History_of_Journalizm_4_year_2nd_semestr

зом отраженная идеологическая сущность европейских «новых веков», — это значит сделать констатацию, эмпирически обоснованную в высокой мере (здесь нужно учесть: происхождение российского атеизма от идей европейского «просвещения»; занос социалистических идей в Россию с Запада; связь русской коммунистической «методологии» с идеями французских синдикалистов; значение и «культ» Маркса

вкоммунистической России). Но, увидев идеологическую сущность европейских «новых веков» в подобном, доведенном до логического завершения виде, русские, не принявшие коммунизма и в то же время не утратившие способности мыслить последовательно, не могут вернуться к основам новейшей «европейской» идеологии.

Из опыта коммунистической революции вытекает для сознания евразийцев некоторая истина, одновременно старая и новая: здоровое социальное общежитие может быть основано только на неразрывной связи человека с Богом, религией; безрелигиозное общежитие, безрелигиозная государственность должны быть отвергнуты; это отвержение ничего не предрешает относительно конкретных конституционно

— правовых форм; в качестве такой формы

впредставлении евразийцев может существовать безвредно в известных условиях, например, и «отделение церкви от государства». Но в существе опять — таки высоко знаменательно, что первое, быть может, в мировойисторииправлениепоследовательно — атеистической и превратившей атеизм

вофициальное исповедание коммунистической власти оказалось «организованной мукой», по пророческому слову глубочайшего русского философа второй половины ХIХ века Леонтьева, системой потрясения и раз рушения «общего блага» (во имя которого якобы водворялась коммунистическая власть) и такого надругательства над человеческой личностью, что бледнеют все образы и бессильны все слова — в изображении страшной, небывалой, кощунствен но — зверской реальности. И повторяем: то обстоятельство, что владычество первой

последовательно — атеистической власти оказалось владычеством звероподобных, — отнюдь не случайно. Исторический материализм и дополняющий его атеизм снимают узду и лишают сдержки первоначально — животные (и в том числе первоначально — экономические, сводящиеся к грабительским) человеческие инстинкты. Основной определяющей силой социального бытия в условиях идейного господства материализма и атеизма оказывается ненависть, и приносит плоды, ее достойные: мучение всем; а рано или поз дно не может не принести и последнего плода — мученья мучителям.

Россия осуществила торжество исторического материализма и атеизма; но те закономерности, которые проявились в ходе ее революции, касаются далеко не ее одной. Культ первоначально — экономического интереса и всяческой животной первоначальности обильным всходам пророс в сознании народов так же и вне пределов России; так же и вне пределов ее он не может являться основой длительного и благополучного общежития. Разрушительные силы, накопляющиеся в этих условиях, рано или поздно одолеют и здесь силу социального созидания. Проблему нужно ставить во всей ее глубине и ширине. Напору материалистических и атеистических воззрений нужно противопоставить идейную сущность, преисполненную драгоценного полновесного содержания... Здесь не может быть колебаний. С еще неслыханной прямотой и не преклонной решимостью — на широчайшем фронте и везде необходимо начать и вести борьбу со всем, что хотя бы в малейшей степени связано с материализмом и атеизмом. Зло нужно прослеживать до корней; нужно в буквальном смысле искоренять его. Было бы поверхностной и бессильной попыткой бороться только с наиболее резкими проявлениями исторического материализма и атеизма и с одним коммунизмом. Проблема ставится существеннее и глубже. Нужно объявить войну «воинствующему экономизму», в чем бы и где бы он ни проявлялся... Во имя религиоз-

ного мировоззрения нужно собирать силы; с горячим чувством, ясной мыслью и полнотой понимания борствовать против специфического духа новой Европы... Поскольку эта последняя дошла да того исторического

иидеологического предела, на котором находится ныне, с большим вероятием можно утверждать, что в какой — то срок будущего произойдет одно из двух: или культурная среда но вой Европы погибнет и рассеется как дым в мучительно трагических потрясениях, или та «критически», по терминологии сенсимонистов, эпоха, которая началась в Западной Европе с исходом средних веков, должна прийти к концу и смениться эпохой «органической», «эпохой веры». Нельзя сверх известной меры попирать безнаказанно древнюю мудрость, ибо в ней правда; не на основе возведения в высший принцип первоначально себялюбивых человеческих Инстинктов, пре поданного в философии «воинствующего экономизма», — но на основе просветленного религиозным чувством обуздания и сдерживания этих инстинктов достижима высшая осуществимая на земле мера «общего блага». Общество, которое поддастся исключительной заботе о земных благах, рано или поздно лишится

иих — таков страшный урок, просвечивающий из опыта русской революции...

Евразийцы пытаются до конца и всецело уяснить и осознать этот опыт; вывести из него все уроки, которые из него вытекают;

ибыть в этом деле бесстрашными, в отличие от тех, кто в смятении и робости отшатнулся от звериного образа коммунизма, но не может отказаться от того, что составляет основу или корень коммунизма; кто, взявшись за плуг, глядит вспять; кто новое вино пытается влить в меха старые; кто, увидев новую истину отвратности коммунизма, не в силах отречься от старой мерзости «воинствующего экономизма»(*), в какие бы формы ни облекался последний...

Личной веры недостаточно. Верующая личность должна быть соборна. Евразийцы — православные люди. И Православная Церковь есть тот светильник, который им светит; к Ней, к Ее Дарам и Ее Благодати

зовут они своих соотечественников; и не смущает их страшная смута, по наущению атеистов и богоборцев поднявшаяся в недрах Православной Церкви Российской. Верят они, что хватит духовных сил и что боренье ведет к просветлению...

Православная Церковь есть осуществление высшей свободы; ее начало — согласие; в противоположность началу власти, господствующему в отделившейся от Нее Римской Церкви. И кажется евразийцам: в суровых делах мирских не обойтись без суровой власти; но в делах духовно — церковных — только благодатная свобода и согласие суть благие руководители. «Европа» же в некоторых своих частях в делах мирских разрушает действенность власти и в делах церковных вводит тираническую власть...

Церковь Православная долгие века светила только тем народам, которые остались Ей верны; светила истинами своего вероучения и подвигами своих подвижников. Ныне, быть может, наступают иные сроки: современная Церковь Православная, продолжая преемство древней Церкви Восточной, получила от нее, как основное начало своего бытия, полную непредвзятость в подходе к формам экономического быта (столь противоположную приемам Западной Церкви, долгие века боровшейся, например, против взимания заемного процента(*)) и к достижениям человеческой мысли. И потому, быть может, именно Церковь Православная в наибольшей мере призвана, в рамках новой религиозной эпохи, осенить своим покровом достижения новейшей хозяйственной техники и науки, очистив их от идеологических «надстроек» воинствующего экономизма», материализма и атеизма; как в свое время, в эпоху Константина, Феодосиев, Юстиниана, древняя Церковь Восточная умела осенять, в рамках подлинной и вдохновенной «эпохи веры», весьма сложный и развитой экономический быт и значительную свободу богословски — философствующего мышления... В современной хозяйственной технике и эмпирической науке, каково бы ни было их развитие, нет

ничего, что исключало бы возможность их существования и процветания в недрах новой «эпохи веры». Сочетание современной техники и науки с идеологией «воинствующего экономизма» и «атеизма» вовсе не обязательно и не неизбежно.

С религиозной точки зрения, хозяйственная техника, каковы бы ни были пределы ее возможностей, есть средство к осуществлению Завета, вложенного Творцом в создание человеческого рода: «И да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею...» Эмпирическая же наука, с религиозной точки зрения, есть раскрытие картины Божьего мира, по мере успехов знания все более совершенное и полное и все ясней обнаруживающее Премудрость Творца...

*«Воинствующий экономизм» как инстинктивно — стихийное начало человеческого бытия существовал и существует, конечно, везде и повсюду. Существенно, что в новой Европе этот принцип возведен

видеологическое начало.

*Церковь Восточная, отклоняя на Никейском соборе 325 года предположение об издании запрета заемного процента, тем самым признала властное вмешательство в экономическую жизнь не приличествующим Церкви. На этом положении Церковь Восточная стояла во все последующие века, стоит и ныне... Практика Западной Церкви была иною. В ней запрет взимания заемного процента держался тысячелетие, и еще, например, Тюрго в ХVIII в. был принужден считаться с ним как с жизненной реальностью.

III

Евразийство есть не только система историософских или иных теоретических учений. Оно стремится сочетать мысль с действием и в своем пределе приводить к утверждению наряду с системой теоретических воззрений определенной методологии действия. Основная проблема, которая в этом от ношении стоит перед евразийством, есть проблема сочетания религиозно-

го отношения к жизни и миру с величайшей, эмпирически обоснованной практичностью. Постановка этой проблемы обоснована всем характером евразийства. Евразийцы суть одновременно отстаиватели религиозного начала и последовательные эмпирики. Из фактов рождается их идеология; своей характеристикой российского мира как «евра зийского» они как бы прилегают всем телом к каждой пяди родной земли, к каждому отрезку истории этого мира... Но недостаточно понимать факты — ими необходимо управлять в пластическом процессе истории. Поскольку люди, ощущающие мир религиозно, подходят к этой задаче, перед ними во всей своей обнаженно — наглядной и в то же время мистически потрясающей реальности встает проблема зла. Евразийцы в предельной степени ощущают реальность зла в мире — в себе, в других,

вчастной и социальной жизни. Они менее всего утописты. И в сознании греховной поврежденности и проистекающего отсюда эмпирического несовершенства человеческой природы, они ни в коем случае не согласны строить свои расчеты на посылке «доброты» человеческой природы» И раз это так, задача действия «в миру» встает как задача трагическая — ибо «мир во зле лежите. Трагизм этой задачи неизбывен; и единственно, к чему стремятся евразийцы — это в ладе своих мыслей и действий быть на высоте этого трагизма. И твердое философское убеждение, и, мы сказали бы, сама природа русского исторического и национального характера, в котором соучаствуют евразийцы, исключает возможность сентиментального отношения к этой задаче. Сознание греховности мира не только не исключает, но требует смелости

вэмпирических решениях. Никакая цель не оправдывает средства. И грех всегда остается грехом. Но, действуя «в миру», нельзя его устрашиться. И бывают случаи, когда нужно брать: на себя его бремя; ибо бездейственная «святость» была бы еще большим грехом.

Впрактической области для евразийцев снята сама проблема «правых» и «левых»

политических и социальных решений. Это подразделение неотразимо значимо для тех, кто даже в своих конечных целях держится единственно за ограниченные реальностичеловеческогосуществования,кто весь с головой ушел в понятия и факты политического и хозяйственного прикладничества. Кто так относится к этим вопросам, для того и нет иных ценностей, кроме конкретных политических и социальных решений, «левых» или «правых» по принадлежности; и за каждое такое решение каждый такой чело век должен стоять неуклонно и «с остервенением» — ибо вне таких решений для него нет никаких ценностей и от него самого, как величины духовной, ничего не остается. И если раз принятое политическое и экономическое направление окажется не отвечающим требованиям жизни и непрактичным, то последовательный человек все — таки будет за него держаться, ибо это направление — уже он сам. Не таково отношение к практическим решениям евразийца. Для него существенен религиозный упор, который обретается вне сферы политической и экономической эмпирики. Поскольку решения этой последней сферы допускают религиозную оценку, хорошим может быть в отдельных случаях и «правое» и левое» решение, так же, как и плохим может быть и то и другое... Большое же число прикладнических решений безразлично с точки зрения религиозной. Понимая всю важность политического и хозяйственного прикладничества и в то же время не в нем полагая верховные ценности, евразийцы могут отнестись ко всей религиозно — безразличной сфере прикладничества с непредубежденностью и свободой, недоступною для людей иного мировоззрения. В практических решениях требования жизни — вне всякой предубежденности — являются для евразийца руководящим началом. И потому в одних решениях евразиец может быть радикальнее самых радикальных, будучи в других консервативнее самых консервативных. Евразийцу органически присуще историческое восприятие; и неотъемлемой частью его мировоззрения является чувс-

тво продолжения исторической традиции. Но это чувство не перерождается в шаблон. Никакой шаблон не связывает евразийца; и одно лишь существо дела, при полном понимании исторической природы явлений, просвечивает ему из глубины каждой проблемы...

Нынешняя русская действительность, более чем какая либо другая, требует такого отношения «по существу». Отношение евразийцев к духовному началу революции выражено в предыдущем. Но в своем материально — эмпирическом облике, в созданном ею соотношении политической силы отдельных групп, в новом имущественном распределении она должна в значительной своей части рассматриваться как неустранимый «геологический» факт. Признать это вынуждает чувство реальности и элементарное государственное чутье. Из всех действенных групп «нереволюционного» духа евразийцы, быть может, дальше всех могут пойти по пути радикального

иобъемлющего признания факта. Факты политического влияния и имущественного распределения, которых в данном случае касается дело, не имеют для евразийцев первостепенного самоначального значения, являясь для них ценностями вторичными. Это облегчает для евразийцев задачу признания факта. Но факт во многих случаях исходит из мерзости и преступления. В этом тяжесть проблемы. Но раз мерзости

ипреступлению дано было, по воле Божьей, превратиться в объективный исторический факт, — нужно считать, что признание этого факта не противоречит воле Божьей. Какая — то мера прямого фактопоклонства лежит в эмпирических необходимостях эпох, которым предстоит найти вьиод из революции. В плане религиозном эту необходимость фактопоклонства можно приравнять искушению, через которое надлежит пройти, не соблазнившись: воздать кесарево кесарю (то есть учесть все эмпирические политико — хозяйственные требования эпохи), не отдав и не повредив Божьего. С точки зрения евразийцев, задача заключается в том, чтобы мерзость и преступление

Л.Д. Троцкий

Последняя статья Троцкого

За 10 лет моей жизни в изгнании литературные агенты Кремля систематически освобождали себя от необходимости отвечать по существу на то, что я писал о СССР, ссылаясь на

мою «ненависть» к Сталину. Но нас со Сталиным разделяют такие огненные события,

впламени которых сгорело и превратилось

впепел все личное. Сталин мой враг. Но Гитлер — тоже мой враг и Муссолини тоже, как и многие другие.

Вэтой статье я излагаю поразительные факты из истории о том, как провинциальный революционер стал диктатором великой страны. Все факты, о которых я пишу, все ссылки и цитаты могут быть подтверждены официальными советскими публикациями или документами, которые хранятся

вмоем архиве.

Последний период жизни Ленина был наполнен острым конфликтом между ним и Сталиным, кульминацией которого был полный разрыв между ними. Шло время, и Сталин все больше использовал возможности, которые ему давал его пост, чтобы мстить своим противникам. Мало-помалу Ленин пришел к убеждению, что некоторые черты характера Сталина вредны партии. Отсюда созрело его решение сделать Сталина просто рядовым членом ЦК. Состояние здоровья Ленина внезапно ухудшилось в конце 1921 года. Первый удар случился в мае 1922 года. В течение двух месяцев он не мог двигаться, говорить и писать. В июле он начал медленно поправляться. В октябре он вернулся в Кремль и снова взялся за работу. В декабре он начал критиковать преследования, к которым прибегал Сталин. Он выступил против Сталина в вопросе о монополии внешней торговли и готовил для предстоящего съезда партии выступление, в котором собирался обрушиться на Сталина.

Давайте говорить откровенно, писал Ленин 2 марта. Рабоче-крестьянская инспекция сегодня не обладает ни малейшим авторитетом... У нас нет худшего института, чем Рабоче-крестьянская инспекция. Во главе инспекции стоял Сталин. Он прекрас-

но понимал, что значат такие формулировки.

В середине декабря 1922 года Ленин по состоянию здоровья не мог присутствовать на конференции. Сталин немедленно скрыл от Ленина многую информацию. Были введены меры блокады ближайшего окружения Ленина. Ленин был охвачен тревогой

ивозмущением. Несколько строчек, продиктованных Лениным 5 марта 1923 года стенографистке, которой он доверял, говорили о том, что он порывает все личные и товарищеские отношения со Сталиным. Эта записка — последний оставшийся от Ленина документ.

Так называемое «завещание» Ленина было написано в два приема, когда он заболел во второй раз: в декабре 1922 года

и4 января 1923 года. «Сталин, сделавшись генсеком, — говорилось в завещании, — сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». А 10 дней спустя Ленин добавил к этому: «Я предлагаю товарищам обсудить способ перемещения Сталина с этого места

иназначить на это место другого человека», который был бы более лоялен, менее капризен.

Когда Сталин впервые прочитал этот текст, он разразился бранью в адрес Ленина. Завещание не только не положило конец междоусобной борьбе, но и накалило ее. Сталин не мог уже сомневаться в том, что возвращение Ленина к активной деятельности означало бы его политическую смерть. Только смерть Ленина могла открыть ему путь.

На встрече членов Политбюро — Зиновьева, Каменева и меня — Сталин проинформировал нас, когда секретарь вышел, что Ленин вызвал его и просит дать ему яд. Ленин снова утратил дар речи, считал свое положение безнадежным, предвидел новый удар, не доверял врачам. Он сохранял полную ясность ума и безумно страдал.

«Естественно, мы не можем даже подумать о том, чтобы выполнить его просьбу,

— воскликнул я. — Гетье (врач Ленина) не

теряет надежды. Ленин еще может поправиться».

«Я сказал ему все это, — ответил Сталин не без раздражения, — но он не внемлет разуму. Старик страдает, он говорит, что хочет иметь под рукой яд. Он воспользуется им, если будет убежден в том, что его положение безнадежно».

Никакого голосования не было, потому что не было официального заседания. Но мы расставались с сознанием того, что не можем даже подумать о том, чтобы послать Ленину яд.

Всего за несколько дней до этого Ленин написал свой безжалостный постскриптум к завещанию. А через несколько дней он порвал все личные отношения со Сталиным. Почему же он обратился именно к Сталину с такой трагической просьбой? Ответ прост. Он видел в Сталине единственного человека, который мог дать ему яд, поскольку Сталин был в этом непосредственно заинтересован. Возможно, он хотел проверить Сталина: с какой готовностью Сталин захочет воспользоваться такой возможностью? В те дни Ленин думал не только о смерти, но и о судьбе партии.

Но просил ли действительно Ленин у Сталина яд? Не было ли все это выдумкой Сталина, чтобы подготовить себе алиби? У него не было оснований бояться проверки, ибо никто не мог спросить больного Ленина.

Более чем за 10 лет пресловутых московских судебных процессов Сталин признался Каменеву и Дзержинскому, своим союзникам в то время, что самое большое удовольствие в жизни ему доставляет внимательно следить за врагом, все тщательно подготовить, безжалостно отомстить, а затем спокойно пойти спать.

На последнем крупном судебном процессе в марте 1938 года особое место на скамье подсудимых занимал Ягода.

Какая-то тайна связывала Сталина с Ягодой, который 16 лет работал в ЧК и ГПУ, вначале помощником, а затем руководителем, и все это время он был самым до-

веренным помощником Сталина в борьбе против оппозиции. В 1933 году Сталин наградил Ягоду орденом Ленина, в 1935 году он сделал его генеральным комиссаром государственной безопасности, то есть маршалом политической полиции.

Во время большой «чистки» Сталин решил ликвидировать соучастника своих преступлений, который знал слишком много. В апреле 1937 года Ягода был арестован и в конечном итоге казнен.

На судебном процессе выяснилось, что у Ягоды, который был раньше фармацевтом, был специальный кабинет, где хранились яды, откуда он выносил пузырьки и передавал их своим агентам. В его распоряжении было несколько токсикологов, для которых он создал специальную лабораторию. Разумеется, невозможно представить себе, чтобы Ягода создал такое предприятие для своих личных нужд.

Ленин просил дать ему яд — если он действительно просил об этом — в конце февраля 1923 года. В начале марта его снова парализовало. Но могучий организм при помощи его несгибаемой воли оправлялся от болезни. К весне он начал медленно поправляться, более свободно передвигаться, он слушал, как ему читали, способность речи восстанавливалась. Прогнозы врачей становились все более обнадеживающими.

Сталин стремился к власти любой ценой. Он уже довольно крепко держал ее в руках. Цель была близка, но еще ближе опасность, исходящая от Ленина. В его распоряжении был фармацевт Ягода.

О смерти Ленина мы с женой узнали по дороге на Кавказ, где я надеялся избавиться от инфекции, происхождение которой до сих пор остается тайной для моих врачей. Я немедленно телеграфировал в Кремль: «Я считаю необходимым вернуться в Москву. Когда похороны?» Ответ был получен примерно через час: «Похороны состоятся в субботу. Вы не успеете вернуться. Политбюро считает, что, учитывая состояние вашего здоровья, вы должны ехать в Сухуми. Сталин». Почему такая спешка? Почему именно в субботу? Только в Сухуми

я узнал, что похороны были перенесены на воскресенье. Было безопаснее держать меня подальше, пока тело не было забальзамировано, а внутренние органы кремированы.

Когда я спросил у врачей в Москве, какова непосредственная причина смерти Ленина, которую они не объясняли, они не могли ответить мне на этот вопрос. Вскрытие было произведено с полным соблюдением ритуала, об этом позаботился сам Сталин. Но хирурги не искали яд. Они поняли, что политика стоит выше медицины.

Когда обваливается крыша, а стены и окна рушатся, в доме трудно жить. Сегодня порывистые ветры дуют на всей нашей планете. Все традиционные принципы морали все больше попираются, и это происходит не только от Сталина. Но историческое объяснение — это отнюдь не оправдание. Нерон был тоже продуктом своей эпохи. Но после его смерти его статуи были разбиты, а имя стерто отовсюду. Месть истории страшнее мести самого могущественного генерального секретаря.

Л.Д. Троцкий

От издательства (Бюллетень оппозиции)

Октябрьская революция проходит через глубокий кризис. Высшим выражением его является бешеная борьба сталинской бюрок-

ратии против пролетарского крыла партии, или так называемой оппозиции. Эта последняя в несравнимых ни с чем по трудности условиях, ведет непримиримую борьбу за марксизм, за Октябрь, за международную революцию. Отдельные элементы с почтенными именами колеблются или отходят. Грандиозные эпохи, как наша, быстро пожирают или опустошают людей. Но оне же ускоряют воспитание нового поколения и дают ему необходимый закал. Партийная молодежь, вступившая в ряды большевизма накануне Октября или в годы гражданской войны, уже выдвинула из своей среды целый слой выдающихся по энергии, преданности и ясности мысли представителей оппозиции. Беспощадные преследования производят в среде этой молодежи необходимый отбор.

Борьба большевиков-ленинцев (оппозиции) уже имеет свою большую историю, и свою немалую литературу. Собрать эту литературу и издать по крайней мере наиболее важные ее документы, является совершенно неотложной задачей, которую мы надеемся постепенно разрешить в ряде книг, сборников, и других изданий.

Не менее важно, однако, обслуживать сегодняшний день оппозиционной борьбы, при помощи правильно поставленной информации. На страницах этих бюллетеней мы будем публиковать текущие документы оппозиционной борьбы, как и вообще информацию о жизни ВКП и советской республики.

Оппозиция представляет собой международную фракцию и только как таковая, имеет право на существование. Вот почему мы будем на этих страницах давать документы, относящиеся к борьбе большеви- ков-ленинцев не только в советской республике, но и во всем мире.

Настоящее издание находится в тесной связи с соответственными изданиями большевистской оппозиции во всех странах.