83. Государство и право в философских концепциях религиозных мыслителей русского зарубежья (Булгаков, Ильин, Бердяев)

84. Государство и право в концепциях правоведов русского зарубежья (Котляревский, Кистяковский, Новгородцев)

85. Учения о государстве в Советской России (эсеровские идеи, Ленинская теория государства, Троцкий, Сталин, Курский, Стучка, Пашуканис, Рейснер, Разумовский, Вышинский, Кочекьян, Миколенко)

86. Революционные концепции права в Советской России

87. Международно-правовая проблематика в учениях о государстве и праве (по лекциям Курач)

Вопрос 83

Политико-правовые учения юристов русского зарубежья

Весьма заинтересованными исследователями политико-правого развития после февральской России в сравнительно-исторической перспективе стали крупнейшие правоведы так называемого русского зарубежья. Это была критико-аналитическая работа, которая велась во имя «будущей России» в зарубежных учебных и научных центрах (Харбин, Прага, крупные университетские города Югославии). Большая группа правоведов, философов и литераторов, доставленная в Германию на «пароходе Философов» (1922), обосновалась в Берлине. В действительности было несколько депортаций философов, заочно объявленных Лениным врагами режима — «врагом хитрым» (Розанов), «понаслышке злейшие враги большевизма» (Радченко с дочерьми), «автор методологии меньшевизма» (Франк).

Помимо российской тематики юристами и философами русского зарубежья была начата или продолжена работа в русле и рамках основных направлений современной политико-философской и философско-правовой мысли — либеральной (Новгородцев, Петражицкий, Милюков, Струве, Гессен и др.), консервативно-либеральной (Ильин, Виноградов, Франк, Булгаков, Вышеславцев, Спекторский, Солоневич и др.), либеральн- экзистенциалистической (Бердяев), а также социологической традиции (Тимашев, Устрялов, Сорокин и др.), юридико-феноменологической (Алексеев) и синтезированной юриспруденции (Ященко, Сорокин). Оба направления исследований и разработок (россиеведческое и общетеоретическое) были весьма результативными и плодотворными.

Сергей Николаевич Булгаков (1871 — 1944)

Взаимоотношения церкви и государства Булгаков, как и другие представители религиозно-возрожденческой волны, рассматривает совокупно с их взаимоотношениями с индивидом и Богом. Вплоть до ≪последней революционной эпохи≫ отношения государства и церкви сводились к разным формам ≪христианского государства≫, которое находилось в союзе с церковью. В новейшем государстве, имеющем в своем составе народы разных вероисповеданий и даже вер, конфессиональное государство стало давно уже не соответствующим положению вещей. В настоящее время оно стало, по-видимому, и вовсе невозможным. Произошло разлучение церкви и государства к взаимной выгоде обоих, и вместо прежнего союза наступило отторжение церкви от государства в различных его видах.

В условиях вероисповедной свободы возникает благоприятный и нормальный для церкви режим, который освобождает ее от соблазнов клерикализма и обеспечивает возможность беспрепятственного развития. Но отделение не предполагает полного отчуждения. ≪Принимая юридическое отделение от области кесаря, от государства как свое освобождение, (церковь) отнюдь не отказывается от задачи оказывать влияние на всю

жизнь государств, с проникновением во все его поры. Идеал христианского претворения государственности силою церковности остается во всей силе и без всяких ограничений и в эпоху отделения церкви от государства, ставшего ≪правовым≫, ибо это отделение остается только внешним, но не внутренним≫.

Рассматривая историю православия в его взаимоотношениях с государством, партиями и политическими режимами, Булгаков приходит к выводу, что ≪вообще, связывать православие, которое есть религия свободы, с реакционными политическими стремлениями представляет собой вопиющее противоречие≫, которое находит для себя объяснение в истории, но не в догматике христианства. Тот факт, что в течение долгих веков православие было связано с монархией (как политическим режимом), которая ≪оказывала незаменимые услуги церкви, хотя и наносила ей тяжелые раны≫, обернулся в конечном счете исторической трагедией православия, воплотившейся как в падении Византии, так и в современной России. И объясняется это именно ≪нарушением равновесия в отношениях церкви и государства≫.

Правовые взгляды Булгакова наиболее компактно изложены в статье ≪О социальном идеале≫ (От марксизма к идеализму). Он отвергает в корне как фальшивое мировоззрение ту позицию, которая отрицает роль правовых гарантий и которая столь характерна для ≪старых славянофилов≫. В марксизме он видит ≪попытку отрывать мораль от социальной политики, принеся первую в жертву последней≫. Его осуждению подверглось также византийско-монашеское понимание соотношения политики и морали в учении Льва Толстого. В последнем Булгаков усмотрел тенденцию ограничиваться лишь ≪отрицательными заповедями неучастия во зле, без положительного требования борьбы со злом≫, что, естественно, сближает это учение с таким же ≪социально-политическим нигилизмом≫ византийско-монашеской доктрины.

В истолковании природы права Булгаков движется в русле идей и конструкций В. С. Соловьева: высшей нормой личной морали является заповедь любви к ближнему. ≪Примененное в качестве критерия социальной политики, это начало превращается в требование справедливости, признание за каждым его прав. ≪Любовь к ближнему просто как человеку предполагает равное отношение ко всякой человеческой личности, чуждое всякого произвольно оказываемого предпочтения одному перед другими... Спор о социальных идеалах есть не что иное, как спор о справедливости и правильном понимании ее требований≫.

Формула справедливости: каждому — свое. Тем самым за каждой личностью признается ≪сфера его исключительного права и господства≫. Естественное право есть ≪правовое и социальное долженствование, это те идеальные нормы, которых в реальной действительности нет, но которые должны быть и во имя своего объективного долженствования отрицают действующее право и существующий уклад жизни. Критика права и социальных институтов есть неотъемлемая и неустранимая потребность человека, без этого остановилась бы и замерла общественная жизнь≫.

Естественное право как идеальная и абсолютная норма для оценки положительного права сводится, по Булгакову, к нескольким морально-правовым аксиомам. Первая из них касается равенства людей. ≪Люди равны между собой как нравственные личности; человеческое достоинство, святейшее из званий человека, равняет всех между собой. Человек для человека должен представлять собой абсолютную ценность; человеческая

личность есть нечто непроницаемое и самодовлеющее, микрокосм≫. Идея равенства людей необходимо включает в себя идею свободы как норму человеческих отношений и идеал общественного устройства. Право есть свобода, обусловленная равенством. В этом основном определении права индивидуалистическое начало свободы неразрывно связано с общественным началом равенства, так что можно сказать, что право есть не что иное, как синтез свободы и равенства. Понятия личности, свободы и равенства составляют сущность так называемого естественного права.

Требованием свободы никак не отрицается зависимость личности (независимость ее осуществима только в доисторическую эпоху либо на острове Робинзона). ≪Зависимость от государства представляется нам политическим гнетом не как таковая, не потому, что вообще существует государство со своими требованиями, а лишь в тех пунктах, где эти требования противоречат нашему нравственному чувству, не могут быть приняты и исполнены свободно, без принуждения. Нам не кажется, например, нарушением свободы запрещение красть или убивать; получая полную санкцию со стороны нравственного сознания, эти требования государства исполняются нами свободно. На- против, те ограничения частно- и публично-правового характера, которые встречают решительное осуждение со стороны нашего нравственного сознания (как ограничение свободы личности, совести, слова и т. д.), испытываются как политический гнет≫. Идеал политической свободы заключается поэтому не в уничтожении государства (такова теория анархизма), а в преобразовании его в соответствии с требованиями нравственного

сознания.

Принимая на себя задачу защиты свободы личности, общественная организация (в широком смысле этого слова) может осуществлять ее только энергичным поддержанием правового порядка против посягательств на него произвольных действий и поступков отдельных личностей. Отграничить точно и бесспорно, где кончается общество и государство и где начинается область неприкосновенных прав личности, невозможно даже в теории. В истории эта граница постоянно передвигается то в одну, то в другую сторону, она постоянно отыскивается заново под влиянием меняющихся исторических условий. ≪Благодаря этому неустранимому антиномизму постоянно существует глухая борьба личности с обществом, и она всегда может вспыхнуть, перейдя в открытое неповиновение с одной стороны или насильственные действия — с другой. В силу этого антиномизма даже самое идеальное общественное устройство может иметь лишь неустойчивое равновесие≫.

Иван Александрович Ильин — русский правовед, религиозный мыслитель, публицист.

Приложил значительные усилия к прояснению взаимоотношений религиозной и правовой философии, истолкованию их в либерально-консервативном духе. Среди его работ этого направления выделяются ≪Понятие права и силы: опыт методологического анализа≫ (1910), ≪Учение о правосознании≫ (1919), ≪Основные задачи правоведения в России≫ (1921), ≪Пути духовного обновления≫ (1937), ≪Наши задачи≫ (сб. статей 1948— 1954), ≪О монархии и республике≫ (незаверш.). С 1990 г. начался интенсивный процесс переиздания работ Ильина на родине и выход его Собрания сочинений в 10 томах (17 книгах). Особое внимание уделено проблематике власти, справедливости и правосознания, а также идеальной форме правления для России. Власть есть сила воли, общение более могущественной воли с более слабой волей. Властвование похоже на тонкий, художественно складывающийся процесс общения, который создает незримую атмосферу тяготения периферии к центру, многих разрозненных воль к единой, организованной и ведущей. Создание такой атмосферы есть дело особого искусства, требующего помимо всего прочего ≪душевно-духовной прозорливости, подлинного восприятия бессознательной жизни других и умения ее воспитывать≫. Правосознание связано с выработкой ≪умения уважать право и закон≫, добровольно исполнять свои

государственные обязанности и частные обязательства. В основе его лежат ≪чувство собственного духовного достоинства≫, внутренняя дисциплина воли, взаимное уважение и доверие граждан между собой и между гражданами и властью. Справедливость в ее правовом воплощении связана не только с формальным равенством (≪слепотой к человеческим различиям≫), но также с чувством собственного достоинства участников правового общения. Идеальная форма правления для России — монархия. Здесь само бытие страны требует единовластия чести, верности и служения или же — единовластия безбожного, бессовестного, бесчестного и притом Антинационального (т. е. тирании). Основными темами философа стали этические основания права, проблемы сочетания личной свободы, духовной самостоятельности и духовного единства людей в обществе и государстве. Задача философии права — усвоение проблематики сущности права в ее связи со свободой личности, а также необходимо соотнесение этой проблематики с природой морали и нравственности, добродетели и патриотизма, с аксиомами власти и аксиомами правосознания. Вслед за своим университетским учителем П. И. Новгородцевым он считал, что современное человечество переживает кризис правосознания. Спасение и обновление правосознания и правопорядка тогда пришло от христианства. Оно учило, что Божественное выше человеческого и духовное выше материального и земного. Это религиозное настроение и вносило в общение людей и в процесс общественной организации дух нового, христианского правосознания. Приучая ставить духовное выше материального и подчинять личное (как начало своекорыстия, гордости и посягания) сверхличному (как началу качества, достоинства и совершенства), это правосознание прикреплялось к своим благородным первоосновам: к достоинству,

самообладанию и дружелюбной общительности и связанным с ними совестному доброжелательству, примиряющей справедливости и жертвенной щедрости.

С течением времени новое правосознание становилось все менее христианским, все менее религиозным, все более безбожным. Отношение человека к человеку стало утрачивать христианскую окраску: брат терял брата, и вследствие этого волк шел навстречу волку. Правосознание разучилось видеть добро и зло, право и бесправие; все стало условным и относительным, водворились буржуазная беспринципность и социальное безразличие; надвигалась эпоха духовного нигилизма и публичной продажности. Формула выродившегося и разложившегося правосознания была развернута марксистами сначала теоретически, а потом ив революционной практике. Она может быть выражена приблизительно в таких словах: ≪Государство есть относительное, условное равновесие равных человеческих индивидуумов, которые суть не что иное, как материальные существа, подлежащие количественному измерению и счислению. Государство есть не что иное, как хозяйственный механизм; строить его должна верхушка классовой, пролетарской, коммунистической партии — в порядке централизма, диктатуры и террора этой партийной верхушке массы должны беспрекословно подчиняться. Люди делятся по имущественному принципу на классы — эти классы должны бороться друг с другом на жизнь и на смерть за обладание земными благами, пока не победит беднейший класс пролетариата, который призван разрушить старое государство и построить новое.

Захватив власть, партия этого класса, коммунистическая партия, должна принудительно осуществлять изъятие всякой частной собственности, превратить всех в пролетариев и провести всеобщее обобществление всех средств и орудий производства (≪экспроприацию≫, ≪пролетаризацию≫, ≪социализацию≫); духовно и хозяйственно самобытная личность должна исчезнуть с лица земли, и тогда установится свободное от всяких неравенств и различий общее потребительное благополучие на основе всеобщего принудительного труда≫. Для такого состояния правосознания характерны отрицание духовной культуры, веры, семьи, родины и права как самостоятельных ценностей, сведение человеческой жизни к материальным процессам, материальным мерилам и материальному благополучию, неверие в силу личной свободы, инициативы и органического, творческого равновесия личной и общественной жизни, вера в силу механической покорности, диктаториального приказа и запрета, в силу вражды (классовой борьбы), революции, всеобщей бедности и всеобщего уравнения. Подобное правосознание есть правосознание только по видимости; оно просто отрицает право как проявление духа и свободы и утверждает механический, диктаториальный произвол. Оно представляет собой последнюю нижнюю ступень в разложении правосознания. ≪Дно достигнуто. Кризис развернулся. В дальнейшем возможны только два пути: всеобщее крушение права, государственности и духовной культуры или же возрождение, очищение и обновление правосознания≫.

Для того чтобы право и государство и связанное с ними правосознание действительно вступили на путь обновления и возрождения (возрождения в христианском смысле), необходимо верно осознать их природу, их цель, их основу и затем сделать все это осознанное предметом своей воли и жизненного действия. При этом учение о нормальном (т. е. здоровом и верном) правосознании столь же необходимо человечеству, как и учение о теоретической очевидности, о совести, об эстетическом вкусе и об аксиомах религиозного опыта.

Вся социальная проблематика, в том числе и вопросы права

и государства, освещается Бердяевым с позиций разработанной им оригинальной философской концепции христианского персонализма.

Объективный, исторически данный мир рабства и несвободы (общество, государство, закон и т. д.) — это царство Кесаря, которому принципиально противостоит сверхисторическое царство Духа и свободы человека.

Бердяев остро критикует царство Кесаря (государственность прошлого современности) за подавление свободы, за насильственный способ правления людьми, за авторитаризм и тоталитаризм. Эту критику он распространяет и на теократии прошлого, которые тоже относятся им к царству Кесаря. Отрицательно относится он и к идее «христианского государства», поскольку и оно неизбежно будет царством безличной объективации и выродится в или в цезарепапизм.

В противовес всякой государственности он призывает перейти к общинной жизни и федерации общин. Такую общинность он именует коммюнотарностью (от франц. commune — община), которая — в отличие от обезличенного и авторитарно-госудаственного типа отношений и соответствующего типа коллективизма — «означает непосредственное отношение человека к человеку через Бога как внутреннее начало жизни». Подобную религиозную коммюнотарность Бердяев характеризует как соборность и утверждает, что «соборность-коммюнотарность» (млять, он ваще что курил, когда писал это??) не может означать никакого авторитета, она всегда предлагает свободу».

Важное место в бердяевской трактовке вопросов права и государства занимает положение об абсолютных и неотчуждаемых правах человека, которые, согласно Бердяеву, являются духовными, а не естественными, идут от Бога, а не от природы, общества государства. «От Бога идет лишь свобода, а не власть». Государство же, по его мнению, было создано в этом грешном мире актом насилия, и оно лишь терпимо Богом. В силу своего небожественного происхождения и нехристианской сущности государство (царство Кесаря) находится в трагическом конфликте и борьбе с личностью, свободой, царством Духа.

В иерархии ценностей ценность личности выше ценности государства: личность принадлежит вечности, несет в себе образ и подобие Бога, идет к Царству Божьему и может войти в него, а государство лишено всего Божественного и принадлежит времени и никогда не войдет в Царство Божье. И хотя личность и государство пребывают в различных кругах бытия, но эти круги «соприкасаются в небольшом отрезке». Речь идет о столкновении свободы и власти: поскольку свобода — это прежде всего свобода личности, личность выступает как отрицание (и, следовательно, как рубеж, граница) всякой несвободы, всякой внешней, объективной власти, как «граница власти природы, власти государства, власти общества».

В таком столкновении, по Бердяеву, друг другу противостоят абсолютные неотчуждаемые права человека и суверенитет государства или любой другой власти. Данную коллизию он решает в пользу верховенства личности и ее неотчуждаемых прав с позиций всеобщего и последовательного отрицания суверенитета любой власти в этом мире.