

Словарь понятийного аппарата постмодернизма неизбежно вынужден нести на себе все прошлые грехи этого направления, хотел ли сам постмодернизм их забыть или нет. Главным из таких искони присущих ему грехов является, по крайней мере. в теории, его структуралистское происхожде­ние, хотя постмодернизм и преподносит себя как «последо­вательная критика» структурализма.

Постмодернизм — в теоретическом своем осмыс­лении — типичное проявление интердисциплинарного духа своего времени. Претендуя на выражение в своей теории того, что раньше так охотно называли Zeitgeist, постмодернизм в аргументации собственной легитимности стремится к всеохватности гуманитарного знания. Можно доверять подобной интенции или поставить ее под вполне оправданное сомнение, но вне этой психологически глубоко укорененной — чуть ли не на уровне подсознания — установки понять данный фено­мен будет крайне трудно.

Поэтому в словаре дается описание и характери­стика наиболее распространенных терминов постмодернизма из различных сфер общегуманитарного знания, откуда он ак­тивно заимствует свои понятия и концептуальные схемы. Та­кими сферами являются, прежде всего, структуралистская терминология, немыслимая без своей лингвистической и се­миотической основы; нарратология (теория повествования), оформившаяся как наука на теоретическом перепутье между структурализмом и постструктуралистской на него реакцией;

постструктуралистский комплекс представлений с его заимст­вованиями из области психоанализа, рецептивной эстетики, социальной антропологии и практически необозримым

[4]

шлейфом понятий общефилософского и культурологического характера, не говоря уже о том, что можно было бы назвать собственно постмодернистским словарным каноном.

В своей терминологической «всеядности» постмо­дернизм мало чем отличается от других областей гуманитар­ного (да и не только его) знания конца XX века, когда так остро ощущалась потребность в познавательных ориентирах в этом мире эпистемологической неуверенности и глобально­го сомнения во всех прежних и новых ценностях, подтачивае­мых все возрастающей волной недоверия.

Как и любой словарь энциклопедического харак­тера, посвященный достаточно общей проблематике, данная книга имеет одну особенность, неизбежную и, прямо скажем, неотвратимую для всех изданий подобного типа: стремление в каждой статье дать по возможности исчерпывающее опреде­ление своего предмета неумолимо приводит к повторению некоторых положений и приводимых для их иллюстрации примеров. Это неизбежное зло словарного, а не монографиче­ского способа изложения. Некоторым постмодернистам как в сфере эссеистической теории (например, Р. Барту), так и в об­ласти постмодернистской беллетристики типа «Хазарского словаря» этого удалось избежать, чего, к сожалению, нельзя сказать об авторе данной работы.

И. П. Ильин

[5]

Абъекция, истинно-реальное

Франц. ab-jection, vreel. Понятия Ю. Кристевой, составная часть ее концепции довербальной стадии языкового становления «говорящего субъекта». «Абъекция», как и «истинно-реальное», характеризуют стадию становления субъекта, хронологически предваряющую «стадию зеркала», а первая — даже стадию лакановского Воображаемого (Психические инстанции). «Абъекция» — процесс отпадения, в результате которого возни­кает «абъект» — «отпавший объект». Не являясь ни объектом, ни субъектом, абъект представляет собой первую попытку будущего субъекта осознать факт своего отделения от доэдиповской матери со всем комплексом шоковых ощущений, связанных с данным со­бытием; при этом состояние абъекции распространяется не только на ребенка, но и на мать. «Истинно-реальное» (le vreel — от le vrai — «истина» и le reel — «реальность) является дальнейшей разра­боткой лакановского «реального» и, как и у Лакана, носит двой­ственный характер: с одной стороны, оно характеризует степень психического становления индивида (в ходе созревания самосоз­нания ребенка), с другой — особый тип взрослой ментальности психотика, не способного за знаком увидеть референт и прини­мающего означающее за реальность; в результате происходит «конкретизация» означающего, типичная для искусства постмо­дернизма. Кристева утверждает, что травмы, которые ребенок получает в ходе «неудачного» прохождения этих ступеней разви­тия, потом — во взрослом состоянии — становятся источниками соответствующих психозов.