Лекция №7: Понимание массовой коммуникации в условиях Интернет- коммуникации. Интернет-журналистика в представлении Мануэля Кастельса

В 1996-1998 гг. Мануэль Кастельс опубликовал трехтомное ис­следование The Information Age, которое оказало огромное влияние на современные социальные науки. The Information Age, этот magnum opus, итог двадцатипятилетней работы, была завершена, когда здо­ровью автора угрожало раковое заболевание. После выхода книги Кастельса признали крупнейшим из всех живущих ученых, которые занимаются проблемами современного общества; он стал излагать свои взгляды на телевидении, о нем писали такие газеты, как Wall Street Journal, New Statesman и Guardian. Трилогия Кастельса, содер­жащая около 1200 страниц, представляет собой энциклопедичес­кий анализ роли информации в настоящее время. Эта работа — одно из самых важных описаний характера современной цивили­зации после The Coming of Post-Industrial Society Дэниела Белла, которого Кастельс превзошел размахом и масштабами своего ис­следования. После выхода The Information Age некоторые обозрева­тели поставили Кастельса в один ряд с Карлом Марксом, Максом Вебером и Эмилем Дюркгеймом. Труд Кастельса — самое яркое описание основных характеристик и динамики развития современного мира, испол­ненное знаний, воображения и интеллектуальной строгости. Лю­бой, кто стремится изучить роль и особенности информации — что предполагает попытку понять основные движущие силы соци­альной жизни, — а также то, каким образом информация встрое­на в перемены и ускорение этих перемен, не может не обратиться к труду Мануэля Кастельса.

Кастельс родился в Барселоне в 1942 г.; в возрасте 20 лет ради­кально настроенный студент бежал от франкистского режима. В Па­риже он завершил образование, преподавал во взбудораженном Нантерском кампусе Парижского университета, где участвовал в evenemets¹ 1968 г., в 1972 г. опубликовал новаторскую и значитель­ную статью The Urban Question: A Marxist Approach, написанную под влиянием популярного тогда структуралистского марксизма Луи Альтюссера (1918—1990). Чрезвычайно талантливый ученый в 1979 г. переезжает в Калифорнию, где в университете Беркли становится профессором городского и регионального планирования и социо­логии. С тех пор он живет в Сан-Франциско, однако Кастельс — неутомимый путешественник: он был приглашенным профессо­ром почти в 20 университетах, разбросанных по всему миру от России до Сингапура, от Тайваня до Чили.

Репутация Мануэля Кастельса как исследователя урбанизации установилась очень давно (о чем свидетельствует его профессор­ское звание в Беркли). Его работа The Urban Question оказала зна­чительное влияние на городское планирование, затем он написал еще несколько работ на эту тему, а кульминацией стал его труд The Informational City (1989). Он всегда интересовался проблемами урбанизации и до сих пор его труды способствуют пониманию та­ких проблем, как обновление и разъединение внутри городов.

Однако The Information Age стала синтезом и развитием его бо­лее ранних работ, в ней он показывает, что современная цивили­зация носит действительно универсальный характер. В то же время книга отражает процесс его развития от «молодого Маркса» к тому, что можно было бы назвать постмарксистской социальной наукой. Это не значит, что Кастельс покончил с радикализмом. Он актив­ный социал-демократ и страстно интересуется политикой. Действи­тельно, эта ангажированность движет и питает его интеллектуаль­ную работу, в этом он отчасти похож на Ч. Райт Миллза, Ральфа Дарендорфа и Дэниела Белла. И все-таки Кастельс — постмарк­сист, поскольку в The Information Age он приводит и развивает кри­тику марксизма, намеченную в более ранней работе The City and the Grassroots (1983). Его постмарксизм проявляется по-разному: в убеждении, что радикальные политические перемены не могут быть инициированы рабочим классом (пролетариат как главный двига­тель перемен теперь утратил свое значение); в его скептицизме, даже враждебности по отношению к коммунизму как конечной цели Кастельс пишет, что «все утопии ведут к террору, если пред­принимается серьезная попытка воплотить их в жизнь» (с. 640); в его уверенности, что такие политические проблемы, как права животных и феминизм, которые играют сейчас серьезную роль, не могут быть объяснены в классовой терминологии, и в его жел­чной предубежденности против политических советов интеллек­туалов (Castells, 1998, с. 359).

И хотя Кастельс, таким образом, оставил марксизм позади, марксизм все же отразился на его способе мышления. Как мы увидим позже, это с очевидностью следует не только из того факта, что он прибегает к марксистским понятиям (например, «способ производства») и особо подчеркивает роль капитализма. Влияние марксизма можно проследить даже в том, как он выстраивает свою трехтомную The Information Age. В томе первом рассматриваются социальные структуры — технология, экономика, трудовые про­цессы, — которые присущи «информационной эпохе». Главной темой второго тома стала социология «сетевого общества», и в особенности те социальные движения, которые возникли как от­вет на эти фундаментальные перемены, а потом извлекли преиму­щества из новой ситуации. Третий том посвящен политике, глав­ной темой становятся социальное включение и исключение, зат­рагивается ряд вопросов: от бывшего Советского Союза до будущего Европы, тихоокеанского пула и значения глобальных преступных сетей. Такое выстраивание приоритетов напоминает марксистскую методологию — переход от структурных характеристик к социаль­ной сфере и, наконец, к политике. Это определяет построение книги «Информационная эпоха» и, как мы увидим далее, дает Кастельсу понимание наиболее существенных причин, вызываю­щих перемены. Приоритет отдается вопросам экономики и техно­логии, а уж затем следуют проблемы общественного сознания и политики.

И что еще немаловажно, след марксизма очевиден в целост­ном понимании мира. Он полагает, что адекватно объяснить функ­ционирование мира, а также самые характерные и влекущие за собой последствия черты социальной, экономической и полити­ческой жизни можно, только изучив взаимосвязанные элементы. Это не значит, что Кастельс дает функциональное описание того, как каждый элемент по отдельности работает в универсальных схе­мах. Напротив, он делает акцент на взаимосвязанности различных частей, хотя они иногда находятся в противоречивых отношени­ях, однако эти трения дают важный толчок к переменам. Стоит еще отметить, что Кастельс связывает, скажем, феминизм с про­цессами глобализации, а также с экономическими и технологи­ческими инновациями, как и изменения в формах семьи и сдвиги в стратификации. Разумеется, идея тотального охвата не принад­лежит исключительно марксизму, хотя и является важной состав­ляющей марксистской традиции, оказывающей неизменное влия­ние на Кастельса. Эта традиция вышла из моды в наши «постмо­дернистские» времена, когда к «большому нарративу» относятся недоверчиво и все восторги направлены на частные особенности и различия. Исходя из марксистского видения, Кастельс противо­стоит сегодняшнему ортодоксальному неверию во всякого рада тотальные объяснения.

Далее я представлю основные положения взглядов Кастельса, особо четко представленные в The Information Age (см. Webster, 1995, глава 9 о дискуссии по проблемам урабанизации). Есть что-то не­корректное в кратком представлении его труда, поскольку оно не­избежно сводится к набору довольно абстрактных и теоретических рассуждений. В таком обзоре невозможно показать, что для Кас­тельса является главным, он эмпирический социолог. Это не озна­чает, что он просто фиксирует ситуации, собирая данные и их описания. Кастельс не только осведомлен о различных теориях, он глубоко их знает, но приоритетом для него остается эмпиричес­кий опыт. Для него отправной точкой служит не теория, которой потом следует строго придерживаться, невзирая на факты (эта пред­посылка его работы также указывает на постмарксистскую ориен­тацию автора). Действительно, Мануэль Кастельс (Castells, 2000а) предлагает «пригодную для использования» теорию, ставшую до некоторой степени ответом на чрезмерное увлечение абстрактным теоретизированием постструктурализма. Свою работу Кастельс стро­ит, используя множество эмпирических материалов, собранных по всему миру (как уж отмечалось, он много ездит, а также ис­пользует информацию от своих аспирантов, которых он побужда­ет изучать как можно больше локалий и разного рода предприни­мательство). Эти свидетельства он с блеском анализирует, касает­ся ли дело «дикого капитализма» в России после 1989 г., или внутренних городских гетто в Северной Америке, или хитроспле­тений политики Европейского Союза, и всегда он жаждет понять и осмыслить существенные тенденции и события.

Непрерывность или изменения?

Главный аргумент Кастельса состоит в том, что «информаци­онная эпоха» возвещает появление «нового общества» (Castells, 2000с, с. 693), которое возникает благодаря развертыванию сетей (обеспечиваемых ИКТ) и в котором приоритетное значение име­ют информационные потоки. Об этом я скажу далее, но сейчас хотел бы отметить, что Кастельс никогда прямо не говорит о возникновении информационного общества. По его мнению, все общества использовали информацию, и соответственно термин «информационное общество» не имеет большой аналитической ценности для определения особенностей наступившей эры (Cas­tells, 2000d, с. 21).

Описывая наше время, Кастельс предпочитает термин «информациональный капитализм». Здесь важно и определение, и существительное. С одной стороны, прилагательное дает ему воз­можность привлечь внимание к развертыванию информации, ко­торая символизирует совершенно новые отношения. Информацинализм, ключевой для Кастельса термин, означает «воздействие знания на знание как основной источник производительности» (Castells, 1996, с. 17), переход к «новой экономике», а также к «новому обществу». Термин «капитализм» дает Кастельсу возмож­ность увидеть, что превалируют привычные формы экономичес­ких отношений (стремление к прибыли, частная собственность, принципы рыночной экономики и т.д.). Он отмечает, что «ин- формациональный капитализм» — это особо безжалостная, за­хватническая форма капитализма, поскольку он сочетает в себе невероятную гибкость с глобальным присутствием (чего в преды­дущих капиталистических эпохах не наблюдалось) благодаря се­тевым связям (Castells, 1998, с. 338).

Эта книга создавалась для того, чтобы провести различия между учеными, которые делают акцент на системные перемены, при­бегая к концепции информационного общества, и теми, кто с уверенностью полагает, что преемственность является самой зна­чительной чертой настоящего. И кто угодно может задать вопрос: к какому лагерю следует отнести Кастельса? Он подчеркивает глу­бинность перемен (недаром его труд называется «Информацион­ная эпоха: экономика, общество и культура») и одновременно делает акцент на то, что капитализм продолжает свое существо­вание и что он стал опаснее, укоренился сильнее, чем когда- либо прежде. Мне представляется, что Кастельс хочет играть за обе команды, утверждая, что сочетание капиталистического раз­вития и появление ИКТ в 1970-х годах привели к возникновению информационального капитализма. Кастельс признает, что в наше время капитализм играет ведущую роль (а это означает непрелож­ную истину, что прежние отношения продолжаются и даже рас­ширяются), и в то же время утверждает, что фундаментальные перемены наступают из-за установления «сетевого общества» и что эти сети служат необходимой предпосылкой будущей соци­альной организации. Неразрешенное противоречие между призна­нием, что капитализм есть самая главная характеристика нашего времени (преемственность), и утверждением, что информацио- нализм имеет первостепенное значение (перемены), проходит через весь труд Мануэля Кастельса, к чему я еще вернусь.